На хоздворе столовой среди тарных ящиков копошился дворник Лукич – запойный алкаш, когда-то трудившийся на этом же химкомбинате. Обычно колючий и нелюдимый, сегодня он был настроен благодушно и завёл с Еленой Павловной разговор о скорых праздниках и предстоящих по этому поводу мероприятиях: вечерах, банкетах, дискотеках.
Но голова заведующей была занята совершенно другим: ей хотелось как можно скорее поделиться с Аллочкой впечатлениями, ничего не забыв и не расплескав. Поэтому она переминалась с ноги на ногу, отвечала невпопад и в конце концов свернула разговор, сославшись на срочные дела.
Аллочка уже поджидала её в коридоре:
− Чего это к Вам Лукич примотался? Я из окна видела. Небось, опять подшофе?
− Да, вроде, нет. Я, честно сказать, не заметила − не до него, − Ракитина шла по коридору, на ходу расстёгивая старую мутоновую шубу − специально надела, собираясь к гадалке.
− Вот ведь как бывает, − сокрушалась Аллочка, семеня следом на высоченных каблуках, − Пётр Лукич перспективным работником был, его даже в главные инженеры прочили. А потом отравление, инвалидность. Он и сломался…
Аллочка ещё продолжала что-то говорить, но Елена Павловна вдруг остановилась, и бухгалтерша налетела на неё всеми своими ста килограммами.
− Как, ты говоришь, его зовут?
− Пётр Лукич Калиткин, − Аллочка с удивлением смотрела на вытянувшееся лицо заведующей. − А что?
− А то! − не сдержалась Елена Павловна. − Пошли − расскажу!..
* * *
Дома Елена Павловна без сил рухнула в постель. Потрогав лоб, полезла в прикроватную тумбочку за градусником. Так и есть: тридцать восемь и три!
Неожиданно вспомнился обжигающий цыганский взгляд. Надо бы выпить таблетку, но шевелиться не хотелось. Да и не болело ничего. Просто жар, словно лежишь на печи.
Может, скорую вызвать? Может, это знак? Руки и ноги налились тяжестью, и Елена Павловна медленно погрузилась в сон, как в горячую ванну.
* * *
Проснулась она поздно, абсолютно здоровая, словно ничего и не было. Муж уже ушёл на работу, а сын ещё не вернулся с дежурства. Решила дождаться его прихода, чтоб как-то наладить отношения: входить в новый год с грузом семейной ссоры не хотелось.
Но Павлика всё не было…
Елена Павловна сбегала до телефонной будки, позвонила в диспетчерскую и узнала, что бригада сдала смену вовремя. Хотела позвонить мужу, но побоялась попасть под горячую руку: работа есть работа, всякое случается… Ладно, вечером поговорят без нервов! С этой успокоительной мыслью и отправилась на службу.
* * *
Когда Катерина, уже одетая, стояла в пороге, снова собираясь на рынок, на крыльце затопали, стряхивая снег, и дверь распахнулась.
Легонько отодвинув Катю в сторону, Пашка молча протиснулся в тесную прихожую, увидел замотанную в одеяло пайву, поставил на пол большую спортивную сумку, так же молча забросил пайву на плечи:
− Пошли?
Катя только растерянно кивнула.
* * *
Вечером Елена Павловна вернулась домой пораньше: решила порадовать семью разными вкусностями − постарались девчата из столовой.
Павки дома не было, потому ужинать сели вдвоём.
Елене Павловне не терпелось поделиться с мужем последними событиями, и после второй рюмки она рассказала Платону обо всём, что мучило её в последние дни.
Муж ошалело крутил головой:
− Ленка! Ну, ты, чес-слово, как дитя малое! Я не понимаю, как тебе ещё столовку доверяют! Ты пойми, для гадалки главное: сказать то, что ты сама хочешь услышать! Ну, смотри. С чем люди обычно идут к гадалкам?.. Правильно! − похвалил он сам себя. − Здоровье, деньги, любовь. Вот она тебя по всем этим темам и пробила. Ну, кого в наши дни не интересует квартирный вопрос? Или деньги? У кого не бывает споров? А про молодую женщину – вообще молчу! У тебя их и то целых две. А ведь бывают ещё соперницы, любовницы, бывшие жёны, сёстры, невестки, племянницы – всех не перечислишь. На крайний случай – найдётся кандидатура по месту работы. Но тут она твою реакцию не просекла, потому и разговор перевела. И на тему долголетия и болезней ты тоже не повелась. Про чистые руки, не испорченные тяжёлым физическим трудом и контактом с агрессивными средами, ты и сама всё поняла. Ну, а совет про то, что мужу нужно уступать, я тебе и сам даю регулярно! − он улыбнулся и погладил её по голове, как маленькую. − В гадании главное – не то, что нам внушают, а то, что мы сами себе внушаем! Потому в конце она и напророчила тебе удачу!
− Ну, это, допустим, понятно, − не сдавалась Елена Павловна, − а как же разговор с Петром?
− Да обычное совпадение! Вот сколько ты сможешь назвать мужских имён на букву «П»?
− Пётр, Павел, Платон…
− Ага! А ещё Пимен, Пантелеймон и Прокопий! − веселился муж. − Заметь, даже ты − мать Павла и жена Платона – первым назвала всё же Петра! А гадалка твоя чем лучше? Из всех возможных она просто выбрала самое вероятное. Ну, а бедный Пётр Лукич − при всём моём уважении к его прошлому − всего лишь обычное совпадение, каких в жизни случается гораздо больше, чем ты думаешь!
− Так, может, и наша встреча в семьдесят восьмом тоже всего лишь обычное совпадение? − кокетливо улыбнулась Елена Павловна.
− Это − судьба! − муж крепко обнял её.
− Ну, а как же решится жилищный вопрос? − не отступала Елена Павловна, играя глазами и сверкая ямочками на щеках.
− А он, похоже, уже решился. Посмотри в Пашкином шкафу.
Елена Павловна сорвалась с места и кинулась в комнату сына.
− Да ты не волнуйся! − крикнул ей вдогонку муж. − В субботу у него дежурство, значит, в пятницу вечером они точно будут дома. Съездим.
* * *
Январь 2008 года, Екатеринбург.
− Да, сестрёнка, нормально ты устроилась! − Александра крутилась перед большим − во всю стену − зеркалом встроенного шкафа. Широкая юбка надувалась колоколом. − Хата − шикарная. Богатый муж. Максик − на пятидневке. Сама себе − хозяйка! А бабку-то куда подевала?
− Куда-куда… − огрызнулась Женька, − работает! В ДК Уралмаша вахтёршей устроилась. Чтоб молодым не мешать, − она зло скривилась.
− Фига се! А ей скока?
− А я знаю? До фига! Да ей лишь бы дома ни хрена не делать: кудри навьёт, морду намажет − и вперёд, а я тут крутись колбасой, − Женька ловко подопнула под диван большой клок пыли. − А потом приходит домой, типа, вся такая уставшая и ноет, и ноет: посуда немытая, бельё не глаженое! Ну, ничего, я на днях тоже на работу выхожу.
− Снова в больницу?
− Я чё, похожа на дуру? − Женька хохотнула. − Не-е-ет. Мне этого гадюшника по горло хватило! Ты прикинь, целое отделение старпёров, и все но-о-оют. Капец! Не-е-ет, я их теперь по телефону лечить буду! − она сыто улыбнулась и потянулась, любуясь своим отражением в огромном зеркале.
* * *
На самом деле Женька не считала, что устроилась очень уж здорово. Конечно, если сравнить теперешнюю жизнь с той, что была с первым мужем, Пашкой − небо и земля! Екатеринбург – не чета Перми, а тем более задрипанному Прикамску. Да и жизнь в пятикомнатной квартире − это вам не по съёмным углам мотаться!
В просторных хоромах её будущий муж Виталик проживал вдвоём с бабушкой Евстолией Марковной. Отец Виталика практически сразу после смерти жены съехал к новой пассии, затеял строительство загородного дома и из квартиры выписался, переоформив её полностью на бывшую тёщу. Тёща, которая не смогла простить зятю такой скоропалительный брак, от общения с ним уклонялась. Да он и не рвался особо − манили иные горизонты.
Приняли Женьку поначалу хорошо. Бабушка Евстолия Марковна, смотревшая в рот единственному внуку, прописала в квартире и Женьку, и её сына от первого брака − Максима. Со справками на руках и барашком в бумажке сбегала в Управление образования, пошепталась, с кем нужно, и пристроила благоприобретённого правнучка в детский сад рядом с домом.
Будущий свёкор вручил сыну три тысячи евро − на свадебное путешествие. Жизнь заиграла новыми красками!
Женька прикинула и решила: на эти деньги − гуляем свадьбу, а на те, что подарят гости − едем за границу! Одним выстрелом − сразу двух зайцев!
Свадьба получилась шикарная: с белым лимузином, голубями, выпущенными в небо, фейерверком, красочными фотографиями на фоне городских достопримечательностей и нового офиса строительной компании ПО«СТРОЙ-КА», принадлежащей свёкру − Андрею Дмитриевичу Ерохину.
Вот только потраченных денег вернуть не удалось. Несмотря на все ухищрения толстой и горластой ведущей, в ползунки натолкали какую-то мелочь, а за конкурсные призы выручили сущие копейки. Но главное потрясение ждало Женьку ночью. Когда пьяненький Витасик, абсолютно счастливый и всем довольный, наконец-то успокоился и заснул, она распотрошила подарочные конверты и заплакала от обиды: расчёт не оправдался! А в двух конвертах было вообще пусто! Совершенно!
И это оказалось не последним разочарованием.
* * *
Бабка Евстолия Марковна, которая после смерти единственной дочери, казалось, дышала на ладан, внезапно обрела второе дыхание и порхала по квартире мотыльком.
− Я теперь от молодых − никуда! − радостно заявляла она подружкам, которые в последнее время что-то зачастили в гости. − Женечка у нас − медсестра, так что, если что − будет меня дохаживать, − и ласково похлопывала внучатую сноху по руке.
Женька принуждённо улыбалась и кивала. А что тут скажешь?
Бабкины подружки, разведав обстановку, начали таскаться, как по расписанию: давление измерить, укольчик поставить, растолковать, что доктор накарябал в назначениях. Прям, филиал районной поликлиники!
А Женька – прими, подай, прибери…
Она пробовала уговорить мужа разменять хоромы, но Виталик даже думать об этом боялся: квартира полностью оформлена на бабулю. Не дай Бог, информация дойдёт до отца − мало не покажется!
От такой жизни Женька быстренько слиняла на работу. Поскольку в частные клиники без рекомендации было не пробиться, пошла в муниципальную больницу, где ей в перспективе пообещали должность старшей медсестры. Проработала недолго. Прикинув фиг к носу, поняла, что практически ничего не выиграла: те же старухи, только уже не тихие интеллигентные бабкины подружки, а либо скандальные платницы с кучей претензий, либо, напротив, забитые и никому не нужные бюджетницы, к которым и подходить-то лишний раз муторно.
Зарплата − чистые слёзы.
Женька приходила домой измотанная и злая, грызла на кухне чай с печеньками и падала на диван с ноутбуком. Пару раз Евстолия попробовала подлезть с какими-то вопросами − Женька начала запираться в спальне.
Обиженная Евстолия Марковна демонстративно игнорировала заботы по дому, а потом и вовсе сделала финт ушами: устроилась на работу во дворец культуры.
Голодный и заброшенный Витасик по неделе ходил в одной рубашке и сам себе варил пельмени и макароны с тушёнкой. С постельным бельём, которое менялось раз в квартал, смириться было проще всего.
Спорить с женой Виталик не смел: за пререкания любящая супруга лишала его секса, благо, профобразование позволяло не ограничиваться ссылками на головную боль.
Скрытый конфликт кипел и гудел, как лава в чреве вулкана. Пока однажды не прорвался.
Виталик, которого отец отчитал за неподобающий для заведующего отделом продаж внешний вид, самостоятельно перестирал все накопившиеся за долгий срок рубашки. Потом, развесив их на плечики, пристроил сушиться в самых разных местах: на дверях, на ручках шкафов − везде, где смог зацепиться. А утром уехал в область − на объект.
Рубашки высохли быстро. Но продолжали висеть. Неделю!
Вернувшись из командировки, Витасик услышал визги и крики, доносившиеся из-за дверей квартиры, а, отперев замок, застал жену и бабулю над кучей тряпья, сваленного горкой прямо на полу. И тут прозвучали роковые слова:
− Да как ты смеешь рот открывать, поганка? Ты тут − никто! И звать тебя − никак! − Евстолия Марковна гордо развернулась и убралась к себе.
Женька вопросительно глянула на Виталика, но тот лишь растерянно пожал плечами.
Военные действия были открыты…
* * *
− Да, в каждой избушке − свои игрушки! − согласилась Александра. − Кстати, а бывший-то твой − в шоколаде!
− Чё, олигархом заделался? − ехидно ухмыльнулась Женька.
− Ну, типа того. А тебе разве мать не говорила?
Женька отрицательно помотала головой. Александра набрала в лёгкие побольше воздуха:
− Помнишь, вместе с вами Катька училась? Ну, тютя такая засельпованная …
− Ну, − насторожилась Женька.
− Короче, Пашка твой с ней сошёлся. А Катька эта жила с каким-то чуркестанцем. С рынка.
− Да знаю я, дальше-то чё?
− А то: грохнули они этого торгаша! − у Женьки аж челюсть отвисла. − И все его денежки прихапали! А остатки товара распродали. А родаки Пашкины на эти денежки бизнес подняли: стоянку для дальнобойщиков. С гостиницей, со столовкой. Так что олигарх не олигарх, но денежки имеются.
− Не-е, ты не гони, − с сомнением протянула Женька. − Как они его убили-то? Щас, так-то, не девяностые: за убийство срок дают.
− Ага! Если поймают! Как именно убили − не знаю. Врать не буду. Может, в бане в парилке двери подпёрли. Вот только труп-то они спрятали! Может, в огороде зарыли. Или в подполе. Его родичи приезжали − так и уехали ни с чем. А Катька после этого дом продала: понятно, кому ж охота с покойником в подполе жить!
− Вот ведь крыса толстожопая! − взвилась Женька. − Своего мужика угробила − к моему в койку прыгнула! Интересно, как же свекруха моя богомольная это стерпела: Пашеньку своего драгоценного в такие руки отдала?
− И не спрашивай! Уж сколько она у тебя крови выпила, а тут − тишь, гладь, да божья благодать! Любовь и голуби, короче!
− Ничего! Я им кайф-то обломаю! − Женька заметалась по комнате…
* * *
Александра не соврала: две тысячи седьмой год принёс в семью Ракитиных большие перемены. Правда, начались они ещё в декабре прошлого, две тысячи шестого.
Декабрь 2006 года, Прикамск.
В конце недели Пашкины родители, как и условились, приехали домой к Катерине.
Елена Павловна, как ни в чём не бывало, стрекотала не умолкая. Она хорошо помнила наказ цыганки: уступишь − всё по-твоему будет. С интересом осмотрела хозяйство, похвалила порядок в доме и на дворе, восхитилась цветущими цикламенами.
Особо заинтересовалась термосом, который Катя с бабулей когда-то давно смастерили из старой алюминиевой пайвы. Поцокала языком, удивляясь простоте и эффективности конструкции и тут же, на холодной веранде, углядела Тимуровы тюки с товаром.
Катерина, смущаясь и пылая щеками, объяснила, что это и откуда. Елена Павловна, любопытная, как все женщины, попросила разрешения посмотреть. В тюках обнаружились толстые мохеровые свитеры с неброским рисунком, вязаные пушистые штаны грязно-серого цвета и шерстяные носки из овечьей пряжи.
− Да, с этим на рынок не пойдёшь, − протянула Ракитина и, призадумавшись, вспомнила ещё одно предсказание гадалки: деньги где-то рядом с тобой, удача тебе будет, только ты сама её не упусти!
Решение созрело мгновенно. Елена Павловна тут же собрала в горстку всех присутствующих и объявила:
− У нас в городе это не продать! Ну, разве что по знакомым попробовать предложить, но это долго и муторно: тому − подешевле, этому − в долг без отдачи. Не вариант, в общем и целом. Да ещё и наслушаешься всякого! А вот в районе − самое оно! Павка, сбегай, принеси из машины атлас. Я предлагаю составить маршрут и проехаться по деревням. Во многих есть мини-рынки, но идеальный расклад: пристроить товар в местные магазины. Во-первых, у продавцов всегда в наличии живые деньги, во-вторых, это будет всё же опт.
− Лена, но это же − чужое!? − недоумевал Платон Данилыч, несколько шокированный напором супруги.
− И что ты прикажешь с этим делать: раздать бомжам или свезти на свалку? Здесь вообще-то не камера хранения! И потом, давайте решать проблемы по мере их поступления. Вернётся хозяин − будем разговаривать, − возразила Елена.
− А поедет-то кто?
− Ты, Павлик и Катюша.
− А работа? − упирался Платон Данилыч.
− У тебя отгулы накоплены, Павка возьмёт неделю в счёт отпуска, а Катерина − вольный казак. Казачка, − поправилась она. − Как раз до Нового Года успеете вертануться.
− Ну, ты, мать, даёшь! − сказали отец и сын Ракитины в один голос.
* * *
Вернулись они через неделю, распродав всё подчистую.
Во время их отсутствия в посёлке произошло одно событие.
В субботу вечером соседка Людмила закончила перегонять бражку, которая дожидалась своего времени ещё с осени. Этот непростой процесс занял у неё несколько дней, целиком поглотив Люсино внимание.
Приняв на грудь, по её собственным словам, стопарик, Люся взяла лопату и вышла к калитке раскидать снег, которого за последнюю неделю навалило до окон.
Краем глаза она поглядывала на дорогу, поджидая Генку. Обычно его подвозил с работы сосед Лёша, трудившийся на рынке контролёром. Лёша был здоров как бык и безобиден как младенец. Правда, знали об этом только его родные да хорошие знакомые. На остальных Лёшина плотная фигура в камуфляже и лысая голова в балаклаве с подвёрнутыми краями производили неизгладимое впечатление. Свой побитый жизнью ГАЗик он тоже раскрасил под камуфляж и оснастил бампером, сваренным из гнутой трубы.
Вдали показались огни фар. Люська встала, опершись на лопату, и приготовилась встречать любимого. Но это оказалась незнакомая тёмная «девятка», которая остановилась у Катькиного дома.
«Неужто хозяйка вернулась?» − подумала Люська и, воткнув лопату в снег, двинула навстречу. Из автомобиля вышли двое.
− Здравствуй, − с сильным акцентом произнёс один из них, помоложе.
− Здравствуй, здравствуй, хрен мордастый! − беззлобно пошутила Люська, пребывавшая в той степени опьянения, которую восточные мудрецы именуют «состоянием обезьяны», проще говоря, была весела и бесстрашна.
− Тимура знаешь?
− А то! Жалко парня, а как подумаешь, так и черт с ним! А вы ему, видать, роднёй приходитесь?
− Ол не дейді? (Что она говорит?) − спросил второй, пожилой, с жиденькой бородёнкой.
− Тимур өкінішті дейді (Говорит, Тимура жалко), − ответил ему первый и снова обратился к Люське: − Тимур где?
− Где, где − в Караганде! − незатейливо пошутила Люська. − По всему, прихватили Тимурку архангелы: жадность фраера сгубила! Ну, да жизнь ошибки поправит: тюрьма − не школа, прокурор − не учитель, − и с чувством продекламировала:
− Тюрьма − наука из наук,
И мир её жесток и тонок,
Она научит понимать,
Кто человек, а кто подонок…
− Ол не дейді? (Что она говорит?)− снова забеспокоился пожилой.
− «Түрме» дейді («Тюрьма» говорит).
− Ай, ослицаның ұлы және Шағала! Мен оған есірткі сатуға болмайды деп айтқанмын! Ақымақ да ашкөз де, адамдар да жақсы емес. О, Алла! Бұл қамсыз қой өзін де, бізді де өлтіреді. Әйел қайда сұра (Ай, сын ослицы и шакала! Говорил я ему, что нельзя связываться с наркотой! Глупый да жадный ни себе, ни людям добра не делает. О, Аллах! Этот безмозглый баран погубит и себя, и нас. Спроси, где его женщина).
− Катька где? − первый кивнул на соседский дом, окна которого были прикрыты ставнями, а нетоптаный снег переливался в свете фар голубыми искрами.
− Хозяйка-то? Дак уехала куда-то. Давно уж. Дом стоит… Блин, засада!.. − Люська всплеснула руками.
− Ол не дейді? (Что она говорит?)− опять переспросил второй.
− Ол үй иесі кетіп қалды, ал үйде-отыр (Говорит, хозяйка уехала, а в доме − засада).
− О, Алла! Сонымен біз не күтеміз? Мұнда барыңыз! О, Алла, кім тура келеді! ( О, Аллах! Так чего мы ждём? Поехали отсюда! О, Аллах, с кем приходится иметь дело!) − договаривал он уже набегу.
Не успели оба запрыгнуть в машину, как улица озарилась светом мощных фар: на дороге появился ГАЗон в камуфляже. Водитель тормознул возле Люськи, не спеша вылез из кабины и, разминая крутые плечи, спросил, кивая на лихо скачущую по колдобинам девятку:
− Кто такие? Чё ищут?
− Дак, Тимура ищут. Родичи его. Один-то, по всему видать, мулла − приличный человек, − и поторопила Генку: − Давай живее, мне ещё к Катьке сбегать надо. Обещала ей котёл подтопить, да за делами забыла: закрутилась. Если еёшные цветы помёрзнут − капец мне! Засада, блин! − и повернулась к соседу: − Лёшик, ты погоди чуток, я те самогонки пол-литровочку нацежу.
* * *
А Елену Павловну Ракитину уже несло по кочкам: никак не выходили у неё из памяти обидные Женькины слова про маргиналов и нищебродов.
На другом краю химкомбината − подальше от центральной проходной, поближе к подъездным путям − вот уже пару лет пустовало здание филиала столовой. В своё время, когда предприятие работало на полную мощность, экономичнее было кормить часть сотрудников здесь, не гоняя через всю территорию комбината. Филиал был полностью оснащён пусть не новым, но исправным оборудованием: четырёхконфорочная плита, жарочный шкаф, мясорубка. Все коммуникации – целы.
Елена Павловна уже давненько приглядывалась к этому зданию, но, подсчитав, во что обойдётся ремонт − отступалась. Тем более что они с мужем собирали деньги для Павлика: на отдельную квартиру. Теперь же всё сошлось, как нарочно.
Елена, как, впрочем, и многие женщины, была интуитивна, верила в знаки и приметы. Всё это успешно сочеталось в ней с жизненной тёртостью и крепкой хваткой. Она чувствовала: всё, что происходит в их семье в последнее время − неспроста! Нужно было хватать удачу за хвост.