полная версия

Яков Гольник
Записки метеоролога

Глава семнадцатая

Знакомство с северной природой в Архангельске

Привитые мне ещё в Сыктывкаре любовь и привязанность к северной природе, не оставляли меня и при переезде в Архангельск. Но здесь, что вполне естественно, я не был знаком с окрестностями Архангельска. Мне это только предстояло сделать. И, надо сказать, первые шаги в этом направлении оказались неудачными для меня. Даже первое посещение моё острова Мудьюг, расположенного в Двинском заливе на входе в устье Северной Двины, на котором трудно было заблудиться, прошло для меня с приключением.

Когда мы ещё шли на Мудьюг на управленческом катере «Дрейф», меня коллеги предупреждали, что остров вытянут с севера на юг, и вдоль его протянулись полосы, состоящие из бугров и низин. Бугры заросли сосновым лесом на беломошнике, а низины есть заросшие кустами черники, а есть заболоченные с клюквенными болотами и даже с большими озёрами.

Об этих низинах меня хотя бы в общих чертах проинформировали, а вот об огромной заболоченной низине, заросшей высокими камышами, нет. Вероятно, посчитали, что меня в неё никак не занесёт. Но именно эта низина стала причиной моего приключения.

Наш катер пристал носом к берегу в самой южной точке острова. По сброшенному трапу мы сошли на берег и пошли по тропе по открытой местности, представляющей собой широкую луговину, в сторону леса, до которого было километра два. Миновав в начале пути метеостанцию с ветряком, а затем, ближе к лесу, сначала жилые постройки, а потом музей на месте концлагеря для красных пленных времён революции, мы дошли до леса. Здесь дорога раздваивалась: одна из них отворачивала сначала влево, а потом вправо, и дальше тянулась вдоль берега моря, на неё повернула часть людей, а остальная, большая часть, пошла прямо по дороге в лес. С ними пошёл и я.

Пока шли по дороге, отдельным счастливчикам попались грибы: одному – красноголовик, другому – маховик, а третьему – даже белый гриб. Углубившись в лес на километр-полтора, люди стали сворачивать направо от дороги. Собственно говоря, с этого момента и начался сам сбор лесных даров. Я уж не помню, что именно мы тогда собирали. Мудьюг богат лесными дарами: разными полезными грибами, от моховиков до белых, разнообразными ягодами: черникой, морошкой, брусникой, клюквой. Можно найти весьма полезные для здоровья ягоды шиповника и обветренную морскими ветрами рябину. Собирая, что кому попало, мы разбрелись по лесу, преодолевая то низину, то бугор.

Выйдя на один из бугров, я, видимо, сильно увлёкся сбором брусники и белых грибов, пошёл вдоль этого бугра, повернув в обратную сторону – к югу. Никуда не сворачивая, я шёл вдоль этого бугра до тех пор, пока не подошло время возвращаться обратно. Я полагал, что никаких проблем с возвращением у меня не должно возникнуть, стоит только преодолеть несколько бугров и низин, как я выйду на дорогу, по которой заходил в лес. Однако когда я стал спускаться по пологому спуску в низину, то перед моими глазами всё отчётливее стала возникать бескрайняя долина, и когда я внимательно присмотрелся к ней, то увидел, как по всему этому пространству колышутся камыши и только где-то вдалеке на противоположной стороне темнеет лес, расстояние до которого сужалось с правой стороны. Спустившись в низину, я увидел, что у основания камышей всё пространство залито водой, глубиной в половину резинового сапога.

О переходе через эту низину не могло идти и речи, поэтому я снова поднялся на бугор, нашёл тропу и по ней зашагал на север в направлении сужающегося пространства. Прошагав с километр, я снова спустился в низину. Здесь уже до противоположного леса на бугре было уже метров 300, сплошной воды тут уже не было. Видимо, она ушла вместе с отливом, но мочажины остались, земля под ними, да и вода были чёрными. Здесь я тоже не рискнул перейти, побоялся, что могу провалиться, и поэтому пошёл дальше.

Через непродолжительное время я сделал ещё один заход. Здесь заросшая камышом низина сузилась до 100 м, и в этом месте я решил её форсировать. Но не тут-то было, уже у самой её бровки я провалился и чуть не оставил сапог в тине, набрав полный сапог жидкой чёрной тины. Пока я вытряхивал из сапога эту грязь, подошло время отправления катера, и с этого момента начался отсчёт времени моего опоздания на катер. Я поспешил дальше по тропе и вскоре приблизился примерно к тому месту, где вышел на этот бугор, но здесь до следующего бугра надо было преодолеть довольно вязкое болото.

Искать дальше более подходящего брода не было времени, другого выхода не было, поэтому пришлось переходить здесь. Если бы я знал эти места, то далее следующие бугры и низины я пересекал бы под некоторым углом, и таким образом я бы несколько сократил путь. Но я этого не знал и побоялся снова попасть в какую-нибудь плохо преодолимую низину. Поэтому я шёл под прямым углом, преодолел несколько полос, пока не вышел на дорогу, по которой мы заходили в лес. До места, где находился наш катер, ходу было не меньше часа.

Я шёл по дороге и, когда оставалось всего-ничего – несколько сот метров, я поравнялся с мужиками, стоящими у трактора «Беларусь». Это были рабочие, что-то строившие для музея. Они почему-то знали, что на катер не вернулись вовремя двое человек, одним из которых оказался автор этих строк. Они предложили мне подвезти меня по-быстрому до катера. Я согласился, оказалось, что тракторист был в хорошем подпитии, он доставил меня до катера с ветерком и около катера даже въехал в воду, где оказалось довольно глубоко до кабины, из которой я вылез и поднялся сразу на палубу катера. Через некоторое время явился и второй, отставший от всех, после чего катер отчалил и отправился в обратный путь, в Архангельск.

Потом уже на протяжении многих лет мы неоднократно посещали остров Мудьюг, неплохо его знали и освоили, всегда что-то находили из лесных даров и никогда пустырём не возвращались. Каждый год имел свои особенности в отношении урожая грибов и ягод. Довольно часто на острове случалось изобилие моховиков и маслят, и тогда не составляло большого труда и времени накидать полный кузов этих грибов. А были урожайные годы на чернику, когда на больших и высоких кустах созревала крупная ягода, и с помощью грабилки можно было за короткое время собрать полную корзину. Обычно рядом с черникой созревала морошка, мимо которой никто не проходил, и тоже либо пополняла корзину, либо отправлялась в рот.

В некоторые годы на острове бывало изобилие брусники. Однажды в такой год кто-то из наших коллег предложил свести нас на плантацию брусники. Она оказалась довольно далеко: два километра до леса, километра три по лесу с пересечением многочисленных низин и гребней. Наконец-то вышли к большому наполовину заросшему озеру. В этой части озера проходила тропа, по которой мы должны были пересечь озеро. Вступив на неё, мы оказались в каком-то подвешенном неустойчивом состоянии, потому что растительность под ногами всё время колыхалась и под сапогами выступала вода. Преодолев с трудом таким образом метров 500, мы вышли на бугор, покрытый мелким сосняком на беломошнике, на котором на низких кустиках лежала красным ковром крупная брусника. Грабилкой её брать было невозможно, поэтому, ползая на коленках, а иногда и на брюхе, мы руками набрали по два ведра отборной чистой брусники.

Последний раз мы были на Мудьюге в сентябре 2003 года, когда мы с супругой приезжали в Архангельск, и наши коллеги по работе пригласили нас отдохнуть с ними на остров Мудьюг, куда мы отправились на катере, любезно предоставленном для этого Морской администрацией порта Архангельск. Когда прогуливались по сосновому бору вблизи берега моря, нам навстречу вышел человек интеллигентного вида с полной корзиной белых грибов. Мы взаимно поздоровались, и он сразу же сказал нам, что там, где мы ходим, грибов нет, так как он нас опередил и собрал, видимо, всё. Он показал нам направление, куда нам следует идти, и где могут быть белые грибы. В нём мы узнали бескорыстного коренного архангельского жителя, и в этом мы не ошиблись.

Эти места нам были хорошо знакомы, тем более что первое посещение этих мест закончилось моим приключением, о чём было сказано уже выше. Мы взяли круто вправо, вышли на дорогу, взяли вправо и теперь уже под острым углом стали углубляться в лес, переходя через бугры и низины, где в небольшом количестве попадались разные грибы и спелые ягоды черники и брусники, пока не вышли на нужный нам бугор. Это были знакомые нам места, и мы стали медленным шагом, тщательно их обследовать.

Наши поиски скоро увенчались успехом: стали попадаться белые грибы. Так незаметно, находясь на бугре, мы повернули на юг, где по мере углубления стали часто встречаться белые грибы, и скоро мы набрали их по полной корзине. Наученный ещё первым опытом пребывания в этих краях (правда, в последующем мы благополучно с товарищем переходили камыши), я не стал искать кратчайший путь через камыши. Мы вернулись по тропе к исходной позиции, без приключений вышли на дорогу и без всякой спешки пришли к катеру.

Второй неудачной для меня поездкой на природу было первое посещение Лодемского болота, куда мы отправились на том же катере «Дрейф» за клюквой. Шли мы туда сначала по рукаву Северной Двины Кузнечихе, а потом по весьма извилистой речке Лодьме. Пристали мы прямо к берегу по полной воде, без перекинутого трапа сошли на берег и пошли по тропе, протоптанной по мелкому лесу, состоящему из елей и березняка с кустарником. Шли мы минут 15–20, пока не вышли на Лодемское болото. Оно было огромным, протянувшимся на много вёрст, где-то вдалеке справа от нас просматривался берег. По-видимому, это была первая терраса Северной Двины.

На краю болота, когда мы вышли на него, клюквы было мало, поэтому все устремились вглубь болота в надежде найти там крупную клюкву, да и в большом количестве. Не знаю, как другим, но мне такая клюква не попалась. Но всё же около ведра клюквы я набрал, и к этому моменту подошло время выходить из болота. Поскольку около меня моих коллег с нашего катера не оказалось, пришлось выходить одному. Выходил я туда, как мне казалось, где заходил на болото. Да, видимо, немного промахнулся. Спросить и уточнить, куда идти, было не у кого.

Тропа, по которой я возвращался, была похожа на ту, по которой мы шли утром, да и мелкий лес, березняк и ельник, ничем не отличался от прежнего. Так я шёл и думал, что вот-вот она приведёт меня к Лодьме. Впереди даже показался просвет, и я ожидал, что вот-вот покажется наш катер.

И здесь навстречу мне вышла З.И. Мокроусова, директор Архангельской ГМО, я даже обрадовался, что встретил её и вышел правильно. Но она меня сразу же огорошила сообщением, что нашего катера там нет, он где-то в другом месте, а там большой непроходимый кочкарник. Я ей говорю, что всё равно надо выйти к Лодьме и посмотреть, не увидим ли мы свой катер.

Зоя Ивановна осталась меня поджидать, а я стал пробиваться к Лодьме по какому-то необыкновенно высокому кочкарнику, доходящему мне до пояса. Я такого кочкарника никогда больше не встречал. Переползая с бугра на бугор, с которого ноги всё время соскальзывали, я всё же с трудом приблизился к берегу, но он зарос кустарником тальника и плохо просматривался.

Всё же я в метрах 200–300-х от нас слева увидел катер, похожий на наш. Таким же образом, перелезая с кочки на кочку, я вернулся к Мокроусовой и сообщил ей о своём наблюдении. Мы поспешили к этому катеру, огибая кочкарник, а потом уже по какой-то тропе устремились к катеру. Когда мы вышли к нему и взошли на его борт по трапу,

к нам навстречу вышла женщина, знакомая З.И. Мокроусовой, она оказалась работницей базы снабжения нашего управления. Она нам сказала, что это не наш катер, а катер с Сульфата, и она на нём приехала вместе с работниками Сульфата. Мы спросили у членов команды, не видел ли кто наш катер «Дрейф». Но никто из них не видел, хотя и хорошо знали наш катер.

Собственно говоря, капитан этого судна предложил нам остаться на катере, так как, где искать его, мы не знали, а в случае, если попадётся по пути следования наш катер, то пересадит нас на него. Но катер нам не попался, видимо, он был где-то выше по реке, что потом и подтвердилось по факту. Так мы добрались до Архангельска.

Наш же катер, как нам потом говорили, ушёл позднее, но прежде включал сирену, полагая, что мы на неё выйдем. Но не дождались и пошли домой без нас.

В дальнейшем мы ежегодно бывали на этом болоте и заходили на него не только со стороны Лодьмы, но и со стороны аэропорта Талаги, а в последние годы, также со стороны дач за деревней Талаги и больничного городка. Всегда находили на нём клюкву и никогда больше не попадали в тот злополучный кочкарник.

Глава восемнадцатая

Создание и развитие системы гидрометобслуживания народного хозяйства на Европейском Севере
Исходное состояние гидрометобслуживания

В апреле 1971 года я был назначен начальником отдела службы прогнозов Северного УГМС взамен ушедшего на пенсию А.И. Третьякова. При приёмке дел начальник Северного УГМС Б.П. Химич выразил пожелание, чтобы я в темпе и поосновательней ознакомился с гидрометобеспечением народного хозяйства (ГМОНХ). Он откровенно сказал, что многое ему в этом деле не нравится, в частности, по качеству обслуживания народного хозяйства. По оценке ГУГМС, Северное УГМС находилось на среднем и ниже среднего уровне среди других УГМС и сильно уступало передовому Мурманскому УГМС. Не нравилась ему отчётность о гидрометобслуживании, начиная с месячной отчётности подразделений и кончая годовой (полугодовой) отчётностью управления в ГУГМС. Нет системы в оценке экономической эффективности от использования прогнозов в народном хозяйстве. Недоволен был Борис Павлович и тем, как используется информация от новых технических средств спутниковой и радиолокационной от (МИСЗ, МРЛ).

Первое, чем я занялся в новой должности, – с ознакомления со всеми видами обслуживания народного хозяйства: гидрологическим морским и речным, агрометеорологическим и в меньшей степени метеорологическим. Сюда вошли вопросы организации обслуживания, ознакомление с генеральными и локальными соглашениями с министерствами и ведомствами, а также с областными организациями и им подчинёнными подразделениями на местах, разработанными на их основе план-схемами обслуживания, содержащими конкретные виды обслуживания и способы доведения до народно-хозяйственных организаций (НХО) прогнозов и штормовых предупреждений об опасных явлениях (ОЯ), особо опасных явлениях (ООЯ) или стихийных гидрометявлениях (СГЯ) и информации.

В этих материалах я пытался выяснить, какие организации обслуживаются прогнозами общего пользования и какие специализированными прогнозами, но не всегда мне это удавалось сделать. Пришлось обратиться к Техническим запискам, в которых излагалась специфика обслуживания НХО. Хотя в Техзаписках и говорилось, для какой цели должны использоваться прогнозы, но примеров использования прогнозов в них почти не было, и не было данных об экономическом эффективности (ЭЭ) от их использования. Над решением этих вопросов впоследствии пришлось поработать не один год.

Когда я ознакомился с месячными отчётами подразделений по обслуживанию народного хозяйства, то увидел, что они в основном содержали данные об оправдываемости прогнозов и описание складывавшихся гидрометусловий, причём из-за неумения обобщать некоторые из них были чрезмерно подробными и длинными, совсем без оценки влияния их на деятельность НХО. В редком случае описывался ход специализированного гидрометобслуживания (СГМО) и какие-либо количественные результаты его, выраженные в каких-нибудь количественных и денежных значениях.

Когда Борис Павлович говорил о невысокой оценке деятельности СУГМС по ГМОНХ, тогда как соседнее Мурманское управление постоянно ходило в передовиках, мне было понятно, что к этому Химич относился весьма ревниво.

Конечно, это сравнение было некорректным, так как Мурманское УГМС оценивалось по одной территории, а Северное УГМС, кроме Архангельской области, отчитывалось и по территориям Коми АССР, Вологодской области и НАО. Более корректным было бы сравнение показателей Мурманского и Архангельского бюро погоды, где Архангельское БП уступало в результатах Мурманско му, хотя и эти сравнения были не совсем корректными, в частности, по гидрологическому (речному) обслуживанию судоходства и сплава леса, а также пропуска весеннего половодья и дождевых паводков для городов и небольших населённых пунктов, которое осуществлялось по таким большим рекам, как Северная Двина (с притоками Вычегда, Сухона, Пинега, Вага), Печора, Мезень, Онега и многим другим, которых и в помине не было в Мурманской области.

Свести всю проблему к качеству отчётности было совершенно неправильно. Сначала надо было разобраться в вопросах организации ОНХ и населения. По сути дела в области ГМОНХ в Северном УГМС было одно полноценное подразделение – это Архангельское бюро погоды (АБП), а на периферии таковых не было, даже в Сыктывкаре и Вологде, где в Гидрометобсерваториях (ГМО) были отделы обслуживания, но с урезанной (сокращенной) синоптической частью в количестве двух синоптиков, работавших на авиаметстанциях (АМСГ) в отрыве от начальника отдела, который из-за этого не мог участвовать в составлении прогнозов погоды.

Ещё хуже обстояло дело со службой предупреждений об ОЯ и ООЯ для народно-хозяйственных организаций, так как она целиком и полностью в ночное время ложилась под ответственность синоптика АМСГ, которого, как бы и кто бы ни хотел, больше заботила штормовая служба для авиации. Естественно, в таких условиях говорить о высоких результатах в оправдываемости суточных прогнозов погоды и штормовых предупреждений не приходилось.

Создание прогностической сети для обслуживания народного хозяйства

Для улучшения дела требовалось принять срочные меры для восстановления синоптических групп и радиоаппаратных связи в составе ГМО Коми АССР и Вологды. В решении этих вопросов большую помощь оказал нам И.В. Кравченко – зам. начальника Управления гидрометобеспечения (УГМО), который в составе комиссии ГУГМС приезжал к нам в это время с проверкой. Мы с ним ездили на поезде в Вологду, где он и я были первый раз. Здесь и произошло моё первое знакомство с директором ГМО Н.П. Ларионовым. Оказалось, что Иван Варфоломеевич с ним уже был знаком по Барнаулу, где Николай Прокопьевич работал директором ГМО, но где дела у него сложились неудачно, из-за чего он вынужден был переехать в Вологду.

Нас поразил в Вологде совершенно неказистый, какой-то обшарпанный дом, в котором размещалась тогда обсерватория, причём это было в центре Вологды. Правда, внутри дома было чисто, стены оклеены обоями, но дом был с печным отоплением. По поводу состояния ГМОНХ и населения Вологодской области мы во главе с Кравченко нанесли визит председателю облисполкома Власенко. Он не особенно был в курсе гидрометслужбовских дел, обещал помочь в выделении другого помещения для ГМО, но так и не выполнил своего обещания. Поэтому Н.П. Ларионову пришлось заняться в будущем строительством здания ГМО, которое он осуществил впоследствии за городом, т.к. в черте города для него места не нашлось. А что касается Власенко, то он стал нам рассказывать, как он сам прогнозирует погоду и как у него удачно получаются прогнозы. После визита к нему я выразил недоумение по поводу такого невежества, на что И.В. Кравченко сказал, что у нас здесь местное невежество, а ему приходилось сталкиваться с высшим невежеством.

Во время командировки мы обсудили с Кравченко наши проблемы по полному восстановлению отделов обслуживания в Вологде и Сыктывкаре, он порекомендовал нам подготовить предложения к годовому плану по увеличению финансирования и плана по труду и обещал нам всяческую помощь. Он в дальнейшем оказал нам реальную поддержку в восстановлении отделов ОНХ в ГМО. На протяжении многих лет мы поддерживали с ним хорошие деловые отношения. Он всегда интересовался нашими делами, давал нам добрые советы и оказывал всяческую помощь.

В то время Кравченко было лет 50. Это был высокий худощавый человек с лысой головой и чисто выбритым лицом. В нём чувствовалась военная выправка, и действительно, он много лет прослужил в армии, был военным синоптиком и дослужился до звания полковника ВВС, находясь на должности начальника ГАМЦ (Главного авиационного метеоцентра) ВВС во время войны и после войны. Его лично знали И.В. Сталин и Г.К. Жуков, которым он докладывал о фактических и ожидаемых погодных условиях в период начала военных операций во время войны. Он мне рассказывал об одном случае из его жизни.

У него, как и у многих других, были недоброжелатели и завистники, которые спали и видели, чтобы использовать какую-либо ошибку против него, подставить ножку и занять его место. И вот однажды по ложному доносу такого человека (он мне его называл, но я сейчас уже точно не помню, кто он) его освободили от должности и послали начальником авиационной метеочасти на дальний подмосковный аэродром, где он прослужил несколько месяцев. И вот однажды, на докладе у Сталина нового начальника ГАМЦ Сталин неожиданно спросил: «А где товарищ Кравченко?». Только одного вопроса Сталина было достаточно, чтобы в течение двух часов Кравченко разыскали, привезли в Москву и восстановили в прежней должности начальника ГАМЦ. Кстати говоря, И.В. Кравченко был автором первого учебника по авиационной метеорологии в СССР «Летчику о метеорологии». После ухода в отставку он много лет проработал в УГМО ГУГМС.

Через год-два мы восстановили полностью синоптические части в ГМО Коми и Вологда. Отделы возглавляли опытные руководители М.А. Уваровская, а затем заменившая её Н.И. Холкина (ГМО Коми), и З.С. Ратушина (Вологда). Результаты не замедлили сказаться, улучшилось обслуживание и повысилась оправдываемость прогнозов погоды. Больше внимания стало уделяться выпуску гидрологических и агрометеорологических прогнозов и обслуживанию ими речных пароходств и лесосплавных объединений и сельскохозяйственных организаций. Мы постепенно стали выходить на передовые позиции среди управлений гидрометслужбы по ГМОНХ.

Но мы на этом не остановились и в последующие годы продолжали совершенствовать организацию и структуру ГМОНХ. В последующие годы были основаны Гидрометбюро Нарьян-Мар для обслуживания народного хозяйства НАО и Гидрометбюро Печора для обслуживания речных организаций (Печорского пароходства, лесосплавного объединения и др.) в бассейне р. Печора, вместе с Печорским и Усинским промышленными узлами. В последующие годы на базе ГМБ были организованы две зональные гидрометобсерватории с отделами обслуживания в их составе.

Руководители оперативных подразделений Северного УГМС

А параллельно с этим в разные годы создавались синоптические группы и по обслуживанию народного хозяйства при АМСГ Воркута, для обслуживания крупного Воркутинского промышленного узла, при АМСГ Ухта для обслуживания Ухтинского и Вуктыльского промышленных узлов, а потом и при АМСГ Котлас для обслуживания Котласского и Коряжемского промышленных узлов. В связи с сокращением полётов в аэропорту Череповец АМСГ всё больше и больше переключалась на обслуживание народного хозяйства.

Достаточно важным моментом было создание в ГМО Коми республики группы прогнозов погоды малой заблаговременности. Прогнозами погоды и консультациями на 2–3 суток и на период до 5–6 суток были обеспечены все потребители этой информации на территории Коми. Таким образом была построена система ГМОНХ населения всего Европейского Севера.