Владимир Владимирович Васильев
Страшный суд над богом и дьяволом
«Неужели надежда на прижизненное признание оправдает себя?» – подумал Монтеков. – «Главное, чтобы везение не повезло меня к обрыву».
***
Душа Романа рвалась в небеса, а щеки болели от улыбки, упорно не желавшей скукоживаться. Жак Ренар был вежлив, восхищен и платежеспособен. Он подписал договор о финансировании монтековского изобретения, а также передал Роману право распоряжаться нешуточным бюджетом. Ренар угостил Монтекова дивным вином шестидесятилетней выдержки, пожал руку и велел оперативно решать вопрос с получением вида на жительство во Франции.
«Русские ненавидели меня за то, что я интеллектуал-одиночка, да еще и якобы еврей. Что же, родные, теперь я француз! Истинная родина не гонит, а ценит», – думал Роман, проходя девять кругов ада в куче безликих бюрократических учреждений. На бегу, не думая и не чувствуя ничего, кроме усталости и отвращения, он сменил гражданство и продал квартиру, переведя деньги на свой парижский счет. Окончательно он проснулся от жуткого полусна в зале ожидания «Домодедово». Выпив кофе с коньяком, он поздравил себя с первым шагом к победе над законами мироустройства.
– Папа, я отомщу за тебя! И за тебя, Игорь, братик! Господи, мы были, как одна душа, как одно тело, и теперь половину моей души отняли, убили, растоптали, – донесся крик с экрана телевизора.
– Что за дешевая мелодрама, – поморщился Монтеков.
– Вы что? – с искаженным лицом спросил его сосед по столику. – Это же Призонов!
– И что? – пожал плечами Роман.
– Кто? – взревел из телевизора Александр Призонов. – Кто лишил президента России отца и брата? Кто осиротил защитника русского народа, я вас спрашиваю!
– У Лилипутина кого-то убили? – не понял Монтеков.
– Причем здесь Лилипутин? – шикнул на него сосед, отправив в рот упаковку валидола. – Господи, это конец…
В кадре появился Николай Платонович Пастухов, директор ФСБ.
– Согласно показаниям убийц, пойманных благодаря оперативным действиям ФСБ, – кашлянул он. – В обоих случаях действовала организованная группа профессиональных киллеров. По признаниям обеих групп, киллеры были наняты разведслужбами стран Запада и Европы. В организации убийства принимали участие ЦРУ, МИ-6 и Моссад…
– Кто теперь этот Призонов? – с недоумением спросил Монтеков.
Сосед с ужасом посмотрел на Романа и пересел за другой столик.
– Это удар по престижу всей России, – со скорбью и с телеэкрана сказал Александр. – Это пощечина, которую можно смыть только кровью. И господа из «большой восьмерки» очень заблуждаются, если думают, что Россия стерпит подобное оскорбление и не ответит на него!
«Кто-то разыграл очередную лихую комбинацию», – усмехнулся про себя Роман. – «Опять российский циферблат развернется на сто восемьдесят градусов. Но мне уже неинтересно. В пятом, семнадцатом и девяносто первом Россия этот урок проходила, хотя и не выучила».
В самолете Монтеков отгородился томиком Салтыкова-Щедрина от сюрреалистического разговора пары пьяных животных, бывших его вынужденными соседями по самолету. После посадки он брезгливо протиснулся сквозь них, и зашагал к выходу. Тогда ему казалось, что это действительно выход из гротескного зоопарка, в который его забросил фатум.
На выходе он увидел спящего Рене, удобно прикрывшего глаза табличкой «Montekov». Роман потряс Рене. Рене открыл глаза, но не проснулся.
– Рене, я тебе зачем-то нужен? – переспросил Монтеков. – До своего боат-хауса я мог бы добраться самостоятельно.
– Ты нужен, но не мне, – заговорщицки шепнул Рене.
– Я не хочу быть кому-то нужным.
– Почему?
– Потому что я актер, презирающий публику.
– Но ты нужен публике!
– Публике нужны кровь, любовь, деньги и дрязги. Я не являюсь ни одним из этих ингредиентов, и не хочу ими быть.
– Ты понравился Ренару и стал деньгами, – Рене облизнулся. – Пойдем, выпьем?
– Первая трезвая мысль, – кивнул Монтеков.
Коллеги сели за столик кафе внутри аэропорта. Рене заказал красного полусухого.
– Скажи, Рома, тебе ведь все равно, кто будет финансировать твое изобретение? – спросил Рене.
– Нет, – сказал Монтеков и добавил после паузы. – Но я готов рассматривать варианты.
– Это че, по типу демпинг? – донеслось с соседнего столика. Роман поморщился, узрев за ним пару бывших соседей по самолету.
– Твои идеи хочет перекупить твой соотечественник, – сказал Рене.
– Это хуже, чем иностранец, – хмыкнул Монтеков. – От соотечественников я уже пятнадцать лет не жду ничего, кроме смеси глупостей и немотивированной агрессии. И они целиком оправдывают мои ожидания.
– Психи ебанутые! – раздалось с соседнего столика.
– Вот именно, – подтвердил Роман.
– Он эмигрант, – возразил Рене. – Лондонский банкир.
– Уже лучше, но я не люблю Лондон. Дожди и туман, скрывающий пустоту.
– Он готов платить тебе втрое больше, чем Ренар.
– Его акции растут. Кто он?
– Его зовут Леонид Альбертович Подболотов.
– Этот господин вроде бы убит. Причем дважды. Первый раз взорван в Москве, а второй – отравлен в Бостоне.
– Может быть, он мертв, но он попросил меня убедить тебя.
– Я всегда симпатизировал мертвецам, – кивнул Монтеков. – У нас много общего.
Заспанный официант принес вино и сыр.
– За правильный выбор! – поднял бокал Рене.
– За правильный ответ! – Роман наполнил свой бокал. Бокалы тускло звякнули друг об друга.
– Не пей вина, Монтеков! – раздался резкий и совершенно трезвый возглас с соседнего столика. Удивившийся Роман опустил бокал. Рене, которого погубило плохое знание русского, отпил и схватился за горло.
– Рене, – потряс коллегу Монтеков. Рене захрипел и обмяк.
– Ступай, отравленная дрянь, по назначенью, – лицо одного из мужчин с соседнего столика приобрело человеческое выражение.
– Вы притворялись, – констатировал Роман.
– Это наша работа, – кивнул второй и со скоростью света прыснул в лицо Монтекова из неизвестного баллончика.
Когда Роман открыл глаза, реальность пугающе изменилась. Монтеков снова сидел в самолете, а пара попутчиков по-прежнему сидела рядом.
– Куда мы летим? – спросил Роман, почти не надеясь на адекватный ответ.
– В великую страну, господин Монтеков, – сказал первый.
– На вашу родину, – добавил второй.
– Я догадался, – сказал Роман. – Это Европа цивилизованная, а Россия вечно великая. Но я практически гражданин Франции!
– Как можно быть гражданином несуществующей страны? – усмехнулся первый.
Моннтеков взглянул в иллюминатор и с ужасом отшатнулся. Над знакомыми огнями Парижа нависал ядерный гриб.
– Спалил-таки, – беспомощно прошептал Монтеков. – Значит, мои надежды – это сон?
– Не сон, а уничтоженная реальность, – поправил его один из соседей.
– Вы бы хоть представились, – пришел в себя Монтеков.
– Евгений Бондейкин, – представился первый.
– Андрей Лужайкин, – сказал второй.
– Федеральная служба безопасности России, – добавил Бондейкин.
– И только России, – ухмыльнулся Лужайкин.
***
Планета Земля, Россия, Москва.
– Закуривайте, Роман…, – когтистый взгляд Бондейкина скользнул по орлиному носу Монтекова, – Олегович, я не ошибаюсь?
– Нет, не Абрамович, а именно Олегович, – с раздражением сказал Роман.
– Конечно-конечно, Роман Израилевич.
– Олегович, – поправил его Монтеков.
– Как вам будет угодно. Вы закуривайте, не стесняйтесь…
– Я не стесняюсь и не курю.
– Пьете?
– С достойной компанией.
– То есть, в основном, с собой?
– Бывают исключения, но это не ваш случай.
– Что же вы, Роман Моисеевич, не спрашиваете, почему вы здесь?
– Не люблю шаблонных ответов. Ведь вопросы здесь задаете вы.
– Неужели вам не интересно?
– Нет. Я прекрасно знаю, что нахожусь здесь потому, что Россия страдает редкой формой слепоты. Она может увидеть творческий талант лишь тогда, когда о нем крикнут со стороны Европы или начальства.
– Женя, что ты с ним цацкаешься! – взревел Лужайкин.
– Вот это естественнее, – кивнул Роман. – Хоть и не лучше.
– У меня инструкция быть вежливым, – растерялся Бондейкин.
– Плюньте на инструкцию! Первый раз, что ли? – дружески посоветовал Роман.
– Значит так, гнида! – побагровел Евгений. – Мы тебе, бля, навстречу идем!
– Забудьте инструкцию. Давайте без иллюзорных «навстречу». Искреннее, друг мой, – усмехнулся Монтеков.
– Ты, сволочь, будешь делать свой портал на родине! Денег на жизнь не дадим, но на существование хватит! Будешь выпендриваться – уроем падлу, нам это как два пальца!
– Без меня портала не будет, – Роман сделал попытку поторговаться.
– Нам по фигу! Отказался – мочим! Россия проживет и без талантов! – захлебнулся слюной Бондейкин. В его пустынных глазах засверкал российский флаг.
«Денег на парижском счету уже нет, это ясно», – подумал Монтеков. – «Если не убьют, то проигнорируют, что одно и то же. Откажусь – мат, конец игры, победа за ними. Соглашусь – шах, но можно маневрировать. Запасных досок уже нет, партия одна. Но гордость осталась».
– У меня были деньги в одном из парижских банков, – поднял глаза Роман.
– Зарубежные деньги сохранились лишь у наших, – ухмыльнулся Лужайкин. – А ты, Рома, не наш человек!
– И не буду вашим. Я отказываюсь от сотрудничества, – твердо сказал Монтеков.
– Дело хозяйское, – проворчал Лужайкин. – Ладно, квартальную премию все равно дадут. Чайку не желаете, Роман Олегович?
– Я не буду упрощать вашу задачу, – усмехнулся Монтеков.
– Чего уж проще, – хохотнул Бондейкин, наклонился к Роману, и свернул ему шею.
– Выступает, мыслит, а в итоге – всего лишь тело, – сказал Лужайкин. – Давай бумажку.
Бондейкин достал из стола заранее отпечатанный листок.
– Так, пределов самообороны не нарушил, провел беседу грамотно, – подписал бумагу Лужайкин. – Мою подпиши!
– Главное – единство! – размашисто расписался Бондейкин.
***
Планета Земля, пустыня.
666 год со дня Апокалипсиса.
Красноватый песок нещадно обжигал босые ноги пары странных существ. Но они на это никак не реагировали, ибо привыкли и даже полюбили. Существа напоминали лысоватых усохших горилл с маленьким хвостом. Низкие лбы, огромные губы и крошечные, близко посаженные глазки производили бы отталкивающее впечатление на людей, но людей рядом не было. Между существами были и различия. Одно было рыжеватым, обернутым в козлиную шкуру. Второе было мельче и прикрыто шкурой, напоминающей его собственную шерсть, только чернее и гуще.
– Блянах, – гаркнуло первое. – Ели!
– Хулинах, – пролаяло второе. – Мало!
Морда первого существа приобрела сосредоточенное выражение. Его лапа указала вдаль.
– Соул! – рявкнуло оно.
– Блянах, свой? – подтявкнуло второе.
– Ебмать, не наш! – рыкнуло первое.
– Хулинах, чей? – гавкнуло второе.
– Не авторитет, блянах.
– Ебмать, мочим!
На горизонте появилось похожее на них существо, держащее в лапах свою крошечную копию. Маленькое существо мирно посапывало.
– Соул! – рявкнуло рыжеватое существо.
Существо с младенцем на руках вздрогнуло и пустилось наутек. Существо в черной шкуре кинулось на него. Рыжеватое существо бросилось на помощь другу. Минуту спустя эта пара с аппетитом сжирала мясо побежденного.
– Соул, ебмать! – насытившись, сказало существо в черной шкуре и указало на крохотное существо. Младенец открыл глаза и жалобно пискнул.
– Закуска? – спросило существо в козлиной шкуре.
– Хулинах, выпить и баба! – ответило второе существо.
– Заклад?
– Нахер, сейчас! Сразу!
– Блянах, ели!
– Хулинах, мало!
– Окей, ебмать…
Существа взяли младенца за шкирку и вдвоем понесли. Общая цель так объединила их, что одно предложило другому кусок мяса. Существо в козлиной шкуре с благодарностью его приняло, съело, и, достав из-под шкуры глиняную флягу, угостило своего товарища.
– Бартер, – рыгнуло первое.
– Дружба! – икнуло второе. – Песок кайф, а?
– Родина, блянах, – пустило слезу первое.
На горизонте показалось множество ям, заполненных лавой. Существа, похожие на двуногих быков с козлиными рогами, равнодушно окунали в лаву обнаженных людей. Заунывный вой иногда разбавлялся пронзительным визжанием.
Гориллоподобное существо в черной шкуре с поклоном поднесло младенца к группе быкообразных существ, стоящих с вилами наперевес.
– Господин инкуб, соул! – рыкнуло существо в черной шкуре.
– Он мертв или жив? – прищурившись, спросил один из инкубов.
– Какая разница? – хохотнул другой инкуб. Он деловито оглядел младенца и ткнул его вилами. Не обращая внимания на вопли малыша, он достал откуда-то лист пергамента и смочил его кровью младенца.
– Сам! – вдруг рявкнул инкуб и заглянул в глазки крошечному существу. – Сам, обезьяна!
Младенец притих, мазнул палец в собственной крови и доверчиво коснулся пальцем пергамента. Как только ребенок совершил необходимое действие, инкуб брезгливо его отшвырнул. Тем же жестом он швырнул гориллообразному существу пару глиняных фляг.
– Бабу! – попросило существо в черной шкуре. Рыжеватое существо его поддержало.
– Час! – строго сказал инкуб и выволок красивую молодую женщину из ямы с лавой. Ожоги на ее теле волшебным образом затянулись. Красавица открыла глаза и отчаянно завопила. Подобия горилл обступили ее.
– За что? – она всхлипнула, слезы лились из ее глаз. – Я простая девушка, я жила, как все!
– Именно за это, – усмехнулся инкуб. – За свою простоту ответят все! Особенно те, кто притворялся простым, будучи сложным…
– Кто это? – пролепетала женщина, с ужасом косясь на пристраивающихся к ней существ.
– Ваши очень простые потомки, – оскалился инкуб и повернулся к материализовавшемуся Роману Монтекову.
– Права не имеете! – орала женщина. – Я член партии с восьмого года!
– Ладно, два часа, – разрешил инкуб потомкам члена партии. Существо в козлиной шкуре поклонилось и поцеловало инкубу копыто.
– Это прошлое или будущее? – с интересом спросил Монтеков.
– Это вечность, – сказал инкуб и окунул Романа в яму с лавой. Роман молчал, корежась от боли.
– Дело не в том, когда преисподняя – в прошлом, в будущем или в вечности. Отсеките мелочи. Преисподняя в пространстве и она не иллюзорна, – подтвердил Жак Ренар, появившись рядом с инкубом.
– Я… не вас… хотел… видеть… – простонал Роман.
– Какое значение имеет оболочка? – Ренар недовольно щелкнул пальцами и принял свой истинный облик. – Зачем я вам понадобился? Вы ведь знали, что ваш отказ приведет ко мне.
Женщина заорала под парой существ.
– Не… кричите… игнорируйте… тогда… не так… больно, – процедил Роман.
– Кого вы учите, Монтеков? – улыбнулся Асмодей.
– Мучителей… выживанию… милосердие, – прохрипел Роман. – Неестественное… вымученное… милосердие… противное разуму и сердцу. Но… иначе… я стану вашим…
– Милосердие – игра! – щелкнул пальцами Асмодей. – Все игра, как бы вы к ней не относились! Купюру номиналом в жизнь вкладывают и разменивают. Глупо ее жечь, не потратив. Не будьте столь убийственно серьезны, сыграйте!
– Купюры номиналом в жизнь изначально разного достоинства. Я хочу играть с вами… не со слугами, – пробормотал Монтеков.
– Ах, вот зачем вам такой страшный эпизод. Не во имя опыта, а во имя гордыни. Нет, Роман. Не заигрывайте с дьяволом, ему не до вас. Вы ему не нравитесь, не тем что недовольны им, а тем, что пытаетесь ему уподобиться. Интеллект, поступки и власть вам не помогут. Вы родились человеком, да еще продолжаете им оставаться. Итак, я даю вам три секунды. Вакуум боли или вакуум слов? Просто слов…
– Не… умею. Не… против, хотя… противно. Но… не умею.
– Будьте собой. Но сыграйте. Отгородится нечем, убежать некуда.
– На «зеро», – скривился Роман.
– Нет, на черное. Оно точно выиграет. Я – ваша гарантия.
– И на «зеро»…
– Мудруете, Монтеков. Правильно делаете. Можете заодно и на красное. Главное, не забудьте поставить на черное.
– На черное! – взвыл Роман.
Существо в черной шкуре взревело. Женщина вновь завизжала. Рыжеватое существо впилось ей в горло.
Инкуб выволок Монтекова из ямы. Боль Романа утихла.
– Если девушка меня не слушается, то так ей и надо, – отряхнулся от грязи Монтеков. – Что дальше, Асмодей Адамович?
– Работайте, Роман. Именно труд сделал из человека обезьяну в шкуре! – Князь инкубата вновь щелкнул пальцами.
***
Планета Земля, Россия, Москва.
Роман ощутил себя на кожаном диване. Потряс головой. Белая, как в морге, стена, возвышалась над ним. Прохладное, скудное и безжизненное помещение логически увенчивалось дубовым столом, безликой девицей и анонимной дверью.
– Я в тюрьме или в сумасшедшем доме? – спросил Монтеков.
– Вы в офисе! – процедила девица.
– Гибрид лучше целого, – сказал Роман. – Чей же это офис?
– Что вы придуриваетесь! – вспылила девушка. – Прямо по типу наказание какое-то. Что вы из себя строите? Вы кто такой?
– Наверное, для вас – я изобретатель межпланетного портала.
– Какой вы изобретатель! – девушка залилась искусственным смехом. – У вас по типу мания величия просто. Вы – старший аналитик, и все!
– Кто же тогда изобретатель?
– Изобретатель – это тот, кого им назначили!
– И кого же назначили?
– Правильно Мишка мне говорил – вы псих. Вы что, не знаете, что у нас нет должности изобретателя?
– Кто такой Мишка? – Монтеков задал наименее алогичный из всех возможных вопросов.
– Отстаньте! Русским языком вам как бы сказала – господин Тинин освободится через полчаса! Все, не приставайте, я по типу занята!
Девушка углубилась в пасьянс «Косынка», периодически проверяя сообщения на сайте знакомств.
«По крайней мере», – подумал Роман. – «Я знаю того, кого жду. Правда, не знаю, зачем, но в процессе выясню».
Роман уже имел неудовольствие работать с Сергеем Сергеевичем Тининым. Главбух «Бета-банка» легализовывал распил бюджета по приказу своего руководства. Но однажды Тинина подвела чрезмерная исполнительность. Бюджет был намного больше обычного, и настолько вспух, что его заметили сверху. Руководство господина Тинина решило, что главбуха дешевле сдать, чем делиться. Тинин, уверенный в своей защищенности, помноженной на безнаказанность, лишь самодовольно хмыкнул в лицо аудиторской комиссии. На всякий случай он попросил свою сестру, занимавшую солидный пост в налоговой инспекции, подстраховать любимого брата. Но половые связи победили родственные узы. Любовник сестры Тинина был подчиненным Сергея Сергеевича, и ночами страстно мечтал самоудовлетворяться соблазнительным бюджетом, а не рутинно жить с опостылевшей зарплатой. В результате Тинина посадили на восемь лет. Потом эти восемь лет фантастическим образом превратились в двенадцать. Но через год двенадцать лет неожиданно усохли до пяти. С приходом к власти великого сына России, то бишь Александра Призонова, мужественный диссидент Тинин, посаженный исключительно по идеологическим соображениям фашистского лилипутинского режима, был амнистирован. Обошлось это Сергею Сергеевичу недешево. Письмо в поддержку несправедливо осужденного, больного на все органы, да еще и с семилетним сыном, оставленным на целых два года без отцовской ласки (и очень этим обрадованным) было подписано тридцатью тысячами человек, по пять евро за подпись. Заказные статьи, а также пара теле– и радиосюжетов – еще сто пятьдесят тысяч. Еще по сто пятьдесят взяли на троих прокуратура, МВД и ФСБ. В общем, Тинин вышел на свободу с большой жаждой деятельности во благо Отечества. Практически без паузы он сжег партбилет «Единой России» и вступил в «Счастливую Россию». Партия решила направить Сергея Сергеевича на трудный и ответственный участок. С кабинетом, подчиненными и бюджетом, разумеется.
Наконец, Монтекова допустили к телу господина Тинина. Сергей Сергеевич вскользь взглянул на Романа и углубился в свой монитор.
– И вам здравствуйте, – вздохнул Монтеков и начал наугад. – Вам известна цель моего визита?
– Много говорите, – рассердился Тинин. – Где смета работ по межпланетному порталу?
Монтеков порылся в карманах, но сметы не обнаружил.
– Хорошо, что вы ее еще не сделали, – обрадовался Сергей Сергеевич. – Дело в том, что я еще раз произвел оперативный аудит имеющихся ресурсов и понял, что бюджет на все работы по созданию портала, включая заработные платы, должен составлять не тридцать, а двадцать пять процентов от бюджета нашего департамента.
– А каковы остальные проекты нашего департамента? – ситуация из абсурдной превратилась в знакомую, хотя не менее нелепую, и в Монтекове проснулся исследователь. Впрочем, он никогда и не засыпал.
– Я удивляюсь вашей некомпетентности, – покачал головой Тинин. – Наш департамент создан исключительно для работы над порталом!
– Я правильно понимаю, – улыбнулся Роман. – Бюджет на создание портала должен составлять четверть бюджета на создание портала?
– Не ебите мне мозги! Здесь вам не Париж! Вы что, забыли, кто вы такой?
– Что здесь не Европа, я уже вижу. Напомните мне, кто я такой?
– Вы – рядовой сотрудник! Я поставил перед вами вопрос, и вы обязаны его прорабатывать! Ваш вопрос – это четверть, а семьдесят пять процентов – это не ваш вопрос! Если вы не свой вопрос перед собой поставите, он на вас упадет и придавит!
– Почему я рядовой сотрудник? Ведь я изобретатель портала!
– Ну и что? Схему любой дурак нарисует! Я вам десять таких схемок за одну ночь нарисую! Главное, Рома – поступки и результаты. Создать ядерное оружие – это мелочь. Вот применить его – это поступок! И вследствие поступка имеем результат. А которые только создавали и не применяли – те в полном пепле!
– Быть варваром проще, чем творцом. Но, увы, эффективнее. Пепелище – это убогий результат, невзирая на его масштабы! Кстати, господин Тинин, скажите, почему руководитель – вы? Вы уже руководили такими проектами?
– Я уже руководил. Чем и как – дело десятое. А вы не руководили, поэтому вы – рядовой! Жизнь – конкуренция! Не добились, не пробились – получите меня! Я – профессиональный начальник и свое дело знаю.
– Свое вы знаете, не спорю. Но у нас, увы, есть еще и общее дело.
– Это ваши проблемы. Вы по науке, я по бюджету.
– В общем, вы усваиваете, то есть, осваиваете бюджет, а рядовой пусть работает. Все типично, я понял.
– Рад за вас. Кстати, в какие сроки возможно соорудить первый межпланетный портал?
– При нормальном финансировании и адекватных сотрудниках – максимум год. Но, учитывая ваше чуткое руководство и российский менталитет – минимум два года. Приплюсуем специфические условия – два с половиной года. И умножим эти сроки вдвое, беря в расчет ядерную войну по всем фронтам.
– Вот это, что вы тут того – глупость. Вы здесь мне не там, а я в наличии, поэтому – все в целом! – нахохлился Тинин.
– Что-что? – переспросил Роман.
– Я говорю, что всесторонний анализ финансовых рисков доказал уязвимость и неправомерность вашей позиции. Временной промежуток выполнения плановых работ по порталу будет выполнен оптимально и в соответствии с плановым графиком, то есть в течение полутора лет плюс-минус полгода.
– А-а, ну если только это, так сразу и того, – иронично сказал Монтеков.
***
Планета Земля, Русская Империя,
Россия, Призоновград (бывшая Москва)
40 год от рождества Александра Призонова
(2013 год по старому летоисчислению)
– Чуть что – эти либеральные господа брезгуют всем и вся, боясь испачкаться, – вещал с телеэкрана некто в очках, щетине и грязной футболке. – Возьмем пример. Заблудились в лесу сторонник идеологии либеральной и сторонник идеологии нашей. Что делает наш человек? Он убивает зверей, строит палатку, обживается, выживает и выходит из темного леса на волю! А либерал? Ах, ему противно проливать кровь! Он не хочет пачкать руки грязью, строя палатку! Да он же умрет, как и вся либеральная…
Седой, болезненно бледный человек с ярко-красными глазами вздохнул, отпил кофе и щелкнул пультом.
– Ну и что, что эта корпорация досталась в наследство? Если ум достается в наследство, им же не попрекают!
Щелк.
– Какой еще культ личности? Это же сколько дерьма надо иметь в башке, чтобы назвать искренние фильмы и превосходные памятники началом культа! Вы что говном харкаете? Хотите сказать, что мы возвращаемся в кровь, в грязь, в хаос, в фашистский режим Лилипутина? – зашелся в очередной патриотической истерике Михаил Блевонтьев.
– Не путайте культ с режимом, – робко произнес его оппонент, очень умеренный псевдооппозиционер.
– Что вас не устраивает в режиме? Вы как к Призонову сами относитесь? – перебил оппонентов Владимир Соловушкин.
– С большим уважением.
– Вот видите. И я тоже. И поэтому…
Щелк. Экран погас.
– Звери и темный лес, ум в наследство, искренние фильмы, – задумчиво сказал человек. – Иногда я думаю, что недооцениваю свой народ. Но тут же понимаю, что переоцениваю.
– Антихрист, зачем тебе все это? – из темноты выплыла прекрасная брюнетка.
– Миссия, – коротко сказал человек, моментально преобразившись. Волосы вновь стали иссиня-черными, тело порозовело, глаза приобрели нормальный цвет.
– Я спросила, зачем это тебе.
– Я понимаю. Между толпой из десяти голов и толпой из десяти миллионов тел есть только одна разница – в количестве. Но эта разница обеспечивает силу и безопасность. Мою, разумеется. В этом и состоит моя миссия. Парадоксально, но миссия папы – практически в том же.
– Лучше смотреть на них, как на смешной зоопарк, а не на страшных упырей, – женщина обняла мужчину.
– Дрессировка и угол зрения, – впился в ее губы мужчина. – Одно без другого бессмысленно.
– Кстати, о дрессировке, – брюнетка поцеловала шею мужчины. – Сегодня ваша филиппика, Император…
– Холуи уже ждут? – недовольно спросил Император.
– У ворот.
– Махаллат! – строго сказал Александр Призонов.
– И что? Подождут.
– Они – хоть вечность. Но я не хочу ждать. Всего.
Он вновь страстно поцеловал брюнетку.
– Седеешь, – сказала она, погладив его по голове.
– Волосы старше возраста, а лицо моложе. Хуже, когда наоборот.
– Особенно если паспорт старше тебя на пять лет, – усмехнулась Махаллат. – Тебе пора!
– До встречи, сестренка, – подмигнул Призонов.
Улицу высекал ливень. Члены правительства Русской империи, открыв зонты и рты, преданно ожидали Императора.
Новое прогрессивное правительство, уже в который раз ведущее мир к светлому будущему, почти целиком состояло из коррумпированных членов антинародного лилипутинского правительства. Аналитики и геополитики говорили, что это очень тонкий политический ход. Журналисты и публицисты усмотрели в этом многоходовую стратегию. Никому не пришло в голову, что Призонов принял это историческое решение спонтанно, как, впрочем, и все другие. Просматривая досье на членов правительства, он подумал, что таких сволочей еще поискать надо. А зачем искать, когда они уже нашлись?
Впрочем, кое-какие кадровые перестановки Александр Призонов произвел. Владислава Гиенова он назначил Глебом Падловским, а Падловского – Гиеновым. Премьера Зубатова он отправил на давно заслуженную пенсию. Новым премьером был назначен Иван Денисович Гонялов – бывший министр внутренних дел, бывший министр обороны, и, по слухам, распространяемым им же, бывший уголовник. Также Призонов вышвырнул в отставку и забвение Смердюкова и Лаврикова. На их места Александр Призонов назначил весьма интересных господ. Новым министром обороны стал Алексей Андреевич Угрюм-Бурчеев – узколобый мужчина с неподвижным лицом. Биография его была весьма туманна, но, как человек, представленный лично Александром Призоновым, он сразу же вызвал у россиян глубочайшее уважение. Министром иностранных дел был назначен Дементий Варламович Брудастый, суровый человек с родимым пятном в полщеки. Своим красноречием и верностью демократическим идеалам он моментально наполнил любовью сердца сограждан.
Александр Призонов сделал ручкой. Избранники народа вытянулись в струну. Император щелкнул пальцами, и тучи рассеялись. Дождь затих, и грязные зонты осветило яркое солнце. Правительство выразило свое восхищение, синхронно щелкнуло каблуками и распахнуло перед Александром дверцы персональных автомобилей – каждый член правительства на всякий случай предложил Призонову свое авто. Александр прошел мимо и сел в собственную машину. Перед тем, как сесть, он поманил пальцем Пастухова. Директор ФСБ рысью поскакал на зов и сел перед Призоновым на задние лапки и сиденье его «линкольна». Лимузин Императора тронулся, за ним гуськом потянулись остальные. Естественно, соблюдая строгую очередность. Сзади императорского «линкольна» пристроились еще трое идентичных автомобилей – один на случай покушения, второй на случай поломки, а третий на всякий случай.
– Прекрасный день! – восхитился Пастухов.
– Я старался, – кивнул Призонов.
– Между прочим, сегодня пять лет со дня смерти, – многозначительно сказал Николай Платонович.
– Бедный Вовик! Остался от господина Лилипутина лишь холмик за оградой кладбища, – улыбнулся Александр. – На похороны даже жена с дочками побоялись прийти! Только его собака каким-то образом добралась. Повыла, помочилась и убежала. Животное, что с него взять. Ни страха, ни разума, одна привязанность.
– Вы откуда знаете? – удивился Пастухов.
– Ты думал, только твои люди догадаются скрытую камеру поставить? – хохотнул Император.
– Я вообще-то имел в виду годовщину не этой смерти, – с какими-то новыми нотками сказал Пастухов.
– Коля, – Призонов внимательно взглянул на директора ФСБ. – Ты очень хороший исполнитель. Не стоит претендовать на роль душеприказчика моей бывшей и прошлой семьи.
– Вас понял, – понурился Николай Платонович.
– Кстати, почему моего отца убивало целых двадцать человек? Да еще с такими мерзкими рожами!
– Лично подбирал. А двадцать, потому что ваш отец не может быть слабым. Он же ваш отец, а не чей-то.
– Это уже перебор.
– Перебор чего?
– Всего. Толпа убийц менее эффектна, чем небольшая группа.
– Зато казнить их было красивее…
– Всех гильотинировал, или монтаж сделал?
– Всех, конечно! Вот шофер ваш не даст соврать.
– Нас убили всех, без исключения, – подтвердил шофер Призонова.
– Ты смотри у меня, наймит ЦРУ! – рассмеялся Александр.
– Куда смотреть прикажете?
– Пока на дорогу. Там имеет наглость быть пробка.
– Происки Запада? – предложил версию Пастухов.
– Мелко. К тому же не пробка, а авария, – сказал Призонов. – Убило кого-то. Женщина в крови на носилках.
– Рожает, – присмотрелся шофер.
– Непорядок, – нахмурился Император. – Население демографический вопрос решает, а малый бизнес в виде пары КАМАЗов ему мешает?
Он щелкнул пальцами, и от столкнувшихся грузовиков осталась лишь груда пепла. Машины робко дернулись в сторону пепелища.
– Неблагодарные твари, – рассердился Александр. – Никакого уважения!
Шофер включил мигалку, и машины рядовых россиян вновь встали, как вкопанные, но уже перед своими командирами, а не другими бедствиями. Вереница черных машин с тонированными стеклами поехала сквозь народ.
– Перекройте за нами дорогу не на полчаса, а на час, – брезгливо сказал Александр, – А то еще увяжутся!
– Вас понял! – сказал Пастухов и стал давать ценные указания своему мобильному телефону.
– Разрешите обратиться? – спросил шофер.
