Олег Александрович Якубов
Михайлов или Михась?
* * *
Мы довольно долго ехали куда-то через заснеженную морозную Москву, потом оказались в уютном ресторанчике, где, как я вскоре понял, отмечали день рождения старшей дочери Сергея – Александры. Поначалу родные не хотели справлять день рождения, но кто-то настоял: а вдруг Сергей именно сегодня вернется, вот будет ему сюрприз. И сюрприз получился на славу. Было много тостов, веселья и всего того, что должно быть, когда после долгой разлуки встречаются родные, любящие друг друга люди, твердо верящие, что, несмотря на все невзгоды, они будут вместе.
Впрочем, из того вечера, калейдоскопа незнакомых лиц, шума и веселья я уже мало что помню. Запомнился лишь вот какой эпизод. Когда уже садился в машину, чтобы ехать в гостиницу, ко мне подошел московский адвокат Михайлова Сергей Пограмков – мы к тому времени уже были знакомы. Пограмков сказал, что, по словам Михайлова, у меня-де хранятся какие-то очень важные документы и будет лучше, если я передам их ему, адвокату. На что я, как мне казалось, резонно возразил: «Сергей просил, чтобы эти бумаги на-ходились у меня, отдам их только ему лично», – и, захлопнув дверцу машины, откинулся на мягкую спинку сиденья, мгновенно провалившись в сон. Журналист устал.
Глава вторая
СНОВА – ДОМА
Через пару дней после возвращения в Москву Сергей собрал дома друзей, пригласил и меня. Ночью мне нужно было улетать, но решил, что на эту встречу пойду непременно, хоть на пару часов. Признаюсь, мне не терпелось увидеть тех пресловутых солнцевских, о злостной силе которых я за эти годы так много читал в газетах самых разных стран мира. Познакомившись сначала с Виктором Авериным и Арнольдом Спиваковским, увидев и услышав на многочисленных судебных заседаниях самого Сергея Михайлова, я уже отчетливо понимал, что «Солнцевская» ОПГ – это искусно созданный миф, которым очень удобно манипулировать спецслужбам самых разных стран мира, включая и саму Россию, где, собственно, этот миф родился и постоянно пополнялся самыми невероятными страшилками.
Два с лишним годом публикуя статьи, репортажи, интервью о женевском деле Сергея Михайлова, имея неограниченный доступ ко всем материалам, которым располагали адвокаты (на самом деле такое право предоставлялось любому журналисту, будь на то его желание, хотя желающих-то и не оказалось), я, как никто другой, понимал, что никакого дела нет. Собственно, в конце следствия, когда уже материалы готовились к передаче в суд, высокопоставленные представители швейцарской юстиции и не скрывали даже, что они готовят показательный процесс – в первую очередь политический, нежели уголовный. Вслух не озвучивалось, но по намекам и недомолвкам, которые были красноречивее любых слов, становилось ясно, что приговор Михайлову должен стать грозным предупреждениям всем русским бизнесменам, у которых возникнет не только желание, но и сама мысль о своем «вторжении» на Запад, ведении здесь бизнеса. Отсутствие каких-либо доказательств вины Михайлова его сатрапов нимало не смущало. И два года понадобились им отнюдь не для сбора доказательств. Это время было необходимо, чтобы создать образ «крестного отца русской мафии», создать так, чтобы никто даже не помыслил усомниться в том, что перед ними злодей новой формации. Русский, что весьма важно, злодей. И, надо сказать, в этом они преуспели. Редко какое издание или телевизионный канал устояли от соблазна помусолить этот лакомый кусочек. Если где-то шла речь о незаконной торговле оружием, тут же находились «мудрые» аналитики, усматривающие в этом след Михайлова. Наркотики, проституция, отмывание денег, рэкет – ну как тут без Михайлова?! Странно, что его еще в скрытом каннибализме не обвиняли. Но, увлекшись огульными, ничем и никем не подтвержденными обвинениями, швейцарская юстиция забыла о той судебной демократической системе, которая была создана в их же стране. Присяжные желали видеть доказательства, им, видите ли, документы подавай. А не обнаружив таковых, без тени сомнений все шестеро присяжных единогласно вынесли оправдательный вердикт, заявив во всеуслышание, что сказки, дескать, хороши, когда в уютном домике потрескивают дрова в камине, а суду нужны документально оформленные доказательства, а также надлежаще подкрепленные и зафиксированные свидетельские показания.
Однако верить в невиновность конкретного человека – это одно, а в непричастность ко всему услышанному целой группы людей – совсем иное. Одним словом, кое в чем я сомневался, полагая, что некая «Солнцевская» группировка, пусть и не в таком устрашающем виде, как ее обрисовали мои многочисленные коллеги в разных уголках света, все же существует. И вот теперь мне не терпелось увидеть этих людей. Стол был обильным, людей собралось много. Описывать яства не берусь – Дюма-отец, непревзойденный в этом жанре специалист, раз и навсегда отбил у всех иных писателей охоту к этому занятию. Да и интересовали меня в первую очередь люди. Я пожимал чьи-то руки, называл свое имя, выслушивая и тут же забывая их имена, – в этом калейдоскопе приветствий запомнить кого-то конкретно было просто немыслимо. Мне было любопытно все – как они одеты, как общаются друг с другом, особенности их речи, как едят, пьют. Говорили обычное, матерились в меру – рассказывая анекдот «с перчиком». На блатном жаргоне не изъяснялись вовсе. Особо пьяных я тоже не приметил, хотя рюмки поднимали регулярно, за произнесенные тосты их опустошая либо ополовинивая, – одним словом, обычная мужская компания. Только одно я понял из разговоров – здесь дей-ствительно собрались солнцевские. То есть те, кто родился либо долго жил в Солнцевском районе Москвы и не видел ни малейшей причины скрывать место своего обитания, как не приходит и мысли в голову скрывать свою географическую принадлежность киевлянам или питерцам, москвичам с Плющихи либо с Тверской. Одним словом, никакой банды, или, как предпочитали обозначать этих людей в СМИ, «организованной преступной группировки», я не обнаружил, с чем и убыл ночью в Бангкок освещать ход про-ходящих там Азиатских спортивных игр.
…Много времени спустя, отвечая на вопрос одного пытливого журналиста, была ли на самом деле «Солнцевская» группировка или же это все выдумки, Сергей Михайлов ответил так:
– Смотря что понимать под словом «группировка». У нас так любят манипулировать словами, что частенько забывают про их истинный смысл. Да, действительно, была группа людей, собравшихся для совместного ведения бизнеса. Собственно, в те, еще советские времена, слово «бизнес» не в ходу было. Начиналось кооперативное движение, и мы создали свой первый кооператив. С кем прикажете начинать новое дело, как не с людьми, хорошо тебе знакомыми, с кем учился в школе, жил на соседних улицах, в ком уверен, что тебя не предадут и не продадут. Мы никогда не посягали на чужое, но всегда могли постоять за свое. Дерзкими нас стали называть именно потому, что мы сумели отстоять свой бизнес. У нас хватало и сил, и решимости ни с кем не делиться, никому не уступать. Мы выпадали из общепринятой схемы того времени, а это вызвало недовольство, пересуды и вымыслы самые невероятные.
– А у вас был свой собственный кодекс либо устав? – поинтересовался все тот же журналист.
– Существует мнение, опять-таки искаженное, что наша группа состояла вся сплошь из бывших спортсменов. Действительно, многие из нас занимались спортом. И у нас было много друзей, с которыми мы вместе тренировались, ездили на сборы, соревнования. Но к тому времени, о котором идет речь, бывшие спортсмены закончили вузы, стали экономистами, инженерами, приобрели опыт управленческой и организационной работы. Знаете, я никогда не различал людей, допустим, по национальному признаку. Для меня лично существует только две национальности – порядочный человек и непорядочный человек. Так и в деловом подходе – для меня в первую очередь имеют значение деловые качества партнеров и степень их порядочности. Что же касается какого-либо кодекса или устава, то нам они были не нужны. Большинство из тех, с кем я работал и работаю по сей день – люди верующие. А для верующего человека существует только один устав – это Заповеди, которые дал Всевышний Моисею, а тот передал их людям. Никакого другого устава, кроме Заповедей, нам не надо.
* * *
В Москву я вернулся через несколько месяцев. Работа над книгой о женевском процессе Михайлова была в полном разгаре, но я понимал, что вдали от героя завершить эту работу мне не удастся. Я знал материал поверхностно, более, скажем, созерцательно, мне явно не хватало взгляда на события изнутри, о чем я Сергею напрямик в телефонном разговоре и сказал. Сергей с моими доводами согласился тотчас, и уже вечером следующего дня меня встречали в Москве. Полагая, что жить буду в гостинице, я был, не скрою, приятно удивлен, когда получил приглашение остановиться у него дома. Мои эмоции были вызваны не личными амбициями, хотя и их я не лишен, чего уж лукавить. И все же больше всего радовала возможность ежедневно находиться рядом с тем, о ком пишу. Такая удача редко выпадает писателю. Надеюсь, хоть этот вывод профес-сионалы пера оспаривать не станут.
…В крохотный свой офис, расположенный в Центральном доме туриста, Михайлов ездил ежедневно. За два года, что он провел в швейцарской тюрьме, все его проекты и бизнес-наработки безнадежно утратили свою актуальность. Нужно было искать новые проекты, сориентироваться в современной экономике России, ее тенденциях, особенностях и изменениях, происшедших за это стремительно мчавшееся время. Он встречался с экономистами, производственниками, без устали выслушивал любые, даже самые фантастические на первый взгляд предложения. Друзья порой сетовали:
«Серега, ну что ты целый час слушал бредни этого фантазера. Его уже через пять минут вежливо спровадить надо было». Он отвечал вроде бы уклончиво и лаконично, но по сути – очень точно: «Хочу разобраться».
Как-то вместе выехали мы из дому.
– Обрати внимание, – сказал Михайлов, – сзади джип серый катит. Машина одна и та же. Каждый день. Сопровождают меня неустанно, даже не скрывают, что следят за мной.
– Но кто это и зачем они за тобой следят с такой назойливостью?
– Ну, кто это, я могу только догадываться. А зачем следят – очевидно. Дают мне понять, что каждый мой шаг у них под контролем. Ну да мне все равно. Хотят следить, пусть следят. Я даже пару раз, когда из дому выезжал, раскланивался с ними. Но они не отвечают. Может, инструкции не позволяют или просто невежливые такие.
К слову сказать, наблюдение за Михайловым, по крайней мере столь явное, сняли лишь спустя несколько месяцев. Видно, убедились в полной бесперспективности наблюдения за «объектом», а может, бюджет спецслужб трещать по швам стал, дело-то недешевое – круглосуточное наблюдение за человеком, который за день чуть не по двести километров накатывает.
А Сергей словно заново узнавал свою любимую Москву. Старался не пропускать театральных премьер, с удовольствием ходил на концерты, игры КВН, выставки. Его высокую статную фигуру узнавали повсюду. За спиной то и дело слышался шепот: тот самый, Михась, ну солнцевский, который суд в Женеве выиграл… Знакомые и даже малознакомые люди зачастую спешили подойти поздороваться. Многие уверяли, что не верили в его виновность, а напротив, верили в торжество справедливости. Правда, частенько говорили об этом почему-то шепотом, беспрестанно озираясь и оглядываясь, будто совершали что-то чрезвычайно опасное и рискованное.
Как-то в одном модном ресторане навстречу Михайлову поспешил известный певец и композитор. Плача и слез не пряча и утирая, стал говорить, как не спал ночами, молясь за скорейшее и благополучное возвращение дорогого друга Сережи. Его тогда еще жена, тоже известная певица, навек сохранившая свой украинский «ховор», из-за стола, правда, не поднялась, но головой согласно кивала: да, дескать, ночей не спали и глаза все выплакали. На столе у них стояла почти уже опорожненная бутылка водки, и когда певецкомпозитор к столу возвращался, то в кресло свое вписался далеко не с первого раза. Отойдя чуть поодаль, Сергей спросил у одного из близких друзей, кивнув в сторону композитора: «Позвонил хоть раз?» – и тот, отрицательно качнув головой, скупо ответил: «Ни разу».
Время его было спресованно до невероятной плотности, но все же он старался как можно больше бывать с семьей. То отправлялись все вместе на птичий рынок, то на выставку меда, то долгими зимними вечерами вместе гуляли по старому Арбату, и прогулки эти затягивались до глубокой ночи. Завтракать Сергей предпочитал с отцом. Стол был не по-утреннему уставлен всевозможными яствами, но сын словно спешил напоследок побаловать отца – увы, ничего утешающего или обнадеживающего врачи о ходе его онкологического заболевания не говорили.
Анатолий Павлович просыпался ранехонько. Курил в одиночку одну сигарету за другой, выжидая время, потом звонил мне по переговорному устройству и ворчал: «Писатель, ну хватит тебе прохлаждаться, давай чайку попьем». Я очень ценил утренние часы работы, но разговоры с Анатолием Павловичем, Палычем, как его называли все вокруг, были для меня еще важнее. Те пару часов, пока на кухню выходил свежий и бодрый после утреннего душа Сергей, Палыч рассказывал мне о своей молодости, о службе в армии и, конечно же, о сыне. Характера Палыч был твердого и властного, внешне несколько грубоват. Помню, поначалу Сергей даже опасения осторожные высказывал по тому поводу, найдем ли мы с его отцом общий язык. А потом всякий раз удивлялся, застав нас за мирной и покойной, обстоятельной утренней беседой. Ласкательных да уменьшительных имен не признавал, сына называл чаще всего Серегой либо Сережкой, но такая лю-бовь и гордость сквозили в его взгляде, что не утаить их было даже за внешней суровостью этого человека, прожившего такую нелегкую жизнь. Да и болезнь свою переносил он мужественно, порой боль терпел до тех пор, когда уже без врачей обойтись было просто невозможно.
Людмила, жена Сергея, хотя у нее и были по дому помощницы, свекру предпочитала сама и блинов испечь да на стол подать и чайку горяченького собственноручно освежить. Завтраки иногда затягивались на несколько часов, и лишь после этого возвращался я к работе над книгой, ничуть не жалея о потраченном времени.
Иногда навещали меня две очаровательные посетительницы. Первый раз они появились через несколько дней, как поселился я в доме Михайловых. Скрипнула дверь, я на скрип оглянулся и увидел в дверном проеме четыре блестящих глазика. Затем на пороге возникли две сестрички в умиляюще уютных коротких домашних валеночках. Я уже знал, что старшую зовут Шурочка, младшую Верочка. Они немножко посопели на пороге, потом Верочка спросила решительно:
– Вы писатель?
– Писатель.
– Книгу пишете, – не спросила, а утвердилась она в собственном мнении.
– А можно нам посмотреть, как писатели книгу пишут? —
спросила Шурочка.
Честно говоря, я растерялся, не зная, что и ответить.
– Ну, конечно, смотрите, если вам интересно. Вот садитесь сюда и смотрите.
В этот момент в комнату вошел Сергей.
– Вы что тут мешаете? – притворно строго спросил он дочерей.
– Мы не мешаем, – чуть ли не хором обидчиво возразили сестрички. – Мы смотрим, как писатели книгу пишут.
С того дня их посещения стали регулярными, и мы сдружились. Сейчас, когда я смотрю на двух светских молодых изысканных дам, окруженных собственными детьми, я невольно вспоминаю всякий раз тот вечер, когда они пришли выяснить, как писатели книгу пишут.
…В тот день, когда издательство «Вече» прислало мне первые пять сигнальных экземпляров книги, вышедшей с анонсом «Тайны женевского процесса», у Сергея брали интервью представители самых крупных и популярных изданий Швейцарии. Зарубежные гости задавали ему множество самых разнообразных вопросов, фотографировали дома и на Красной площади. Один из репортеров с достаточно явным упреком заметил:
– Послушайте, господин Михайлов, вам не стыдно плохо отзываться о Швейцарии? Вас же там оправдали. Да к тому же выдали невиданную компенсацию – в полмиллиона долларов. Ведь вам же наверняка известно, что после прецедента с вами в швейцарское законодательство внесли изменения и теперь ни один иностранец не может рассчитывать на компенсацию, подобную вашей.
На что Сергей Анатольевич ответил:
– Я же не страну и ее народ ругаю, а власть предержащую, в частности, юриспруденцию, по вине которой меня неправовым образом столько времени в тюрьме держали. Счета заморозили, поломали блестящие контракты. Да что там счета и контракты! Два года жизни украли! А чтобы вы не сомневались, какие ко мне в Швейцарии применялись методы, я вам два документа покажу.
И Михайлов продемонстрировал им подлинники пресловутых бумаг: уведомление о его предполагаемом убийстве и требование Карлы дель Понта о немедленной высылке из Швейцарии в ту страну, где Михайлову, судя по донесению, грозила смертельная опасность.
Получив из издательства сигнальные экземпляры и узнав, где сейчас находится Михайлов, я поехал на Красную площадь. Гости уже прощались с ним, собираясь ехать в аэропорт. Сергей внимательно осмотрел книгу и велел отдать швейцарцам все пять экземпляров – гостей как раз было пятеро.
– Обойдутся хотя бы четырьмя, – сварливо возразил я. – Первый экземпляр должен принадлежать тебе.
– Да отдай все, нам же еще пришлют.
– Не отдам, первый экземпляр по праву твой. Даже не мой, как автора, а именно твой, – продолжал я упрямиться.
Видно, что-то такое почувствовал он в моих интонациях, но махнул рукой, дескать, поступай, как знаешь. Уже вскоре мы узнали, что швейцарские журналисты в полном смысле слова разодрали на главы полученные ими четыре экземпляра книги и перевели ее на родной язык чуть ли не за неделю. Ни единого возражения из Швейцарской Конфедерации не последовало.
Глава третья
ОДЕЯЛО ЛЖИ ИЗ ЛОСКУТОВ ПРАВДЫ
А чужого-лишнего На меня навешано, Слава нехорошая Бродит по пятам…
М. Танич
В свое время основанием для задержания Сергея Михайлова в Женеве послужила статья, опубликованная в бельгийской газете «Ле суар». Казалось бы, какое отношение рядовая бельгийская «вечерка» имеет к швейцарскому правосудию? Но, надо полагать, дело тут вовсе не в географии. Если бы подобная публикация появилась в каком-либо издании, допустим, Катманду или на Огненной Земле, то и этого было бы достаточно, чтобы инспирировать «дело», шитое белыми нитками. После вынесения оправдательного вердикта адвокаты Михайлова подали иск против бельгийского издания и спустя всего-навсего… десять (!) лет «Ле суар» вынуждена была признать, что опубликованные о Михайлове данные оказались непроверенными и, мягко говоря, недостоверными. Юристы газеты ссылались в основном на то, что использовали преимущественно те «факты», которые почерпнули из российской прессы, не удосужившись найти им хоть какое-нибудь подтверждение и не отправив в правоохранительные органы ни единого запроса. Газета выплатила Михайлову компенсацию, на своих страницах вынуждена была опубликовать опровержение, правда, набранное самым мелким шрифтом и втиснутое в неприметное место. Сдается мне, что «Ле суар» совершенно напрасно проявила столь завидные строптивость и упорство, достойные лучшего применения. На мой взгляд, кроме благодарности к Михайлову, бельгийские журналисты ничего испытывать и не должны были. Ну, судите сами, кто знал в мире о существовании скромной «вечерки», издающейся в Брюсселе? А за те два с лишним года, что шло следствие, «Ле суар» не цитировал только ленивый. На нее ссылались коллегижурналисты в разных странах мира, ее беспрестанно цитировали обвинители. Даже в суде прокурор патетически восклицал: «В “Ле суар” сказано!..» Ну надо же, какой всемирно авторитетный источник вдруг объявился в деле борьбы с международным криминалом. Одним словом, рекламу «Ле суар» Сергей Михайлов сделал поистине неоценимую.
Собственно, не только «Ле суар», но и все западные издания в те годы да и по сей день пользуются исключительно теми данными о криминальной и псевдокриминальной обстановке в России, которыми их щедро и охотно снабжают сами же российские журналисты. Во время женевского процесса были исписаны тонны бумаги, затрачены гигантские средства на проведение всевозможных экспертиз по совершенно ничтожному поводу: свидетельствует ли о криминальной принадлежности людей сделанная ими на церковном колоколе надпись «От солнцевской братвы»? В 1997 году московский журналист Лариса Кислинская в газете «Совершенно секретно» опубликовала статью «Депутат мафии» о неблаговидных, скажем так, действиях депутата Московской городской думы Анатолия Станкова. В публикации есть фраза, что Станков сфотографировался вместе с батюшкой из деревни Федосьино, «которой, – цитирую Кислинскую, – был подарен колокол с надписью “От солнцевской братвы”. В итоге было установлено, что на колоколе нет слова
«братвы», а есть слово «братии». Кстати сказать, старинное доброе русское слово, означающее не что иное, как братство по вере, но, Боже ж ты мой, как многозначительны были женевские прокуроры, пытаясь придать благому делу криминальный характер. К слову сказать, на присяжных в суде этот эпизод не произвел ни малейшего впечатления. И не только потому, что они в переводе на французский не уловили никаких криминальных нюансов. Присяжные просто не поняли, почему жители одного из московских районов не могли на собственные деньги отлить колокол для церкви, куда сами же и ходят молиться.
…Из воспоминаний собственной юности. Одного моего приятеля в чем-то, уж не припомню, в чем именно, обвиняли, не столько перевирая произнесенные им слова, сколько интонациями искажая суть им сказанного. Он, выслушав оппонентов, с обидой произнес:
«Если с такими интонациями читать Карла Маркса, то его бы следовало судить за антикоммунистическую пропаганду». Вот уж поистине – велик и могуч русский язык.
Бывший министр юстиции Валентин Ковалев в баньке попарился, где и был заснят на видеопленку, если это не монтаж, чего, кстати, доказать так и не смогли. Та же Кислинская пишет: «Съемки велись в сауне ночного клуба, известного как одно из любимых мест встреч ребят из Солнцева, чей лидер Сергей Михайлов (он же Михась) сейчас томится в швейцарских “застенках”». Вот так вот, и никак иначе. Интересно, а если бы в той сауне ненароком побывали, допустим, японские туристы, то «золотое перо России» Лариса Кислинская обвинила бы экс-министра Ковалева в принадлежности к «Якудзе»?..
Именно с подачи журналистов детское, еще со школьных лет, невинное производное фамилии Сергея превратилось со временем в криминальную кличку. Не мешало бы, правда, собратьям по перу пройти правовой ликбез (уж извините за менторство). И тогда бы они узнали, что криминальной может считаться только та кличка, по которой обращаются к своему сообщнику участники общего преступления, чей злой умысел доказан в суде, а приговор по данному делу вступил в законную силу. И никак иначе.
Как-то Сергей в сердцах заметил:
– Идет обычная телепередача, ведущая Татьяна Миткова спокойненько так, упоминая меня, говорит «Михась». С какой, спрашивается, стати? Мы же с ней никогда даже знакомы не были. Откуда такая фамильярность? Представляешь, какой бы поднялся шум, если бы я ее каким-нибудь детским прозвищем назвал просто в частном разговоре, а тут на всю страну и без всякого смущения, с полным осознанием собственной правоты.
* * *
Когда женевский процесс был завершен, более всего его результат разочаровал российских журналистов. Ну как же так! Они столько лет создавали кровожадный образ «крестного отца русской мафии», а все их старания оказались пустыми. Какие-то там школьный учитель, автослесарь, домохозяйка и прочие представители среднего социального сословия, составляющие жюри присяжных суда кантона Женева, проигнорировали мнение российских журналистов и не признали в Михайлове криминального лидера, а напротив – признали его полностью не виновным. Да и швейцарское го-сударство тоже хорошо – выплатило компенсацию в полмиллиона баксов человеку, о котором русские газеты за много лет ни единого доброго слова не сказали. Позволю себе авторское бахвальство и процитирую несколько строк, завершающих книгу о женевском процессе:
«Сергей Михайлов живет в Москве, занимается бизнесом. Журналисты пообещали ему на страницах своих газет, что будут за ним тщательно следить. Поражений прощать никто не любит».
Прошло пятнадцать лет. Свое слово пресса сдержала да и до сих пор держит. Правда, эта слежка носит весьма специфический характер. Речь вовсе не идет о глубоких журналистских расследованиях по одной простой причине – расследовать-то нечего. А если сенсации нет, то ее нужно создать. Кстати сказать, не такое уж сложное для профессионала занятие. Было бы ключевое слово, в данном случае фамилия, а сенсацию состряпать несложно. При этом нужно иметь только моток белых ниток. Моток должен быть потолще, а вот сами нитки желательно, чтобы были потоньше, дабы не так заметно выделялись на темном фоне клеветы. В свое время старая русская интеллигенция, чуравшаяся острых выражений и боявшаяся резким словом обидеть ближнего, называла клевету одеялом лжи из лоскутов правды. И даже те, кому сие выражение нынче неведомо, с успехом применяют эту формулу.
К примеру, разоблачает один известный криминальный репортер сделку «Газпрома» с американской компанией «Итера». Переполненный праведной болью за утраченные государством бюджетные средства, негодует, гневается искренне, что «Итера»
«является офшорной компанией и, естественно, не осуществляет никаких налоговых платежей, несмотря на использование российской сети газопроводов». А стоят за всей этой хитроумной и явно противозаконной комбинацией, по мнению репортера, конечно же, «Солнцевская» ОПГ и ее лидер Сергей Михайлов. Ну просто не могу сдержаться, чтобы анекдот в связи с этим не рассказать.
Грузин стоит под окнами роддома и зовет жену:
– Софико, Софико!
В окно выглядывает женщина.
– Родила?
Расплывшись в улыбке, женщина кивает.
– Малчик?
Женщина отрицательно качает головой. В возмущении и непонимании происходящего грузин гневно восклицает:
– А кто?!
И действительно, ну кто еще может быть виновен в том, что Газпром, допустим даже, что это правда, умыкнул кровные российские денежки, если не Михайлов и подвластные ему пресловутые солнцевские?
В пресс-службе Сергея Михайлова тщательно следят за всеми публикациями, так или иначе связанными с его именем. Недавно на одном из интернет-сайтов появилась несуразно огромная по объему статья, вернее даже, подборка из десятка примерно статей, посвященная, если верить заголовку, депутату Государственной думы РФ Алексею Митрофанову. Сначала в пресс-службе недоумевали, в какой связи компьютерная система поиска выдала эту публикацию. И здесь не обошлось без солнцевских и Михайлова. Собственно, о самом Митрофанове всего ничего, зато одеяло лжи размеров вышло необыкновенных, кроили, видно, с таким расчетом, чтобы всех жителей Солнцевского района можно было накрыть разом.
В частности, журналисты сайта утверждают, что именно Сергей Михайлов стал причиной того, что в 1995 году между министерствами внутренних дел Австрии и России была достигнута договоренность об интенсивном обмене информации о «новых русских», переезжающих в Австрию на постоянное место жительства. Далее в публикации сказано, что «особенно полюбила Австрию самая крупная в Москве и области “Солнцевская” группировка, лидером которой является Сергей Михайлов (Михась). В центре Вены солнцев-ская братва приобрела несколько роскошных особняков и открыла в одном из них свою резиденцию. Кроме того, они открыли в Австрии коммерческие структуры, которые используют для отмывания похищенных на родине денег».
