Владимир Юрьевич Харитонов
Осведомитель
Глава девятая. Размышления
Подойдя к своей малосемейке, Кулаков не сразу поднялся в комнату. Хотелось посидеть одному на лавочке, подумать. Вечер выдался теплый, над головой все небо усыпано звездами, а на душе почему-то скверно. Толи от намеков Беляя, толи собственная совесть одолела под воздействием алкоголя. Общаться ни с кем не хотелось. Тем более с Галиной, которая могла отказаться исполнить супружеский долг, обидевшись на какую-нибудь незначительную мелочь. Мол, устала после работы в хлебном магазине, расскажи сначала, за что менты забирали. Любит она поговорить перед этим делом… Тем более что какое-то раздражение к ней сохранилось от воспоминаний о первом ее муже, его друге-каратисте и вообще. Дочь Ленка тоже увидев пьяного отца, всегда отворачивается в сторону, уткнувшись в телефон. Сейчас, наверное, спит уже…
Игорь закурил еще одну сигарету, вытянул ноги вперед, расслабился. А мысли вновь поскакали, словно кони непокорные: «Если поглядеть по-честноку, я Семену ближе, чем Петруха. И общались чаще и вообще… Чего он именно сегодня начал выяснять, кто ножом каратиста ударил? Какое ему дело? Ведь и так понятно, что сделал я, а Зима взял на себя. Нет, ему надо зачем-то от меня лично услышать признание… Упрекнуть, наверное, хотел. Мол, за тебя лишний год Зима парился, да и вообще ситуация из-за меня образовалась. Мог и не задевать друга первого мужа Галки. Знал бы Семен, что я Петруху с потрохами сдал… Тот хотел продать эту дурь и по-братски поделиться со мной выручкой, а я…». От этого взгляда на себя как бы со стороны Кулака буквально передернуло, но совесть оказалась безжалостной: «…Какой же тварью я стал. Сидеть не захотел по стремной статье. Да мы с Зимой и без ментов могли ситуацию с Саблиной разрулить. Побазарили бы на трезвую голову, сходили к Верке. Мол, так и так, если обидели, извини. Какую желаешь компенсацию? Так вроде это слово называется. Петруха все равно один тогда болтался, какая разница, с какой подругой спать. Ведь жил же потом и радовался, пока я его…не предал. Надо обязательно к Зиме на свиданку съездить, с Беляем или одному, но надо. Грев подогнать достойный… Хоть как-то искупить свою вину перед ним. Деньги благо в кармане есть. И Верку я зря тогда за компанию поимел. Ведь знал же, ей Петруха нравится, она бы к нему никогда никаких претензий не предъявила. Так нет, позавидовал чужому счастью, все испортил и себе, и людям. А сейчас мне что делать? Стукачом быть до конца жизни? Прознает братва, рано или поздно и кранты. На «зоне» под шконку, на воле всеобщее презрение… Нет, короче, это не по мне. Забиваю завтра с утра «стрелу» оперу и посылаю его подальше. А там будь, что будет…».
От такой поздней храбрости на душе стало несколько легче. Кулак как-то судорожно достал еще одну сигарету, прикурил, затем, бросив бычок в урну рядом лавочкой, поднялся в комнату. Дверь открыл своим ключом, тихо разделся, зашел в спальню, слабо освещаемую луной через занавески на окне. Супруга лежала на боку, делая вид, что спит. Дочь на своей кровати реально видела сны, ее до утра, как говорится, «пушкой не разбудишь». Игорь прокрался в ванну, почистил зубы, прополоскал рот, чтобы запах алкоголя и табака лишний раз не раздражал придирчивую «вторую половину». Затем залез под легкое одеяло, прилег сзади ненаглядной и стал поглаживать ее стройные ноги, намекая на свое лирическое настроение. Галина раздраженно вздрогнула всем телом, но не оттолкнула, мол, делай свое дело молча, а мне спать не мешай. Однако Игорь знал несколько секретных приемов, чтобы завести довольно темпераментную Гальку и она завелась… Потом, не сказав спасибо за полученное наслаждение, сбегала в ванну, а вернувшись, уснула безмятежным сном, показательно повернувшись спиной к супругу и отодвинувшись от него на самый край кровати.
Кулаков попытался последовать ее примеру, уйти в другую реальность, но мысли, проклятые мысли вновь овладели стукачом: «А если завтра Сизый заартачится, не захочет отпускать, угрожать начнет? Ну, за изнасилование он вряд ли меня посадит. Два года прошло, возникнет вопрос: а чего ждал-то так долго, может взятку взял? Впрочем, мент он честный, вряд ли кто поверит, если даже я дам такие показания. Но и Верка Саблина от старых заявлений откажется по-любасу. Она Петруху реально любит, не гуляет, на свиданки в «зону» регулярно ездит, передачи таскает. Так что с этой стороны меня не укусить. Будет угрожать мое дело «потерять на площади» или другим путем изобличить перед братвой? Вряд ли их приказы позволяют сделать это. Я бы знал даже про единственный подобный случай в городе. Никогда никого опера не палили в наглянку… А может сдать ему напоследок и Беляя в качестве отступного? Рассказать про пистолет «ТТ», который рисовался в ограблении почты? Думаю, он сильно обрадуется. Потом заявить оперку – все, всех друзей я предал, пользы от меня теперь никакой, снимай с поводка. Дальше я сам по себе, а ты сам занимайся своими темнухами. Вдруг отпустит? Или самому краженку замутить, усесться на пару лет и все утрясется? Но он может мои бумаги с подпиской о добровольном сотрудничестве следом отправить, и кум принудит и на «зоне» стучать. Об таких случаях по местам, где я сидел, разговоры ходили… Ладно утро вечера мудренее, завтра подумаю, как жить дальше».
Проснувшись около десяти часов утра, негласный помощник уголовного розыска обнаружил, что находится в своей малогабаритной квартире совсем один. Жена, очевидно, убежала на работу, дочь увела в школу в лагерь дневного пребывания. Игорь без спешки совершил утренний туалет, съел приготовленный супругой завтрак, закурил прямо за кухонным столом. Дымок сигареты голубоватой змейкой потянулся в открытую форточку. Достал из кармана рубашки телефон и, …боясь передумать, нашел в контактах телефона «Женьку», сразу же отправил сообщение: «Домой». Однако через минуту пришла обратная СМС-ка со словами: «Через полтора часа». «Пока еду до парка, места срочной встречи, куплю в центре водочки, закуски и меж старых сосен где-нибудь на травке выпью без суеты. – Подумал взбунтовавшийся в душе стукачок, – придет Сизый, и ему предложу выпить со мной на прощаньице. Откажется – его дело, мне больше достанется». С этими мыслями вышел из подъезда, присел перед дорожкой на ту же лавочку, на которой размышлял прошлый вечер. День выдался солнечный, но по небу непрерывно плыли облака, время от времени закрывая яркое светило. По детской привычке стал искать фигурки известных зверей, но вдруг увидел в небе нечто напоминающее тюремную решетку. Кулак непроизвольно вздрогнул всем телом, но продолжал неотрывно смотреть на знак своей судьбы. По крайней мере, он так думал. Вскоре «решетка» плавно растворилась, и на ее месте образовалось что-то неопределенное, в очередной раз укрывшее летнее солнце.
Выкурив сигарету, решительно двинулся к автобусной остановке. «Только бы не встретился, кто знакомый, – подумал Игорь, – особенно из братвы. А то заведут базары, наговорят лишнего, введут в соблазн сообщить куратору ценную информацию. Тот скажет, что сильно ему помогаю, и точно не даст сорваться из этого замкнутого круга… Все-таки реально я стал негодяем, раз у меня такие мысли в голове». Он ухмыльнулся такой критической самооценке и продолжил двигаться к намеченной цели, время от времени озираясь по сторонам. Ни один из встретившихся людей не только не изъявил желания поделиться своими криминальными делами, а даже и поздороваться. Хотя лица знакомые мелькали, но непроизвольно отворачивались, по-видимому, не желая быть узнанными. Городского «скотовоза» долго ждать не пришлось, и уже через двадцать минут Кулак подкатил к железнодорожному вокзалу. В ближайшем магазине купил бутылку водки, на всякий случай два пластмассовых стаканчика, черного хлебушка пол-буханки, да привычных для легкого перекуса сырков с колбаской. Пешком дошел до места условленной встречи и прямо на траве чуть в стороне от тропинки устроил импровизированный стол, как говорится, приготовился к празднику души и тела. Нож у него, как обычно, был с собой. Им аккуратно и порезал нехитрые деликатесы.
К приходу оперативного работника успел выпить пару стопок, выкурить сигарету.
– Какая срочность для встречи у тебя образовалась? Вчера ведь виделись, – вполне резонно поинтересовался Сизов.
– Ты со мной выпьешь? – Вопросом на вопрос ответил негласный помощник.
При этом он даже не поднялся с травы и не протянул руку для приветствия. Возникло ощущение, что сыщик и его агент со вчерашнего дня и не расставались, а значит, не было и необходимости здороваться.
– Да, нет. У меня рабочий день в разгаре и дел по горло. Говори, чего вызывал, – спокойно произнес Владимир.
– Хочу попрощаться с тобой, не буду больше «стучать». Надоело, да и совесть загрызла.
– Чего-то поздно она у тебя проснулась, до этого момента ты вполне с ней договаривался. Воровал, грабил, людей резал, насиловал и…ничего, молчала зараза. А тут, нате вам… Оно конечно, у нас свобода совести: хочешь – имей ее, а хочешь – не имей.
– Ты же сам видишь, начальник, всех кого мог, тебе заложил. Остался один друг Беляй. Да жена Галька с дочерью. Беспонтовый я для тебя.
– Не прибедняйся, Кулак. Один Беляй чего стоит… У меня информация есть, что он имеет отношение к ограблению почты, а какое, пока не знаю. Да и кроме этого он парень рискованный, а ты его близкий друг. Вроде, как и он под контролем, да и сам ты без меня недолго нагуляешь, угреешься на «зону».
При этих словах Игорь налил себе пол стакана водки и, вновь получив отрицательный ответ на вопрос: «Будешь?», слегка поморщившись, выпил. Поверх куска хлеба положил колбасы и сыра, закусил.
– А если я тебе Беляя сдам, отстанешь от меня? – Спросил начинающий хмелеть Кулак.
– Ну, если что-то серьезное, то…подумаю, – неопределенно ответил оперативник.
Сильно не понравилась эта размытость, уклончивость в словах куратора Игорю. «Не отпустит по-хорошему, сука, – подумал он. – Завалить его, как кабана. И никто меня не запалит на стукачестве и сидеть буду в авторитете. Мента замочил». Подумать о жене, дочери Ленке он как-то не успел. В пьянеющем мозгу вскипела ярость. Схватив разложенный нож с земли, «скурвившийся авторитет» бросился на оперативника. Тот оказался вполне готов к подобному развитию событий. Отбив руку с ножом в сторону, Сизов сильным крюком справа ударил в челюсть неудачливому убийце, да так сильно, что тот никак не хотел долгое время придти в сознание. Бросив безуспешные попытки привести в чувство своего стукача, Владимир плюнул на землю рядом с неподвижным телом и ушел.
Когда Кулак очнулся от сотрудника уголовного розыска и след простыл. Осталась только довольно сильная боль в области челюсти. Подвигав ее рукой влево – вправо, убедился в целостности костей и присел на травке. Налил еще пол стакана алкоголя и, стараясь не шевелить поврежденным пищеприемником, буквально заглотал горькую жидкость. Ощутив болезненность при попытке прожевать закуску, выплюнул ее остатки и направился к дому. В бутылке буквально на донышке болталось немного алкоголя, но вылить даже жалкие остатки негласный сотрудник посчитал кощунством и взял с собой. Подойдя к вокзалу со стороны соснового бора, из горлышка вылил алкоголь в широко открытый рот и со злобой запулил пустую стеклотару в ближайшие кусты.
«Что же теперь будет-то? Мент сейчас напишет рапорт или заяву на меня, и опять тюрьма встречай родного? И убить не смог, буду посмешищем у братвы, и повод дал спалить себя перед ними. Сам бы я именно так и поступил. А что если ничего писать Сизый не станет? Потребует в качестве компенсации убойную информацию?» Невеселые размышления буквально разрывали непривыкшую долго думать голову: «Завтра надо с понтом явиться в кабинет к оперку с пакетом вещей, необходимых в следственном изоляторе. Типа пришел сдаваться, прости за вчерашнее… Но все равно этого мало. Если хоть какой-то разговор получится, сдам ему с потрохами Беляя и опять попрошусь отпустить меня».
В свой район ехать не хотелось. Боялся увидеть Семена, в глаза ему посмотреть, ведь он собирался использовать его в качестве разменной монеты, не спросив на это согласия. Понимал Кулак, что может не выдержать и по пьянке или наговорить лишнего, или передумать улаживать дела с сыщиком. Подъехал к остановке какой-то автобус. Не разглядев номер маршрута, Игорь вошел вовнутрь и уселся на заднем сиденье. Весь городской транспорт движется через главную площадь города. Именно туда негласный сотрудник и направился… Выйдя на площади Революции, Кулаков двинулся в сторону речного вокзала. Он сам себе не смог бы объяснить, почему его потянуло именно в это место и никакое другое. Впрочем, он давно заметил, что взирая на тихо текущие воды широкой реки, душа наполнялась упокоением. А сейчас ему как никогда нужно было успокоиться, привести мысли в порядок. И ничего, что в это время здесь полно людей. Однако по большей части они не знакомы, и вряд ли полезут с разговорами. Полюбовавшись несколько минут нестареющей красотой всенародной любимицы Волги, направился на верхнюю набережную. Присел на лавочку меж старых лип и тополей, закурил и как-то непроизвольно предался детским воспоминаниям…
Глава десятая. Голос совести
…Наступили долгожданные летние каникулы по окончанию четвертого класса. Три неразлучных друга Кулак, Беляй и Зима наперегонки бежали в сторону граверов. Так называлось местечко на берегу реки, облюбованное местными жителями в качестве «дикого» пляжа. В жаркую погоду здесь всегда много народа, загорающего, купающегося и просто отдыхающего на природе или как модно было говорить, на «зеленой». Детишки, пришедшие со своими мамами-папами, не вылезали из воды, плавали, ныряли, брызгались. Всюду смех и веселие. Только одна симпатичная девчонка примерно такого же возраста, как и прибежавшая троица, сидела на земле, обхватив ноги руками, и смотрела куда-то вдаль. Рядом кружочком расположились взрослые не менее шести человек, среди которых, безусловно, находились и родители заскучавшей принцессы. Мальчишки, не сговариваясь между собой, из всех сил старались привлечь к себе ее внимание, но безуспешно.
Тогда Кулак громко предложил своим друзьям переплыть опасную водную преграду до Заволжска, небольшого городка на противоположном берегу, и обратно. Те сразу согласились и, не сговариваясь, рванули в воду, разгоняя брызги ногами во все стороны. Пока были полны сил, поплыли наперегонки. Дикий пляж вместе с отдыхающими на нем горожанами постепенно удалялся, а намеченная цель оставалась, по-прежнему очень и очень далека. Волга в этом месте довольно широкая и не всякому смельчаку удавалось ее переплыть, даже взрослому. Да, собственно говоря, редко кто и пытался, разве что на пьяную голову. Наверное, поэтому с пугающей регулярностью в местных газетах появлялись заметки об утонувших горожанах. Первым устал Петруха, заметно начал отставать, размахивая руками не так весело, как в начале пути. Поняв, что сил у него не хватит даже до середины, крикнул: «Я назад» и развернулся к берегу. Вскоре мальчишки увидели, как он ползком выбрался на сушу и сразу лег на траву, чтобы восстановить свои силы. А двум неразумным смельчакам казалось, что на них смотрит весь мир и главное, грустная девочка, которой оба хотели понравиться, показаться бесстрашными героями. Однако свои ограниченные возможности подростки сильно преувеличили. Не достигнув и половины пути, Игорь начал тонуть. Сначала встречной волной накрыло с головой, и он непроизвольно глотнул воды, захлебнувшись и сбив дыхание. Затем как-то резко ушел под воду – раз, второй, пытался вырваться из речной пучины, но это не удавалось. Дышать становилось все труднее и труднее. Вода казалась все холоднее и холоднее и вот-вот начнет сводить неокрепшие мышцы. Он понимал, что по-настоящему тонет и прямо сейчас умрет, но появилось какое-то безразличие, нежелание сопротивляться. Однако Беляй, сам плывущий из последних сил, не бросил друга, подставил спину, крикнув:
– Держись за меня одной рукой, легче будет, и плывем обратно.
К счастью им удалось все-таки привлечь к себе внимание той малолетней красавицы, ради которой мальчишки были готовы рискнуть жизнями. Она громко закричала, обращаясь к двум нетрезвым парням, только, что подплывшим на лодке с мотором к берегу. Те лихо развернули свое плавсредство в сторону утопающих и уже через пять минут оказались в зоне бедствия. Однако пять минут, когда ты в безопасности, немного, а когда наглотался воды сам, да еще и вынужден поддерживать на поверхности друга… В общем, все закончилось благополучно, если не считать двух подзатыльников от взрослых мальчишек- спасителей прямо на глазах у красавицы. Посмотреть на нее никто из друзей не решился, боясь увидеть издевательскую улыбку. Они тихонько поплелись к своему дому. «Да, Беляй надежный друг, настоящий, – подумал осведомитель, – а я его чуть на «зону» не отправил своими собственными руками, точнее языком… Но ведь и с Зимой не раз был в переделках и тот ни разу не подвел». Вдруг раздался звонок мобильника, звонил Семен, голос его показался стукачу игривым:
– Кулак, ты где? Чего-то не звонишь, не заходишь. Я уж забеспокоился, вдруг опять менты замели.
«На что он намекает? – Почувствовал какое-то беспокойство Игорь. – Уж не догадывается ли о моей работе на оперов в камере?». Однако максимально спокойным голосом ответил:
– Да, не Беляй, все нормально. Кое, какие дела нарисовались в центре. Ты извини.
– Ну, как знаешь, – сказал Семен и отключил трубку.
Игорь поднялся с лавочки, подошел к чугунному ограждению верхней набережной и, опершись на нее руками, устремил взор на отражающиеся на небольших волнах солнечные «зайчики», которые словно живые прыгали с места на место. Вспомнилось, как в пятнадцать лет с Зимой впервые приехали вечером в центральный парк на танцы. Беляй тогда с ними не пошел, отмечал с родителями какой-то юбилей. Асфальтированная площадка среди вековых сосен огорожена высокой сеткой, вдоль которой сверху по всей окружности переливаются разноцветные лампочки, создавая атмосферу праздника. Вход на нее платный, а денег у мальчишек не оказалось. Но и вокруг недосягаемой танцевальной площадки довольно весело. Стояли отдельными группами молодые люди с разных районов города, о чем-то разговаривая между собой и время от времени смеясь. А некоторые даже танцевали, чаще те компании, в которых находились и задорные девчонки. Ведь громко играющую музыку хорошо слышно и здесь. Народу много, средний возраст семнадцать лет.
Однако не все подростки приходят на танцы знакомиться с девчонками и веселиться, встречались и весьма агрессивные группировки из подвыпивших пацанов, ищущие на известное место приключений. Они не танцевали с девчонками, а своими наглыми взглядами искали драки и разбоя. С одним из них примерно такого же возраста, как и он сам, и столкнулся Кулак. Не нарочно как-то задел плечом и хотел извиниться. Но мальчишки всегда смелее и многократно круче, когда их пятеро против двоих… Не успел Игорь повернуться, как чей-то кулак поразил его лицо. Он тоже не лыком шит, мгновенно ударил в ответку, а когда дружный коллектив рванул на него всей толпой, быстро достал нож-бабочку и привел его в боевое положение. Игорь с детства таскал в кармане нож и использовал его для защиты порой без какой-либо надобности. Увидев холодное оружие соперник, как правило, пугался, а Кулакову нравилось, когда его боялись. Можно сказать, он приходил от этого в душевно-комфортное состояние.
В этот раз махнуть «пером» успел только один раз. Кто-то ударил сзади, и Кулак упал, а нападавшие стали наносить удары ногами по беспомощно лежащему телу. Зима рванул на помощь, но от сильного крюка чьей-то рукой сбоку улегся рядом с другом. При этом умышленно закрыл собой неподвижного товарища, принимая максимальное количество тумаков на себя. Раздался свисток милиционера и драчуны разбежались, а Зима не смог… Игорь поневоле сдался представителям власти, чтобы не бросать своего спасителя. Конечно, в отделении милиции оба молчали, как партизаны, но у Петрухи два ребра оказались сломаны и он довольно долго лежал в больнице…
«Эх, Петруха, Петруха, верный дружок. – А совесть продолжала обличать своего хозяина, – ты никогда меня не предавал, даже нож взял на себя в драке с каратистом. Ведь мог стоять в стороне и глядеть, как я мочу тренированного бойца. Или просто в ментовке быковать, не говорить ничего и пусть бьют, выколачивают признания. Может быть, вообще на свободе остался, а он не только сел за компанию, а еще и на год дольше меня задержался в мусорском «санатории». А я не оценил, воспринял жертву друга как должное. Но когда я опустился до того, что стал предавать даже тех, кто по отношению ко мне никогда бы так не поступил? Ведь когда писал Сизому подписку о стукачестве, близких не хотел сдавать. Незнакомых и малознакомых, другое дело – не жалко, тем более за дело угрелись, не просто так. А вот друзей… и ради чего? Три тысячи рублей все равно, что тридцать сребреников, ни радости, ни богатства не принесут… Ради благосклонности всемогущего опера, который из любого дерьма может вытащить? Или я по-жизни склонен к предательству? Вроде нет. Да…, если братва узнает о моей дружбе с операми, мне не жить»… От подобных мыслей негласный сотрудник начал быстро трезветь. Домой не хотелось. Купив в ближайшем магазине бутылку пива, побродил с ней по бульвару, искоса бросая взгляды на ненавистную ментовку. Когда начало смеркаться, двинулся к автобусной остановке на почте и ближайшим автобусом номер один на вторую фабрику. От остановки до дома шел дворами, да буераками, чтобы не встретился кто из знакомых. Ни видеть, ни слышать никого не хотелось…
Однако жена с дочкой находились в квартире и общения с ними избежать невозможно. Приход практически трезвого мужа несколько обрадовал Галину. Она улыбнулась и выставила на стол в качестве ужина жареную картошку с мясом, любимое блюдо мужа.
– А чего ты жуешь-то так нехотя, словно зубы болят? – Без тайного умысла спросила она.
– Да подрался с одним гусем, один удар пропустил.
Врать, как говорится Кулаку не привыкать, а супруге так и святое дело. Такой принцип сложился давненько и непроизвольно, но осведомитель его придерживался незыблемо. Однако супруга подвоха не почуяла:
– Ведь не шестнадцать лет, драки-то устраивать. И, наверное, опять хватался за нож?
– Без него управился, – ответил Игорь и в этот момент вспомнил, что свое холодное оружие потерял в парке во время драки.
«Может Сизый подобрал. Завтра надо спросить,– подумал стукач. – Правда, вряд ли вернет. Ну, да и черт с ним, другой куплю, если останусь на воле».
