Виталий Ерёмин
Щенки-медвежатники
– Люблю бедовых девчонок. Ну, мальчики, что будем пить, чем закусывать?
Генка начал заказывать. Аля шепнула Андрею, косясь на Любашу:
– Ты ей что-то должен?
Андрей смущенно кашлянул и предложил:
– Тебе налить лимонаду?
Аля скривилась.
– Терпеть не могу эту гадость.
Андрей оглядел зал. Верхушка центровых была в сборе. Мелькали знакомые лица. Алихан что-то втолковывал своим соплеменникам. Сестры Самохины строили во все стороны глазки. Крюк сидел в окружении своих архаровцев. «Сволочь!» – с ненавистью подумал Андрей.
Появились музыканты со своими погремухами. Димка очень удивился, когда увидел Алю. Подошел к ней.
– Как меняет людей прическа!
Аля приняла комплимент без смущения и вообще держалась как взрослая. Димка шепнул Андрею:
– Посмотрел бы ты на себя и на нее со стороны. Вы – такая пара!
Андрей пожал плечами. Он так не считал. В его глазах Аля была пигалицей. Димка поднялся на эстраду, сел за пианино, дал знак своим лабухам. Ансамбль заиграл «Караван».
Генка поднял рюмку с водкой:
– Ребята, мы через такое прошли… Мне до сих пор не верится: как мы вырвались? Досанов – тухлый мусор! Крюк – гнида! Палыч – человек! А мы…
– Мы – тухлые фраера. И я прежде всего: кому поверил? – Андрей поморщился, как от зубной боли.
– Да, маленько дурканулись. Ай да Крюк! Кто бы мог подумать? Но мы настоящие друзья, – сказал Мишка.
– Пьем за нашу дружбу, – торжественно произнес Генка.
– И за везение, – добавил Андрей.
– Чем больше риска, тем больше везения! – изрек Мишка.
Пацаны выпили и набросились на еду. Аля потягивала ликер и наблюдала за ними. А ее уже присмотрели с соседних столиков. Подходили приглашать. Аля отказывала и смотрела на Андрея почти со злостью.
– Ты когда наешься?
Андрей вытер рот салфеткой и поднялся. Они вошли в круг танцующих. Там уже была Анжела. Она обвивала какого-то додика с глазами тухлого морского окуня. Увидев Андрея с незнакомой чувихой, стала с ним жеманничать.
– Да ты весь в бабах, братец, – прошипела Аля.
– Ревнуешь, сестренка?
– Очень надо, – фыркнула Аля.
«Все-таки она еще совсем ребенок», – подумал Андрей.
Подошел Генка, похлопал в ладоши.
– С удовольствием! – Аля перешла в его объятия.
Андрей вернулся за столик и стал смотреть на них со стороны. Они тоже смотрелись: светлый, с европейским лицом Генка и такая же светловолосая и сероглазая Аля. Генка торчал от нее на всю катушку. А Мишка был невесел. Андрей приобнял его.
– Ну ты чего, Мишаня? Рюмку не допил. Давай до дна.
Мишка послушно выпил и вздохнул.
– Паршиво жить, Андрюха.
– Ты же сам говорил: надо прийти в себя, – напомнил Андрей. – Пригласи кого-нибудь. Смотри, сколько баб. Все с мужиками, а что глазками выделывают. Туда-сюда, туда-сюда. Пригласи, потрись.
Мишка усмехнулся.
– У меня беда.
– Какая?
– Есть чем, есть кого, негде.
– А! У нас у всех эта беда. Пусть это тебя не волнует. Ты только покажи, что у тебя есть. А уж они найдут, где тобой попользоваться.
Мишка печально посмотрел на Андрея.
– Тебе правда так весело?
– Конечно, – отозвался Андрей. – Мне всегда весело, когда вот-вот нарвусь на приключение.
– Я себя презираю, – сказал Мишка.
– За что?
– Я тогда, в «Ударнике», не помог тебе. Я слабый. Если что-нибудь случится, я не смогу помочь тебе, понимаешь? А мы пили за дружбу…
Андрей вздохнул:
– Думаешь, мне не страшно? Надо только разозлиться. Тогда уже ни о чем не думаешь. И знаешь, я где-то читал, что самый смелый тот, кто считает себя трусом.
Мишка предупредил:
– Я только что видел, как Крюк показывал на нас своим архаровцам. Ты взял ствол?
Андрей нервно рассмеялся.
– Мишаня, ты о чем? Какой ствол в нашем положении? Мне все время кажется, что сейчас войдет капитан Досанов и скажет: а ну покажи, что у тебя в карманах. Или скажет: ошибочка вышла, зря я вас выпустил, а ну-ка обратно, там для вас селедочка приготовлена и стукачок по фамилии Крапива. С тобой сидел стукачок, Мишаня?
– По-моему, не один.
– И у меня, кажется, не один. Сколько же их у мусоров? Между прочим, ловко работают ребята. Если бы не слободские, я бы, наверное, поплыл.
– При чем тут слободские? – спросил Мишка.
– А я сидел и думал: почему они ни в чем не признаются, а я должен писать чистуху? Чем я хуже их?
– У слободских все на страхе построено. Они друг друга боятся до смерти.
– Правильно. А я вот ни тебя, ни Геныча не боюсь. Я себя боюсь. Сам себе буду противен, если расколюсь.
– Я тоже так думал, – кивнул Мишка.
– Ты можешь мне сказать: зачем тебе много денег? Ну мать больная. Но у тебя же есть отец, – продолжал Андрей.
Мишка поморщился.
– Считай, его нет. У него баба на стороне. Он у нее живет, к нам только захаживает. – Мишка помолчал и добавил: – Зря я, наверно, про отца. Просто у меня болезнь – клептомания называется. Человек ворует все, что плохо лежит.
– Мишаня, ну что ты на себя наговариваешь? – проворчал Андрей. – Какой ты, на хрен, клептоман? Я хуже. Мне подавай много денег. Меня эта жадность погубит.
Танец кончился. Генка поцеловал Але руку и усадил ее за столик по всем правилам этикета. Он то ли западал на нее все больше, то ли ему просто нравилось выглядеть кавалером. Аля принимала знаки внимания спокойно. Похоже, она не знала, что такое кокетство.
– У тебя с какого времени комендантский час? – спросил у нее Андрей.
Аля пожала плечами.
– Когда приду, тогда и ладно.
Андрей не понял.
– Это мои проблемы, – сухо отчеканила Аля.
– Тебе нужно быть дома не позже десяти.
– Хочешь сбагрить?
– У меня своих проблем – во! – Андрей провел по шее ребром ладони.
Аля взяла свою сумочку. Она готова была встать и уйти. Ее остановил Генка. Он сказал Андрею:
– Ну ты чего, в натуре? Все будет о’кей, я отвечаю.
Андрей ответил жестом: мол, как знаешь.
К Димке подошел рыжий Гасан. Протянул деньги, заказывая лезгинку. Димка что-то сказал ему. Потом подошел к Андрею.
– Как только оркестр пойдет на перерыв, дуй за мной.
Он вернулся на эстраду. Ансамбль заиграл лезгинку. Чеченцы встали из-за столиков и окружили танцевальный пятачок. Они показывали себя поочередно. Когда один танцевал, другие подбадривали хлопками в ладоши и гортанными выкриками.
Крюк и другие центровые русаки сидели, отвернувшись. Им эта экзотика давно обрыдла. Вообще напряг в их отношениях с чеченцами, похоже, приближался к взрыву.
Последним сегодня танцевал Алихан. В отличие от своих соплеменников, он не ходил на кончиках пальцев, не носился по кругу, не выбрасывал подобно крыльям руки. Его движения были замедленными, совсем не в ритм лезгинке, а лицо не выражало никакого азарта.
– Похоже, он обкуренный, – пробормотал Генка.
