Иногда по ночам Заварзин просыпался, сидел на кровати и перелистывал страницы прожитой жизни. Но думая о прошедшем, он не корил себя и не раскаивался. Он находил оправдание всему. Предательству, подлости, жестокости. Он давно уже разделил бытие на две части. В одной жил он, а в другой все остальные. И поступки свои сверял только с собственным мироощущением.
И вернувшись сегодня домой, он не думал о сидящем в тюрьме Кузьмине, из которого завтра он будет выбивать признание о том страшном, что ожидает его бывшего друга. Ему это было совершенно безразлично. Эти две судьбы стали каплей в море крови, которую лили он и его сослуживцы. В коридоре зазвонил телефон. – Заварзин.
– Товарищ комиссар, это дежурный Лукин. К вам отправлен посыльный с секретным пакетом. – Спасибо.
Заварзин положил трубку, крутанул рычажок отбоя. Ну что за служба поганая, даже дома покоя нет. Заварзин только заварил чай, как в дверь позвонили. – Кто? – Товарищ комиссар, посыльный.
Заварзин открыл дверь и отлетел на середину прихожей, отброшенный мощным ударом.
В квартиру вошел Бахтин с наганом в руке и человек в офицерской бекеше.
– Ну что, Сибиряк, – Бахтин пнул его ногой, – вставай.
Но Заварзин не мог встать, ужас словно сковал его. Значит, Бахтин все знает.
– Вставай, вставай. – Бахтин поднял его и кинул на стул. – Что тебе надо? – прохрипел Заварзин.
– Немного. – Бахтин достал из внутреннего кармана сложенную пополам папку. – Ты мне Кузьмина, я тебе папку. – Сейчас я позвоню, поезжай и забери его.
– Слышишь, Василий Борисович, – засмеялся Бахтин, – мой однокашник меня за фраера держит. Нет, Митя, ты сейчас позвонишь, вызовешь свой мотор. Только прикажи его заправить, и бидон с газолином чтобы был про запас. Потом мы поедем с тобой в Бутырку и заберем Кузьмина. Телефонируй.
Минут через сорок в конце Остоженки появился свет фар.
– Ну вот и машина, – Бахтин отошел от окна, снял с Заварзина наручники, – шофера отпустишь, скажешь, сам поведешь. Одевайся, Митя. Через несколько минут они спустились на улицу. – Гусев, отправляйся домой, я поведу сам.
– Спасибо, товарищ комиссар, – радостно поблагодарил шофер.
Когда шофер скрылся за углом, Бахтин сел за руль.
У входа в комендатуру Бутырки машина остановилась. Мимо часового Заварзин и Бахтин прошли в комнату коменданта. Тот, увидев Заварзина, почтительно вскочил: – Здравствуйте, товарищ комиссар.
– Губанов, – медленно сказал Заварзин, – из пятой Кузьмина приведите, я его забираю. – Документик надо. – Сейчас напишу. Ведите.
Бахтин смотрел на своего бывшего друга и пытался вспомнить что-то хорошее и доброе. Пытался и не мог. Слишком много горя принес ему этот человек. Женя Кузьмин вошел в кабинет, увидел Бахтина и ни один мускул не дрогнул на его лице. – Вот расписка, – сказал Заварзин, – пошли. В машине Бахтин протянул Кузьмину наган. – Если что, Женя… – Я понял. – Куда вы меня везете? – спросил Заварзин. – К нам. В гости, Митя.
Когда они в Камергерском поднимались по лестнице. Бахтин сказал: – Собери вещи, Женя. Мы уезжаем. – Куда? – К Ирине. Кузьмин присвистнул и пошел в свою квартиру. Бахтин и Чечель ввели Заварзина в комнату.
– Садись, Митя. – Бахтин вынул из кармана пистолет Заварзина, вынув семь патронов, оставил в обойме один, передернул затвор. – На. – Он бросил пистолет на стол. – Зачем? – Заварзин вскочил. Бахтин нажал ему на плечо и усадил.
– У тебя нет выхода. Уйди из жизни приличным человеком.
Заварзин улыбнулся криво, взял пистолет, медленно-медленно начал поднимать его к голове, но внезапно выкинул руку в сторону Бахтина. Грохнул выстрел. Чечель опустил наган. – Спасибо, Василий Борисович. – Он хотел убить вас.
