Владимир Тимофеев
Притчи дедушки Бывалого
КОНФЕТА ОТ ГОРДЫНИ
Жил-поживал священнослужитель, а еще точнее – монах. Конечно, большинство людей, отвалившись после сытного застолья на спинку дивана, не согласились бы, что он жил-поживал. Сказали бы, что он влачил жалкое существование. С бытовой точки зрения они были правы. Но монах не для того ушел подальше от людской суеты, чтобы рассуждать, какой шашлык лучше. Он как раз мечтал, чтобы не мешали ему думать о жизни и Боге и смотреть на небо, звездное ночью и голубое днем.
И, конечно же, народ, прослышав о святом старце, стал его навещать, своими бедами, да болезнями озабочивать. Просили помолиться за них и получить прощение за совершенные ими грехи.
Первое время объяснял монах, что надо самому прийти к Богу, вернее, душа должна к Богу обратиться. К некоторым увещевания его находили дорогу. И монах молился вместе с ними. И молитвы их были чисты от просьб о земных-приземленных устремлениях. Видел он, какими красивыми становятся люди: спины выпрямляются, морщины разглаживаются, в глазах свет доброты появляется.
Если хоть один человек таким уходил от него в мир, радовался монах и ждал – верил, что и другие придут.
Но большинство все-таки посещали его в надежде, что молитвы монаха скорее будут услышаны Богом, чем их собственные. Видимо, полагали, что он состоит в штате небесной администрации и ему легче до самого верха добраться. То есть, действовали по привычной устоявшейся методике: к президенту попасть можно только найдя подходящего человечка в его администрации. По этой же методике-привычке устоявшейся одновременно с просьбой о молитве приносили и дары привычные, деньги чаще всего.
Каждый раз монах долго боролся с неприязненным чувством, остававшимся после их ухода. Повторял, что не ведают они, что творят. Понимал, что не просто направить их на путь истинный. Поэтому молился еще неистовее и размышлял, какие слова надо найти-подобрать, чтобы помочь их душам.
Со временем почитать его стали, как святого. Слава разнеслась, что он и болезни разные вылечивает. Еще больше появилось посетителей, даже неверующие навещали, хотели посмотреть-поглазеть, как на туристическую достопримечательность.
Приезжал как-то и «разоблачитель-просветитель», намеревавшийся правду-истину вскрыть, доказать, что не может человек от болезней избавиться, пообщавшись с монахом. Пришлось «просветителя» просветить, что такое микробиом, как при контактах с живыми существами, да и вообще с окружающим миром, происходит обмен микробами и вирусами. Что не все они вредные, а есть и очень даже полезные, способные с вредными и сражаться и побеждать. «Разоблачитель» с возможностью схватить заразу при общении с другими существами согласился. А того, что можно и полезные микробы получить, способные излечить от хвори, никак не хотел признавать.
Пришлось напоминать о прививках, объяснять, как они действуют. И уж совсем неожиданным для «разоблачителя» стала информация о том, что только 10% микробов признаны вредными для человека, и те же 10% – жизненно необходимыми. А остальные 80% в зависимости от «оперативной обстановки» присоединяются к тому или другому лагерю. Все, как у людей. Битва добра и зла непрерывно происходит в мире микробиома человека, да и вообще всех живых существ. В зависимости от того, кто одержит победу, можно выздороветь, стать хронически больным или покинуть этот мир.
Разоблачитель религиозного мракобесия был ошеломлен научным объяснением случаев чудесного излечения и практически перестал оказывать сопротивление. Когда же речь зашла об экспериментально доказанных фактах благотворного воздействия хорошего настроения и положительного психологического состояния на организм больного, а именно такой эффект возникает у страждущих после очистительной молитвы, «разоблачитель-просветитель» бежал с поля битвы.
Другой бы человек гордился такой победой, тем более одержанной на поле противника и по его правилам. А монах помолился, чтобы, прежде чем учить других, «разоблачители» сами не ленились учиться.
Однако и у самого монаха не все так благостно обстояло. И дело не в грехах, которые он по молодости совершил. Он все-таки человек был. Потому и отринул все мирское, чтобы замолить их и просить Бога простить его.
А случилось все давным-давно, давнее некуда. Было ему двенадцать лет. После отдыха в пионерском лагере возвращался он вместе с другими ребятами домой. Ехали они (современные ювенальные блюстители в обморок бы упали) на грузовике, где из комфорта были только матрасы, постеленные в кузове. Ехали долго, но весело, пели пионерские песни, а затем и дворовые, хулиганские, поскольку в кузове воспитателей и пионервожатых не было.
И тут отличился отрядный возмутитель спокойствия Найденыш. Кличка к нему такая прилипла потому как, то он что-нибудь эдакое находил, то его самого после долгих поисков находили. Подвернулся ему под руку узелок, который в кузов положила баба Нюра, которая ехала в кабине. Баба Нюра, теперь монах это понимал, была совсем не старой, а скорее женщиной раннего среднего возраста, тихой и незаметной. В лагере была подсобной работницей на кухне и, когда выпадало пионерам дежурить в столовой, обращалась с ними по-доброму, почти ласково. И к ней дети относились хорошо, хотя и знали про ее серьезный недостаток – она выпивала. Ходили слухи, что когда-то исполняла она ответственные должности, но потом что-то случилось, и появился у нее этот самый недостаток. Покатилась она вниз. Ее с этим недостатком в пионерлагерь ни за что бы ни взяли. Но когда она была трезвая, то становилась такой беззащитной, жизнью сломленной, что всякий ее жалел и верил, что избавится она от пристрастия к бутылке.
Так вот, развязал Найденыш узелок, а там конфеты. Немного, горсти две. Он конфеты и раздал всем пацанам. Попытался монах будущий остановить всех, предложил не есть конфеты чужие. А Найденыш и говорит: «Посмотрите на обертки, нам же такие на закрытие лагеря к ужину давали. Не покупала баба Нюра эти конфеты, а стащила, ведь магазинов около лагеря нет».
На самом деле всем было известно, что конфеты покупали на вес, а раздавали поштучно, на всех поровну делили, так что почти всегда что-то оставалось.
Попытался наш будущий монах сказать, что не сама же она эти конфеты съест, а детей своих угостить-порадовать хочет. Но уже поздно было – все пацаны-пионеры конфеты мигом проглотили. И теперь сидели и на него смотрели. Развернул и он конфету, съел.
По приезду в город баба Нюра про узелок и не вспомнила, потому как выпила по дороге бутылку портвейна.
Разобрали родители детей, по дому соскучившихся, разошлись все – разъехались. О конфетах никто и не вспомнил.
И монах не вспоминал. Много чего греховного он совершил, прежде чем переворот у него в душе случился. Потому и в отшельники после послушничества подался. Богу душу открыл, каялся. А вот об этих конфетах молчал. Хотя кому, как не ему, ясно было, что Бог всеведущ, но язык не поворачивался покаяться перед ним в своем соучастии в мерзкой подлости, когда злу удалось сразу двадцати подросткам души зачернить, метки порочные поставить.
А святым человека делает Бог, а не молва людская. Потому и не радовался монах, когда его святым называли, потому так пронзительно искренно звучали в молитвах его слова: «Грешен я, Господи!»
АКТЕР
Мама! А что такое счастье?
Счастье – это исполнение мечты.
Жил-поживал талантливый актер. Разумеется, он сразу родился талантливым актером. Все люди рождаются актерами, но выживают только талантливые. А как может быть иначе? Говорить ты еще не научился, самому сходить водички хотя бы попить – ножки не слушаются. Поесть попросить можно только криком, а если по-доброму – губками почмокать. А уж объяснить, где, что и как болит – приходится целый спектакль устраивать. Но уверенности, что большие, умные люди-человеки тебя правильно поймут, никакой. Только талант и спасает.
Потом, правда, большинство младенцев устают играть сценки и крупные спектакли. Не могут выдержать длительного накала страстей, играть трагедии и комедии на пределе сил и… взрослеют. Учатся говорить, печь хлеб и готовить плов, шить одежду и управлять автомобилем, устанавливать спортивные рекорды и летать в космос. Главное – большинство проникается чувством собственного достоинства, ответственности, и, в результате, становятся взрослыми. И перестают быть актерами.
Но наш актер был не просто актер. Он родился еще и артистом. Поэтому категорически отказался взрослеть. У него в генах было заложено, что получить хотя бы на одну конфетку больше, чем другие, можно, добавив к словам пару минут горького до отчаянности плача. Ткнув кулаком в глаз сопернику, он мог настолько достоверно изобразить адскую боль в своей руке, что не только избегал наказания за причиненное зло, а добивался сочувствия даже со стороны жертвы, изумленно глядящей на него не заплывшим оком.
Естественно, он стал профессиональным актером. Больше того, он стал Артистом. Да-да, Артистом с заглавной буквы. Он не играл роли. Он полностью, без остатка, перевоплощался в своего героя. Если ему доставалась роль полководца, в нем не оставалось ни капли актера. Он превращался в воина, и от его командного голоса по стойке смирно становились даже таксисты, ожидавшие пассажиров у здания театра. Если в пьесе ему выпадало играть роль подлеца, он становился таким мерзавцем, что актеры по окончании спектакля какое-то время не могли с ним разговаривать. А поклонники, посмотревшие такое представление, при случайной встрече не кидались с просьбами дать автограф, а переходили на другую сторону улицы.
За свою творческую жизнь он сыграл всех выдающихся людей, удостоившихся чести стать героями пьес и фильмов. Завоевал множество призов всевозможных театральных и кинематографических фестивалей. Был награжден всеми мыслимыми наградами, как отечественными, так и зарубежными.
И Артисту стало скучно. Пока он от кого-то не услышал, что рановато счел себя обитателем Олимпа. Не удостоился он стать героем не то что былины или эпоса, а даже проходной драмы. Сами посудите, кто помнит сотни осыпанных орденами и бриллиантами фаворитов королей и президентов, генеральных секретарей и султанов. А вот Дон Кихота или Кармен, Казанову или Джульетту, того же Отелло знает каждый. Да и царей-королей помнят не всех, а опять же только ставших героями опер-балетов и драм-трагедий.
Отказался Артист от мысли обратиться к популярным современным ему продюсерам-режиссерам. Не прельстился он их прорывными толкованиями шедевров классиков, когда рыцари ходят по подиуму в кальсонах, а мадам де Помпадур не покидает унитаза. Ему хотелось настоящего, вечного, монументально-эпохального жизнеописания своего творческого пути.
Отыскал он поселок, где доживали свои дни забытые зрителями и спонсорами престарелые звезды литературы, театра, музыки. Нашел живым идола драматургии, чьи творения десятилетиями освещали путь молодым коллегам.
Долго путался в словах Артист, пытаясь обосновать свое тщеславное желание. Но также долго хранил молчание мэтр. Перемерил Артист много ролей – вдохновение не приходило. Наконец, окончательно отчаявшись, представил он себя блудным сыном. Уже дошел до финала, готовясь упасть в ноги и зарыдать, когда мэтр прервал молчание:
– Иди, будет тебе новое корыто!
Всю обратную дорогу Артист ругал себя последними словами за то, что обратился к сумасшедшему. И потом не раз вспоминал, размышлял и опять же клеймил себя неприятными эпитетами за этот опрометчивый шаг.
И вот подступило время бенефиса. Друзья, настоящие и прикрывающиеся этим званием враги-завистники, устроили суету-кутерьму по организации концерта, банкета, рекламы, поздравлений-награждений, приглашений ВИПам и пр. и пр.
И тут к чувствующему себя все более Великим Артисту подошел весьма достойный режиссер. Он объявил, что получил от Мэтра драматургии потрясающую пьесу, раскрывающую всю гениальную подноготную сущность Артиста. Главная роль, конечно же, будет его. Мир ничего подобного не видел. Грандиозный успех гарантирован.
Заинтригованный Артист изъявил желание сразу же ознакомиться с текстом, чтобы успеть выучить слова (последнее время с этим возникли сложности).
Но сюрприз продолжился. Достойный режиссер объяснил, что никаких слов учить не придется – Артист будет играть сам себя, а все остальные хоть так, хоть этак будут незаметны в его тени. Пресекая дальнейшие вопросы, режиссер добавил, что Мэтр запретил знакомить Артиста и кого бы то ни было со сценарием.
Впервые Артист почувствовал себя неуверенно, заподозрив ловушку. Но вера в свою гениальность превозмогла сомнения.
Заинтригованный противоречивыми слухами театральный бомонд, как истинно-подлинный, так и причисляющая себя к нему кичливая пеноэлита заполнили-затопили зал. Сияние роскошных бриллиантов почти сравнялось с блеском восторженных глаз фанатов. Напряженное ожидание чуда так наэлектризовало воздух, что казалось тысячи молний искрились между ворсинками бархатного занавеса, грозя объединиться в одну испепеляющую.
Но вот занавес шевельнулся, и на авансцене появился Достойный режиссер:
– Все люди рождаются актерами. Талантливыми актерами. Бесталанные просто не выживают. Большинство актеров устает от необходимости постоянно играть и учатся говорить, ходить, работать. Но раз в столетие рождается среди талантливых актеров Великий Артист. Он идет по уникальному пути. Не учится говорить, ходить, работать, а начинает и продолжает всю свою жизнь играть роли говорящих-поющих, мыслящих и творящих, работающих и любящих людей. Но каков же он сам на самом деле?
Наш бенефициар заслужил право, наконец-то, сыграть самого себя, исполнить свою мечту. Раскрыть перед всеми свою подлинную сущность, обнажить потаенные уголки своей мятущейся души, обозначить свое место в Искусстве.
Занавес поднялся. На сцене стояла большая детская коляска с прозрачными стенками. В ней, завернутый в белоснежные пеленки, лежал Артист.
Он повернул голову, посмотрел в зал, улыбнулся и ласково загукал.
Ошеломленные зрители зааплодировали. Сначала неуверенно, но потом зал просто взорвался. Некоторые экзальтированные поклонницы стали падать в обморок. Разноголосица криков «Браво» и «Брависсимо» быстро приобрела стройность и стала напоминать солдатское «Ура» во время парадов.
Тем временем запеленатый Артист неожиданно разразился плачем.
Вдохновленные новым действом гения зрительницы бурно изображали дикий восторг. Новая волна рукоплесканий и криков переполнила зал.
В ответ бенефициар просто зашелся в отчаянном крике. Выбежавшие на сцену Достойный режиссер и Великая актриса, игравшая, по-видимому, роль няни, дали ему соску-пустышку. Покачали коляску. Все было тщетно.
Воспользовавшись замешательством, одна из фанаток, возможно кормящая мать, прорвалась на сцену и, обнажив грудь, склонилась над Артистом. Он явно обрадовался, замолк и стал громко причмокивать губами.
Занавес упал.
Зрители потянулись в буфеты и не особенно взволновались, получив известие о внезапном недомогании Артиста. Журналисты тоже были удовлетворены – скандальной информации для экстренного выпуска новостей хватало.
Самые квалифицированные врачи констатировали у юбиляра отменное состояние здоровья. Наиглавнейший психолог-психиатр объяснил, что Артист в его нынешнем состоянии чувствует себя абсолютно счастливым. Попытки вывести его из младенческого состояния принесут ему жестокие мучения. Маловероятно, что после этого он сможет вернуться к своему ремеслу.
Достойный режиссер получил письмо с надписью «Вскрыть только поле спектакля» от уже покинувшего наш мир Мэтра драматургии. Письмо было коротким: «Артист мечтал сыграть роль, которая раскроет его мечты о безграничной свободе от государства и режиссеров, драматургов и публики, от моральных устоев и денежных интересов. Его мечта исполнилась».
