Владимир Тимофеев
Притчи дедушки Бывалого
КРЕСТ ПОЛКОВНИКА
Жил-поживал полковник. Настоящий полковник. С боевыми наградами и боевым опытом.
Прошел-провоевал он всю Великую Отечественную, ранен был несколько раз. И после победы продолжил служить. Но пришло время, и отправили его на пенсию. Однако не его это было дело – цветочки-ягодки на даче выращивать.
Пошел он служить-работать на военную кафедру Университета, учить искусству войны студентов-балбесов. Сначала-то он думал, что не все они балбесы, чуть ли не половина до ВУЗа в армии отслужили. Но потом…
Студенты наивно полагали, что их маршировать красиво научат, ура кричать, пострелять свозят. А полковник на первом же занятии спросил, каковы размеры одиночного окопа для автоматчика, за какое время его следует выкопать, как начинать снимать верхний слой и для чего он нужен, куда девать выкопанную землю, как ее замаскировать. На чем в окопе сидеть-отдыхать, куда складывать паек, а куда боеприпасы, где и как, извините, естественную нужду справлять.
Никто на все вопросы ответить не сумел. Даже из тех, кто в пехоте отслужил.
Не только полковник, но и студенты осознали, что они все-таки балбесы, хотя некоторые до этого гордились победами на олимпиадах по физике и математике. Полковник всех приободрил, пообещав к окончанию университета сделать из них настоящих воинов-бойцов-командиров. Далеко не каждого такая перспектива обрадовала-развеселила.
Однако, все сложности превращения балбесов в воинов в первые три года оказались лишь цветочками. Завершающие цикл обучения на военной кафедре три месяца полевых сборов в войсковых лагерях продемонстрировали, какие бывают ягодки.
Взвод курсантов-студентов – уже почти не балбесов – все время рыл и маскировал окопы. Не только для автоматчиков, но и для трех бронетранспортеров. Все вволю постреляли из пистолетов, автоматов, гранатометов, пулеметов, водили БТР, даже бросали боевые гранаты. Два раза в неделю проводили учения по отражению атаки противника, переходили в контратаку, преодолевали минные поля (к счастью, мины не были настоящими), затем проволочные заграждения. Потом в противогазах занимали траншею противника. Последним этапом был захват штаба условного врага, расположенного на вершине горы. В промежутках изучали топографию, ТТХ вооружения противника, повышали политико-моральную составляющую.
Все эти занятия проходили при тридцатиградусной жаре. Сапоги студентов были изношены больше, чем у солдат, прослуживших полтора года срочной службы. Форма выгорела и приобрела расцветку «пустынного» камуфляжа.
В конце августа в расположение полка прибыла большая толпа генералов и полковников – начальников военных кафедр высших учебных заведений Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии.
Тут-то студенты и узнали, что будут доказательством возможности сотворения из изнеженных интеллигентов настоящих солдат.
В день Х студенты-курсанты, получившие по два рожка холостых патронов, взрывпакеты и противогазы, воодушевленные мыслью, что в последний раз бегут на эту проклятую гору, открыли море огня, лихо преодолели минные поля, колючие заграждения, траншею противника. Обливаясь потом, натянули противогазы и продолжили атаку, но получили сигнал к отбою.
Генералы и полковники, хотя и сидели под тентами за столиками с квасами-лимонадами, не выдержали жары и покинули поле боя.
Невероятно, но студенты хотя и обрадовались освобождению от необходимости продолжить атаку в противогазах, испытали и некоторое разочарование. Они были готовы к подвигу, а им не позволили его совершить.
Вечером полковник поблагодарил студентов. Больше того, извинился за то, что называл их интеллигентными балбесами. Ведь на самом деле они оказались бутонами – бойцами с нераскрытым потенциалом.
Перед окончанием университета всем вручили военные билеты, в которых студенты уже значились младшими лейтенантами.
Вечером на банкете, организованном по этому поводу, младшие лейтенанты запаса под влиянием приближающейся свободы и спиртного не жалели добрых слов для переставшего быть их начальником полковника. К концу вечера они так разошлись, описывая, в каких крутых бойцов-воинов превратились, что наша десантура и американские рейнджеры, если бы отважились бросить им вызов, выглядели бы в этот вечер желторотыми цыплятами. И за все благодарили, вполне заслуженно, полковника.
Когда вновь испеченные офицеры почти угомонились и расслабились, слово взял полковник.
– Я получил младшего лейтенанта после пяти месяцев на передовой. Шел 1943 год. Мы готовились форсировать Днепр. Я уже предвкушал, как со своим взводом первым захвачу траншею немцев на противоположном берегу. Оправдаю высокое доверие, так сказать.
И тут меня вызвал командир полка и объявил, что временно переводит в кадровую группу для решения ответственной задачи. Приказал сообщить об этом комбату и личному составу своего взвода. И через два часа вернуться в штаб полка.
Хотя это было и чревато, попытался я возразить. Заявил, что хорошо плаваю, управляю плотом, что солдаты перестанут меня уважать и так далее. Комполка проявлял выдержку целых две минуты. Потом сказал: «Выполняйте приказание. Время пошло».
Доложил комбату, попрощался со взводом. Кое-кто позавидовал, что живым останусь. Кое-кто приободрил, мол, через пару дней вернешься, нас догонишь, навоюешься.
Комполка сел рядом со мной:
– А теперь слушай и не возражай. Задача у тебя простая. В штабе накопилось много не отправленных похоронок, представлений к наградам, как на живых, так и на убитых и раненых. Не подпрыгивай,– упредил он мое возмущение. Это – только первая часть. А теперь слушай и сразу же забудь. Наша переправа для захвата плацдарма является отвлекающим ударом. Основное наступление запланировано в другом месте. Помощь к нам не придет. Приказ – держать плацдарм до последнего бойца. Чтобы немцы поверили, что именно здесь будет нанесен главный удар, придется еще и атаковать.
Ты с двумя писарями должен оформить на нас похоронки, денежные аттестаты и отправить их семьям. Второе – быстро составить наградные листы. Если затянешь, пройдет время, и количество награжденных сократят. Понизят и статус наград. Не подведи товарищей. На этом берегу останется только мой заместитель и группа связи. Боюсь, что работы у тебя будет очень много. И последнее – до окончания переправы расположение штаба не покидать. Пойми, что пока документы не придут, наши вдовы и родители получать денежное довольствие не смогут. Это последнее, что я могу сделать с твоей помощью для бойцов.
У меня был только один вопрос, почему из тысяч солдат и офицеров выбор для этой работы пал на меня.
– Благодари свою учительницу. Такого красивого, четкого почерка больше ни у кого нет.
Комполка в этой операции погиб. Из моего батальона в живых осталось шесть человек вместе со мной. До конца войны продержалось двое.
Вы научились многому. Но каллиграфии в учебном плане нет.
Студенты-младшие лейтенанты по спокойному, почти окаменевшему лицу полковника, так и не смогли прийти к единому мнению, пошутил ли он, оправдывался ли перед собой и своими погибшими товарищами. Поняли только, что заноза эта до сих пор в его сердце.
ВНУЧКИНЫ МЕЧТЫ
Жила-поживала внучка. Хотя нет, она вообще-то внучкой была в гостях у дедушки с бабушкой, а так она была дочкой. Хорошо жила-поживала дочка-внучка. Родители у нее были замечательные. Папка не пил, не курил, подарки дарил. Мамочка любила ее безмерно. Только все время бежала. Утром бегом завтрак готовила. Потом бегом в садик отводила и бегом на работу. Из садика бежали внучка-дочка с любящей мамочкой в магазин, а потом бегом домой, бегом ужин готовить, стирать, бегом квартиру убирать.
Внучка-дочка много раз просила маму не бежать, а спокойно, не торопясь, все вокруг рассматривать. Столько интересного можно увидеть, если не спешить. Но мамочка объясняла, что надо с детства тренироваться бегать, тогда, когда вырастешь, все-все сделать успеешь.
Другие детсадовцы тоже бегали со своими мамочками.
Но были и счастливые дети, которых приводили и уводили старшие братья и сестры. Они не торопились, не суетились, лишь иногда ругались, если кто-то слишком уж медленно одевался. Зато, встретив кошку, они не кричали: «Не трогай! Она больная!», а с удовольствием играли с ней. С ними можно было пройти по луже, залезть в грязь, поиграть в снежки. Всех удовольствий и не перечислить.
Стала дочка-внучка маму донимать, просить братика или сестренку. Но мамочка отвечала, что тогда бегать надо будет в два раза быстрее, а она еще не считает себя достаточно для этого натренированной. Дочка-внучка и папочку просила мамочку уговорить завести братика или сестренку. Все бесполезно.
Вот как-то раз бежали они из садика в магазин. Дочка-внучка мамочке и заявляет: «Вырасту, будет у меня сорок детишек!» Мамочка отвечает, что это очень много, столько не пробежишь.
На следующий день дочка-внучка опять заявляет: «Вырасту, будет у меня сорок детишек!»
Мамочка осознала, что это серьезно и стала объяснять, что пока сорок детишек одевать в садик будешь, завтрак там уже закончится. А пока в садике разденешь, уже и домой идти пора будет.
Дочка-внучка подумала-подумала и сказала: «Ладно, пусть будет двадцать детишек, но не меньше»
Мамочка тактику сменила. Говорит: «Двадцать детишек – требуют двадцать пальтишек, двадцать шапочек, двадцать штанишек. Много денег на это потребуется»
«Ничего,– отвечает дочка-внучка – Я буду много работать, много денежек зарабатывать, на всех хватит!»
Мамочка решила, что наступил удобный воспитательный момент.
«Для того чтобы много денежек зарабатывать, надо хорошо вести себя в садике, в школе учиться на пятерки, чтобы поступить в университет. В университете тоже учиться на одни пятерки. Тогда тебя возьмут на работу, где много денежек платить будут».
Задумалась внучка-дочка. А потом спросила:
Мама! А вы с папой плохо учились? Да?
КАК ЕВРОПА ЧУТЬ НЕ ПРОНИКЛА В РОССИЮ
В одном большом селе, а может быть и в маленьком городе жила-поживала супружеская пара. Хорошо жили. Супруга сковородки применяла только по прямому назначению. Супруг на 8-е Марта цветы непременно приносил. Лет десять так жили-поживали. А потом супруг решил, что надо жить, как в Европе, по-европейски значит.
Тут-то все и началось. Супруга с соседками раньше не очень-то разговоры разговаривала. Видно, не о чем было. И вдруг подходит и заявляет, что половинка ее требовать начал, чтобы на обед не только борщ ему подавать, а еще и второе. Да еще салат. А потом не чай или цикорий, а аперитив (спиртное по-нашему). И это не все. Второе ему надо было не в тарелку после супа класть, а на специальную плоскую, еще и вилку непременно.
Пособолезновали ей соседки-кумушки, поохали: «Это ж надо, как мужик европейской пропаганде поддался. Как же с ним теперь обращаться и не придумаешь. Вот если бы пить начал или налево ходить, тогда рецепты и методы испытанные, проверенные есть. А тут голову сломаешь, а опыта борьбы с этим чудом-юдом ни у кого нет».
Но это еще не все оказалось. Начитался супруг плодов войны гибридной. Стал требовать равенства полов. Нет, не в смысле доски подравнять. А прекратить гендерное неравенство. Называть его не мужиком, а субъектом № 1. Жену-супругу когда-то любимую, в том числе, а может и в первую очередь, за ее неравенства-неровности, стал называть субъектом № 2.
Кумушки, уже подружками-соратницами ставшие, все, как одна, возмутились. Правда, не «субъектом», а номером 2. Но сделать или посоветовать ничего не смогли.
Ну, мужик, то есть субъект № 1, во вкус вошел. Если все фокусы кратко изложить, то книга получилась бы такая толстая, что нынешние читатели ее никогда бы не одолели. А уж сколько кумушки-соседки наболтали, сидя на «дискуссионных» скамеечках перед подъездом! Полное собрание Льва Толстого показалось бы записной книжкой.
Однако, кошка, которая жила-поживала у субъектов № 1 и № 2, вдруг окотилась. С кошками такое случается. Муж-субъект № 1 заявил, что топить котят – это не по-европейски. Трех кошечек пристроил, а кота, то есть представителя семейства кошачьих № 1, никто к своим домашним тапочкам подпустить желания не изъявил. Остался этот кошачий субъект № 1 невостребованным. Муж-супруг-субъект долго возмущался подобным проявлениям сексизма, мол, это противоречит европейским принципам, а сделать ничего не смог.
А жена-субъект № 2, в свою очередь, настояла, чтобы духа от этого кота в квартире не было. Мужик не поддался давлению заставить его европейскую натуру поступить с котенком в рамках азиатской жестокости. Сделал для него будку шикарную, утепленную, с электроподогревом и поставил во дворе под своим окошком. Кормил кота, поил, гладил. Иногда рассуждал с ним об отставании субъектов № 2 в понимании европейской утонченности.
Кошачий субъект № 1 будкой своей был очень доволен, а уж свободой гулять просто наслаждался. Ел много, спал много, с детьми играл, с собаками дрался. С другими котами и кошками общался, сколько хотел. В общем, жил в кошачьем раю.
Как-то жена-субъект № 2 говорит субъекту № 1, что кот растолстел, что кормить его надо поменьше, потому как дети во дворе ему тоже всякие вкусности выносят, угощают. Хоть и не любила она котов, но женское сострадание, не укладывающееся в европейское гендерное равенство, у нее оставалось.
Муж-субъект № 1 подвох в этой заботе усмотрел. Стал кота еще лучше кормить, да и аппетит у того рос изо дня в день.
И вдруг… Вышел наш европеизированный супруг-субъект № 1 рано утром кота покормить. А тот лежит на пороге своей люксовой будки и кормит пятерых крошечных котят пока непонятной субъектности. Молоком кормит. Своим. Не из бутылочки.
Подходит к остолбеневшему мужику-субъекту № 1 тетушка Фрося и говорит: «Доигрался со своим европейским гендерным равенством. Вот и родил твой Васька (так кота во дворе все звали). Как теперь котяток раздавать будешь? Узнают ведь люди, что кот их родил, побоятся, как бы и к ним твое европейское воспитание не проникло».
Очнулся от столбняка бывший субъект № 1 уже совсем другим человеком. Про европейские выдумки напрочь забыл, выветрил их из головы. И решил начать борьбу с нечистой силою. Но это уже тема совсем другой притчи.
