1 января 2010, Пермь.
Екатерина Андреевна, накормив и уложив уставшего с дороги внука, возилась на кухне, раздражённо гремя посудой. Муж сидел рядом, неторопливо прихлёбывая обжигающий чай:
– Ты бы, Катюша, потише: разбудишь парня.
– Да, ему сейчас хоть из пушки стреляй – не проснётся. Вот, что у них там произошло? – изводилась Екатерина Андреевна. – Петька слова не сказал: сунул Мишустика с клеткой, поздравил в пороге и убежал…
– Так он же ясно сказал: в Прикамск – на комбинат. Ну, чего ты волнуешься? Дело молодое.
– Это он так сказал! – взвилась Екатерина Андреевна. – А Мишустик сказал, что мама приехала. Понимаешь? Ма-ма! И кролик этот!..
– Хороший кролик, что не так-то?
– А то, что кролика Мишке подарила Катя! И что мне теперь прикажешь делать?
– Да ничего, – флегматично отозвался Виктор Иванович, – сами разберутся – не маленькие. Ну, а если уж невтерпёж, позвони, может, расскажет, что там такое стряслось.
– Да я звонила – номер не доступен.
– У кого?
– Да у всех! Ладно, попробую завтра с утра.
* * *
1 января 2010, Прикамск.
Ракитины ещё спали, когда зазвенел дверной звонок.
– Никак, Пашка с дежурства вернулся, – сладко потянулся Платон Данилович.
– А чего ж сам-то не открыл? Ключи потерял? – всполошилась Елена Павловна и, подбежав к окну, отдёрнула занавеску. В переулке стояла серебристая иномарка. Двигатель работал, но пассажиров видно не было. – Гляди-ка, никак, опять эту курву на нашу голову принесло! – помянула Ракитина бывшую невестку.
Платон Данилович подскочил как на пружине и глянул на улицу:
– Не, у неё форд, а это – мерс четырёхглазый, – в дверь снова позвонили, и Ракитин, натянув спортивные штаны и футболку, пошёл открывать.
Елена Павловна, торопливо приводя себя в порядок, не забывала прислушиваться к тому, что происходит в прихожей: вот щёлкнул замок, хлопнула входная дверь, донеслись удивлённые и радостные возгласы Платона. На ходу поправляя волосы, Ракитина выскочила в коридор:
– Катерина?!.. – от неожиданности она замерла как вкопанная. – Что случилось?! – заметив за Катиной спиной высокого симпатичного парня в тёмном пуховике и пушистой шапке, Ракитина машинально кивнула: – Здравствуйте!
– Елена Павловна, Платон Данилыч! С Новым Годом! – Катя улыбнулась радостно и чуть смущённо.
– Так вы проходите, чего в пороге-то стоять? – суетился Ракитин.
Катя отрицательно помотала головой и жалобно скривилась, сделав брови домиком:
– Платон Данилович, тут дело такое, что кроме вас никто не поможет: у Андрея аккумулятор сдох, ну, он Вам лучше всё объяснит… А где взять-то? Никто же не работает, – она потянула парня за рукав, – а нам ехать надо…
– Вам?! – вздёрнула брови Елена Павловна. – Куда?
– Да, нам, – Катя твёрдо посмотрела ей в глаза, – в Набережные Челны, а потом… – она замялась и беспомощно посмотрела на Андрея.
– А потом в Вардане, к моим родителям, – улыбнулся тот широко и радостно.
Елену Павловну словно кипятком окатило: к сердцу прилил жар, на лбу и над верхней губой выступила испарина. Она жадно глотнула воздух и цепко схватила Катю за рукав:
– Пусть мужики сами разберутся, а ты давай заходи, подожди в доме: нечего там мешаться…
* * *
1 января 2010, Екатеринбург.
− Как не беременность? − Наташа недоверчиво нахмурила бровки.
− Ну, что вы хотите, уважаемая? − пожилая врачиха равнодушно пожала плечами. − Стресс, интенсивная физическая нагрузка, быстрое похудение, перемена климата − причин для задержки более чем достаточно!
− А тест?
− Ну, ни один тест не гарантирует стопроцентного результата…Понаблюдаем до утра, а завтра решим, что с Вами делать.
– А капельница? – глаза Татки наполнились слезами, и подбородок мелко задрожал.
– Поставим вам капельницу, не волнуйтесь, – врачиха успокаивающе похлопала Наташу по руке.
* * *
1 января 2010, Прикамск.
Пока Андрей и Платон Данилыч гоняли к нужным людям за аккумулятором, Елена Павловна успела расспросить Катерину о последних событиях.
– Слушай, а чего его родители из Челнов в такую даль забрались-то?
– Так это у нас даль, – улыбнулась Катя, – а там – море! Да они всю жизнь мечтали, что как только выйдут на пенсию, так уедут жить к морю, готовились, деньги копили. А в прошлом месяце продали бизнес, купили участок с недостроем и переехали. Ну, они, конечно, заранее его присмотрели, с агентством договорились, но вот оформили прям недавно.
– Участок-то большой? – оживилась Елена Павловна.
– Андрей не говорил, ну, наверное, немаленький: там раньше сад был. Ну, он, вроде как, и сейчас есть, только старый уже. Елена Павловна, – замялась Катя, – я в квартире телефон оставила: поставила на зарядку и забыла. Возвращаться не хочу…
– А как же ты в дорогу, в незнакомое место, и без телефона? – всплеснула руками Ракитина.
– Ну, Андрей вам пока свой номер оставит, а в Челнах купит мне новый, с него и позвоню, – Катя опять замялась, – Елена Павловна, вы не могли бы мой телефон из розетки выключить? – девушка осторожно положила на краешек стола ключи от квартиры Булатова. – Я понимаю, что нагружаю вас, но просто боюсь, мало ли что… всё же электричество…
– Катя, – Ракитина сочувственно заглянула ей в лицо, – ты хорошо подумала? Не пожалеешь?
– А чего мне жалеть? – Катя, не мигая, смотрела перед собой. Не могла же она сказать Елене Павловне, что просто устала ждать у моря погоды. Сначала Тимур, который вроде как дал понять, что готов жениться хоть завтра, а сам пропал неведомо куда. Потом Пашка, с которым они даже заявление успели подать. Окончательно добила её история с Булатовым…
– Ну, тебе виднее, конечно, – вздохнула Ракитина. – Обратно-то когда?
Кате очень хотелось сказать, что никогда, но она вздохнула:
– После старого Нового Года, наверное…
– Ну, тогда с «Родниками» и порешаем, когда вернёшься, – Елена Павловна с облегчением вздохнула и пошла на кухню подогреть чайник: – Мужики уж скоро вернутся…
* * *
1 января 2010, Пермь.
Екатерина Андреевна ойкнула: затейливая фарфоровая вазочка с вареньем выскользнула из рук − по полу растеклась липкая розовая лужица.
− Да чтоб тебе! − вздохнув, женщина пошла за тряпкой. Настроение окончательно испортилось. Прибирая, она вела мысленный диалог с непутёвой снохой и так себя взвинтила, что, несмотря на поздний час, схватилась за телефон. На этот раз в трубке раздавались длинные гудки, и Екатерина Андреевна, обрадованная тем, что абонент таки появился в зоне действия сети, решила ждать до победного. Наконец ей ответил слабый голос:
− Алло.
− Наташа, − Екатерина Андреевна говорила вполголоса, прикрывая трубку ладонью, чтоб не разбудить домочадцев, − Наташа, что там у вас произошло? Почему они приехали вдвоём?
В ответ послышалось лишь тоненькое поскуливание.
− Наташа! Что ты опять вытворила? − Екатерина Андреевна нарочно задала этот провокационный вопрос, выделив голосом слово «опять», чтобы вывести невестку из равновесия и развязать ей язык.
Расчёт полностью оправдался: Татку, пребывавшую после разговора с врачом и капельницы в равнодушии и каком-то странном отупении, рывком выдернуло с глубины на поверхность:
− А вы у Петечки своего спросите! − неожиданно резко ответила обычно спокойная и покладистая невестка.
– Спросила бы, да он же сам не свой, даже разговаривать со мной не стал. Мишеньку завёз и уехал на комбинат. Давай, рассказывай, – помягчела Екатерина Андреевна, – может, помогу чем.
И Татка, давясь слезами и соплями, выложила всё без утайки. Екатерине Андреевне оставалось только вздыхать и сочувственно охать в трубку. Когда поток откровений иссяк, она выдержала небольшую паузу − не скажет ли сноха ещё чего-нибудь − и подвела итог:
− Дура ты, Наташка, конечно: такого мужика упустила!
− Какого мужика?! − взвизгнула Татка. − Вы что, не поняли? Он меня изнасиловал!
− Так он − твой муж вообще-то, − сходу отбила Екатерина Андреевна, − имеет право. Вот только зря он это, конечно: не будет у вас жизни.
− Почему? – Наташка спросила по инерции. На самом деле ей это было совсем даже не интересно: сама всё прекрасно знала и понимала. Брякнула и тут же пожалела, потому что Екатерину Андреевну понесло по кочкам:
− А то ты не знаешь! – взвилась свекровка. – Вот скажи, мало он для тебя сделал? Мало? – и сама же ответила на вопрос: − Да всё, что ни захочешь! Жила в своё удовольствие! Прислугу в доме завела – это ж надо такое придумать! Ребёнок мать почти не видел! В модели захотела − пожалуйста! За границу − пожалуйста! А ты как его отблагодарила? Рога наставила такие, что мужик в дом зайти не может − за притолоку цепляется! – Екатерина Андреевна перевела дух и выдала нагора то, что уже не единожды прокрутила в уме: − Вот моё тебе материнское напутствие: поезжай к своему американцу, роди ему деток, и будь счастлива, а Петечку с Мишуткой оставь в покое. Бог даст, у них и без тебя жизнь устроится.
Татка лишь всхлипывала в трубку.
– Ой, горе мне с тобой, девонька, – жалостно вздохнула Екатерина Андреевна, – у тебя хоть деньги-то на обратную дорогу есть? Ты, если что, не стесняйся: какие между своими счёты…
1 января, 2010, Прикамск.
Набрав Катерине полную сумку вкусняшек – на дорожку, Елена Павловна тихонько ткнула мужа локотком и сделала большие глаза.
– Ты, это, Андрюха, номер мне продиктуй, – спохватился Платон Данилыч, хватая свою трубку.
Забив номер Андрея, он нажал вызов и, услышав переливчатую трель телефона гостя, широко улыбнулся:
– Порядок!
Елена Павловна покашляла и снова сделала большие глаза.
– Ты вот ещё что, – решительно произнёс Ракитин, – ты паспорт мне свой покажи.
У Кати от возмущения и стыда запылали щёки, но Андрей, успокоив её взглядом, с готовностью полез во внутренний карман. Переписав паспортные данные и убедившись, что страничка для отметок о регистрации брака девственно чиста, Ракитин со вздохом облегчения вернул паспорт владельцу:
– Ты, Андрюха, не обижайся: у Катерины кроме нас и нет никого, так что не взыщи – будем надоедать. А ты, Катя, как новый телефон купишь, сразу отзвонись.
В пороге он, дождавшись, когда Андрей выйдет, сунул Кате три пятитысячных купюры:
– В дорогу без денег нельзя!
Катя попыталась было отказаться, но тут Елена Павловна обняла её, развернула лицом к двери и отчеканила:
– Если что не так – звони: Пашка с Платоном приедут и тебя заберут.
* * *
Взбудораженная Елена Павловна никак не могла успокоиться:
– Ну, вот кто он такой? И ты тоже хорош – отпустил девку незнамо с кем неведомо куда…
– Лена! – возмутился Платон Данилович. – Вообще-то ты тоже при этом присутствовала. Да и вообще перестань накручивать и меня, и себя. Нормальный он парень.
– Да не иначе, аферюга…
– Да никакой он не аферюга. У отца было своё предприятие по грузоперевозкам и автосервис. Когда родители на море перебирались, фуры продали, а автосервис оставили ему.
– А машина откуда? Не мне тебе рассказывать, сколько такая стоит.
– Машину он не украл – купил. После аварии. Считай, заново собрал. У него, между прочим, свой автосервис. Забыла?
– Да что ты говоришь? – делано удивилась жена. – А что ж аккумулятор нормальный поставить не мог, при своём-то автосервисе?
– А аккумулятор – родной, буржуйский. Не было смысла менять.
– Ну, понятно – бизнесмен, – в голосе Елены Павловны явно послышались ревнивые нотки, – то-то Катька рванула, не глядя. Пашка наш, конечно, и рядом не стоял…
– Ленка, ну чего ты бесишься? – Платон Данилыч приобнял жену за плечи. Ведь сама знаешь, почему у Катерины с Пашкой ничего не вышло – не её это вина. Забыла, как она родительский дом продала, чтобы кафе выкупить?
– Ой, Боже ж мой! – простонала Елена Пална. – Что же нам с «Родниками»-то теперь делать?! Мало того, что надо директора искать, так ещё и Катерине её долю выплачивать…
– Да не паникуй ты заранее! Кто знает, как у них там всё сложится…
– Ой, дай Бог, чтоб…
– Ле-ена-а! – укоризненно протянул Ракитин. – Ты ж у меня хорошая, добрая баба…
– Так я и говорю: дай Бог, чтоб всё у них там сложилось! А вот где Павка пропадает? – забеспокоилась Елена Павловна.
Пашка вернулся в плохом настроении, на вопросы отвечал односложно, есть не стал и, сказав, что зверски устал после тяжёлой смены, заперся у себя в комнате.
* * *
На самом деле смена выдалась на удивление спокойной для новогодней ночи, и утром Пашка, прихватив бутылку шампанского и кое-что из материных припасов, отправился провожать молоденькую докторшу Полину Евгеньвну, с которой они работали в одной бригаде уже второй месяц и которая явно ему симпатизировала.
Полина проживала в небольшой двухкомнатной малосемейке. Жильё было ведомственное. Вторую комнату занимала Марина – медсестра из городской больницы, мать-одиночка с дочерью-школьницей. По случаю праздника соседей дома не было – уехали к родственникам в Пермь.
Молодые люди устроились на диване, разложив угощение на журнальном столике. Выпили, поболтали ни о чём, снова выпили. После третьего тоста Полина, которая едва касалась губами края бокала, перестала смущаться, в речи и движениях проявились мягкость и манкость, Пашку тоже отпустило, неразрешимые проблемы, которые всё последнее время давили неподъёмным грузом, отошли в сторону, и он ощутил в теле и на душе необыкновенную лёгкость и свободу, даже дышать начал по-другому – полной грудью.
Рядом с Полиной, такой хрупкой и нежной, он вдруг почувствовал себя сильным и уверенным: не надо было никому ничего доказывать, унижаться, добиваясь взаимности – он был интересен и нужен таким, какой есть! И не было вокруг никого и ничего: ни родителей, которые постоянно ждали от него подвигов и свершений, ни горечи от потери семьи, ни стыда перед Катей, которая ради него осталась без собственного дома…
Паша робко поднял руку, кончиками пальцев осторожно коснулся щеки девушки и обомлел: Полина ласково, как котёнок, потёрлась о его ладонь и закинула голову назад. Пашкины пальцы скользнули вниз по стройной шейке, по рельефным ключицам…
Полина сдавленно охнула, и волна восторга накрыла парня с головой. Придерживая хрупкие плечи девушки одной рукой, другой он нетерпеливо расстёгивал неподатливые круглые пуговички:
– Родная! Сладкая! Хочу тебя…
* * *
1 января, 2010, Екатеринбург.
Наташа с трудом дождалась вечера и набрала номер Пола.
– Baby, it's great to hear from you! Everything is fine? Did he agree to a divorce? (Детка, страшно рад тебя слышать! Всё нормально? Он согласился на развод?)
– Yes…(Да…) – Наташа всхлипнула в трубку.
– What happened? How do you do? How is our baby? (Что случилось? Как ты? Как наш ребёнок?)
Наташа горько и совершенно искренне разрыдалась, захлёбываясь слезами и некрасиво швыркая носом.
– Nata, my little girl! What did he do to you? (Ната, маленькая моя девочка! Что он с тобой сделал?)
– He beat me… (Он избил меня…)
– Damn…I told you you didn’t have to go… Where are you now? (Чёрт…Я же говорил, что тебе не нужно было ехать…Где ты сейчас?)
– At the hospital… (В больнице…)
– Oh my God! Is the baby all right? (О, Боже! С ребёнком всё в порядке?)
– Our child is no more… (Нашего ребёнка больше нет…)– Наташу накрыла новая волна слёз.
– Ah, damn it! Have you contacted the police? Your doctor should do it! (А, проклятие! Ты обратилась в полицию? Твой доктор должен это сделать!)
Наташа растерянно затихла.
– Natasha! Natasha! Why are you silent? (Наташа! Наташа! Почему ты молчишь?)
– It hurts… (Мне больно…)
– You should call the police. They'll put him in! Raising a hand against a pregnant woman is a crime! (Ты должна обратиться в полицию. Его посадят! Поднять руку на беременную женщину – это преступление!)
– Don’t you understand that this is not America?! (Неужели ты не понимаешь, что здесь – не Америка?! – истерично выкрикнула Наташа и раздельно произнесла по слогам: – He won’t get a-ny-thing! And he won't give Misha to me! (Ему ни-че-го не бу-дет! И Мишу он мне не отдаст!)
– I'm going to you. As fast as I can! (Я вылетаю к тебе. Так быстро, как только смогу!)
– No! (Нет!)– испуганно выкрикнула Наташа. – I'm afraid for you: my husband is a terrible person! He agreed to a divorce, and it's already good! (Я боюсь за тебя: мой муж – страшный человек! Он согласился на развод, и это уже хорошо!)
– Then you must leave immediately. Lawyers will do everything for you! (Тогда ты должна срочно уехать оттуда. Юристы всё сделают за тебя!)
– Where? (Куда?) – задала она главный вопрос.
– First to Moscow, and then to me to New York. (Сначала в Москву, а потом – ко мне в Нью-Йорк.)
– And you'll be happy to see me like this? (И ты будешь рад видеть меня такую?) – Наташе хотелось закрепить позиции.
– Silly little girl! Of course, I will be glad, I will be happy to see you, and you will bear me many, many children, as many as the Lord sends us! (Маленькая глупая девочка! Конечно, я буду рад, я буду счастлив видеть тебя, и ты родишь мне много-много детей, столько, сколько пошлёт нам Господь!)
Умывшись и причесавшись перед треснутым зеркалом, Наташа подошла к дежурной медсестре, сообщила, что хочет сегодня же уйти домой и, напевая, вернулась в палату.
1 января, 2010, Прикамск.
Расслабленный и одуревший от восторга Пашка нежно смотрел на тонкий профиль спящей девушки.
Сколько он себя помнил, Пашка постоянно был кому-то что-то должен. В детском саду на него давили нянечки и воспитатели, заставляя есть холодный и скользкий манный пудинг и пить кипячёное молоко с противными пенками. В школе не давали покоя учителя, а дома – родители: все они на разные голоса твердили, что надо учиться, получать аттестат, поступать в институт, делать карьеру. Как будто без высшего образования и жизни нет. Вон, ни у матери, ни у отца вышки нет – живут же себе, и неплохо.
Катька, та всё больше молчала, но смотрела так, что он и без слов чувствовал себя виноватым и должным. А в чём его вина? В том, что не любил её никогда, относился как к товарищу по несчастью, так ведь сердцу не прикажешь! Другим органам, кстати, тоже! Родители этого не понимали, да и как объяснишь, особенно после того, как Катька продала оставшийся от родителей дом и вложилась в совместный бизнес?! Да они бы и слушать не стали, покрутили б у виска и снова начали поносить Женьку.
А Женька – умница: сразу всё просекла про них с Катькой, без слов! Женька вообще знала его как никто, вот только разговаривать умела исключительно в приказном тоне: подай-прими-пошёл вон. И за себя постоять, конечно, тоже умела: вон как тогда отцу ответила – наотмашь рубанула. Сам Пашка никогда бы так не смог!
Он откинулся на спину, закрыл глаза и погрузился в волнующие воспоминания. Женька… Какая она была нежная, страстная и одновременно податливая! Никогда Пашка не забудет ту ночь, когда привёз её с вечеринки в квартиру сестры Александры. Он и после, когда уставшая и раздражённая жена после долгих уговоров и препирательств подпускала его к себе, закрывал глаза и вспоминал именно ту, первую их ночь, и жил этими воспоминаниями. Пашка словно наяву почувствовал лёгкое дыхание и невесомые прикосновения нежных пальцев:
– Женя, Женечка! Иди ко мне…
* * *
– И чё, ты вот так целый вечер и прорыдала? – соседка Марина, не торопясь, выкладывала из большой дорожной сумки разные вкусности.
Полина шмыгнула носом и попыталась перевести разговор:
– А ты почему одна вернулась?
– Так мне на смены, а Алёнке тут чего делать? У брата в Перми – своих двое. Невестка им билетов набрала и на ёлки, и в театры, вот пусть и веселятся. Да ты от разговора-то не уходи, рассказывай, чего плачешь?
Полина, которую на самом деле так и распирало от желания выговориться, выложила всё, что было, утаив лишь имя своего обидчика.
– Представляешь, он меня Женей назвал!
– Слушай, а это, часом, не Пашка Ракитин у тебя гостевал? – прищурилась Марина.
– А ты откуда знаешь? – настороженно встрепенулась Полина.
– Тю-ю, так я ж на скорой сколько лет отпахала, – Марина сноровисто разложила по тарелкам городские деликатесы и достала из морозилки запотевшую бутылку водки, – я ж в больницу-то перевелась, когда Алёнка в школу пошла. А до этого я – на смене, дочка – в садике на пятидневке, так и жили. Так что я на подстанции всех знаю – спрашивай, коли интересно.
– А про Павла… – замялась Полина.
– И про Пашку знаю, и про папашку, и про мамашку его шебутную, и про Женьку, – Марина ловко отвернула крышку и аккуратно разлила по рюмкам густую и тягучую на вид водку.
Полина сморщилась и отрицательно покрутила головой:
– Ой, я не буду. Ты про Женьку расскажи.
– А чего про неё рассказывать? – Марина с удовольствием опрокинула рюмку и захрустела маринованным огурчиком. – Пройденный этап. Бросила она нашего лопушка Павлика и свалила в Ёбург, к олигарху. И пацанёнка с собой забрала. Говорили, что Пашка сам у нотариуса отказ от ребёнка написал. Так что Пашка твой теперь – вольный сокол. Только я б на твоём месте лучше к мамашке его пригляделась: она у них в семье всем рулит. Бизнесменша. Мужики у неё по струнке ходят. Говорят, что Женьку эту она на дух не переваривает, да и понятно: эта Пашкина баба – сучка та ещё. Знаешь, что она в садике утворила?
– В каком садике?
– В каком, в каком… В детском, куда у меня Алёнка ходила. Женька там санитаркой работала и хотела подсидеть медсестру, ну, короче, растолкла таблетку, завернула в бумажку, а на бумажке написала: убирайся отсюда, а то капец тебе…
– Ты серьёзно? – Полина с сомнением посмотрела на пустую рюмку.
– Так медсестра-то, Тамара Алексеевна, вскорости померла, а Женьку с работы выпнули, – сделала Марина большие глаза, – вот и думай сама, серьёзно или несерьёзно. Я вот только одного не пойму, чего ты в этом Пашке-то нашла? Мямля, мамкин сынок. Мужик должен быть мужиком, хозяином жизни, таким, чтобы ух! – она с силой сжала кулак.
– Чтоб морду бил, что ли? – поморщилась Полина.
– Ну, ты глупости-то не говори, – подобиделась Марина, – ну, вот как тебе объяснить, вот хозяин он что в первую очередь делает? Он заботится! О доме, о скотине…
– Ну, я же не корова!
– Ну, не знаю, как тебе растолковать! Молодая ты ещё. Вот поживёшь с моё, помыкаешься одна с ребёнком – поймёшь!
– Да не хочу я ничего понимать! Знаю я такого… – она замялась, подбирая слово, – хозяина. Мать моя с таким живёт уже лет двадцать.
– Что, руки распускает? – сочувственно покивала Марина.
– Нет, что ты?! – возмутилась Полина. – Но мать все двадцать лет приседает, кланяется и благодарит его, что осчастливил – взял её с ребёнком.
– Чё, жадный? – прищурилась Марина.
– Нет, не жадный… Помню, мы с мамой в парк культуры пошли, вот тогда я с ним впервые и познакомилась, – Полина невольно улыбнулась своим воспоминаниям. – Я за всю жизнь столько на аттракционах не каталась! И сладким объелась аж до тошноты! Мы ж с мамой скромно жили, можно сказать, бедно: всё со счёту, ну, вот и дорвалась, называется… А вечером – температура, скорая… Я после этого на сладкое даже смотреть не могла, потом, правда, ничего – прошло. Нет, он, конечно, не жадный. Одевал, обувал, подарки дарил, в отпуск возил, вот только не припомню, чтоб хоть раз спросил нас с матерью, что нам подарить или куда мы хотим поехать. А потом дачу решил построить – опять нас не спросил, хоть, по его словам, всё это для нас: воздух, капуста-морковка. А я эту дачу прям ненавидела: все выходные там торчали безвылазно! Зимой – снег гребли, а весной, летом, осенью – ваще жесть: постоянно – жопой кверху. Его слово – закон. А мы с матерью – так, скотинки бессловесные, и мнение наше никому не интересно. Наше дело – приседать да кланяться. Достал – сил нет! Поэтому я, как только в мед поступила, так в общежитие и ушла. И сюда переехала потому, что жильё сразу дали. Он-то мне уже и место нашёл в ведомственной поликлинике, а я чики-брики, и соскочила! – Полина счастливо и легко рассмеялась.
– А где он работает-то?
– В МЧС. Командует пожарной частью.
– Ну, так понятно: привык, значит, командовать…
– Ну, вот пусть теперь матерью командует, сколько хочет, а мне – хватит!
– А другие дети у него есть?
– Нету – только я одна, так что больше командовать некем, вот он на мне и отыгрывается!
– А мать?
– А что мать? Так с ним и живёт. Растворилась, как соль в борще. Вот только борщ от этого стал вкуснее, а соли – как и не было.
– Так, может, она его просто любит? – пожала плечами Марина.
– А мне всё равно, – вскинулась Полина, – любит она его или просто терпит! Главное, что мне такого вот счастья даром не надо! И хозяина тоже не надо: я – сама себе хозяйка!
– Ну-ну, поживём – увидим, – Марина опрокинула вторую рюмку, – выживем – узнаем… А за Пашку не беспокойся: будет день – будет пища. Встретитесь – разберётесь.
– Да не встретимся мы больше! Он с нового года в Роспотребнадзор перешёл. На скорой больше не работает.
– Ой, Полинка! Ну, ты и сказанула, – захихикала Марина, – Прикамск – город маленький…
* * *
Ближе к вечеру неугомонная Елена Павловна вытащила мужа из дому: проехаться до квартиры Булатова – снять с зарядки Катин мобильник. Платон Данилыч остался ждать в машине со стороны улицы, чтоб не щемиться в заваленном снегом проулке.
К удивлению Елены Павловны, Катин телефон лежал на тумбочке у входной двери, зарядка – рядом. Елена бросила рядом связку ключей, проворно скинула короткие сапожки и на носках прошла в комнату Кати. В комнате были чистота и порядок – никаких следов поспешных сборов. Ракитина, сгорая от любопытства, распахнула дверцы гардероба. Разномастные плечики с лёгким стуком качнулись в пустом шкафу.
– Добрый вечер! – на женщину отчётливо пахнуло смесью парфюма и алкоголя.
Елена Павловна вскрикнула от испуга, но, узнав Булатова, смущённо улыбнулась:
– Ой, Пётр Алексеевич! Напугали…– она прикрыла дверцы и двинулась к выходу из комнаты, но Булатов неподвижно стоял в дверях, загораживая проём.
– А меня Катя попросила зайти, проверить… – зачастила Ракитина, виляя глазами, – и телефон вот забыла, растяпа…
– А где она сама?
– Уехала. В гости, – Елена Павловна честно посмотрела Булатову в глаза.
– Надолго?
– Ну, на праздники… – она неопределённо пожала плечами.
– Значит, вот ТАК решила… – скривился Булатов и, пропуская Елену Палну мимо себя, предложил, – может, посидим, отметим Новый Год? Правда, из закуски у меня только банка икры…
– Ой, – зардевшись как маков цвет, всплеснула руками Ракитина, – у меня же муж в машине! Потерял меня уже, наверное! Я ж только на минутку забежала, телефон с зарядки снять! Пётр Алексеевич, а, может, ВЫ к нам? – она заискивающе заглянула Булатову в лицо, изо всех сил надеясь, что он откажется.
– Как-нибудь в другой раз, – усмехнулся Пётр Алексеевич.
– А вы вообще надолго? – с облегчением выдохнула Елена Павловна. – А то я девчатам в кафе команду дам – приготовят вам всё, что нужно. Павка привезёт. Или, может, в «Медвежий угол»? Давайте, я вас завтра утречком наберу? Во сколько? – щебетала она, торопливо натягивая сапоги.
– Ну, давайте утречком, – тяжело кивнул Булатов, – только я вас сам наберу.
– Ага-ага! До завтра! – Елена Павловна выскользнула из квартиры и, вихрем слетев по лестнице, плечом ударилась о дверь подъезда, забыв нажать кнопку домофона. – Фу-у, – с облегчением глотнула она свежий морозный воздух, – хорошо, хоть ключи ему оставила.
* * *
Платон Данилыч с удивлением смотрел на жену:
– За тобой черти гнались, что ли?
– Почти! – Лена сдёрнула шапку, не глядя, швырнула её на заднее сидение и, распахнув ворот шубы, выдохнула: – Фу-у-у, жарко… Знаешь, кто был в квартире?! – её голос звенел от возбуждения.
Ракитин, которому такое состояние жены было почему-то неприятно, нарочито ровно спросил:
– Кто?
– Булатов! – Елена Павловна торжествующе посмотрела на мужа.
– И что? Это так-то его квартира – имеет право…
– Да ты же ничего не знаешь! – и Ракитина выложила мужу все события последних дней. – Слушай, а телефон этого парня, ну, Андрея, он у тебя где?
– Дома, – недоумённо протянул Платон Данилыч, – а тебе зачем?
– Как зачем? Катерине позвонить! Ты что, не понимаешь? Булатов приехал за ней!
– И что? – Ракитин говорил подчёркнуто ровно и этим невероятно бесил жену.
– А то! – взвилась Елена Павловна. – Она должна срочно вернуться!
– Зачем?
– Затем, чтобы нормально устроить свою жизнь… – Елена Павловна неожиданно замолчала, наткнувшись на тяжёлый взгляд мужа.
– Так он вообще-то женат, – нахмурился Платон Данилыч.
Ракитина хотела было ответить расхожей фразой: жена не стенка – можно отодвинуть, но вовремя прикусила язык, чтоб не искушать судьбу.
– Лена, я о-очень прошу тебя: не встревай! Они и без тебя прекрасно разберутся, а вот ты со своей непомерной активностью и страстью влезать в чужую жизнь рискуешь нажить себе недоброжелателей.
– Я? – голос Лены обиженно дрогнул. – К кому это я лезу?!
– Ну, к Пашке, к примеру. Забыла, как пыталась свести его с Катериной? Получилось?
Елена Павловна покаянно понурилась – скандалить с мужем ей совершенно не хотелось, к тому же отчасти он всё-таки был прав: затея провалилась. Видя её смирение, Платон Данилыч уже мягче продолжил:
– Пашка, вон, как болтался, так и болтается, Катерина осталась без дома, а мы с тобой, выходит, виноватые, – проявил он великодушие, взяв часть ответственности на себя, и Елена порадовалась, что сумела сдержаться и сгоряча не наговорить лишнего.
– Ладно, поехали, – она ласково похлопала мужа по руке, – у меня есть одна новость, которая касается только нас с тобой… Но это – уже дома…