«Это плохо», – подумал Андрей.
Танец закончился. Алихан направился в комнату, где обычно отдыхали лабухи. Он шел, пошатываясь, его поддерживал Гасан. Крюк что-то говорил своим архаровцам и не смотрел по сторонам. Андрей воспользовался моментом. Через несколько секунд он тоже был в комнате отдыха музыкантов.
Алихан сидел развалясь на диване. Гасан стоял рядом.
– Это тебя попинали слободские? – Алихан не поднимал глаз и не предлагал сесть. Голос у него был низкий и хриплый, как рычание.
– Меня.
– Это ты выручил Крюка, когда тот порезал солдата?
– Я.
– Что хотел мне сказать? Говори.
Андрей перемялся.
– Этого в двух словах не скажешь.
Алихан скривился.
– В двух словах можно сказать все.
Андрей прокашлялся.
– Тогда так. Есть сильное подозрение, что Крюк работает на капитана Досанова.
Алихан поднял мутные глаза.
– Факты?
– Фактов нет.
– А что есть?
– Кое-какие соображения.
Алихан презрительно хмыкнул.
– Ты вообще понимаешь, что говоришь?
– Понимаю, – ответил Андрей.
– Ты готов сказать это Крюку в глаза?
– Готов.
– Он тебя на куски порвет.
– А вы для чего?
Алихан удивился:
– Кто ты такой, чтобы тебе помогать?
– Если Крюк сдал нас, то он сдавал и других.
Чеченцы переглянулись. Алихан поднял брови.
– С чего ты взял?
– Интуиция.
– Интуиция? – с нехорошей усмешкой переспросил Алихан. – А ты, случаем, сам не агент? Может, тебе поручили стравить нас?
– Нет, – сказал Андрей.
– Что нет?
Андрей смотрел в глаза Алихана спокойно и твердо.
– Я не агент.
– Не пойму, зачем тебе-то это надо, – озадаченно произнес Алихан.
– Если я не разоблачу Крюка, он меня убьет, – ответил Андрей. – Может быть, прямо сегодня.
Алихан пододвинул ногой стул.
– Садись, и давай по порядку.
Андрей сел и разъяснил ситуацию. Чеченец подумал и сказал:
– Пей, гуляй, потом иди, куда хочешь, а за ним присмотрят. За Крюком.
– Надо смотреть за его ребятами.
– И за ними присмотрим, – пообещал Алихан.
– У них ножи, а мы с пустыми руками.
Алихан что-то сказал Гасану. Тот вынул из-за пояса необычный, похожий на кортик нож, подышал на него, вытер носовым платком и протянул Андрею.
Андрей спрятал нож в рукав и вернулся в зал вместе с музыкантами.
– Они тебя хватились. Высматривали по всему ресторану, – предупредил Генка, имея в виду Крюка и его камарилью.
Андрей хмыкнул.
– Интересно, что он наплел про нас своим архаровцам.
Мишка предположил:
– Наверно, сказал, что мы – те ребята, которые подстрелили Фурика.
Пожалуй, это объяснение было очень близко к истине.
Аля делала вид, что разговор ей по фигу. А ушки были на макушке.
– Сестренка, тебе надо уйти, – приказным тоном посоветовал Андрей.
– Ну конечно. Уже помчалась.
– Быстро вали отсюда! – грубо сказал Андрей.
Аля вытаращилась.
– Ничего себе заявочки! Ты как разговариваешь?
– А если ты не врубаешься?
– Я очень даже врубаюсь. Это ты кое-чего не понимаешь. Чем нас больше, тем лучше, – сказала Аля. И добавила: – Да у тебя такого друга еще не было.
Генка и Мишка рассмеялись. Улыбнулся и Андрей. Потом сказал, о чем договорился с Алиханом.
– Так можно доиграться, – упавшим голосом произнес Мишка. – Почему мы должны верить чехам?
– А у нас просто нет другого выхода, – ответил Андрей.
Он поразмыслил и сказал, на что-то решившись:
– Сидите за столом. Из кабака – ни шагу. Будьте все время на виду. Меня не ждите.
Он поднялся из-за стола, сделал прощальный жест и пошел к дверям. Трое ребят Крюка тут же встали и направились следом.
Андрей вышел из ресторана. Прямо перед ним был пустырь, а дальше расстилалась степь. Солнце садилось за горизонт. Оно было ярко-красным и обещало на завтра ветреную погоду. Андрей завернул за угол ресторана, где стояли подсобные помещения, подошел к забору и начал мочиться, краем глаза следя за тем, что происходит за спиной. Трое ребят Крюка направлялись к нему. Андрей нащупал спрятанный в рукаве нож и повернулся к ним лицом.
Это были ребята постарше его и не чета ему, закаленные в уличных боях. Их глаза не предвещали Андрею ничего хорошего.
– Привет от Фурика, – процедил один из них. Он был за главного и его звали Прыщ.
– Привет – это хорошо. Значит, жив. Я рад за него, – сказал Андрей.
На самом деле он был рад за себя. Куда хуже, если бы эти ребята набросились на него без лишних слов.
– Фули ты гоношишься, фраер тухлый?
Прыщу не хватало злости. Вот он и распалял себя, а заодно и своих кентов. Он вынул из кармана выкидушку и нажал на кнопку. Блеснуло лезвие. Двое остальных тоже вынули ножи. Все трое медленно пошли на Андрея. Тот вытащил из рукава рубашки свой нож. Глаза у архаровцев округлились. Они узнали этот нож. Второго такого, похожего на кортик, не было ни у кого. Это секундное замешательство спасло Андрея. Появились чеченцы. Их было человек шесть, среди них Гасан.
– А ну стоять! – крикнул Гасан.
Он подошел к ребятам Крюка, отобрал у них ножи и приказал:
– Пошли.
– Куда? – спросил Прыщ.
– Куда надо, туда и пойдешь, – ледяным тоном ответил Гасан.
Гасан усадил Андрея в белую «Волгу» и привез в чеченский район под названием Гусинка. Когда-то здесь, на берегу Иртыша, садились дикие гуси во время перелетов с юга на север и с севера на юг. А в сорок четвертом тут начали строить себе дома ссыльные чеченцы.
Они въехали в обнесенный высоким забором двор. Из кирпичного особняка вышли женщины. Гасан сказал им что-то.
В комнате, куда Гасан привел Андрея, лежал большой ковер, на нем стоял низкий круглый стол. Гасан сел, скрестив ноги, и указал Андрею место рядом. Женщины принесли тазик и кувшин с водой. Гасан и Андрей сполоснули руки. Женщины принесли блюдо с домашним сыром, сахар, сушки, самовар и чайник с заваркой. Они двигались как тени, не произнося ни слова.
Гасан помолился, потом налил себе и Андрею чаю и жестом предложил угощаться. Но тут со двора послышались голоса. Вошел Алихан. От его вялости не осталось и следа. Спустя минуту появился Адам. Андрей встал.
– Здравствуй, – сказал Адам.
– Здравствуй, – отозвался Андрей.
– Если у тебя есть пушка, почему ты сам не убил Крюка? – спросил Адам.
– Досанов сразу бы все понял.
Адам нехорошо усмехнулся.
– Хочешь нашими руками рассчитаться?
– У меня нет другого выхода.
– Ладно, – сказал чеченец. – Посиди пока здесь. Попей чаю.
Адам и Алихан вышли, оставив дверь приоткрытой. Гасан обратился к Андрею:
– Садись. Как у вас говорится, в ногах правды нет. Подготовься. Может, тебе придется убить Крюка. Ты, наверно, никогда еще не убивал? Убивать не страшно. Страшно, когда тебя убивают, – говорил чеченец, со вкусом отхлебывая чай.
Из полуоткрытой двери, за которой скрылись Адам и Алихан, послышались шаги и приглушенные голоса. Говорили вполголоса.
– Подойди к двери, послушай, – тихо сказал Гасан.
Андрей встал у дверного проема и навострил уши.
– Зачем ты велел убрать Корня? – спрашивал Алихан.
– Этот фраерюга оборзел. Он лез на нашу территорию. Он снюхался со слободскими, – отвечал Крюк.
– За что он велел вам убрать Корня? – спросил Алихан.
Послышался голос Прыща:
– Крюк сказал, что Корень подстрелил Фурика и должен за это ответить.
– Корень подстрелил Фурика, это факт, – подтвердил Крюк.
– Как это было? – продолжал допрос Алихан.
– Мои пацаны шли ночью и напоролись на этих троих с Новостройки. Корень шмальнул с перепугу. Вот и все, – сказал Крюк.
– Не все. Говори прямо: ты велел раздеть новостроевских?
Крюк молчал.
– Ну!
– Ну было дело, – признался Крюк.
– Корень защищал себя и своих кентов. И он не убил Фурика, а только ранил. Если Фурик в обиде, он должен сам свести счеты с Корнем. Какого хрена ты велел поставить пацана на ножи? За что?
– Алихан, фули ты устроил следствие из-за какого-то фраера? – возмутился Крюк.
– А кто тебя отмазал, когда ты порезал солдата? Кто вынес из клуба твою выкидуху? – спросил чеченец.
Крюк спросил многозначительным тоном:
– А кто меня сдал, когда я порезал солдата?
Лучше бы он, в его положении, этого не говорил.
Алихан сказал:
– Корень и его кенты вышли сегодня из СИЗО. Досанов пытался выжать у них чистуху. Как думаешь, откуда мусор узнал про гороно, про Фурика?
– Почем я знаю? – ответил Крюк. – Что ты мне шьешь?
Алихан медленно и жестко процедил:
– Я ничего тебе не шью. Я пытаюсь разобраться. А ты уже нервничаешь. Что ты так нервничаешь, а? Объясни нам. Тут твои, русаки. Тут мы, чечены. Мы пока в одной семье. Почему бы нам не разобраться? Вдруг у нас урод завелся? Вдруг этот урод и нас сдает?
– Ты отвечаешь за свои слова? – взвился Крюк.
– А ты отвечаешь? – со смешком спросил Алихан. – Ты считаешь себя чистым?
– Абсолютно!
– И с капитаном Досановым не дружишь?
– Ты о чем, Алихан? Жизнью клянусь!
– Погоди клясться. Подумай, может, все-таки дружишь?
– Не было этого!
– Пусть Корень войдет, – громко сказал Алихан.
Гасан распахнул дверь. Андрей вошел. Все, кто был в комнате, сидели прямо на покрытом кошмой полу. Крюк – отдельно ото всех. В двух шагах от него – Прыщ и еще с десяток авторитетных центровых русаков. Чеченцев было значительно больше, они сидели на другой половине комнаты.
Алихан обратился к Крюку:
– Ты только что поклялся жизнью, что не дружишь с Досановым. Или я ослышался?
– Ты не ослышался, – ответил Крюк, но на этот раз его голос прозвучал не так уверенно.
Алихан достал из кармана пачку фотографий и молча пустил ее по кругу.
Андрей видел, как вытягивались лица всех, кто рассматривал фотографии. Наконец, пришел его черед. Фотограф поймал момент: капитан милиции и основной центровых пили пиво и общались, как лучшие приятели. Снимки были убийственными.
Алихан забрал фотографии у Андрея и протянул их Крюку. Тот лихорадочно их перебрал и бросил на пол.
– Подними, – прорычал Алихан.
Крюк не подчинился. Он смотрел на чеченца налитыми злобой глазами. Алихан дал Гасану знак. Тот обыскал Крюка. Нашел выкидушку. Потом велел Крюку открыть рот и нашел под языком половину лезвия.
– Подними, – повторил Алихан.
Крюк нагнулся и начал собирать рассыпанные по полу фотографии. Русские подавленно молчали. Чеченцы презрительно усмехались. На лице Алихана было написано торжество.
– Прилетела птица обломинго, – тихо прорычал он. – Масть пошла, а день кончился. Следствие закончено, суду все ясно.
– Что тебе ясно?! – завопил Крюк.
– От тебя, беспредельщика, давно у всех изжога, – цедил Алихан. – Но ты не только Корня сдал. Есть и другие факты. Будет разбор – я их предъявлю. Хотя по этим фоткам все ясно. Худший мусор – твой лучший кент.
– Давайте все же внесем ясность, – сказал Феликс. – Все должны знать, где собака порылась.
Среди центровых русаков Феликс шел под вторым номером и давно метил на место Крюка.
Алихан брезгливо скривился.
– Только не здесь.
Феликс поднялся, подошел к Алихану. Они шепотом посовещались. Крюк буравил Андрея полными ненависти глазами.
Феликс подошел к Крюку.
– Пошли.
– Куда? – выдохнул Крюк, глядя на бывшего кента снизу вверх.
– Спинку тебе помажем повидлом, кал дробленый.
Центровые заткнули Крюку рот, вывели во двор, связали руки, подняли в кузов полуторки, залезли сами.
– Давай! – кивком головы приказал Андрею Алихан.
Андрей запрыгнул в кузов. Гасан сел за руль, Алихан рядом с ним. Поехали. Уже смеркалось. За полуторкой поднималось облако пыли. Выехали за город. Крюк заерзал, начал мычать. Феликс шикнул на него. Крюк заткнулся.
Подъехали к берегу Иртыша. Крюк совсем запаниковал. Феликс сказал ему:
– Говорил тебе, учись плавать.
Крюк снова замычал, он молил о пощаде.
– Фули ты вопишь? – заорал на него Феликс. – Суд еще ничего не решил.
В состав суда вошли трое русаков и один чеченец. Крюка развязали и освободили рот, чтобы он мог что-то сказать в свое оправдание. Ленчик снова намекнул, что знает, кто его сдал, когда он порезал солдата. Пристрастие к травке сыграло с ним злую шутку. Котелок у него совсем не варил. Он думал, что уличил чеченцев в предательстве, и суд учтет это в его пользу. Но его расчет не оправдался.
– А откуда у тебя сведения, что тебя сдали чехи? – спросил Феликс.
Крюк понуро молчал. Не мог же он сослаться на Досанова.
– Тебе только за это надо башку отрезать, – сказал Алихан.
После недолгого разбирательства все судьи один за другим сказали одно слово – «амба».
Алихан пошептался с Феликсом. Тот спросил Андрея:
– Твое мнение?
Андрей пожал плечами.
– Мое дело маленькое.
– Как это маленькое? – скривился Феликс. – Ведь он тебя сдал.
– Но меня же не посадили.
– Не посадили, так посадят. Фули ты ломаешься? Или бздишь? – повысил голос Феликс.
– Сволочь он, конечно, – согласился Андрей.
– Короче, амба? – спросил Феликс.
– Ну, амба, – сказал Андрей.
Алихан дал знак Гасану. Тот с презрительной гримасой протянул Крюку свой нож.
– Давай, – с усмешкой произнес Алихан. – Сделай себе харакири. Ты ж стремящийся. Законником хотел стать. Тебе положено быть палачом самому себе.
Крюк помотал головой и тихо сказал:
– За мной ничего нет. Я чист.
Алихан и Феликс снова посовещались. Приводить приговор в исполнение должны были только русские. Таково было условие чеченцев. Феликс и еще трое русаков схватили извивавшегося Крюка за руки и ноги и залили ему в горло чекушку водки.
Алихан что-то сказал Феликсу. Тот велел Андрею взять Крюка за ногу. За другую ногу и за руки тоже держали русские. Крюка раскачали и бросили с высокого берега в омут. Стукач издал короткий вопль и скрылся под водой. Больше он не появлялся.
Алихан жестом подозвал к себе Андрея. