Владимир Алексеевич Колганов
Самоубийственное лето
Глава 3. Призраки и наставления
Перед глазами возникла странная картина: будто стою на краю обрыва и не решаюсь прыгнуть. Море слегка штормит, волна то накатывает на берег, то уходит вспять, и возникает опасение – ну вот я прыгну, а в этот момент волна совсем уйдёт, и что тогда? Рухну на обнажившееся дно – даже если там песок, пока довезут до ближайшей клиники, будет уже поздно. Так и не смог преодолеть свой страх, а причиной всему моё воображение – рациональный ум в два счёта мог бы сделать вывод, что прыжок в воду с двухметрового обрыва ничем мне не грозит. Разве что упаду плашмя, но и это не смертельно.
Размышления на краю обрыва прервал странный звук, совсем непохожий на шум набегающей волны. Скорее уж, шелест листьев на деревьях или трепыханье занавесей на окне. Открыл глаза, и вот что я увидел. Передо мной стоял некто в чёрном сюртуке, каких давно уже не носят, лица я не разглядел, но он сам представился:
– Фридрих Ницше. Надеюсь, тебе это имя что-то говорит.
– Ну да! – на более внятный ответ я оказался не способен, ведь не каждый день меня навещают такие знаменитости.
– Вижу, тебя удивляет мой визит, но дело в том, что с недавних пор я получил возможность читать чужие мысли, – тут он скорчил презрительную рожу, видимо, был недоволен тем, что прочитал, и тут же пояснил причину недовольства: – Твоё намерение покончить с жизнью меня крайне огорчило.
– Но ведь надо вовремя уйти, так учил нас Заратустра!
– Не стоит все мои слова воспринимать всерьёз. На меня тогда повлияло расставание с любимой Саломе, а у тебя, судя по всему, нет с этим проблем, ведь так? – и, не позволяя мне ответить, продолжал: – Живи, пока есть такая редкая возможность, и твори, у тебя неплохо получается.
Приятно слышать слова одобрения от великого философа, но я попытался возразить:
– Так ведь писателей теперь хоть пруд пруди, одним больше или меньше, это ничего принципиально не изменит.
– Вовчик, не смеши! Да посмотри ты внимательно на нынешних писак. Это же сплошь воры, плагиаторы! Ни одной оригинальной мысли в голове, всё позаимствовано из чужих произведений. А журналисты… Они выблёвывают свою желчь и называют это газетой. В погоне за сенсацией родную мать могут продать!
– Вы преувеличиваете. Конечно, в семье не без урода, но…
Он не позволил мне договорить:
– Да нужно быть слепцом, чтобы не видеть, куда катится культура! Все эти ваши литераторы не более, чем шуты гороховые, помешанные на жажде славы и богатства. Ну вот и ты… Был у тебя один замечательный роман, а что потом? Ты стал писать ерунду на потребу незрелой части публики.
Я пытаюсь защищаться, хотя понимаю, что он прав:
– Не все же способны читать философские трактаты. Приходится важные мысли излагать в более доступной форме.
– Это отговорка! Что толку от детективных романов и мелодрам? Это не более, чем одноразовое чтиво – прочитал и напрочь всё забыл. Ну а твои якобы важные мысли в итоге оказываются на помойке! Проснись, Вовчик, и напиши что-нибудь значительное, на это ты вполне способен.
– Если я напишу большой роман, что-то вроде «Братьев Карамазовых», никто не станет это моё творение читать. Ну разве что старичьё, мои ровесники, истосковавшиеся по той литературе, которой в прежние времена славилась Россия.
Он задумался – то ли не знал, чем возразить, то ли искал какое-то решение. Затем помотал головой, словно бы признавая поражение, и молвил:
– Пожалуй, без психоаналитика нам не обойтись.
Тут в темноте что-то замерцало, и передо мной явился Фрейд, тот самый, собственной персоной.
– Я слышал, о чём тут говорили, и вот вам моё мнение. Причина всех нынешних невзгод человечества в том, что индивид невротизируется, не в силах вынести давление нынешней культуры на свою психику.
– Что вы имеете в виду?
– Дайте человеку жить, как он хочет! Конечно, если при этом он не нарушает закон. А мораль нынешнего общества пора бы сдать в утиль!
– Но, если наплевать на мораль, во что же превратится культура? Страшно представить!
Фрейд только замахал руками:
– Вы не там ищете. Вера в то, что культура является панацеей от всех бед, залогом процветания человечества – это пагубное заблуждение, предрассудок. Прежде всего надо ликвидировать разруху в головах, только тогда появится какая-то надежда на возрождение культуры.
Я опять не понимаю:
– Вы о хирургическом вмешательстве, лоботомии?
– Я бы не советовал доводить идею до абсурда, – Фрейд насупился, словно был оскорблён моими подозрениями, но после короткой паузы продолжил: – Речь идёт о том, чтобы освободить личность от нравственных запретов, которые сложились в обществе. Ваше Эго вынуждено подчиняться, а вот «второму Я» на все эти запреты наплевать, и в результате возникает внутренний конфликт, чреватый разрушением вашей психики.
Раньше такая мысль мне в голову не приходила, поскольку жил с alter ego в полном согласии, хотя и тут не обошлось без нервотрёпки. Впрочем, никакой разрухи я не замечал, разве что в последнее время… Вот потому и задал свой вопрос:
– Так что же делать?
– Тебе, Вовчик, для начала надо бы разобраться со своим либидо. Ну какое может быть творчество, если в соседней комнате обретаются две прелестные девицы?
– Вообще-то, там одна.
Насколько я понял, Анна на ночь уехала домой, и только Катрин присматривает за страдальцем. Но Фрейду это невдомёк – ему всюду чудятся сексуальные излишества. Ну чего ещё ждать от психиатра? Говорят, постоянно общаясь с психами, можно заразиться самому…
Фрейд ещё что-то говорил, но я его почти не слушал, и только последняя фраза дошла до моего не вполне здорового сознания:
– Взять на себя роль пророка мне не хватает смелости, увы. Я готов принять упрёк в том, что не в силах принести вам никакого утешения.
Сказав это, он вслед за Ницше растворился в полутьме. Близилось утро, и время призраков закончилось, они опять возвратились в небытие, так и не подсказав: то ли мне сигануть с обрыва, то ли книгу написать. Впрочем, Ницше немного обнадёжил…
Глава 4. На солнцепёке
Тем летом в Москве стояла жуткая жара. В июле было ещё вроде бы терпимо, а в августе совсем невмоготу – мозги плавились, да ещё дым от пожаров где-то под Рязанью. Спасался только «брютом» с мороженым, однако ассоциативное мышление начисто пропало. Ну о каком литературном творчестве в этом состоянии можно говорить? То есть говорить-то можно, а вот сочинять что-то достойное вниманию просвещённой публики – рука не поднимается. Тут-то и возникла у меня идея написать об Анне. В итоге получилось нечто вроде эссе на тему о судьбе актрисы в нашем мире, причём не без некоторой доли иронии, когда речь заходила о её гламурном окружении. Книгу так и назвал – «Анна и тараканы». Написал за несколько дней, пока лежал, прикованный к постели, и вот уже когда почти закончил, вдруг Катрин и говорит:
– А ты знаешь, нашу Аню пригласили погостить в Сочи…
Я не врубаюсь:
– Ну и что?
Она смотрит на меня точно так же, как тогда, в Гренобле, только там спросила: «Неужели ничего не помнишь?» А тут несколько иначе, хотя с тем же потаённым смыслом:
– Неужели ты не понимаешь, для чего красивую актрису приглашает в гости очень-очень влиятельное лицо? – и показала взглядом на потолок.
– Так что, она уехала?
– Ещё вчера.
Надо сказать, что за прожитые годы я ко всему привык, но чтобы так, чтобы оставила больного без присмотра… Катрин не в счёт – у неё, что ни день, то съёмки с самого утра. Её-то я ни в чём не упрекаю, но чтобы Анна уехала, не попрощавшись – этого никак не ожидал. Вот и верь бабам после этого!
Видя мою реакцию на эту новость, Катрин прилегла рядом – хочет приласкать… А у меня на душе такая тяжесть – хоть вой, хоть плачь! Слышу её шёпот:
– Ну кто она для тебя? Ещё одна подруга. Скоро забудешь, что была когда-то эта Анна…
А как тут забудешь, если книжку написал о ней? Рукопись-то можно сжечь, текст из ноутбука удалить… Но можно ли без огорчительных последствий удалить кусочек сердца? Что поделаешь – привык! А может быть, влюбился?
Не знаю, что мне помогло – то ли злость, то ли некое вдохновение обрёл, но внезапно сел на кровати, поглядел по сторонам, как будто заново родился, и спросил:
– Ты не знаешь, где тут мой костюм?
Катрин так и застыла с открытым ртом, не зная, что ответить. Когда безнадёжно больной обретает прежнюю силу, это явно неспроста. Вижу, что не может разобраться в том, что происходит на её глазах – словно бы покойник встал из гроба. Ну а я бодрой походкой направился в ванную, что называется, почистить пёрышки, и прежде, чем закрыть за собою дверь, прокричал:
– На обед – прожаренный бифштекс и бутылку «риохи»!
Уже когда стоял под душем, подумал: «Нет, он не такой. Наверняка "Женитьбу Фигаро" решил показать какому-то заморскому гостю, там Анна в главной роли. Да может быть тысяча причин, а я чего-то возбудился…» Однако Катрин развеяла сомнения – сидим с нею за столом, и вдруг мне говорит:
– Он давно её приметил.
– Откуда знаешь? Сорока на хвосте принесла?
– Да нет, знаю из достоверного источника. Не зря же она со своим бойфрендом на днях рассталась, с тем, что считался её гражданским мужем.
Ну, с этим ещё можно так подло поступить, даже нужно. Но со мной…
Тут Катрин и говорит:
– Догадываюсь, что ты задумал. Но это же самоубийство! Тебе этого не простят!
Я ещё ничего толком не решил, а она уже о похоронах хлопочет… В самом деле, не могу же во всеуслышание заявить, что, пока лежал больной, у меня тайком увели законную подругу. Да и доказательств с гулькин нос. Ладно, допустим, пригласили… Но это не значит, что с корабля на бал, то есть сразу в койку! А коли так, есть ещё шанс предотвратить то, что случится неизбежно, если не вмешаюсь.
В общем, есть, о чём подумать. К примеру, если бы и я оказался в числе приглашённых, мог бы это как-то разрулить. Да она никогда бы не решилась флиртовать в моём присутствии!.. А вслед за этим у меня возник вопрос: что я знаю о ней? Создал в своём воображении некий привлекательный образ, а на самом деле всё не так. Жадная, подлая… Да что там говорить – она и со мной сошлась только для того, чтобы написал сценарий, нашёл продюсера и настоял на утверждении её в главной роли. Может быть и так, но не хотелось в это верить.
После второго бокала «риохи» возникла интересная мысль. Несколько лет назад написал хвалебную книгу о нём, прошла она как-то незаметно для публики, однако совсем не в этом дело. А почему бы теперь не преподнести её в подарок? Подъеду прямо к воротам его сочинского особняка – неужто не пропустят дарителя, отвергнут подношение? Если не поможет ссылка на то, что по моим сценариям поставили несколько фильмов в России и за рубежом, тогда нужно будет надавить на жалость – мол, пенсионер преклонного возраста на последние деньги приехал из Москвы… Нет, лучше сидячую забастовку устрою у ворот: «Если не пустите, здесь и отдам богу душу от расстройства!»
Сказано – сделано! Заказал билет на самолёт – тут не обошлось без помощи сотрудника Администрации, с которым пересеклись как-то на Бали. Затем кое-как успокоил милую Катрин и был таков… И вот сижу теперь перед теми самыми воротами и думаю: «А сколько ещё здесь сидеть?» Солнце печёт невыносимо, да ещё субтропический климат – при таких условиях моего вдохновения надолго может не хватить, разве что к ночи чуть-чуть похолодает…
И тут слышу за спиной гудок. Поезда здесь вроде бы не ходят, разве что Росгвардию охранники призвали на подмогу – эти без колебаний запихнут в бронетранспортёр и пиши-пропало. Вот потому и сижу – пусть дюжие мужики скрутят старика, им же будет стыдно! Зажмурился, не хочу видеть, как волокут полуживое тело по асфальту, и тут раздаётся знакомый голосок:
– Тебя-то каким ветром сюда занесло?
Открыл глаза… Передо мною стоит Анна: улыбка в пол-лица, синие джинсы в обтяжку, белая майка с красной надписью «Россия» и соломенный брыль на голове – видимо, опасается загара. Ну а я до того ноги отсидел, что смог только встать перед нею на колени, а подняться уже нет сил… Что дальше было, помню фрагментарно, то есть неотчётливо…
Очнулся в какой-то комнате, надо мной склонились доктора… Да сколько можно? Везде одно и тоже!.. Я вырвался из их объятий и, игнорируя все причитания, двинулся прямиком к шкафчику – видимо, alter ego подсказало, что там должно быть именно то, в чём я отчаянно нуждался. Увы, ни шампанского, ни даже медицинского спирта в шкафчике я не нашёл, поэтому рванул к двери и припустил по коридору…
Мне опять не повезло. Чуть позже объяснили, что это крыло здания предназначено для оздоровления – бассейн, массаж и прочие удобства, которые мне совершенно ни к чему. А на другую территорию охрана не пустила, применив спецсредства. Я на них не в обиде, но можно было бы заранее предупредить.
Только пришёл в себя, как пригласили на обед. Пока шли, спросил у Анны:
– А как же карантин? Я полагал, что здесь всё очень строго.
Анна объяснила:
– Пока ты находился без сознания, всё проверили, от головы до пяток.
– Годен к строевой или уже нет?
Шутка не самая удачная, но, когда имеешь дело с медициной, надо как-то поддерживать боевое настроение, иначе длительной депрессии не избежать. Анна ответила мне в тон:
– Говорят, не безнадёжен.
Это как же понимать? Я в недоумении, а она смеётся:
– В общем, ты ещё мужик, ну а там посмотрим.
То ли намёк на грядущее свидание, то ли просто издевается… Но тут Анна что-то вспомнила, остановилась:
– Ой, чуть не забыла! Ты думаешь, почему тебя сюда пустили? – и не позволяя мне высказать какое-то предположение, приникла к уху и прошептала: – Я сказала, что ты солист нашего ансамбля, просто был нездоров, поэтому немного опоздал, а мы не стали включать тебя в заявку.
Вот оно как! В сообразительности ей не откажешь – спасла меня от неприятностей, возможно, даже от колонии строгого режима. Но какое же соло мне изображать на сцене, если на гитаре брал не более пяти аккордов? Так ей и сказал, а в ответ услышал нечто уж совсем невообразимое, словно бы попал в дурдом, где кто-то считает себя Александром Македонским, кто-то – Фридрихом Ницше, ну а мне предстоит стать Лучано Паваротти. Потому и отреагировал довольно резко:
– Аня, ты сошла с ума! Одно дело – стоять на сцене и делать вид, что ударяю по струнам. Но петь – это уже явный перебор!
Нельзя сказать, что Анна успокоила, но хорошо хоть не придётся тенора изображать:
– Влад! Во-первых, в нашем джазовом ансамбле нет гитары. А во-вторых, ты же мне рассказывал, что в молодости пел в кругу друзей что-то из репертуара Луи Армстронга.
– Так ведь всё уже забыл!
– Ничего, до концерта ещё несколько часов.
Итак, мои подозрения вроде бы не оправдались. Пожалуй, стоило бы повиниться перед Анной, но ведь одно другого не исключает – вечером может петь, а ночью ублажать хозяина другими способами. И что она в нём нашла? Толстый кошелёк, да позолота – куда ни кинешь взгляд, ото всюду она прёт, хорошо хоть не воняет. Недаром на Руси золотарями называли тех людей, что занимались нечистотами.
Глава 5. Устрицы под отрубями
Кто-то сразу скажет, что такого блюда нет в меню ни одного из европейских ресторанов – подобное сочетание категорически недопустимо. А подражать Армстронгу, не имея музыкального образования – это как назвать? Тут следует учесть, что я находился под впечатлением разговора с Анной, поэтому всё смещалось в голове и я уже не понимал, где я, что я… Словно бы диверсант в тылу врага… Вот только такого обвинения мне и не хватало!
За столом пианист, саксофонист, ударник и контрабасист. Это не считая Анны и меня. Честно говоря, уже живот подводит, а он всё не идёт. Ударник было потянулся к блюду с крабами, но тут же получил по рукам от пианиста – я смекнул, что у них он главный. Мне бы хоть кусочек бородинского посыпать солью, но только подумал, Анна так взглянула на меня, что пришлось от этой затеи отказаться.
Но вот двери отворились и вошёл он. Все тут же встали, чтобы поприветствовать – я один замешкался. Ну откуда же мне знать, что здесь так принято? Помнится, в офицерской столовой лейтенанты не вставали при появлении полковника.
Он моей замедленной реакции как бы не заметил, однако уже первые его слова ничего хорошего не предвещали:
– Вижу, за столом новое лицо. Кто таков?
Подскочил секретарь:
– Евгений Антонович, я вам докладывал. Это ещё один солист, замечательно имитирует Луи Армстронга.
Хозяин дома почесал за ухом и молвил недовольно:
– Снова какой-то имитатор…
– Так ведь импортозамещение работает, – не растерялся секретарь.
Евгений Антонович посветлел лицом:
– Ах так!
Он смотрит на меня, а я уже готов упасть под стол, имитируя падучую. Всё потому, что чувствую – вот-вот предложат мне продемонстрировать свои таланты, хотя даже текст ещё не выучил. Помню только кое-что из первых строк знаменитого хита «Chick to chick», да и то в русском переводе: «Я на небесах. Моё сердце бьётся… Я нашёл счастье, которое искал…» Другой бы на моём месте так бы и сказал, не дожидаясь приглашения, а я только промычал, почти не раскрывая рта:
– Ну да…
И тут возникла мысль: а вдруг ему послышалось «зануда»? Тогда уж точно обвинят в проникновении на охраняемую территорию, на объект федерального значения… А то и вовсе припаяют срок за оскорбление личности. Но обошлось.
Первый тост хозяин дома произнёс за процветание России. Все его дружно поддержали, но Евгений Антонович счёл нужным детализировать свою мысль. Что-то говорил про потенциал нашей экономики, про неизбежный рост ВВП, вслед за этим перешёл к решению проблем униженных и оскорблённых, а в довершении произнёс слова, которые надолго въелись в мою память:
– Ни одного пенсионера в обиду не дадим, как бы этого не хотели злопыхатели!
Дело не в том, что я рассчитывал на его защиту, хотя бы в отдалённом будущем – моих доходов хватает, чтобы справляться самому. Важно, чтобы его слова не расходились с делом, а в это слабо верится – есть немало примеров того, что государство с этой проблемой не справляется. Намеревался задать ему каверзный вопрос, но тут подали горячее, и тема застольной беседы сместилась в сторону кулинарии и гастрономии.
Ну а потом было чистое занудство, разговоры ни о чём – ни словечка в памяти не сохранилось. Если бы не Анна, встал бы и ушёл, сославшись на недомогание. Но подводить её не стал – ведь поручилась за меня, рискуя репутацией. А этот Гена, говорят, весьма злопамятный, может запросто испортить ей карьеру. Так я и сидел, запивая устрицы шампанским, только после двух бокалов спохватился – мне же ещё текст учить придётся наизусть!
После обеда уединились с Анной в её комнате, попросив нас не беспокоить. Понятно, что репетиция – это дело святое! Анна включила ноутбук, нашла сайт с выступлением Армстронга, и вот под эту музыку мы «репетировали» два часа…
Когда пришли в себя, она и спрашивает:
– Ты и вправду меня приревновал к нему?
Что тут ей ответишь? Только тяжело вздохнул… А она не отстаёт:
– Ну до чего же ты ревнючий!
– Я не ревную, просто беспокоюсь.
– И напрасно! Я девушка взрослая, за себя сумею постоять.
Вот это вряд ли. Как никак Северный Кавказ…
Вдруг рассмеялась:
– Слушай, если бы я не подъехала, так бы и сидел у ворот до посинения?
– Почему бы нет? Погода подходящая. А кстати, ты-то как там оказалась? В город ездила?
– Я не обязана перед тобой отчитываться.
Сопровождает эти слова такой обворожительной улыбкой, что я не в силах на неё сердиться. И всё же ведёт себя как-то странно, нелогично – то срывается с места, не предупредив, то что-то скрывает от меня. И ещё этот соломенный брыль… Такие давно уже не носят.
Словно нарочно Анна переводит разговор на другую тему:
– Завтра пойдём с тобой на пляж. Посмотрим, каков ты будешь рядом с этим толстопузым.
Хочет приободрить, а меня совсем другое беспокоит:
– Так там наверно галька.
– Ну и что?
– У меня с ней полнейшая несовместимость. Одно мученье, пока доберёшься до воды.
– Я и не знала, что ты такая неженка.
В этот момент и возникла у меня идея! Двух зайцев можно было бы убить – и Даниила этого оставить в дураках, и навестить знакомые места.
– А давай махнём отсюда в Крым! Прямо завтра…
Тут уже она вздыхает:
– Я бы с удовольствием, но у меня контракт.
– То же мне причина!
Сам-то понимаю, что с властью ссориться нельзя, себе дороже выйдет – это я делаю всё, что захочу, а вот молодой актрисе такая «невоспитанность» может выйти боком – не играть ей больше главных ролей ни в театре, ни в кино… Да, идея вроде бы хорошая, но ещё сырая. Ладно, что-нибудь придумаю.
Когда и впрямь дошло до репетиции, я спел несколько песен без запинки – вот что значит вдохновение! Вспомнил все слова, как будто кто-то мне подсказывал. Скорее всего, не обошлось без alter ego – уж он-то способен отыскать в глубинах памяти любое событие, всё, что угодно, только попроси. Я хоть и не просил, но мой намёк он понял.
В общем, вечер удался! Я был как никогда в ударе, гости вызывали нас на бис. Под конец я стал так хрипеть, что невозможно отличить от Луи Армстронга. Были бы в зале представители шоу-бизнеса, наверняка предложили бы ангажемент… В итоге джазменам отвалили денег сверх контракта, ну а я от своей доли отказался, потому как пел исключительно для Анны, а не за подачки праздной публики.
Ночью ждал, когда она придёт, но так и не дождался. Утром объяснила, что по условиям контракта подобные «шалости» здесь запрещены. А как же наша «репетиция»? В итоге у меня возникло ощущение, что не Гена, а я остался в дураках.