Бахтин посмотрел на лежащего на полу Заварзина и подумал: хорошо все же, что не его пуля достала бывшего однокашника. Потом взял агентурное дело и бросил его рядом с трупом.
Машина на предельной скорости неслась по Петроградскому шоссе. – Куда мы едем, Саша? – спросил Кузьмин. – С Рубиным потолковать. – Остановись, Саша. Зачем тебе его кровь?
– Женя, это моя игра. Вы, либералы, проморгали Россию, обрекли нас, честных людей, на муки и горе… – Саша, Рубин здесь ни при чем. – Он убил Лену. – Какую? – Глебову. – Не может быть! – сдавленно вскрикнул Кузьмин.
– Это правда, Женя, – вмешался Чечель, – ее сначала хором изнасиловали, потом убили.
Кузьмин закурил и сидел молча, пока машина не остановилась. Бахтин и Чечель вылезли.
– Ты жди нас здесь, Женя, – приказал Бахтин. Утопая в снегу, они шли вдоль заборов, почти закрытых сугробами.
– Господин Бахтин. – Из темноты показалась фигура. – Я это. – Там он. Только что спать лег. – Откуда знаешь? – Свет погасил.
– Фролов сказал, что ты любую дверь открыть можешь? – Попробуем.
Они тихо подошли к даче. Постояли, прислушиваясь. Тишина. Калитку открыли тихо, шли не по дорожке, а по снегу, чтобы не скрипеть сапогами. Человек поднялся на крыльцо, повозился с замком и открыл дверь. Они вошли на террасу. Еще одна дверь. Вот и она тихо открылась. И еще одна с тремя хитрыми замками. На этот раз подручный Фролова возился долго. Потом повернулся и прошептал: – Все. Я ухожу. – Иди.
Бахтин засветил фонарь и подумал с облегчением, что Лимон верен себе: весь коридор в прихожей покрывал толстый пушистый ковер. По нему они неслышно прошли в комнату. Бахтин посветил фонарем, нащупал лучом дверь. Там, за ней, спал человек, с которым он вел многолетний бой. В котором пока всегда выигрывал Рубин. Но теперь козырные карты были на руках у Бахтина.
– Он там, – шепнул Бахтин и уперся лучом в дверь спальни. – Давай.
Бахтин ворвался в комнату и прыгнул на кровать. Он чувствовал, как бьется, крутится под ним чужое жаркое тело. Привычно заломив руки за спину, он защелкнул наручники. – Засвети, Василий Борисович, лампу.
Под потолком вспыхнула керосиновая лампа, осветила Рубина в разорванном белье и нехорошо усмехающегося Бахтина. Он скинул пальто, подошел к Рубину и ударил его в челюсть. Лимон отлетел к стене, сбивая стулья и тумбочки. – Где архив, Гриша? Лимон молчал, сплевывая кровь. Бахтин подошел и ударил его ногой по ребрам. – О-о-ох, – застонал Рубин. – Ты меня знаешь. Я тебя долго бить буду. – Твоя взяла, сука. В шкафу.
Бахтин подошел к шкафу, вделанному в стену. Выкинул костюмы и белье и увидел деревянную стенку. Нажал на нее и отодвинул.
На столе в гостиной лежали папки, стояли красивые вещи, которые с любовью сделал великий ювелир Фаберже. Наверное, их трогала Лена. Брала в руки и разглядывала внимательно и долго. На полу стоял саквояж. Бахтин открыл замок. Внутри лежали пачки долларов, франков, фунтов стерлингов. Избитый Рубин сидел на диване, и его трясла мелкая противная дрожь.
– Ну вот видишь, Лимон, я обещал, что доберусь до тебя.
– Зачем это тебе, Бахтин, у меня в Париже и Стокгольме много денег. Я озолочу тебя. Помогу свалить из России.
– Ты знаешь, друг Гриша, может, месяц назад я бы и послушал тебя. Но Семен из банды вашей шепнул, что ты первый изнасиловал жену Кручинина. Насиловал и приговаривал, что это ты меня имеешь. А потом бандюгам ее отдал. Да не трясись ты. Будь мужчиной. Ты тихо умрешь, без мук. Бахтин выстрелил. Рубин дернулся и затих. – Точно в сердце, – одобрительно крикнул Чечель. Бахтин подошел к телефону:
– Барышня, 26-665. Мартынов… Это Бахтин. Федор Яковлевич, приезжайте в Петровский парк, дача шесть. Здесь и архив, и ценности Кручининых. Бахтин повесил трубку. В машине Кузьмин спросил Бахтина: – Саша, может быть, ты скажешь, куда мы едем? Бахтин закурил, помолчал, повернулся к Кузьмину:
– Наш план таков: постараемся доехать до Клина, благо Василий Борисович нашел у Рубина в гараже еще один бидон газолина. Там сядем на любой поезд до Петербурга. – А почему не здесь?
– Боюсь, что нас могут искать. Поэтому не хочу рисковать. В Петербурге есть человек, который за деньги переправит нас за границу.
– Ну что ж, – вмешался в разговор Чечель, – план хорош, едем.
На выезде из Москвы Бахтин затормозил и вылез из машины. – Ты чего, Саша? – крикнул Кузьмин. – Подожди, Женя, я сейчас.
Бахтин смотрел в темноту. Туда, где остался город, к которому на всю жизнь он прикипел сердцем. Снежная поземка била в лицо морозной крупой, а он все смотрел в черную бесконечность, и память услужливо подсказывала ему любимые улицы, переулки, бульвары. Он прощался с Москвой. Уезжал в неизвестность, еще не зная, доберется до места или нет. Ну что ж, он выполнил все, о чем лихорадочно думал страшными тюремными ночами.
Кажется, Дантон сказал, что нельзя унести родину на подошвах сапог. На подошвах нельзя, а в сердце можно. Где бы он ни оказался, его город будет всегда с ним.
Поземка била по лицу, глаза стали влажными. И Бахтин никак не мог понять, откуда взялись слезы, от снега или печали.
До Клина они добрались к трем часам следующего дня. Горючего хватило как раз до вокзала. Напредстанционной площади бушевал базар. По нынешним тяжелым временам волокли люди сюда все, что когда-то украшало их скромные жилища. Часы с боем, граммофоны, фарфоровые сервизы, картины, одежду. Ходили мимо продавцов мужики и бабы из соседних сел, выменивали на сало, картошку, муку, скатерти и гобелены, теплые чиновничьи шинели и бархатные женские шубы. Нужда и горе правили здесь бал. Не от хорошей жизни пришли сюда люди. Бахтин со спутниками протолкались через толпу и прошли в здание вокзала. Обходя людей, лежащих вповалку на полу, они подошли к дверям с надписью: «Военный комендант». В комнате, синей от махорочного дыма, сидел чудовищно уставший человек и орал в телефонную трубку. – Нет!.. Нет!.. Запрещаю! Комендант положил трубку и спросил недовольно: – Ну чего вам?
Видимо, барский вид Бахтина не внушал ему доверия. – Мы из ЧК. – Бахтин протянул мандат. Комендант прочел его и вскочил, поправляя пояс. – Чем могу помочь, товарищи? – Нам в Питер нужно.
– Ну что ж. На третьем пути стоит товарняк, он скоро должен отойти. Пошли устрою.
Они шагали по обледенелым шпалам, лезли под вагонами и наконец добрались до товарного состава. Комендант повел их к пыхтящему паровозу. – Климыч! – крикнул он. Из будки высунулся машинист. – Чего, Андреич? – Спустись. Машинист спустился, вытер ветошью руки.
– Климыч, возьми товарищей чекистов до Питера.
– Чего не взять, если сам комендант просит, – улыбнулся машинист в прокуренные усы. – У меня два вагона с сеном. Даже хорошо, что вооруженные люди поедут. А то на полустанках мужики шалят. Только, товарищи чекисты, чур, не курить.
Когда поезд тронулся, Чечель подтянул к себе мешок: – Закусим.
Он вытащил полбуханки хлеба и две банки консервов.
Бахтин случайно заглянул в мешок и увидел пачки денег. – Это что, Василий Борисович? – Те самые франки. – Так ведь расписка. – Слышали такое слово «конспирация»? – И вы ни копейки не истратили?
– Так они же казенные, – искренне удивился полковник. – И что вы с ними будете делать?
– Поеду в Стокгольм. Там, говорят, мой начальник генерал Батюшев, сдам ему.
Дверь им открыл капитан Немировский. Был он в кителе с каким-то замысловатым морским значком на груди.
– Не надо пароля. Я вас сразу признал, господин Бахтин. Меня Дранков предупредил, что вы приедете. Дядюшка мой очень о вас тепло вспоминал. – Как его здоровье?
– Прекрасно. Он в Париже. У него ювелирное дело. Проходите, отдыхайте, сейчас соображу вам поесть.
Когда они вошли, разделись, Немировский пригласил Бахтина в другую комнату. – Понимаете, господин Бахтин…
– Понимаю, – Бахтин расстегнул саквояж, достал пачку долларов, – хватит? – Более чем. – Тогда тронемся? – Документы у вас надежные? – Более чем, – в тон ему ответил Бахтин.
Они вымылись, побрились, поели и привели в порядок платье. Немировский ушел. А они легли спать. Когда стемнело, капитан сказал: – Пора.
Во дворе стоял военный зеленый мотор. Немировский сел за руль, а Бахтин с силой крутанул ручку стартера. Двигатель молчал. Он крутанул еще. Машина чихнула и заработала басовито и гулко. Улицы Питера были перегорожены баррикадами, по темным мостовым шли вооруженные отряды, скакали всадники, ползли броневики.
– Белые наступают, – пояснил Немировский.
Но людям в машине это было безразлично. Белые, красные. Это была не их война. Трижды мотор останавливали и проверяли документы. Но мандат с подписью самого Дзержинского производил магическое действие. Миновав заставу, Немировский остановил машину и дважды мигнул фарами. К машине подошел человек в армяке. – Привезли? -Да.
Дальше они ехали в розвальнях. По каким-то проселкам, рощам, даже по льду озера. Когда езда эта стала уже нестерпимой, возница сказал: – Тихо теперь. Граница.
Он вылез из саней и трижды мигнул потайным фонарем. На той стороне в темноте трижды вспыхнул и погас свет. – Если что… – тихо сказал Бахтин.
– Если что, у меня две гранаты «мильс» и у нас три ствола, – ответил Чечель, – пробьемся. Заскрипел снег, и к вознице подошел человек. – Это они, Уно.
– Пошли, госпота, – с чухонским акцентом сказал человек. Они шли, утопая в снегу, глуша шаги.
– Теперь госпота, можно итти смело. Вы в своботной Финляндии.
Они вышли на поляну и увидели ладные санки и сытого ухоженного коня. – За тенги, госпота, я могу товезти вас то станции.
– Нам надо на Черную речку, к седьмой даче. – Бахтин протянул вознице десять долларов.
– Спасибо. За такие теньги я могу отвезти вас, кута угодно.
Жеребец лихо взял с места, и побежали санки. Сначала по лесу, потом по дороге. Над лесом, со стороны залива, пришел рассвет. И в свете его можно было различить аккуратные домики дач, заборы, разметенную дорогу.
– Приехали. Вот ваша тача. – Возница натянул вожжи. – Прощайте, госпота.
Они стояли перед красивым двухэтажным домом. Клубился над трубой дымок. Ветер раскачивал кованый чугунный фонарь над дверью. На его стекле был нарисован улыбающийся гном. Он словно говорил: «Здравствуйте, добрые люди. У вас была тяжелая дорога. Идите в дом, вы заслужили покой и отдых».
Этот роман я писал долго, потому как возвращение к истории, оживление давних криминальных реалий – дело очень и очень сложное.
В основе книги лежат подлинные факты. Сегодня мы спорим о том, когда в нашей стране появилась организованная преступность. По этому вопросу высказываются различные точки зрения. Изучая исторические материалы, я могу смело сказать, что эта форма противоправной деятельности складывалась в России со дня отмены крепостного права.
Что касается моих героев, то они жили в то время, правда, носили другие фамилии. Бандитам я оставил подлинные имена и клички. Только вот где-то я покривил против исторической истины. Сабана, например, застрелили не в Москве, а в городе Лебедяное, где он вырезал семью своей сестры и был расстрелян на месте по требованию жителей города. Рубин бежал в Париж. Его убили при обстоятельствах странных и таинственных.
Я очень благодарен за помощь в сборе материала для книги генералу милиции, профессору Игорю Ивановичу Карпецу, ныне покойному.
Роман закончен, теперь о нем будете судить вы, дорогие читатели. Хотелось бы, чтобы он вам пришелся по душе.