Владислав Михайлович Погадаев
Комбикорм для птицы счастья
Глава 1
Октябрь 2003 года, Пермь.
– И запомни: только красное вино! – въедался в уши пронзительный голос. – Когда всё, что загадал, исполнится – с подарком придёшь. Ну, а если забудешь – беда случится!
Не помня себя, он выскочил из страшной квартиры, сжимая в кулаке заветный пакетик размером с почтовую марку.
* * *
Женька долго плутала по незнакомому району в поисках нужного адреса. Наконец нашла старый двухэтажный домик, притулившийся под боком новой панельной многоэтажки. Рыжая глина вокруг была изрыта глубокими колеями, полными воды. Хватаясь за чахлые ветки акации и хлипкий штакетник, девушка, стараясь не соскользнуть в лужу, выбралась на чистый и сухой пятачок у входа, критически оглядела грязные сапожки и кое-как вытерла подошвы о пожухлую траву.
В подъезде, как и положено, воняло не то кошками, не то мышами. Истёртые ступени скрипели и подавались под ногами. Осыпавшаяся местами штукатурка обнажила деревянную обрешётку стен.
– Как скелет, – поморщилась Женька. Но во всём этом: в запахах, звуках и даже торчащей из стены дранке была магия.
Нужная ей квартира находилась на втором этаже, а дверь – в отличие от соседских, ободранных – была аккуратно обита рейкой и покрыта толстым слоем олифы. В полной тишине громко щёлкнул замок. Женька вздрогнула. Дверь приоткрылась, и в нос ей ударила удушающая волна незнакомых крепких запахов.
– Входи, разувайся. Плащ на вешалку повесь. Сумку тут положи, – прошелестел из полумрака женский голос, – да не бойся, всё цело будет. На вот, держи тапки. Ступай прямо.
Женька всунула ноги в пластиковые шлёпанцы и, шаркая, пошла, куда велено. Стены и потолок тонули в полумраке, а окон, похоже, не было вовсе. Посреди комнаты, под низким абажуром, сочившимся кроваво-красным светом, стоял большой стол, до пола накрытый чёрной тканью, и два стула. На одном из них сидела женщина, лицо и фигура которой скрывались в тени. Хорошо видны были только унизанные перстнями жилистые пальцы.
– Садись! – непонятно откуда рявкнул грубый голос. От неожиданности Женькины ноги подкосились, и она шлёпнулась на сидение. – Назови его имя! – Женьке казалось, что голос звучит прямо у неё в голове, потому что женщина за столом сидела абсолютно неподвижно.
– Егор, – и тут же торопливо исправилась: – Георгий.
Ловким движением фокусника женщина достала из-под стола стеклянную банку с широким горлом, замотанным медицинской клеёнкой и перевязанным бинтом, и водрузила на стол. Женьку чуть не стошнило: в банке была человеческая голова! Отвратительная, распухшая, она плавала в каком-то мерзком растворе. Девушка зажала рот рукой и часто-часто заморгала, стараясь сдержать тошноту и подступившие слёзы.
– Дай сюда руки! – каркнула ведьма.
Женька быстро вытерла мокрые ладошки о джинсы и протянула вперёд. Ведьма вцепилась в них мёртвой хваткой. Её костлявые пальцы были холодными и жёсткими.
– Рассказывай! Ему! – карга с силой опустила Женькины руки на горлышко банки. Борясь с тошнотой, Женька начала рассказывать, стараясь не опускать взгляд. Поначалу речь её была бессвязна, но постепенно выровнялась…
* * *
Родилась и выросла она в небольшом уральском городке, основными достопримечательностями которого были зона и химкомбинат. Соответственно, выбор у горожан был невелик. Вот и Женькины родители работали: отец – на зоне, вертухаем; мать – на химкомбинате. А потом отца убили – пырнули заточкой.
В тот год она заканчивала школу. Женька и раньше-то не особо налегала на учёбу, а тут совсем расклеилась: экзамены сдала кое-как и уехала в Пермь – к сестре – поступать в медицинский колледж.
Женькина сестра Александра в своё время закончила это же учебное заведение, удачно вышла замуж за пермяка и осела дома. Детей у них с мужем пока не случилось, особых забот не было, потому всё своё свободное время Шура посвятила устройству Женькиного счастливого будущего.
Пунктом номер один был поиск подходящего жениха. А искать, собственно, и не пришлось. Следом за Женькой в Пермь увязался её одноклассник и тайный воздыхатель Пашка Ракитин. Нет, это, конечно, совсем не вариант: нищеброд и маргинал. Но у этого самого Пашки в Перми имелся двоюродный брат – Егор. Вот он-то как раз и являлся объектом матримониальных планов сестёр Мастыркиных.
Вся беда в том, что женитьба в планы Егора не входила. От слова «совсем». Единственный ребёнок из состоятельной семьи, избалованный вниманием девушек, в сторону Женьки даже не глядел. Максимум, на что она могла рассчитывать – разовый секс без каких-либо взаимных обязательств.
Но у Александры имелся в запасе беспроигрышный вариант:
– Посмотри на меня! – внушала она младшей сестрёнке. – Разве мой Колька женился бы на мне просто так? Да у него, если хочешь знать, такая девка была – модель! А замуж он меня взял! А почему? А потому, что против лома нет приёма! – Женька навострила уши. – Дам я тебе один адресок. Стоить это дело, будет, конечно, ого-го, но оно того стоит…– усмехнулась Сашка нечаянному каламбуру. − Ну, да деньги мы найдём. Прямо завтра и иди…
– А с этой-то что стало, с моделькой? – разинула рот Женька.
– А, не бери в голову, – махнула рукой сестра, – в Москву она слиняла. Говорила, вроде, контракт ей какой-то предложили. Да набрехала, стопроц: то же мне, икона стиля – звезда Ленинградки…
* * *
Конечно, расписывать ведьме всё это в деталях Женька не стала: хватило ума, хоть и в шоке была. И имён не называла – мало ли…
Рассказала только то, что касалось Егора.
Наконец ведьма отцепилась от неё, спрятала свою страшную банку и совершенно по-человечески спросила:
– У тебя месячные регулярные? – Женька кивнула. – Аллергия или хронические заболевания есть? И у кавалера твоего… – Женька так же молча помотала головой. – Ладно. Сиди – жди, – ведьма поднялась и тенью скользнула из комнаты.
Вернулась она довольно быстро и протянула Женьке небольшой стеклянный бутылёк с резиновой пробкой, на дне которого плескалась бесцветная жидкость:
– Вот сюда соберёшь месячной крови. Семь капель хватит. Возьмёшь чёрную бумагу, на обратной стороне напишешь заговор, завернёшь флакон в эту бумагу и уберёшь в холодильник. Ровно через две недели выльешь это в бутылку красного вина, возьмёшь красную свечу, семь раз обведёшь зажжённой свечой вокруг горлышка бутылки и скажешь:
Матушка меня народила, мать – земля благословила.
Лелеяли меня, пеленали, кормили меня и одевали,
Боялись со мной расстаться, не могли на меня налюбоваться.
Так бы ты, Георгий, меня любил. Всех бы женщин ради меня позабыл.
С ложки, с чашки поил и кормил,
От всех бы отвернулся, ни к одной бы женщине не прикоснулся.
Я тебе последняя в жизни еда и последняя при жажде вода.
Пусть любимый мой Георгий с сего дня сильно меня любит и голубит.
Заботу и любовь ко мне проявляет, лишь меня ублажает.
Ведьма перевела дух и продолжала:
– Бумагу сожжёшь, пепел мелко разотрёшь и ссыплешь в бутылку, но так, чтоб не видно его было. Дашь этого вина своему избраннику, и сама выпей. И всё будет так, как ты захочешь – не отлипнет он от тебя вовек. Захочешь, чтоб ушёл – не уйдёт. Как исполнится всё, что желается – придёшь с подарком. Ну, а если забудешь – беда тебя ждёт великая! В прихожей пакет возьмёшь: там свечка, бумага и слова заговора. Да делай всё сама: посторонним этого видеть не следует.
– А как же деньги? – тихонько промямлила Женька.
– Деньги – зло! Сколько принесла?
– Пятнадцать тысяч! – Женьке, с одной стороны, было жалко денег, с другой – страшно, что приворот не подействует.
– Бросай сюда своей рукой, – ведьма вытянула откуда-то из-под скатерти и поставила на стол сначала тяжёлое чугунное блюдо на подставке, а следом – подсвечник с белой свечой.
Словно под гипнозом Женька бросила деньги на чугунину. Ведьма полила их какой-то вонючей дрянью из тёмной бутылки:
– А теперь повторяй за мной: как рассыпаетесь вы в пепел, так и для меня, Евгении, мир будет чист и светел.
Во рту у Женьки пересохло от волнения, жаба сдавила горло. Заплетающимся языком она прошептала:
– Как рассыпаетесь вы в пепел, так и для меня, Евгении, мир будет чист и светел.
При этих словах карга зажгла свечу:
– А теперь уходи и не оглядывайся! Оглянешься – зло за тобой увяжется!
На дрожащих ногах Женька доковыляла до порога. В этот момент за спиной что-то зашипело и вспыхнуло. Она втянула голову в плечи и крепко зажмурилась, изо всех сил стараясь не оглянуться. Но в комнате уже наступила полная темнота…
* * *
Вечеринка была в самом разгаре: родители Егора уехали на дачу, и молодёжь оттягивалась по полной.
Женька ликовала: всё идёт, как надо. Сашка с мужем уехала на выходные в Усть-Качку. Обряд она провела в точности, как наказывала ведьма, вот, правда, с пеплом пришлось повозиться – никак не хотел растворяться, уж она трясла-трясла бутылку; но ничего – осел на дно. Накрыла лёгкий стол: то самое красное вино, фрукты, ароматические свечи. Постельное бельё Сашка тоже дала самое лучшее – шёлковое, цвета шоколада! И Егор, вроде, весь вечер поглядывает на неё по-особому.
Фу, как душно! Народу – толпа, все топчутся в обнимку, вроде как танцуют. Может, выпить слегка для тонуса. Только смешивать не стоит: вечером они будут пить красное, значит, и сейчас можно бокальчик. Женька огляделась по сторонам:
– Ребят, а можно красненького? – из-за спин и плеч кто-то протянул ей бокал вина.
Глава 2
– Ой, как башка трещит! – Женька с трудом перевернулась на бок и мгновенно натянула одеяло до самых глаз: – Пашка?!?!? – её затрясло от страшного предположения. – А ты чего тут делаешь?
– Дак как же, Женечка! Разве ты не помнишь? Ты вчера немного лишку выпила, и тебе нехорошо стало. Ну, Егорка и разорался: твоя подружка, вот и девай её, куда хочешь – у меня родители утром приедут. Я тебя и отвёз к Сашке. Приехали, а тут вино, свечи, ну, и всё остальное…
– Остальное?.. – Женька в гневе дёрнулась, но тут же со стоном рухнула обратно в подушки.
–Женечка, если у тебя голова болит, тут винца немного осталось. На донышке, но тебе хватит, чтоб поправиться…
* * *
О том, что беременна, Женя узнала, когда аборт делать было уже поздно – ребёночек зашевелился. Иногда такое случается даже с медичками.
Роняя тапки, кинулась к ведьме.
– Что, с подарком пришла? Вижу-вижу! – карга была настроена благодушно.
– Да что Вы видите?! Какие, блин, подарки?! – потеряв всякий страх, в отчаянии визжала Женька. – Ребёнок не от того! Что теперь делать-то?
– Знаешь, что я тебе скажу, милая, – разом громыхнуло изо всех динамиков так, что Женька скрючилась на стуле, закрыв уши ладонями. – Ты мне тут не ори: сама себе судьбу выбрала! Видать, там, – ведьма скосила глаза и большим пальцем ткнула себе куда-то за спину, – лучше знают, что для тебя хорошо!…
* * *
Расписали Евгению с Павлом быстро и без помпы…
* * *
– Ну, что, дружок, вижу – не забыл про старушку – с подарком пришёл!
– Да что Вы, как забудешь… Да я Вам по гроб жизни … – Паша смущённо переминался с ноги на ногу, тиская в руках пакет с коробкой конфет, баночкой красной икры и бутылкой шампанского…
* * *
– Ну, что, Эммочка?! Хорошо поработали – хорошо отдохнём. Доставай Ильча, а я пока стол накрою, – ведьма, в миру Розалия Марковна Заславская, бывший врач районной поликлиники, а ныне пенсионерка, начала доставать из кухонного шкафчика посуду и приборы:
– Гляди-ка, валенок валенком, а понимает, что шампанское следует закусывать икрой.
Её сестра Эмма, тоже одинокая пенсионерка, притащила из комнаты банку с головой и безо всякого отвращения водрузила в центр кухонного стола:
– До чего же он всё-таки на Ленина похож! – она умилённо сложила ладошки перед грудью.
– Ещё бы не похож, – воскликнула Розалия Марковна, – Борюсик же с фотографии делал. Да ведь он это, вроде, при тебе говорил…– она потёрла лоб, –…кстати, надо позвонить племяннику: пусть заедет, проведает тёток. Заодно и динамики проверит – что-то они хрипеть, вроде, стали. И магний вот уж какой раз обещает привезти.
– Ой, опять начнёт занудничать, – Эмма махнула рукой и заговорила басом, передразнивая племянника Боречку:
– Доиграетесь вы, тётушки, со своей магией…
– А, пусть поговорит. От толчёного мела ещё никто не помирал: я ж, хоть и бывший, но всё-таки врач. Nolite nocere – не навреди! Ну, всё готово – садимся!
Дамы чинно уселись за кухонный стол и разлили шампанское:
– Ну, что, кормилец вы наш! За вас, Владимир Ильич! – края хрустальных фужеров легко коснулись стенок банки, издав мелодичный звон.
– Парнишка этот, Павлик – до чего приятный мальчик, – умилялась Эмма Марковна.
– Мальчик-то, может, и приятный, вот только ничего хорошего его не ждёт: своими руками судьбу себе выбрал, а этой щучке палец в рот не клади: по локоть руку оттяпает! Слыхала, как она верещала? Ей не парень нужен, а квартира в Перми да денег полный карман. Изъест она его, источит, как ржавчина…
– Роза! – Эмма Марковна с укоризной глянула на сестру. – Так если ты всё знала, что ж не остановила его, не отговорила?
– Ну, во-первых, инстинкт половой не заменишь головой, а, во-вторых, откуда ж я знала, кого он привораживать-то собрался! Поняла-то уж тогда, когда эта…– Розалия Марковна скривилась, – …со скандалом прибежала. Выходит: за что парень боролся, на то и напоролся… Ну, да у каждого – своя судьба! Попомни мои слова: не будет у них жизни! Давай выпьем ещё – за Пашино здоровье… – сёстры чокнулись и отхлебнули по глоточку.
– Нет, ну а эта-то – красота писаная, – захихикала Эммочка, которой шампанское уже ударило в голову, – пошла за шерстью, а вернулась стриженая.
– Точно! – поддержала сестру Розалия Марковна. – Ставила капкан на бобра, а попался ёж – из него воротника не сошьёшь!
– Недаром говорят: не рой другому яму!..
– В самую точку! Кстати, а ты никогда не замечала, как сильно обижаются люди, упавшие в яму, которую вырыли сами?
− Это ты сама придумала? − восхитилась Эммочка.
− По радио услышала, − отмахнулась Розалия Марковна.
* * *
Женьке кое-как удалось закончить колледж – хорошо, преподаватели проявляли единодушное сочувствие к беременной выпускнице.
Больница, тяжёлые роды, а потом – послеродовая депрессия. Не хотелось ничего! Пашка со своим благородством конкретно бесил: утром, до работы, бегал на молочную кухню, вечером стирал пелёнки, гладил, готовил еду – ей назавтра. По выходным делал уборку и гонял на оптушку за продуктами.
Ну, хоть бы раз повёл себя, как мужик: стукнул по столу, хлопнул дверью! Не-е-ет! Только: Женя-Женечка-Женёчек! Ох, как она его ненавидела: каждый вечер ждала, что вот сегодня он, наконец, не вернётся – пропадёт без вести. Ведь другие же пропадают…
Как же её достала жизнь с ненавистным мужем на съёмной квартире и вечное безденежье: только на оплату жилья уходило не меньше десятки.
Когда стало совсем невыносимо – вернулись домой, в Прикамск. Всё ж экономия: не надо платить за съёмное жильё. У Пашкиных родителей – свой дом. Всё полегче!
Но и дома жизни не получилось. Пашкина мать только раз глянула на внука:
– Не наша порода! Пашка у меня богатырём родился. Кудри – как у маленького Ленина – из кольца в кольцо. Глаза – васильки. А этот: задохлик, три волосины на лысине, да и лицом – чисто Женька. А имечко-то придумали: Максик. У соседки так собачку кличут!
Помощи от свекровки тоже не дождёшься: есть захочешь – кухня знаешь где.
Одна радость: стиральная машинка имеется, не надо над тазом горбатиться.
Потому и решила Женька устроиться на работу – хоть на какое-то время отдохнуть от этого бедлама.
Бывшая одноклассница Катерина надоумила: во дворе Женькиного дома, где по-прежнему жила её мать и где она сама, кстати, до сих пор была прописана – детский сад. У Катькиной знакомой туда ребёнок ходит. Так вот, в этом детском саду медсестра – уже года три, как на пенсии, но до сих пор работает.
Да Женьке сам Бог велел старуху подвинуть!
А самое главное: Максик будет пристроен, считай, на целый день.
* * *
Прикамск, январь, 2006 года.
В детском саду было чисто и вкусно пахло кашей. Заведующая – полная статная блондинка – приветливо смотрела на Женьку и одновременно как-то сквозь неё, постукивая по столу уголком диплома.
– К сожалению, работы по Вашей специальности у нас сейчас нет…
– Я согласна на любую работу…
– Что, и дворником? – заведующая усмехнулась самым краешком губ. – У нас есть вакантная должность коридорной няни. Санитарная книжка у Вас имеется. Санминимум пройдёте дня за три, так что на следующей неделе можете приступать. Согласны?
Женька молча кивнула.
Заведующая подвинула к себе телефон, сняла трубку и постукала по клавишам. Минут через пять в кабинет вошла невысокая сухонькая женщина в белом халате.
– Это наша медсестра Тамара Алексеевна. Она объяснит Вам всё касаемо санминимума и медкомиссии, – заведующая ласково улыбнулась: – Тамара Алексеевна, Евгения Васильевна Ракитина имеет среднее медицинское образование.
– Ой, как хорошо-то, – Тамара Алексеевна так и лучилась доброжелательностью, – пока будет мне помогать, а то в отпуск спокойно не уйдёшь, а потом освоится, глядишь, и меня заменит. Ну, мы, пожалуй, пойдём…Да, Женечка? Не против, если я буду так тебя называть?
* * *
Поначалу Женька и вправду решила, что неплохо устроилась, но, поостыв, поняла, что ничего хорошего в её работе нет. Девчонки на группах были предоставлены сами себе – никто за ними не следил, иногда даже дрыхли в сон-час на свободных детских койках. Плюс прихватывали кое-что от детского питания: ловчили, как могли. Воспитатели смотрели на это сквозь пальцы: круговая порука.
Она же целый день была на виду у всех, и, стоило ей чуть присесть, тут же находилась дополнительная работа: то мыть игрушки в музыкальном зале, то заполнять какие-то документы, то поливать цветы. Из еды тоже ничего не упрёшь – неоткуда: вся еда – в своей тарелке!
Да и Тамара Алексеевна уходить, похоже, не собиралась – помогала дочке выплачивать деньги за долевое строительство, а это, как известно, дело небыстрое. К тому же, с появлением Женьки забот у неё поубавилось, так как часть писанины медсестра деликатненько переложила на плечи новой помощницы: учись, Женечка − пригодится.
* * *
– Ну, что? Как она тебе? – заведующая мизинцем сняла с губы прилипшую крошку печенья.
– Да, вроде, ничего – старается! Жалко её!
− А что такое? – Майя Павловна навострила уши.
− Сирота она – заступиться некому. Мерзавец какой-то изнасиловал её в общежитии медучилища. Заявлять девчонка, конечно, побоялась: доказать − ничего не докажет, а позору не оберёшься, да ещё и из училища за аморалку попрут – знаете, как это у нас бывает… А тут ещё выяснилось, что забеременела от этого насильника – пришлось брак оформлять: не расти же ребёнчишке сиротой.
− Уж лучше бы аборт сделала, − скривилась заведующая.
− Да если бы знать наперёд-то! – всплеснула руками Тамара Алексеевна. – Гад этот вначале тихим прикинулся: боялся всё же, видать, что притянут к ответу, а после свадьбы – распоясался: бил её, да всё по животу попасть старался – надеялся, что выкидыш случится. А теперь у ребёнка – у Максимки – припадки эпилептические! Негодяй этот – папашка – нигде не работает, так Женечка, чтоб как-то прожить, подъезды мыла, и ребёнок – при ней: на кого его такого-то оставишь?
− Тамара! Чёт ты жуть какую-то рассказываешь! На кой ляд с таким жить-то?
− Так она и развелась! И с ребёночком в Прикамск вернулась. Я ей уже две сумки вещей приволокла – от внуков. А то зима, а у мальчишки ни одежды, ни обуви!
– Тамара, а ты паспорт-то её видела? – заведующая откинулась на спинку стула и, насмешливо прищурившись, уставилась на медсестру.
Та неловко заёрзала и растерянно пожала плечами.
– Вот именно! – вздохнула Майя Павловна. – А я – видела: замужем наша Евгения Васильевна.
Тамара Алексеевна отхлебнула чайку и, поставив кружку на стол, принялась крутить её в зябких ладонях:
– Так всякое же случается. Может, отметку в паспортном столе сделать не успела, а, может, так убежала… Роняя тапки…
– В любом случае, будь с ней поаккуратнее: чужая душа – потёмки.
– Майя Пална, – медсестра молитвенно сложила руки, – мне бы в стационар недельки на две…
– Что, опять сердце беспокоит? – заведующая покивала сочувственно. – Конечно, ложись! Тем более и подмена какая-никакая имеется.
* * *
Вдохновившись известием об открывшихся перспективах, Женька сбегала в суд и подала заявление на развод. Ни Пашке, ни его гадской семейке ничего говорить не стала: адвокат разъяснил ей, что если муж дважды пропустит судебные заседания, есть шанс развестись в одностороннем порядке, без шума и пыли. Женька по два раза на дню проверяла почтовый ящик, чтоб не пропустить повестку в суд, а потом с Пашкиным паспортом сбегала в почтовое отделение и оформила аренду абонентского ящика. Поскольку газет Ракитины не выписывали, эта операция прошла никем не замеченной.