А теперь расслою-ка я это типичное одеяло лжи на составляющие лоскуты правды. В середине девяностых Сергей Михайлов действительно некоторое время жил в Вене – это правда. Но никаких особняков у него не было – это ложь. Он арендовал съемную квартиру. Зная его неподдельные гостеприимность и радушие, с уверенностью можно сказать, что у него бывали гости, это правда. А вот то, что в его съемной квартире была резиденция некой преступной организации, уже клевета. У Михайлов была своя коммерческая фирма, зарегистрированная в Австрии в полном соответствии с законами этой страны, сие правда. А вот то, что фирма занималась отмыванием денег, «украденных на родине», – опять-таки клевета, причем опровергнутая в процессе все того же женевского суда.
А теперь напомню едва не ставшую трагической историю похищения австрийского бизнесмена Антона Кандова. Его похитили во время московской деловой поездки, увезли в Чечню и потребовали многомиллионный выкуп. Сергей довольно хорошо знал семью Антона, отца, старшего брата, решил помочь людям, чье горе было неизмеримым. Обратился за помощью к своим чеченским друзьям-спортсменам, с которыми знаком был много лет. Просла-вившие свою землю чемпионскими титулами и золотыми медалями самых престижных турниров мира, у себя на родине известные и уважаемые, эти люди освободили из плена австрийского гражданина, вернули его на родину. Кстати, за это никому не было уплачено ни единого российского рубля, ни американского доллара или ав-стрийского шиллинга. Так что имя Сергея Михайлова в середине девяностых действительно хорошо было известно правительству Австрии, которое выразило ему официальную признательность, – вот это истинная правда.
Сергей частенько любит повторять поговорку: «Добрая слава на печке лежит, а дурная слава по дорожке бежит». Тем и хороши народные поговорки, что истина их шлифуется веками. До правды-то докапываться надо. А это труд, порой нелегкий и чаще всего – неблагодарный. Для того же, чтобы оболгать человека, достаточно самой малой доли злого воображения, а порой и просто вульгарного желания деньжонок срубить по-легкому да листа бумаги, в совре-менном варианте – компьютера. Вот омская газета «Новое обозрение» составила список из «160 самых смачных кличек страны» – цитирую омичей. Начинается список кличек следующим образом:
«Ленин, Сталин, Киров, Молотов, Михась…» Комментарии, как говорится, излишни.
Одним из немногих в России, кто захотел все же докопаться до истины, стал главный редактор газеты «Мир новостей» Николай Кружилин. Николай Алексеевич – человек весьма самобытный. Он, доктор физико-математических наук, в начале девяностых, когда его знания в области математики стали никому не нужны, решил открыть газету. Называя себя и по сей день профессиональным читателем, Кружилин полагал и не ошибся, что он сумеет найти те темы, которые действительно интересуют читателя. Не ангажированный никакой партией или политическим движением, теперь уже не просто газета, а издательский дом, чья многомиллионная печатная продукция расходится в России, странах ближнего и дальнего зарубежья, «Мир новостей» вот уже двадцать лет придерживается одной-единственной концепции – объективности. Так вот, именно Николай Алексеевич Кружилин и стал инициатором пресс-конференции с Сергеем Михайловым вскоре после того, как тот из Женевы вернулся в Москву. Журналистской братии (или все же братвы?) собралось тогда великое множество, российские и зарубежные газеты и журналы, телеканалы и радиостанции спешили аккредитоваться на той пресс-конференции, продолжавшейся несколько часов. Сергей без внимания не оставил ни единого вопроса, хотя порой вопросы носили явно тенденциозный, если не сказать, провокационный характер. А в завершении пресс-конференции сделал весьма неожиданное для всех сообщение: