Виталий Иванов
Многовластие
Глава двадцать третья. Многовластие или безвластие?
Алексей решил познакомить родителей со своей подругой Леной.
– Мне нужно хорошо одеться, – сказала Елена после того, как Алексей предложил ей пойти в дом его родителей. – Они могут не принять меня, простушку.
– Во-первых, они всегда были очень демократичны. Во-вторых, какая же ты простушка! Современная, образованная, да еще и очаровательная женщина. В-третьих, одета ты хорошо, мне очень нравится.
Он притянул ее к себе, и они поцеловались легким касанием губ.
И все же ему пришлось порядочно подождать, пока она заканчивала макияж. Потом они отправились к Новожженовым. Друзья Слава, Андрей и Володя уже находились там. Появление Алексея вдвоем с девушкой было встречено возгласами удивления и радости со стороны друзей. Он подвел Лену к отцу и матери:
– Папа и мама, хочу вас познакомить. Моя подруга Елена.
– Нам Алеша уже не раз о тебе говорил. Вот вы какая! – воскликнула Антонина Васильевна, невольно любуясь красотой молодости. – Проходите, будьте как дома.
Алексей подвел Лену к каждому из присутствующих, познакомил со всеми.
– Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что все разговоры наших друзей так или иначе касаются политики, – сказал он Елене, усаживая ее поудобнее, чтобы она могла все слышать и видеть.
– Вероятно, моя судьба такая, – сказала она. – На работе – политика, мой друг, – она посмотрела на Алексея, – политик. Ну, значит, и в гостях – политика.
– Такова жизнь, ребята, – вздохнул Виктор Андреевич, – мы с вами живем в такое время, когда о политике говорят и спорят все в России. Даже совершенно неграмотные. Бывают такие времена. Ведь политика – это, прежде всего, власть. А она у нас такая, что никто не может определить, есть она, или нет ее. При царе пять месяцев назад она была плохая, но была. А вот что сейчас, и что нас ждет в будущем?
– Самый интересный вопрос, что у нас сейчас: безвластие, или многовластие? – спросил Андрей, поставив на некоторое время в затруднительное положение присутствовавших.
– Двоевластие – это точно, – убежденно сказал Вячеслав. – Об этом все открыто говорят и пишут. Временный комитет Государственной думы, создавший Временное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов, создавший Исполком Совета.
– Не забудем, что Государственную думу никто не отменял. Есть Советы, которые не признают над собой никакой власти, например, Кронштадский. Казаки выходят из повиновения. Есть еще комитеты. Появились национальные правительства, например в Финляндии. Все это растаскивание власти я бы назвал многовластием, – сказал Володя
– У семи нянек дитя без глазу. Так и у нас. Многовластие – это обратная сторона безвластия, – сделал окончательный вывод Алексей. – Боюсь, что безвластие нам обернется горем, не иначе.
Виктор Андреевич, который слегка задумчиво следил за дискуссией, решил, что настало его время включиться в разговор.
– Безвластие – это анархия. Из исторических аналогий мы знаем, что вслед за анархией идет диктатура. Откуда она может прийти?
Елена была удивлена такими откровенными разговорами и политической грамотностью собравшихся молодых людей. Заметив ее некоторую растерянность, отец обратился к ней:
– А как ты считаешь, Лена, все ли хорошо в нашей стране с властью?
– Не смешите меня, – отозвалась она, – весь рабочий день я стенографирую представителей то одного властного органа, то другого. По моим наблюдениям властей слишком много, чтобы в стране был порядок.
– А что пишут в газетах! – Виктор Андреевич помахал в воздухе несколькими только что просмотренными газетами. – Буквально вопль: власти, власти! Анархия ведет к беспределу, к грабежам и насилию, поражениям на фронтах. Народ страдает от безвластия или многовластия, что почти одно и то же.
Глава двадцать четвертая. Конфликт внутри «демоса»
Первый Съезд Советов продолжал свою затяжную трехнедельную деятельность. Было ощущение, что страна спешила выговориться. Все говорят, переговаривают, спорят. Между прочим, за это удовольствие деньги получают. Так размышлял Алексей. Он тоже не бесплатно заседал в своем Совете.
Насколько он помнил, борьба бесправной части населения с «хозяевами жизни» шла с давних времен. Взять, например, Древнюю Грецию. Там шла долгая тяжба между демосом и аристократами. Инициатором выступал неполноправный народ, который назывался демосом… Борьба переходила в настоящие бои. И она завершилась мировым соглашением. Была создана республика. Демос не стал поголовно богатым, но он получил равные с аристократами политические права.
Наш «демос» тоже очень активен сейчас. Он организуется в различные политические партии и союзы. Чего они хотят? Хотят они, чтобы в стране установились порядки, характерные для развитых капиталистических стран, таких, как Франция, например. Поэтому они готовы допустить к власти не только себя, но еще некоторых центристов, таких как кадеты. А народной властью они считают Советы рабочих и крестьянских депутатов. Эти Советы должны оказывать давление на буржуазное правительство для того, чтобы оно проводило нужную им, то есть народу, политику.
Здесь уже было царство нелепицы. Правительство лишалось самостоятельности, и должно было плясать под дудку Совета, который никак не отвечал за свои действия ни перед правительством, ни перед народом. Да и Совет не был единым.
Большевики, входившие в Совет, вели политику, отличную от меньшевиков и эсеров. Они считали, что свержение царской власти – это только начало революции. Власть должна перейти к Совету, народному органу, а не к буржуазному правительству. Совет через голосование рабочих вскоре станет большевистским. Следующим этапом будет установление диктатуры пролетариата, то есть партии большевиков и их союзников. Начнется создание общества, предсказанного Марксом. Без частной собственности. Сначала это будет социализм, то есть строй с пережитками капитализма, а потом и коммунизм, общество с полным имущественным равенством, совершенно лишенным частной собственности.
Стало очевидным, что в Совете сложилось противостояние большевиков, отрицавших частную собственность, и других социалистов, которые не отрицали частную собственность в той или иной форме. По этой установке меньшевики, эсеры, другие социалистические партии были едины со всеми другими «буржуазными» партиями.
Такая картина постепенно вырисовалась в голове Алексея. Вся эта кухня работала у него на виду. Но не все повара понимали, какое блюдо они готовят на завтрашний день российскому народу.
Глава двадцать пятая. Наступать будем?
Делегаты съезда едва успевали выслушать одного оратора и частично согласиться с ним, как на трибуну поднимался другой, высказывал противоположное мнение и заставлял частично согласиться с его логикой. Сегодня говорили о войне. Речь шла о необходимости проведения наступления Российской армии.
– Все дело в целях войны, – говорил меньшевик Мартов. – Наши предложения об их пересмотре не учитываются союзниками. Давайте тогда разорвем отношения с союзниками и будем вести войну самостоятельно.
Он еще много говорил, особенно ударяя на предложение добиваться перемирия на всех фронтах. Вслед за ним на трибуну поднялся большевик Каменев.
– Мы за революционную войну против всемирного империализма, – говорил он.
Следом выступал пламенный говорун, примкнувший к большевикам, Троцкий:
– Армию должны спаять идеи, – говорил он. – Сейчас мы ценим не бессознательный героизм, а героизм, который проходит через каждое индивидуальное сознание. Революция, которая сейчас у нас, направлена против частной собственности.
Мечта о ликвидации частной собственности присутствовала у всех марксистов. Но для большинства – это была отдаленная цель. И только крайние социалисты считали, что эта революция посвящена именно тому, о чем говорил сейчас Троцкий. На сцену вышел один из лидеров меньшевиков, Дан.
– Мы выступаем против сепаратного мира. Если мы заключим мир с Германией, то наши нынешние империалистические союзники Англия, Франция и Япония могут обрушиться на нас и захватить огромные территории. Мы также не можем выйти из договоров с союзниками и воевать независимо от них. У нас не хватит средств и современных вооружений для этого. Остается последнее: воевать, как прежде, до достижения мира.
Следующим оратором был вождь большевиков Ленин. Его ортодоксальность была известна всем. Содержание его речи было примерно такое:
– Для нас, большевиков, не главное, будет наступление на фронте, или нет. Мы выступаем за борьбу пролетариата всех стран против своей национальной империалистической буржуазии. И неважно, империалисты каких стран это будут: Германии, Англии, или Японии. Чтобы за нами пошли пролетарские массы других стран, мы должны отказаться от своей империалистической политики. Каждой нации должно быть предоставлено право на самоопределение вплоть до отделения и образования собственного государства. Тогда Россия станет содружеством наций.
Позиция была отличной от тех, что высказывались представителями других социалистических групп. Журналисты в зале записывали в свои блокноты наблюдения о работе съезда. Двое сидевших рядом репортеров оторвались от записей.
– Как вы считаете, – сказал один другому, – насколько реалистична политика большевистской партии по вопросу о войне?
– Я не могу представить большевика министром обороны. Какие приказы он отдавал бы армии, если он равнодушен к событиям на фронте. Стал бы разглагольствовать о мировой революции?
– Легко говорить о праве наций на самоопределение, когда не входишь во властные структуры. Распустить Россию, не равно создать союз народов. Кто знает, а не обернется ли это войной всех против всех. Роспуск многонационального государства тонкое дело, требующее сильной власти, хорошей армии и мудрых руководителей.
– Не следует забывать, что Россию тысячелетие по кусочкам собирали. Просто так отдать! Что патриоты скажут?
Глава двадцать шестая. На демонстрацию!
Небольшое производственное помещение завода было использовано для проведения партийного собрания социал-демократической ячейки. Присутствовало девять человек. Стол накрыт красной скатертью. За ним занял место Борис Уличанский, Глава ячейки. Рядом, с листами бумаги для ведения протокола устроилась секретарь собрания Гаврилова Надежда, единственная женщина в их небольшой организации. Она неравнодушно поглядывала на Уличанского.
– Товарищи, – начал он очень серьезным тоном. – На нашем собрании присутствуют девять человек. Двое отсутствуют по уважительным причинам. Какие будут предложения?
– Начать собрание, – предложил один из рабочих.
– Все согласны? Принято. – привычной скороговоркой сказал Борис. – Прошу выслушать предложение по повестке дня. Итак, первое. Заслушать информацию о работе фабрично-заводского комитета. Докладчик: заместитель председателя партийной ячейки товарищ Смирнов. Второе. Обсуждение рекомендаций вышестоящих партийных органов об участии организации нашего завода в готовящейся массовой демонстрации. И третье. Разное. Какие будут предложения?
– Принять за основу, – сказал кто-то.
Быстро проголосовали.
– Слово предоставляется председателю фабзавкома товарищу Смирнову Леониду Ильичу.
Леонид встал, прошел к председательскому месту.
– Товарищи партийцы, – начал он. – Вы понимаете, дело новое, необычное. И очень много непонятного.
– Не спеши, разбирайся, – сказали с места. – Поможем.
– Все так, – продолжил Леонид, – но с заказами по объективным причинам нам никак не справиться. Думали, виноваты капиталисты – собственники. А оказалось, что главные причины не в них, а в поставщиках. Да и производительность невысока. Рабочие в основном низкой квалификации. Молодые ребята. По большей части из деревень. Им учиться, да опыта набираться. Много девушек. Им работа на технике тяжела. Но делать нечего: здоровые, да опытные на фронте нужны. Зарплату выплатим, обещаю, но на прибавки пока можно не рассчитывать.
– Спасибо и на том, – сказал Борис. – Вопросы есть к докладчику? Нет. Принять к сведению. Переходим ко второму пункту. Речь пойдет о том, какими действиями наша партийная ячейка отзовется на проходящий в столице всероссийский съезд Советов. Центральный Комитет организует вооруженную демонстрацию.
– С какой целью? – спросил Смирнов. – В поддержку решений съезда? Это можно.
– Вы не совсем верно рассуждаете. Дело в том, что на съезде есть как наши единомышленники, так и наши противники, меньшевики, эсеры и прочие. Задача в том, чтобы оказать давление на них. Нужно показать силу рабочего класса и солдатской массы. Поэтому демонстрацию решено проводить под нашими партийными лозунгами: «Вся власть Советам!», «Долой министров-капиталистов!» и другими. Вы их хорошо знаете.
Гаврилова подняла голову и жестко сказала:
– Тогда наши недоброжелатели притихнут. А наши товарищи осмелеют.
– Представим, что силу мы показали. Зачем? – послышался голос с места. Допустим, они нас зауважают больше, чем сейчас. Для чего это?
– Ты правильно подметил, товарищ Горячев, – откликнулся Борис. – Они не просто должны нас «зауважать», они должны нас испугаться. И при удачном стечении обстоятельств, Советы должны скинуть власть буржуйского Временного Правительства. А так как авангардом Совета являются левые социал-демократы, то наша партия в скором времени возьмет власть в свои руки.
– Тогда мы все присоединяемся к высказанному предложению, – сказал за всех товарищ Смирнов.
– Но не забывайте, – предупредил Уличанский. – это строго между нами! Ясно? Задача сегодняшнего дня: составить списки участников предстоящей забастовки и демонстрации. Произвести инвентаризацию красных знамен, флагов и транспарантов. Чего не хватает, заказать нашим художникам. Победа наша близка. Давайте споем наш Интернационал.
Все встали и запели «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов»…
Глава двадцать седьмая. Выживание
От дома до пустырей оказалось десять минут хода. Поля, местами поросшие кустами, примыкали к городу. Для молодых Елены и Алексея путь показался совсем коротким. Тониной бабушке такое расстояние казалось солидным. Повязанная платочком, как делали крестьянки, она раскраснелась и слегка задыхалась. Все трое были вооружены лопатами, граблями, и другими предметами, необходимыми для огородных работ.
– Ну, вот, бабушка, мы почти пришли, – радостно сказала Елена.
Здесь начинались разделенные межами участки питерцев. Алексей посмотрел на скромный участок, принадлежавший семье Анисимовых.
– Вряд ли эти поля обрабатывались раньше, – сделал вывод он. – Земля вокруг неровная, есть кусты и даже деревца.
– Да, конечно же, – подтвердила бабушка Прасковья. – Здесь был пустырь. Ничейный, как бы. Вот проклятая война заставила нас отдавать последние силы на эти земельные работы. А тут мне бог вас послал, – она с нежностью посмотрела на молодых.
– Посмотрите! – радостно вскрикнула Лена. – Лучок, такой нежный и зеленый. А это – петрушка. Огурчики дают цветы. Скоро плоды появятся. И свекла, капуста. Какая ты у нас умница, – говорила она бабушке.
– Вот поработаем, домой принесем. Все будут рады. Раньше все покупали. А теперь цены выросли не меньше, чем в четыре раза. Никаких денег не хватит. Продукты все дороже и дороже с каждым днем. А тут у нас картошечка. Подрастает. Только бы не своровали.
– Такое бывает? – спросил Алексей.
– Теперь часто, – нахмурилась Прасковья. – Как пошли эти дезертиры с фронта после революции. У них ничего святого нет. Если не украдут, то испортят без жалости.
– Что же, никакой управы на них нет?
– А какая управа? Вот, нанимаем сторожей, а кто может, сам сторожит. По очереди. Только силы – то у них мало. Помолимся, может нас эта напасть стороной обойдет. Ой, огурчики засохли. Они поливку любят. Алеша, – обратилась она к молодому человеку, – ты бы сбегал к пруду с ведрами, а мы с Леной прополкой займемся. Вы не возражаете?
– Конечно!
Они дружно взялись за работу.
Глава двадцать восьмая. Дача Дурново
На заседании Петросовета, где присутствовал Алексей, распространилось сообщение, что в Петрограде активизировались анархо-коммунисты. Они, не желая отставать от большевиков, которые самозахватом расположились во дворце известной балерины Кшесинской, проникли в пустующую дачу Дурново, бывшего царского министра, и сделали особняк своим штабом.
Двухэтажное здание с десятком коринфских колонн посередине было построено со вкусом. К нему прилегал обширный ухоженный сад, которым привыкли пользоваться жившие поблизости рабочие выборгской стороны. Анархисты захватили и типографию газеты «Русская воля». Один из них, обильно заросший густой бородой, собрав вокруг себя отстраненных от работы типографам, внушал им:
– Граждане, старый режим запятнал себя преступлением и предательством. Если мы хотим, чтобы свобода, завоеванная народом, не была изгажена лжецами и тюремщиками, мы должны ликвидировать старый режим, иначе он опять поднимет свою голову. Газета «Русская воля» под контролем Протопопова сознательно сеет смуту и междоусобицы. Мы, рабочие и солдаты, хотим возвратить народу его достояние и потому конфискуем типографию для нужд анархизма. Предательская газета не будет существовать.
Рабочие молча слушали воззвание, не проявляя никаких эмоций, кроме досады. При внимательном взгляде можно было обнаружить и некоторую долю сочувствия анархистам в глазах некоторых, особенно молодых, рабочих. В действиях людей под черным знаменем была доля романтики.
– Мы, что же, отстраняемся от работы? Или должны будем работать на вас? – задал вопрос бывалый печатник.
– Будете работать на свободный народ – был ответ, мало прояснивший ситуацию.
– А платить нам тоже народ будет?
– Все будет, как было до того, – ответил анархист.
И хотя в словах захватчика не было уверенности, рабочие, кряхтя, пошли к своим рабочим местам.
Сообщение о захватах привело в возбуждение участников совещания. Когда-то они с трудом сдержали себя, узнав о захвате большевиками дворца Кшесинской. Но не хотели терпеть того же от анархистов, о которых ходили самые неблагоприятные слухи. Ленинцы были им значительно ближе, чем бакунисты и воспитанники Кропоткина. От Петросовета была послана делегация наблюдателей, одним из членов которой был назначен Алексей.
С ведома Правительства и Исполкома Петросовета к типографии прибыли войска Петроградского гарнизона во главе с Половцовым. Прежде всего, воинский отряд был направлен к зданию захваченной газеты. Алексей видел, с какой легкостью казаки Половцова очистили редакцию «Русской воли». К зданию типографии прибыло немало народа. Здесь можно было увидеть людей разного возраста и социального положения. Когда анархисты были выведены из помещения с помощью вооруженной силы, публика встретила Половцова и его бойцов как славных победителей. Дамы махали им платками, из толпы доносились приветственные возгласы.
Теперь встал вопрос об освобождении самой дачи Дурново. Однако возникли сложности. Оказалось, что деятельность анархистов уже коснулась соседних рабочих кварталов. Рабочие возражали против возможного изгнания, а тем более ареста видных анархистов. Он угрожали правительству большой забастовкой. И это была не шуточная угроза. Забастовали четыре завода. А на другой день бастовало уже 28 предприятий. Правительство выжидало. Захватчики заявили, что в случае атаки будут отбиваться с оружием в руках. Большевики оказывали поддержку анархистам.
Министру юстиции Перверзеву поступала информация о складах оружия и боеприпасах на даче. Говорили, что там скрываются беглые преступники. Вопрос был передан на рассмотрение съезда Советов. Один за другим выступали социалисты. Делегаты от социал-демократов заявляли, что они по разным причинам против штурма дачи Дурново. Недаром анархисты называли себя анархо-коммунистами. Для оценки состояния захваченной дачи Исполком направил туда прокурора Бессарабова.
Алексей оказался вблизи дачи с небольшой группой представителей Совета и Исполкома. Опасаясь выстрелов из особняка, они вместе с прокурором Бессарабовым подошли к дверям особняка. Им открыли двери вооруженные пистолетами и винтовками люди в темном.
– Кто такие и зачем пожаловали? – спросили их на проходной.
– Я прокурор Бессарабов. Вот требование Исполкома, – протянул он бумагу с печатями. – Это решение осмотреть состояние дачи ее законных владельцев. Распорядитесь провести нас по помещениям дворца.
Бумага была принята. Вскоре явился представитель штаба анархистов.
– Можем пропустить только одного человека. Пусть это будете вы, товарищ прокурор.
– Эти люди – представители Советов. Они со мной, – прокурор указал на группу людей, среди которых был Алексей.
– Кроме вас никого не пропустим, – жестко ответил анархист.
Прокурор вынужден был согласиться после некоторой попытки доказать свое.
Прошло добрых полчаса, когда двери открылись, из них вышел Бессарабов. Он имел растерянный вид.
– Ну, что там? – спрашивали его нахлынувшие корреспонденты и депутаты. – Полный разгром? Склады бомб? Уголовники?
– Прокурор оглядел толпу и уверенно сказал:
– Не поверите, все в отличном порядке. Мебель цела, паркет не испорчен. В помещениях чисто.
– Невероятно. Так уж ничего и не испорчено? – слышались возгласы удивления.
– Ну, разве что вся дорогая мебель собрана в большом зале. Других нарушений я не заметил.
После этого посещения Правительство отложило выселение анархистов.