Володимир Шарапов
Аленка Водопьянова и волшебная книга
Глава 15. Искупление Рогнеды
Последним номером цирковой программы должен был выступить какой-то непобедимый силач по имени Лучано Гранди Велоррис, который якобы до сих пор не проиграл еще ни одной борцовской схватки. Всем желающим предлагалось выйти на арену, выбрать при желании любое оружие, и попробовать напасть на артиста. Причем количество нападающих не ограничивалось. Наступила пауза, во время которой на сцену стали выносить метательные ножи, булавы, копья, мечи и тому подобное вооружение. Лично меня такими штучками было не удивить. Разумеется, на сцену выйдет какой-нибудь самоучка, овладевший с грехом пополам заклинанием морока, и вызвавшиеся бросить ему вызов добровольцы будут в бредовом состоянии воевать с призраком. При этом замороченные примитивным колдовством зрители ничего не заметят и будут в восторге от непобедимого героя. Я такое не раз уже видел у себя в деревне на выступлениях заезжих артистов. Определенно, все самое интересное закончилось. Можно было выдвигаться к выходу. Я оглянулся на Рогнеду и несказанно удивился третий раз за день: она смотрела на меня во все глаза и по ее щекам текли самые настоящие слезы. Я мог голову отдать на отсечение, что она так и просидела все представление, ни разу не взглянув на сцену.
– С Вами все в порядке, седонна7?
Рогнеда вздрогнула и сказала:
– Все в порядке… Впрочем нет, все ужасно… Мы потом это обсудим. Давай, досмотрим номер.
Я пожал плечами и отвернулся. Потом так потом. Я привык ожидать от моих хозяев любой гадости, поэтому отнес ее слезы к прелюдии какой-нибудь очередной проверки меня на вшивость. Такие проверки регулярно проводились перед тем, как доверить мне новое особо ответственное задание: сопровождение кого-нибудь из братьев на переговоры во враждебный клан, или перед посвящением меня в очередную глубоко охраняемую тайную практику рукопашного боя.
Под бравые звуки тромбона и барабана на арену неспеша вышел среднего роста молодой человек лет двадцати пяти с пронзительно голубыми глазами, небольшой бородой и волнистыми до плеч светлыми волосами. Он поклонился зрителями и сделал пригласительный жест, вызывая на бой всех желающих. Вероятно, про него уже что-то знали, потому что желающих сразиться с ним нашлось совсем немного: на манеж вышли всего восемь здоровяков. Для наших краев, где жители привыкли решать все споры исключительно кулаками, это просто капля в море. Добровольцы закатили рукава и по взмаху ведущего разом бросились на одинокого героя. Я со все возрастающим интересом во все глаза глядел на сцену. Пока что никакой магией даже и близко не пахло. Кому как не мне по долгу службы положено отличать морок от яви. Артист стоял абсолютно неподвижно, а затем, когда на него со всех сторон посыпался град ударов руками и ногами, сделал серию неуловимых глазом движений так, что все нападающие разлетелись от него в разные стороны. Зрительный зал взревел от восторга. Я вскочил на ноги и захлопал вместе со всеми. Это была абсолютно новая для меня техника ближнего боя. Я сразу же раскусил в чем тут дело. Этот удивительный воин не приложил ни малейшего усилия, а лишь использовал энергию нападающих против них же самих. Я был в полном восторге. Теперь мне стало совершенно ясно, зачем Рогнеда привела меня сюда. Такое нужно видеть своими глазами. Расскажи мне кто про подобный стиль, я бы ни за что не поверил. Я повернулся к Рогнеде и холодно сказал то, что по моему мнению она ожидала от меня услышать:
– Седонна, это было великолепно. Прикажите своим головорезам немедленно скрутить этого Лучано Гранди и приволочь в мою башню. Обещаю Вам, он не выйдет оттуда живым, пока не передаст мне все свои знания.
Но Рогнеда лишь отрицательно покачала головой и печально сказала:
– Не стоит Петр… Это очень достойный человек. Поговорим об этом после.
Я ушам своим не мог поверить. С чего бы это у этой злобной твари такое уважение к простым людям. Мои подозрения насчет проверки еще больше усилились.
– Как скажете, – сказал я и сел на свое место. Представление еще не закончилось.
На манеж поднялась средних лет широкоплечая женщина атлетического телосложения. «Какая-нибудь отставная служака из лучниц» – мой наметанный глаз сразу различил характерные анатомические признаки, характерные для представительниц этой воинской профессии. В лучники у нас набирали как правило женщин, и на то были весьма веские соображения. У хорошего лучника во время прицеливание и стрельбы не должны дрожать руки. По чисто физиологическим особенностям обычному человеку практически невозможно долгое время сохранять полную неподвижность в силу того, что ему приходится время от времени делать вдохи и выдохи. Но даже если стрелок научится продолжительное время не дышать, толчки его сердца будут незаметно, но радикально влиять на качество стрельбы. Но и это еще не все. Живая мишень не будет спокойно стоять и ждать, пока в нее целятся, поэтому нужно уметь предугадать все ее движения. Хороший лучник должен уметь продолжительное время не дышать и усилием воли останавливать в момент выстрела свое сердце, либо уметь стрелять в паузах между его ударами; кроме того необходимо обладать великолепной интуицией без которой в бою с магами делать абсолютно нечего. Женщины после соответствующей подготовки гораздо лучше мужчин справляются со всеми этими сложными задачами. Когда незнакомка подошла к сложенной на манеже груде оружия и выбрала лук, я окончательно убедился, что ничуть не ошибся в ее профессии. Внезапно лучница натянула тетиву, и пущенная стрела, просвистев в воздухе, пригвоздила к стене шутовской колпак стоявшего у кулис клоуна. Зрительный зал загудел и громко зааплодировал меткому выстрелу. Я затаил дыхание. Как Лучано Гранди собирается отбиться на этот раз?
Ведущий сделал взмах рукой, и лучница подняла лук со стрелой, прицеливаясь в артиста. Тот спокойно стоял со скрещенными на груди руками и доброжелательно улыбался. Та попыталась натянуть тетиву, но у нее ничего не вышло – тетива не поддавалась. Ее руки напряглись, вены и могучие мышцы вздулись, но все тщетно – тонкая тетива казалось превратилась в прочный стальной прут. И чем больше лучница тянула тетиву на себя, тем жестче было сопротивление. Это был все тот же фокус: сила нападающего каким-то неведомым образом тут же оборачивалась против него. Женщина в сердцах бросила лук на манеж и вернулась на место, а Лучано Гранди подошел к луку, поднял его и на глазах зрителей без большого усилия натянул тетиву. Публика наградила его овациями. Артист снова сделал характерный жест рукой, приглашая желающих выйти на сцену. Тогда я поднялся и пошел по проходу. Меня узнали. В наступившей мертвой тишине я шел к манежу и по пути размышлял об этом человеке. Передо нами несомненно выступал хороший воин, владевший секретами недоступного мне пока еще мастерства. Но не меньше его искусства меня поразил характер этого необычного человека. На его лице ни разу не мелькнуло ничего похожего на злорадство по отношению к побежденным противникам. Я не заметил в нем ни малейшей агрессии или бахвальства своей ловкостью. Все выглядело так, как будто у Лучано Гранди нет другого намерения как просто поразвлечь публику и показать миру удивительное искусство боя. Но зачем ему это нужно? Пристало ли такому человеку разменивать свой уникальный дар на цирковые представления? Он был не похож на самовлюбленных и чванливых магов и воинов, среди которых я жил. Все вместе, они не стоили и мизинца это простого циркового артиста с ясными голубыми глазами цвета неба. И я захотел, чтобы моя жестокая и надменная хозяйка тоже это поняла. Я подошел к артисту, встал перед ним на одно колено и поцеловал ему руку. Потом поднялся и вышел, не оглядываясь из цирка. Я знал, что уже сегодня к вечеру весь город только и будет говорить о моем поступке. С усмешкой я представил как будут беситься Рогнеда и ее братцы. Ведь перед ними я никогда еще не преклонял колени и не целовал им руки. Разумеется, если они прикажут, я это сделаю. Но я это сделаю по приказу, а не по велению чистого сердца. И они будут еще больше беситься и негодовать в своей бессильной злобе, как бесится любое ничтожество, когда кто-то, наконец, укажет ему его настоящее место.
Выйдя наружу, я остановился у дверей цирка, поджидая Рогнеду. Я обязан был проводить ее обратно до замка. Та вышла вместе с толпой и проходя мимо шепнула мне, чтобы я отправлялся обратно один и потом ближе к ночи ждал ее в своей башне. Я так и сделал, вернулся к себе, улегся на своем ложе и стал ждать Рогнеду, вспоминая в малейших деталях все, что делал Лучано Гранди во время своих выступлений. Незаметно для себя я заснул. По обыкновению мне снилось то счастливое время, когда я помогал отцу. Я скакал на моем мустанге по горному плато, где паслись белоснежные единороги, и теплый южный ветер ласково трепал мои волосы…
Едва слышные шаги по винтовой лестнице мгновенно разбудили меня.
– Войдите! – сказал я, на легкий стук в дверь.
– Добрый вечер, – сказала Рогнеда.
Она вошла и закрыла за собой дверь. Меня снова поразило ее несчастное лицо с явными следами недавно вытертых слез. «Что эта сволочь задумала на этот раз?» – напряженно размышлял я. Никаких здравых идей на этот счет у меня по-прежнему не было. Внезапно Рогнеда кинулась передо мной на колени, схватила меня за руки и начала их целовать:
– Петр, прости меня! Я только сегодня окончательно осознала, что у тебя тоже есть душа… Лучано раскрыл мне глаза…
Я смотрел на нее непонимающим взглядом. Моей хозяйке определенно удалось невозможное – четвертый раз к ряду сильно удивить меня…
– Я специально позвала тебя в цирк. Он посоветовал мне, чтобы убедиться… Все представление я смотрела на твое лицо, как ты смеешься, переживаешь… Ты… Ты, действительно, такой же как и мы…
Сказав это она зарыдала и снова принялась целовать мне руки. А я стоял как полный кретин и не знал, что и думать. «Что она такое несет? С чего она взяла, что у меня не может быть человеческой души. Или она думала, что я зомби?» – проносилось в моей голове.
– Только теперь, я понимаю сколько страданий мы с братьями причинили тебе… – продолжила Рогнеда. – Отец с колыбели внушал нам, что в мире есть лишь два сорта людей: мы, маги, наделенные человеческой душой, способной тонко чувствовать и переживать, и холопы, подлые простолюдины, лишенные божественной искры и наделенные лишь низкими животными инстинктами, для которых все удовольствие в жизни заключается лишь удовлетворении плотских удовольствий. Пока Лучано не переубедил меня в обратном, я пребывала в полной уверенности, что судьба таких как ты – прислуживать нам, высшим по рангу существам; мне и в голову не могло прийти, что ты можешь нуждаться в простом человеческом тепле и сочувствии. Я обращалась с тобой как с животным, которого можно взять и выпороть, и которому ничего в жизни больше не нужно, как получить сытную подачку с нашего барского стола. Петр, ради всего святого, что есть у тебя, прости меня…
Я молча смотрел на эту змею и не верил ни единому ее слову. Господь знает, что у меня были для этого слишком веские основания. Чтобы дочь Сичебора так унижалась перед своим холопом… Нет, это совершенно невозможно.
– Седонна, – холодно сказал я, – не стоит так переживать из-за той старой истории с поркой. Я давно про нее забыл. Я, действительно, счастлив прислуживать Вам и выполнять все, что Вы мне прикажите.
Рогнеда вскочила на ноги и с отчаянием посмотрела на меня.
– Ты мне не веришь… Тогда бей меня! Бей меня плетью так, как я когда-то я била тебя, без жалости, со смехом, презрением…
Она скинула с себя всю одежду и прочитала какое-то заклинание. Комнату озарила ослепительная вспышка. Инстинктивно, я прикрыл глаза, а когда вновь открыл, увидел, что Рогнеда стоит лицом к бетонной стене, а руки и ноги ее прикованы цепями к железным кольцам. Передо мной лежала там самая плеть, которой три года назад Рогнеда с братьями истязали меня.
– Умоляю, – тихо сказала Рогнеда, – возьми плеть и бей меня так, как мы тебя били. Я хочу искупить свою вину перед тобой…
Я молчал, мучительно соображая, что все это значит. В законах Сичебора относительно взаимоотношений холопов и магов прописано лишь три пункта. Пункт первый: хозяин по отношению к холопу всегда прав. Пункт второй: если хозяин неправ, смотри пункт первый. Пункт третий: если холоп поднимет руку на своего господина, то он сам и весь род его до последнего колена подлежат долгой и мучительной смерти.
«Это какая-то чудовищная западня» – думал я. Возможно, они раскусили мои мстительные планы, прочитали мои мы сокровенные мысли, и теперь таким вот извращенным способом надеются вывести меня на чистую воду? С этих ублюдков все станется…
– Мое призвание, защищать Вас, седонна, а не мучить. Предоставьте эту честь кому-нибудь другому… – сказал я, наконец, после продолжительной паузы.
И тут ее нервы не выдержали:
– Бей меня, холоп! Я приказываю, под страхом смерти бей изо всех сил. Если ты этого не сделаешь, я прикажу бросить тебя голодным львам и…
Я не дал ей договорить и со всей мочи огрел плеткой чуть пониже спины. Мне был дан приказ, стало быть законы Сичебора меня не касаются. Я всего лишь делаю то, что мне велят…
Я лупил Рогнеду от всей души. Она страшно кричала, и ее тело извивалось от дикой боли под ударами плети. Но я был уверен, что это все притворство и кровь, выступившая из шрамов на ее спине, да и сами шрамы – это лишь морок, которым эта могущественная волшебница застилает мне глаза, продолжая играть в какую-то неведомую мне игру, в сути которой мне предстояло еще разобраться. Обычно морок и прочее колдовство на меня не действует, именно поэтому меня и взяли телохранителем. Но в тот момент ярость и желание отомстить настолько переполняли меня, что я легко убедил сам себя, что все происходит не по настоящему и поэтому можно оторваться по полной и мне за это ничего не будет. Я отвешивал и отвешивал крепкие удары в отместку за всю ту боль и унижения, что причинило мне это гнусное существо ее подлые братцы. Прошло несколько минут. Моя жертва больше не стонала и ее тело перестало извиваться, а лишь безжизненно вздрагивало, поддаваясь инерции от ударов. Наконец, цепи распались и она как подкошенная рухнула на пол. «Очень правдоподобно» – с усмешкой подумал я и подошел ближе. Просто для того чтобы лишний раз убедиться в наваждении я обмакнул пальцем красную субстанцию, изображающую кровь на ее якобы разодранной спине, поднес его к губам и попробовал ее на язык. Характерный сладковатый привкус заставил меня вздрогнуть; я почувствовал, что сейчас упаду в обморок: это была самая настоящая кровь живого человека. Уж в этом-то меня невозможно обмануть.
Я сел на пол и обхватил голову руками. Сомнений не оставалось – Рогнеда была со мной совершенно искренней. И я сам, своими руками забил ее до полусмерти. Я вскочил на ноги, подошел лежащей на полу девушке и прощупал пульс. Он еще едва бился, но было очевидно, что с каждой минутой жизнь покидает ее. Что же делать? Когда труп Рогнеды обнаружат, никто не поверит, что она сама приказала бить ее плеткой. За себя я не сильно беспокоился. Живым я не дамся, и по сути я и так давно уже умер. Но моя родня… Решение пришло внезапно точно озарение: нужно спешить к Лучано Гранди. Почему-то я не сомневался, что это единственный человек на свете, который в силах помочь спасти Рогнеду. Я с удивлением отметил, что от моей лютой ненависти к ней не осталось и следа. Моя мучительница честно искупила свою вину…
На улице царила глубокая ночью. Я мчался на своем мустанге через весь город и гулкий цокот копыт по брусчатой мостовой звонким эхо проносился по пустынным улицам. Редкие прохожие шарахались от меня в стороны, как от чумного. Встревоженные собаки во дворах заливались звонким лаем, передавая голосовую эстафету друг другу задолго до моего приближения. Наконец, я достиг цирка. Артисты жили в больших крытых повозках, стоящих возле шатра. Я подошел к костру, возле которого сидело несколько человек. Лучано Гранди среди них не оказалось. Я спросил, как его найти, сказав, что у меня к нему неотложное дело. Думаю, по моему встревоженному и смертельно бледному лицу, это было хорошо заметно. С земли легко поднялся человек, в котором я узнал дрессировщика львов.
– Иди за мной, парень, я тебя провожу. Своего иноходца оставь здесь, – сказал он мне.
Никогда прежде бы я не доверил своего мустанга чужакам, но к этим свободным кочевым людям я испытывал полное доверия. Такие как они не заражены спертым городским воздухом, в котором перемешены смертельные бациллы зависти, жадности и прочих «благ» цивилизации. Поэтому я привязал коня к ближайшей повозке и отправился вслед за дрессировщиком:
– Как ты узнал, что мой конь иноходец? – спросил я.
– Я услышал это еще тогда, когда ты был за версту от нас проворчал сквозь усы этот человек. – Ты же весь город на уши поднял. Собаки, вон, до сих пор никак успокоиться не могут. Ох, молодежь, все-то вам не спится…
Я про себя лишь усмехнулся. «Молодежь…». Мне было лишь семнадцать, но я давно уже себя ощущал столетним старцем…
Мы вошли в город. Возле одного из домов дрессировщик остановился и толкнул дверь, пропуская меня вперед.
– Проходи, Учитель тебя встретит…
Дрессировщик закрыл за мной дверь и ушел, а я остался один в тускло освещенной прихожей. Через несколько секунд за одной из дверей раздались шаги и мне на встречу вышел Лучано Гранди.
– Рогнеда… – хрипло сказал я и слова застряли у меня в горле.
– Можешь не продолжать, я все знаю, – спокойно сказал артист. – Иди за мной.
Его ровный голос меня немного успокоил и я вошел за ним в небольшое помещение, которое оказалось кухней. Лучано Гранди набрал пригоршню воды из стоящего на полу большого глиняного сосуда и поднес ее к своим губам, что-то шепча. Я не смог разобрать его слов. Это было какое-то неизвестное мне наречие.
– Подставь руки! – велел он мне.
Я подставил горсть, и он перелил в них воду из своих рук:
– Польешь этой водой раны Рогнеды, и все пройдет.
Я стоял в нерешительности, с трудом представляя как я пешком пойду через весь город, держа в руках воду.
– Не нужно далеко ходить, – словно прочитал мои мысли Лучано Гранди. – Все ныне и здесь, – произнес он загадочную фразу и раскрыл передо мной еще одну дверь, которую я сразу и не заметил.
Я повиновался его взгляду и прошел через нее. На секунду я почувствовал, будто почва уходит у меня из под ног и вокруг абсолютная темнота. Когда глаза мои снова обрели способность видеть свет, я обнаружил, что нахожусь у себя в комнате, и у моих ног лежит истерзанное тело Рогнеды. Я начал поливать ее раны той водой, что передал мне Лучано Гранди, и с несказанным облегчением увидел, что они прямо на моих глазах затягиваются и исчезают. Грудь девушки начала вздыматься. Она оживала на глазах.
– Где я? – спросила Рогнеда, открыв, наконец, глаза.
– Ты здесь, – сказал я, вспомнив последнюю фразу Лучано Гранди.
– Это хорошо, – слабо улыбнулась Рогнеда и сразу же крепко заснула.
Я бережно перенес ее на свое ложе, поражаясь, с чего это я вдруг перешел с ней на ты. И это уже был пятый раз за последние несколько часов, когда я испытал сильнейшие удивление. Не так уж и мало для одного дня.
Глава 16. Черный квадрат
На следующее утро Рогнеда была абсолютно здорова. Я глазам своим не верил, внимательно рассматривая ее нагое тело, когда она поднялась с моего ложа и начала неспеша одеваться. На ее спине не было ни единого шрама! Я еще больше зауважал Лучано Гранди – ко всем прочим своим достоинствам, он вдобавок оказался великим целителем. Теперь я окончательно перестал понимать, зачем этот выдающийся человек выступает в цирке. Заметив мой изучающий взгляд, Рогнеда покрылась стыдливым румянцем, но не подала виду, что стесняется.
– Петр, – сказала она. – Я надеюсь на твою порядочность…
– Можешь быть спокойна, разумеется, никто ничего не узнает, – заверил я.
– Спасибо…
– Я оставил мустанга возле цирка. Могу ли я сейчас отправиться за ним?
– Да. Ты мне пока не нужен. Но вечером я пойду к Лучано. Ты должен будешь меня сопровождать.
– Слушаюсь, седонна, – я поклонился.
Внезапно, девушка подбежала ко мне, крепко обвила руками за шею и поцеловала в губы. Горячая волна ударила мне в голову, в глазах на мгновение потемнело. Но пока я раздумывал, как следует на это правильно отреагировать, Рогнеда уже ушла. Весь день после этого я ходил как сам не свой. На губах моих продолжал гореть поцелуй Рогнеды, а перед глазами стояло ее прекрасное одухотворенное лицо. Из ее глаз исходил мягкий умиротворяющий свет. Я никогда не замечал его прежде. Как она смогла так быстро измениться? С нетерпением я ждал наступления вечера и того момента, когда снова смогу увидеть свою хозяйку. Даже ее гнусные братики меня больше не волновали. В одном тщательно изученном мной древнем трактате о боевых плясках нанайских мальчиков неизвестный автор утверждал, что от ненависти до любви всего один шаг. Кто бы мог подумать, что это чистая правда.
– Лучано Гранди – святой человек, говорила мне Рогнеда, когда поздно вечером мы подходили к уже знакомому мне дому. – Только после встречи с ним, я начала понимать, какую бессмысленную жизнь я прежде влачила. Если бы не он, мы никогда бы с тобой не стали друзьями… Я хочу, чтобы ты с ним познакомился поближе. Мое сердце говорит мне, что его Учение войдет и в твое сердце, как оно вошло в мое…
Я лишь молча кивнул. Поживем-увидим. Но пока что меня меньше всего волновала чужая философия. Все мои мысли были только о моей прекрасной спутнице…
– Что есть истинная магия? – вопрошал кого-то перепачканный краской взлохмаченный человек, стоящий у накрытой драпировкой картины, когда мы вошли в небольшую полутемную комнату битком набитую людьми.
Я узнал говорившего. Это был Казимир Мурильо; художник и местная знаменитость. Сам Сичебор как-то пытался заказать у него портрет, но тот наотрез отказался, сказав, что «не хочет рисовать тирана». При виде Рогнеды, художник подошел к ней и поцеловал руку. Затем он кинул взгляд на меня и заметно побледнел. Мне бросилось в глаза, что и остальные участники собрания напряглись при моем появлении.
– Друзья, не беспокойтесь, это наш друг, – неожиданно раздался мягкий негромкий голос Лучано Гранди.
Артист подошел к нам и жестом хозяина указал нам место, где можно сесть. Устроившись на жесткой циновке возле стены, я огляделся. Среди присутствующих я заметил несколько известных в городе музыкантов, поэтов, ораторов и философов. Я хорошо знал их в лицо, поскольку Рогнеда и ее браться принимали активное участие в культурной жизни города, и мне постоянно приходилось сопровождать их в качестве телохранителя на различных светских тусовках. Прочая публика тоже явно была образованной.
– Друзья, – снова заговорил художник, – теперь, когда моя Муза с нами, я хочу представить вам свое новое полотно. Я создавал его при помощи истинной магии, в коей я, увы, не великий мастер, поэтому прошу не судить меня строго.
С этими словами Мурильо подошел к накрытому холсту и театральным движением сдернул с него драпировку. Я ожидал увидеть прекрасную картину, но меня настигло разочарование: изображение представляло собой черный квадрат в массивной деревянной раме, на нижней части которой имелась медная табличка с названием: «Седонна во мраке». Я грешным делом подумал было, что автор над нами решил поиздеваться, но взглянув на сияющее лицо художника отбросил эту мысль прочь: тот определенно был горд своим творением и жадно смотрел на присутствующих, явно ожидая похвалы.
– На эту картину следует смотреть с закрытыми глазами, иначе ничего не увидишь, – шепнула мне Рогнеда.
Я кивнул. Только теперь я заметил, что все вокруг прикрыли глаза. Мне ничего не оставалось, как последовать их примеру. Если я ничего и не увижу, то по крайней мере буду хоть выглядеть как культурный человек.
На протяжении десяти минут я честно сидел в полной темноте, но результата так и не дождался. Зато прочая публика пришла в настоящий экстаз. На Мурильо со всех сторон сыпались комплименты:
– Это, положительно, гениально; Казимир, ты нынче превзошел самого себя! – горячо говорил какой-то знаток, обеими руками тряся руку художника.
– Друзья, оцените момент: перед нами только что открылась абсолютно новая великая эра в искусстве! – страстно вещал другой ценитель, и все вокруг согласно кивали.
– Картина несомненно выдающаяся. Это полный успех! – расточал комплименты третий.
– Грандиозно, ничего подобного в мире еще не было! Казимир, ты – гений! – задыхаясь от восторга, говорил четвертый.
Чувствуя себя полным идиотом, я тихо спросил у Рогнеды:
– Скажи, что там нарисовано, а то я вижу только черный квадрат и ничего больше…
– Не переживай, Петр, – сказала Рогнеда, и мне показалось, что она посмотрела на меня с искренней жалостью. – Истинное искусство доступно лишь немногим избранным. А у тебя просто не было еще возможности, получить хорошее образованию. Обещаю, в ближайшее время я крепко возьмусь за тебя. Что касается этой картины, то – это мой обнаженный портрет на фоне первородного хаоса и мировой тьмы. Я четыре месяца позировала в мастерской Мурильо… Но давай послушаем, что говорит Аполлон, – и она с интересом уставилась на широкоплечего бородатого гиганта, который подошел к картине.
Этого человека я также хорошо знал: Аполлон Григ; местный поэт и постоянный возмутитель спокойствия. С присущим ему неистовым темпераментом он страстно начал делиться своими эмоциями.
– Поверите ли мне, други мои, когда я только взглянул на эту картину, мне захотелось плакать… Да, это странно, не правда ли? Этакого высочайшего идеала женственности, по моим о женственности представлениям, я и во сне даже не видывал… И есть тайна полудушевная, полутехническая, в ее создании. Мрак полностью поглотивший этот прозрачный, бесконечно нежный, девственно строгий и задумчивый лик, играет в картине столь же важную роль, как сама седонна… И это не какой-то художественный трюк. Для меня нет ни малейшего сомнения, что мрак этот есть мрак души самого живописца, из которого вылетел, отделился и бесследно улетучился этот божественный сон, образ, весь созданный не из лучей дневного света, а из розового сияния зари… Смотрел и смотрю на нее и вблизи, и вдали и дивлюсь только одному: простоте создания…
Вот на этом месте я впервые почувствовал солидарность с оратором. Я не рискнул высказать это вслух, но про себя подумал, что нарисовать черный квадрат я бы с грехом пополам и сам мог за пару минут, не мучая при этом так долго бедную Рогнеду. И все же, что в этом шедевре такого, на что стоило потратить целых четыре месяца? Не мог же художник в самом деле использовать картину лишь как законный повод, чтобы приглашать наивную девушку в свою мастерскую и заставлять ее позировать обнаженной. Я невольно с ног до головы окинул взглядом умопомрачительную фигуру моей седонны. Или все-таки мог…
Аполлон Григ, меж тем, все не унимался:
– Мне тяжело говорить, чувства переполняют меня… Позволите ли вы мне продолжить на языке поэзии. Ибо только этот божественный язык своими едва слышными намеками способен выразить невыразимое…
Присутствующие горячо поддержали намерение поэта, и в наступившей полной тишине, Аполлон Григ начал декламировать свой экспромт:
Глубокий мрак, но из него возник
Твой девственный, как сон, полупрозрачный,
Наполненный нездешним светом Лик.
Глубокий мрак, и ты из бездны мрачной
Восходишь, как лучи зари, светла,
Сияя наготою новобрачной.
Чуть отступив от юного чела,
Не смея чистоты такой касаться,
Сильнее лишь сгустилась всюду мгла,
Начав в борьбе со светом возрождаться.
Ведь тьма и свет еще со Дня Творенья
Не могут ни сойтись и не расстаться.
Откуда ты, чудесное виденье?
Кому несешь сосуд воды живой?
Где нам сулишь покой и утешенье?
Я за тебя дрожу, о ангел мой.
Как ты могла необъяснимо слиться
С окутавшей тебя зловещей тьмой?
Там хаос непроявленный гнездится…
Когда поэт закончил, все присутствующие громко захлопали, и на Аполлона Грига посыпались комплименты. А я снова ничего не понял, и лишь сидел и хлопал глазами. Но потом решил, что стыдиться мне нечего. В конце концов, если я к своим неполным семнадцати годам научился справляться с опытными наемными убийцами и темными магами высоких степеней, то и современное искусство как-нибудь да осилю. Главное, верить в себя.
Началось оживленное обсуждение картины. Все обступили художника и стали осыпать его вопросами. В это время Лучано Гранди прошел мимо нас с Рогнедой к двери и сделал знак, чтобы мы следовали за ним. Мы поднялись с циновки прошли за хозяином в его скромный кабинет.
– Что вы думаете о картине и той, кто на ней изображен? – обращаясь к нам спросил Лучано.
Рогнеда скромно потупила взор, а я лишь развел руками: «мол, простите дурака, но вопрос не по адресу».
– Красота спасет мир, – задумчиво сказал артист, – но истинная красота, также как истинная магия, всегда скрыта от любопытных глаз и мы часто видим лишь ее жалкую тень, а то и вообще ничего не видим…
– Лично я ничего не видел, – честно признался я.
– Это не удивительно, – спокойно сказал Лучано. – Еще тогда в цирке я понял, что ты ослеплен ненавистью…
Я посмотрел на артиста с несказанным удивлением. За те несколько секунд, когда я целовал его руку, он прочитал меня насквозь и узрел то, что под ледяной маской я три года успешно скрывал от всех окружающих.
– Лучано Гранди, ты самый поразительный человек из тех, которых я когда либо встречал, – сказал я. – Одного не пойму, зачем ты выступаешь в цирке как простой артист.
Несколько секунд наш хозяин молчал, а потом ответил:
– Обычно я говорю людям, что мной движет любовь к странствиям и желание приобщить мир к истинной магии. Роль артиста из бродячего цирка для этого как нельзя кстати. Но это лишь часть правды для простых обывателей. Перед такими как ты и Рогнеда мне скрывать нечего. Поэтому я скажу тебе всю правду: мною движут гнев и любовь. Гнев по отношению к тиранам и любовь к справедливости. Мой праведный гнев, Петр, сродни твоей ненависти к твоим поработителям. Но только ты надеешься срезать лишь пару тройку ядовитых грибов, а я хочу разом искоренить всю грибницу…
Меня охватило сильное волнение и я вскочил на ноги:
– Ты говоришь мудрые слова, Лучано. Я и сам понимаю, что смерть нескольких выродков ничего не решает и лишь способна принести дополнительное горе моим близким. Скажи, что ты предлагаешь. Можешь на меня полностью рассчитывать.
Рогнеда тоже встала на ноги, подошла и обняла меня:
