Владимир Юрьевич Харитонов
Осведомитель
Глава одиннадцатая. Внеочередная встреча с оперативником
Уснул Кулак довольно быстро, однако сон привиделся тревожный, о каких-то непонятных разборках в местах лишения свободы. Он просыпался несколько раз, но вновь оказывался на «зоне» и вновь приходилось что-то доказывать авторитетным страдальцам. Проснувшись, не позавтракал и в десятом часу утра уже стоял возле турникета в центральном отделе полиции. Если бы его спросили: «Как и на чем ты добрался?», он бы не смог ответить. Весь путь был проделан при отключенном сознании, на автомате…
– Вы к кому, гражданин? – Строго спросил дежурный.
Данный вопрос вернул Игоря в беспросветную реальность. Не привычно своим, а каким-то дрожаще-просящим голосом произнес:
– Мне бы к Сизову, в двадцать первый кабинет.
Турникет при этом не открылся и не пропустил авторитета к месту назначения. Полицейский продолжил выяснять:
– Он вас вызывал? И по какому делу?
Объяснить сразу и по-простому Кулак не смог. Он стоял и переминался с ноги на ногу, пока не придумал ответ:
– По личному делу…и я пришел сам.
Дежурный взялся за трубку телефона внутренней связи:
– Сейчас я с ним свяжусь, как ваша фамилия.
После соблюдения формальностей, Игорь скромно постучал в дверь оперативного кабинета:
– Можно, Владимир Александрович?
– Заходите, гражданин Кулаков, присаживайтесь. Слушаю вас.
Этот официальный тон весьма не понравился негласному помощнику, от него веяло холодом и…тюрьмой. Однако делать нечего, надо расставлять точки над «и»…
– Владимир Александрович, хочу извиниться за вчерашнее. Погорячился я чуток.
– Ну, почему же «чуток»? Лет на пять, за нападение на сотрудника полиции при исполнении им своих служебных обязанностей. Рапорт на имя начальника я написал, нож твой к нему приложил. С твоими, между прочим, отпечатками пальцев. Вот собирался идти к дежурному регистрировать и тебя ловить, а ты…явился сам. Давай возьму с тебя объяснение и отведу к следователю.
Стукач смотрел на своего куратора глазами ходоков из картины Владимира Серова «Ходоки у Ленина» и вновь интонация голоса приобрела какой-то скулящий характер:
– Может как-то без этого, гражданин начальник? Может, я как-то искуплю, в камере отработаю?
Однако жалости у Сизова в душе не прибавилось, и он довольно жестко произнес:
– Так пока в следственный изолятор не уедешь и поработаешь, а я тебе на дорожку три тысячи рублей выпишу. Купишь там себе сладкого в ларьке.
Кулак насупился и замолчал. Подобные ментовские приколы ему никогда не доставляли удовольствия. Тем более не понятно, шутит Сизый или всерьез. А тот давил «на больную мозоль», впрочем, манера произношения сменилась с карательной на воспитательную:
– Ты чего думал-то, Кулак, что меня так легко можно на «перо» поставить? Короче, мое тебе последнее слово – сдаешь мне своего дружка Беляя, сам остаешься на свободе. Закрою я пока глаза на твою выходку. Говорят, что для счастливой жизни надо закрывать глаза на недостатки друг друга… Но возникает вопрос: а когда их открывать-то можно?
Готов был заранее к подобному предложению опера осведомитель и сам имел нечто похожее на уме, но принять его сразу все-таки не решился:
–Ну, это же мой самый близкий друг. С раннего детства дружим. Я не могу.
Расчет на то, что и у сыщика есть друзья и он должен понимать, что предавать их не по-людски не сработал:
– Для тебя друг, для меня преступник. Так что решай и прямо сию минуту в кабинете. По большому счету вчерашнее твое нападение меня здорово разозлило и я с удовольствием отправлю тебя на «зону».
– Начальник, дай хоть день подумать, – тоскливо плаксивым голосом попросил уголовный авторитет.
– Судя по твоему тону, ты уже что-то умалчиваешь о своем друге, а подписку давал, что обо всем обязуешься мне сообщать. Вот тебе листок бумаги, пиши собственноручно объяснение о вчерашней попытке убить сотрудника полиции. Как говорится, большинство людей живы до сих пор лишь потому, что есть статья за убийство.
Несколько минут Кулак молчал и усиленно думал, подвинул свой стул к столу оперативника, взял в руки ручку и вертел ее между пальцами так, как шулера показывают свои способности с игральными картами. Сизов смотрел на эти мучения стукача со спокойной улыбкой. Он знал, что человек, согласившийся сотрудничать с оперативным работником, уже надломлен. А когда берет первые деньги за то, что предает кого-то, словно продает свою душу дьяволу. И чем больше осведомитель приносит информации, тем глубже и глубже вязнет, будто в болоте. В итоге, такие помощники и мать родную продадут по-дешевке, не то, что друга. Так вышло и в этот раз.
– Короче, начальник, прав ты оказался насчет Беляя. Имеет он отношение к разбойному нападению на почту. Сделали это его кореша по «зоне», он им свой ствол дал «ТТ» и потом долю получил.
Оперативник даже не пытался скрыть свою радость:
– Ну, вот это уже интересно. А где он пистолет приобрел?
– Этого я не знаю. Он давно у него, как-то мы даже стреляли в лесу, по-пьянке…
– И где Беляй его хранит? – Задав этот вопрос, оперативник внутренне напрягся и в упор смотрел на осведомителя. Гипнотическим взглядом он внушал собеседнику: «Ну, давай, колись до полного, предавай своего друга».
Словно понял стукач мысли куратора, отвел глаза в сторону, заерзал на стуле и онемел. Не мог выдавить из себя ни слова. Но Сизов не торопил, ждал привычного надлома своего оппонента и молчал. Наконец Игорь выдавил из себя:
– В старом фибровом чемодане под кроватью среди шмоток.
Появились ощущения, что прыгнул в пропасть и не знает, каким будет приземление.
–Как давно последний раз ты там ствол видел? – Этот вопрос оперативника вернул Кулака на землю.
– Буквально на днях, после моего выхода из ИВС. Помнишь, ты просил меня поработать в камере?
– Помню. Так это вроде позавчера было, совсем недавно.
– Теперь-то, начальник, ты простишь меня за нож? Вернешь мне его?
Эта просьба самому Игорю казалась ничтожной в данный момент, просто хотелось как-то уйти от мысли, что только, что совершил самую большую подлость в своей жизни. Он сидел жалкий и раздавленный, словно раненый зверь, которого в следующую секунду добьет охотник. Казалось, оперативник понял состояние своего помощника и как можно миролюбивее ответил:
– Как только проверю твою информацию, и если она подтвердится, то прощу нападение на себя и нож верну.
И тут Кулак понял, что должен был знать с самого начала – у Беляя будет шмон, и он обязательно задумается о том, кто его подставил. Возникший страх заставил стукача встрепенуться, и он произнес:
– Владимир Александрович, ты только продумай, как обыск официальный у Беляя организовать, по какому-нибудь другому делу. А то он и так все чего-то намекает, может, догадывается, что я скурвился, но предъявить пока ничего не может.
– За это не беспокойся, не первый год работаю. Да и подставлять тебя мне нет никакого смысла, ты еще пользу можешь принести. Как говорится, абсолютно бесполезных вещей не бывает, даже самая бесполезная вещь может принести пользу, если её подарить.
При этих словах Кулак внимательно посмотрел на своего куратора. Последние слова безжалостно рушили последние надежды осведомителя. Он рассчитывал, что отправив всех друзей в тюрьму, опер от него отстанет.
– Так, начальник, я же всех друзей сдал, … может, разойдемся по-хорошему?
– Ты уж не угрожать ли мне пытаешься? Если по воле информацию приносить не сможешь, будешь по камере помогать время от времени. У тебя хорошо получается людей колоть, авторитетом давить. В общем, ты давай двигай к дому, а то засиделся у меня, не дай Бог кто увидит. А я буду думать, как ствол у Беляя изъять и тебя из-под подозрения вывести.
На том и расстались оперативный сотрудник уголовного розыска и его стукачок. Один вполне довольный собой пошел докладывать своему начальнику Колуеву, другой с тяжелой ношей на душе поплелся на верхнюю набережную Волги. Посидеть на лавочке, полюбоваться неспешно плывущими водами и подумать о своей непутевой жизни, пытаясь найти себе хоть какое-то оправдание…
Глава двенадцатая. Задержание Беляя
Прошло два дня с момента последней встречи Сизова со своим осведомителем в двадцать первом кабинете. Кулак к этому времени успокоился и, закупив продукты на передачу Зимину, направлялся к дому своего друга детства Семена Беляева. Они обговорили по телефону, что при встрече окончательно согласуют дату поездки в колонию к общему корешу. Беляй тоже запасся продуктами и сигаретами для этой же цели. Он не мог остаться в стороне, не внести посильный вклад в благородное дело. Ну, а поскольку общение без водки малоэффективно, Игорь на деньги, полученные от опера приобрел пару бутылок водки. На улице по-летнему тепло, дверь из комнаты незавидного жилища Семена оставили открытой. Опасаться некого, а прохлада, образующаяся от сквозняка совсем не лишняя. Накрыли стол довольно быстро. Хозяин поджарил картошки, принес из сарая банку с солениями, гость открыл водку, помыл над раковиной два граненых стакана, найденных в шкафу. Как-то так сложилось, что именно эта тара оказалась в почете у трех некогда неразлучных друзей. А почему, они и сами не смогли бы ответить. Первый тост подняли за дружбу, чокнувшись, выпили и только приступили к закуске, как во дворе раздался звук остановившегося автомобиля. В следующую минуту в комнату ворвались три сотрудника полиции в камуфляжной одежде, с масками на лицах и с криками:
– Всем лежать, мордой в пол!
Ловко щелкнули наручники на запястьях. Командир группы захвата крикнул в проем двери:
– Подозреваемые упакованы, можете заходить.
В комнату вошел оперативник Сизов и с язвительной улыбкой произнес:
– Ну-ка посмотрим, кто тут у нас? О, сразу два авторитета Беляй и Кулак. Гражданин Беляев вы подозреваетесь в вооруженном ограблении гражданина Смирнова в районе улицы Гагарина. У меня имеется постановление о производстве обыска по месту вашего жительства, ознакомьтесь.
При этих словах Сизов сунул под нос лежащего на грязном полу Семена какую-то бумажку. Тот лежал на животе и, конечно, не разглядел, что было на ней написано, поэтому не произнес ни звука. Оперативник пригласил двух соседок, сидящих в тенечке на лавочке возле дома, в качестве понятых. Мебели у неоднократно судимого и проживающего в гордом одиночестве Беляева оказалось немного. Поэтому следственная процедура, надолго не затянулась. Когда из старого фибрового чемодана, лежащего под кроватью вместе с какими-то тряпками выпал пистолет «ТТ», Сизов присвистнул и произнес:
– А вот, очевидно и орудие совершения преступления. Граждане понятые подпишите протокол обыска.
Затем он обратился к старшему группы захвата:
– Этих обоих в машину, доставим их в отдел. Как говорится, сегодня льготы – заказали одного, второго бесплатно в подарок.
Газель группы захвата не имела отдельной клетки для задержанных, поэтому Беляй и Кулак сидели рядом под неусыпным контролем физически накаченных бугаев. Естественно, между собой не произнесли ни слова.
Когда приехали в полицейское управление, Беляева оперативник Сизов прямо в наручниках поместил в «обезьянник», небрежно бросив дежурному офицеру:
– Сейчас следователь выпишет на него все необходимые документы для официального задержания и задаст главный вопрос: С какой целью. Когда и где вы родились?
Затем, повернувшись к своему осведомителю, добавил:
– А вы, гражданин Кулаков проследуйте со мной. И ваше: «Спасибо, я на машине» со мной не пролезет.
В двадцать первом кабинете Владимир освободил от браслетов своего стукача и с улыбкой произнес:
– Ты молодец, Игорек, не обманул. Я свое слово тоже сдержу. Свой рапорт о нападении на меня просто подошью в твое личное дело без регистрации, а ножичек, получи.
При этих словах достал перочинный нож Кулака из своего сейфа и вернул владельцу. Тот поспешно спрятал его в карман джинсов.
– Гражданин начальник, – начал осведомитель, – как-то коряво задержание и обыск получились. Я, словно специально, оказался при этом. Теперь Беляй точно будет меня подозревать в стукачестве.
– Слушай, Кулак, вы целый день трете шкуру вместе. Что я должен слежку устанавливать, чтобы Семен в комнате был один? Ты сам туда приперся не вовремя.
Поскольку слова оперативника казались справедливыми, Игорь упреки прекратил и вполне заинтересованно уточнил:
– А грабеж-то на улице Гагарина в самом деле был?
– Да, вчера поздно ночью какой-то отморозок напал на подвыпившего мужика. Смирнов фамилия потерпевшего. Преступник оказался с юмором. Спросил: «Слышь, мужик, ты ментов поблизости не видел?». Тот отвечает: «Да вроде не видел…», а грабитель: «Ну, тогда гони кошелек!». Забрал деньги из кармана и был таков. Ствол у него был газовый, наверное. Так что не боись, следователь предъявит твоего друга и его оружие на опознание потерпевшему. Тот, конечно ничего не опознает, и я плавно перейду к ограблению почты, где точно такой ствол фигурировал. Да за боевой «ТТ» Беляю по-любому срок, даже если он не расколется. А я не поленюсь на «зону» прокачусь в Карелию ИТК № 7, где отдыхают Чернышов и Соколов.
– Зачем? – Как-то непроизвольно вырвалось у осведомителя.
Ему казалось, чем больше людей будет знать об аресте Беляя, тем больше подозрений падет на него.
– Скажу, что Беляй раскололся и им пора. Покажу фотографии «ТТ» и его владельца в наручниках. Куда они денутся? Расколются, тем более что срок им не добавят, свое они уже получили. Как говорится, смелей всех улыбаются беззубые. Им-то терять нечего, если улыбка окажется не к месту.
На минуту Кулак задумался. Даже представил себя на месте Черныша и Сокола и неуверенно произнес:
– Не поверят они тебе. Вместе «зону» топтали не один год, знают, что Беляй не сдаст.
Оперативник ухмыльнулся, и Кулаку показалось, что ухмылка адресована именно ему. Мол, ты тоже себя несгибаемым считал, а сейчас сидишь в кабинете и помогаешь другу детства на нары устроиться. Вслух произнес:
– Как говорится, загадывать наперед не будем. Пожуем- увидим. Кстати, я тебе премию должен выписать.
И вообще, ты чего какой серьезный? Слушай анекдот в тему: полицейский спрашивает потерпевшего:
– Вы сможете описать грабителя?
– Конечно! Как поймаем – сразу описаю!
Однако Игорю в этот момент было не до анекдотов, и он даже не улыбнулся. Опер поглядел на него и разочарованно выдавил из себя:
–Ладно. Ты посиди пока в коридоре, я быстренько поговорю с твоим другом и отведу его к следователю, а потом и тебя осчастливлю.
Кулак покорно сел на лавочку возле кабинета в коридоре и закурил. Когда опер подвел к дверям Беляя закованного в наручники, Игорь непроизвольно встал и хотел попрощаться с другом детства. Однако увидев взгляд полный ненависти и презрения, растерялся настолько, что просто стоял, опустив руки, и молчал. Ему показалось, что Семен стоит напротив не меньше пяти минут и не мог понять, почему оперативник не берет инициативу в свои руки. Наконец, послышался голос Сизого:
– Заходи, чего в дверях остановился?
Как только друг детства вошел вовнутрь ненавистного ментовского кабинета, Кулак рванул на улицу. Ему уже не нужны были грязные три тысячи рублей, за которые он продал самого близкого, если не считать родителей, человека. В голове сумбурно крутились невеселые мысли: «Мне кранты. Беляй догадался и сто процентов не простит. Если не вынесет «на круг местных авторитетов» через маляву с «зоны», то по выходу расправится со мной сам. Что делать? Что делать? Комнату Семена менты оставили открытой. Надо забрать все продукты, приготовленные для Зимы и прямо завтра сгонять к нему в Талицы на короткую свиданку. Рассказать об аресте Беляя, выслушать его мнение, а там видно будет». Стукач на остановке «Почта» уселся в городской автобус и смотрел в окно, практически ничего не видя. Не до красот летнего любимого города, когда «на душе кошки скребут», совсем не до красот. А тут еще, как на грех, подсел на кресло знакомый по «зоне» мужичок лет пятидесяти, невысокий, полненький и давай свое уважение проявлять:
– Братан Кулак, привет. Не узнаешь что ли? Мы вместе на «четверке» в свое время отдыхали.
Игорь, ведущий в местах лишения свободы блатную жизнь при «общаке», конечно узнал такого же страдальца, который к блатным не рвался, от работы не отказывался. Таких авторитетные сидельцы считали «мужиками» и особого уважения к ним не проявляли, однако «масть» эта всегда в большинстве и в обиду себя не давала. Но не под, то настроение разговоры завел случайный знакомец и Кулак ответил грубовато:
– Слышь мужик, не помню я тебя. Отвали и не цепляй.
Коллега по несчастью, конечно, обиделся. Тем более что был, слегка выпивши, в пакете имелась еще одна бутылка водки, которую он планировал разделить с уважаемым человеком под нехитрую закуску, где-нибудь на берегу Волги. Всегда есть о чем поговорить, когда за спиной осталась общая беда, общие лишения и страдания. «Видно зазнался Кулак, людей вокруг себя не видит, – подумал погрустневший попутчик. – Да и хрен с тобой, дома выпью в гордом одиночестве». Знакомец замолчал, поднялся с автобусного сиденья на остановке «Первая фабрика» и ушел не попрощавшись. А Игорь, посмотрев ему вслед, подумал: «Зря я мужика обидел. Выпить бы с ним, посидеть, может мне бы и полегчало. Забыл бы свои печали». С такими мыслями он и вышел на своей остановке «Вторая фабрика», почти бегом добрался до комнаты Беляя. Бывшие понятые мирно сидели на лавочке, по третьему разу обсуждая события, в которых пришлось им участвовать. Спешивший Кулаков невольно вынудил их показательно замолчать и поджать губы, как умеют делать только женщины преклонного возраста. Игорь проскочил мимо них, не сказав ни слова.
Дверь в комнату друга детства оказалась открытой настежь после визита сотрудников правоохранительных органов, и он беспрепятственно вошел вовнутрь. В два подвернувшихся целлофановых пакета собрал продукты и сигареты, предназначенные для передачи другу. На подоконнике нашел старый ржавый замок с единственным ключом. С улицы запер дверь, и, подойдя к всезнающим бабкам, добавил им полезной для обсуждения информации:
– Мы с Семеном собирались в Талицы ехать на свидание к Зиме, да видно придется мне одному. Я забрал приготовленные продукты и сигареты, а вы оставьте ключ от комнаты у себя. Как освободится Беляй, ему и отдадите.
– А скоро ли он вернется? – Спросила одна из бабушек, которая оказалась в данный момент смелее своих собеседниц.
– Не знаю. Может завтра, а может года через три.
– Нам бы к тому времени не умереть. В нашем-то возрасте знаешь как: Тук-тук.
– Кто там?
– Смерть твоя.
– Ну и что?
– Ну и все…
Бабулька оказалась явно с юмором, но видя, что ее не оценили, более серьезно добавила:
– А с ключами как же?
«Эх, мне бы ваши заботы», – подумал местный авторитет, а вслух произнес:
– Да вы еще девчонки молодые, доживете.
Пожилые женщины как-то неискренне засмеялись, а Кулак поспешил домой, показаться жене, которая возможно уже слышала о задержании Беляя и своего супруга. Система распространения скандальных слухов от одного источника другому на второй фабрике была отлажена. Сбоев она практически никогда не давала…
Глава тринадцатая. Поездка в Талицы
Супруга Игоря с дочкой Ленкой оказались дома. Галина в задумчивости что-то стряпала на газовой плите. Увидев своего ненаглядного в полном здравии и без наручников, спросила:
– Весь район гудит, что тебя и Беляя штурмом брали, оружия целый чемодан изъяли. А ты вон уже дома. Что, сдал, что ли другана детства, за это и отпустили?
От этих слов буквально холодом, словно ножом, полоснуло по душе стукача. Он взорвался и выкрикнул:
– Ты что базаришь, курица? Совсем страх потеряла?
– У курицы-то знаешь кто супруг? – Парировала бойкая женщина.
В другой бы момент навесил Кулак пару пощечин своей болтливой половине, но не сейчас, не под такое настроение. Более спокойным голосом Игорь произнес:
– Вчера на Гагарина кто-то со стволом мужика на гоп-стоп взял. Видно по описанию Беляй оказался похож. Его Сизый с ОМОНом брать приехал, а там и я попал «под горячую руку». Во время шмона, как на грех, в чемодане под кроватью опер «ТТ» нашел. Теперь Семену по-любому тюрьма, а мы с ним к Зиме собирались, продукты закупили. Завтра-послезавтра придется ехать одному.
Версия супруга показалась Гальке достоверной, и она спокойным голосом спросила:
– И на чем ты ехать собрался?
– Не знаю, наверное, автобусом доберусь…
Мысль о том, что с тяжелыми пакетами придется тащиться до вокзала, потом автобусом до Южи и, Бог знает на чем, по разбитой грунтовой дороге до Талиц невольно привела Игоря в уныние. Однако супруга неожиданно дала надежду на более легкий способ доставки мужа до места назначения:
– Слушай, сегодня в магазине Нинка Сергеева говорила, что на днях на своей машине собираются в Талицы ехать к сыну. Только не знаю, на длительную свиданку или короткую. Ну, если что оттуда налегке и автобусом доберешься.
– А у тебя есть телефон этой Нинки?
– Да, есть… Сейчас наберу, спрошу.
При этих словах Галина достала из кармана фартука мобильный телефон нежно розового цвета и набрала нужный номер:
– Алле, Нин, это ты? Привет еще раз. Я слышала, вы к сыну собираетесь на свиданку ехать?
С той стороны послышались какие-то перешептывания, очевидно, с мужем, а затем последовал ответ:
– Завтра в шесть утра и едем на своей машине. А что?
– Возьмите с собой моего Игоря. Он Зимину передачу собрал, увидеться хочет.
– Так вроде твоего с Беляевым сегодня ОМОН арестовал? Неужели обоих отпустили?
– Отпустили только моего… А вы надолго в Талицы-то?
– Обороткой, туда-сюда… На длительную свиданку у нас очередь не подошла. А Игоря-то твоего возьмем, пусть к шести утра завтра будет у подъезда дома. Мы мимо поедем.
– Ой, спасибо. А на бензин-то, если что с него тоже возьмите немного, он у меня безработный…охломон.
После разговора супруги со своей знакомой, Кулак закрылся в ванной, пересчитать оставшиеся богатства от денег, что дал опер. По всем карманам набрал всего полторы тысячи рублей. «Жалко не взял за Беляя трешку, нервы не выдержали», – подумал он. В этот день Игорь лег спать пораньше и к удивлению очень быстро уснул. В шесть ноль-ноль, как и договаривались с Сергеевыми, он стоял возле своего подъезда с двумя целлофановыми пакетами, в которых были продукты для Зимы. По привычке поднял голову к небу, освещенному начинающим свой подъем светилом. День обещался выдаться ясным, по лазурному небу иногда проплывали редкие светлые облака. Одно из них напомнило крокодила с открытой пастью. «К чему бы это?», – подумал довольно суеверный уголовный авторитет. Однако ждать машины пришлось недолго и через пять минут, Кулак, бросив свои пакеты в багажник старенькой белой «шестерки», уже уселся на заднем потертом сиденье. Российская классика, фыркнув мотором, неспешно покатила в поселок Талицы, где на разных «зонах» томилось немало кинешемцев, в том числе и с района второй фабрики. Муж Нины Егор оказался не очень общительным. Он вцепился в руль своего транспортного средства и аккуратно старался объезжать ямы на недавно залатанной асфальтовой дороге. Владелец российской классики ни разу не судим, всю жизнь проработал слесарем в ЖКХ. За свои пятьдесят с небольшим лет ни разу не сближался с уголовниками, кои встречались и среди коллег по работе. Уголовниками он считал всех лиц, ранее судимых, но, правда, до того момента, как его родной сын Василий не угодил за решетку за какую-то кражу. Ведь он родная кровинушка, страдалец и, конечно же, «невинно пострадавший от безжалостных правоохранителей, которые всех гребут под одну гребенку».
Его супруга, будучи на несколько лет младше, полненькая невысокая женщина, оказалась на язык шибко бойка. Она с первых минут взяла на себя инициативу разговора:
– А, правда, Игорь, что вас вчера с Беляем ОМОН брал?
Конечно, ждал Кулак этого вопроса, был готов к нему, но…ему так не хотелось обсуждать эту тему, что он не сразу и как-то нехотя ответил:
– Они приехали к Семену, я просто там был в гостях и попал под раздачу.
Однако Нинку нисколько не смутило очевидное нежелание собеседника рассказывать о вчерашних злоключениях, и она продолжила расспросы:
– Оружия, говорят, целый чемодан изъяли? Откуда у друга твоего столько?
– Это вранье. Один пистолет «ТТ» у него нашли. Откуда он у него и зачем он дома хранил, я не знаю. – Более охотно ответил уголовный авторитет.
Но и Сергеева была женщиной сведущей в подобных делах и задала коварный вопрос, ради которого, очевидно, и начала разговор. С нескрываемо ехидной улыбкой она спросила:
– Кто-то ведь, наверное, сказал полиции-то, что у него оружие есть?
При этом Нина повернулась к собеседнику лицом и довольно выразительно посмотрела на него. Мол, мы хоть люди и простые, но знаем, как такие дела делаются. Скрыть смущение, как показалось самому Кулаку, он не смог. Как можно спокойнее ответил:
– Менты сказали, что подозревают его в грабеже какого-то мужика на улице Гагарина. А ствол случайно при шмоне нашли.
– Ну, ну… Может и так, – разочарованно, как показалось Игорю, произнесла попутчица и надолго замолчала.
Кулак закрыл глаза, притворившись задремавшим, и усиленно размышлял: «Уж, если какая-то простая баба считает, что Семена вложили и смотрит на меня, как на предателя, то у блатных-то явно будут подозрения. Правда, в глаза вряд ли кто до поры скажет, за недоказанные обвинения и спросить можно. Однако на душе все равно погано. Как говорят: «На каждый роток не накинешь платок». Моя курица Галька и то вылепила свои подозрения, в мою сторону не подумав. Сколько же мне мучиться в борьбе со своей совестью. Тысячу раз пожалел, что смалодушничал тогда, когда «стучать» согласился. Оно, конечно, за изнасилование угреться можно надолго, да и не сильно почетно в глазах братвы, но и не смертельно. Можно стоять на своем при разборах – дала добровольно, потом оговорила. Но…сейчас бесполезно сожалеть об этом, «мой поезд ушел». Предал своих друзей, сначала Петруху, потом Семена. Что делать, как жить дальше? Если бы знать, что опер-сука мое дело следом не отправит, совершить небольшую кражу, присесть годика на три. Потом выйти и начать жить заново. Любопытствующих убеждать, мол, Сизый на нас троих давно зуб имел, вот всех и упрятал, одного за другим»… Кстати сказать, способ сорваться с крючка Сизова через совершение преступления небольшой тяжести казался Кулаку самым реальным. Поэтому эта мысль его навязчиво преследовала. За этими невеселыми думками негласный сотрудник вскоре и в самом деле вздремнул. Однако сон оказался довольно чутким. Где-то словно вдалеке слышался звук мотора, негромкие переговоры супругов между собой. Все это вперемежку с короткими периодами забытья…
Окончательно проснулся, когда автомобиль, скрипя и прогибаясь всеми подвесками, выехал за город Южу. Дорога проселочная, настолько неровная, можно сказать полукруглая, что машина стала крениться то в одну сторону, то в другую. Даже молчавший до этого Егор, начал издавать какие-то звуки, похожие на обрывки матерных слов: «Бля…, су…, пи…, оху…» и прочие эпитеты, коими весьма богат русский язык. Кулак подпрыгивал вверх, почти касаясь головой потолка, потом падал вниз, перемешивая в желудке утренний завтрак. Сзади машины клубилось облако пыли, из-под колес летели мелкие камушки и, ударяя в металлическое днище, издавали звуки, подобные крупному граду. По обе стороны дороги виднелся старый густой смешанный лес. Наверное, он был красив в своем летнем наряде, но ухабы на большаке и пыльная завеса мешали рассмотреть чудные краски природы. Чем ближе приближались к Талицам, где у местных мужчин основной профессией являлась – сотрудник той или иной колонии, в разных званиях и должностях, тем более одолевали воспоминания о «зоне». Особенно о четверке, так кратко зэки называли ИТК № 4 в пригороде Кинешмы, где Игорю пришлось отдыхать три года, начиная с две тысячи тринадцатого…
…Как-то вечером по осени в «локалке» собрались три «блатных пацана» выяснить вопрос, касающийся «общака». Тема, можно сказать секретная, поэтому простых мужиков, вышедших подышать свежим воздухом и затянуться дымком сигареты, попросили уйти в барак. Те нехотя покинули общую территорию, огороженную сеткой рабица. Кроме Кулака, который сидел уже третий год и его авторитет не вызывал ни у кого сомнения, в беседе участвовали не менее уважаемые в криминальных кругах, Димон с Тейкова, высокий, крепкий парень, лет двадцати пяти, бывший спортсмен, и Коля Кривой с Иванова, маленький, худой, начинающий заметно стареть узник со стажем. За свою жизнь Кривой раз семь «топтал зону» в разных местах, причем не, только в Ивановской области. Бывал и смотрящим за бараком, и хранителем общака. Считал себя самым достойным среди «бродяг» и свое высокомерие скрывал довольно плохо. В общем, как говорят сидельцы, жил всегда правильной жизнью «отрицалова». Здоровьице его подводило, и он постоянно таскал в кармане заточку. Правда, почти никогда ее не доставал, но видимо она добавляла некоторой уверенности в общении с такими же страдальцами, зачастую довольно обозленными. Время от времени этот запрещенный предмет у него изымали и на длительное время Николай исчезал за толстыми стенами помещений камерного типа. Однако по выходу вновь приобретал необходимый, как ему казалось, инвентарь.
Вот и в этот раз он наехал на Димона с присущим ему напором и наглостью:
– Тебе подгончик с воли был неплохой, а ты в общее уделил мало. Почему?
Спортсмен завелся с пол оборота:
– А кто ты такой, чтобы мне что-то предъявлять? Сколько посчитал нужным, столько и уделил.
В общем, слово за слово и острый металлический предмет воткнулся меж ребер бывшего спортсмена. Тот согнулся, обхватив живот руками, а Кривой и Кулак спокойно вошли в барак, сказав ожидающим мужикам:
– Можете курить, мы закончили…
Конечно, очень быстро Димона доставили в сан. часть. К счастью внутренние органы заточка не задела и жизни его ничто не угрожало. Однако «кум» устроил тщательное расследование. Он прекрасно знал со слов своих стукачей, кто находился в локалке в момент нанесения ранения, кто постоянно таскал в своей робе заточку. Однако его знания ничего не стоили без конкретного свидетеля. Потерпевший молчал, словно язык проглотил. Кулака и Кривого по-очереди вызывали в оперативную часть, где хозяин кабинета зачастую приходил в ярость, ощущая свое бессилие. Конечно, обидно точно знать, кто совершил преступление, причем при очевидце и …ничего не мочь сделать. Особо не церемонясь, старший лейтенант Максимов несколько раз ударил поддых Игорю, склоняя его к откровенности, а для большей убедительности добавил на словах:
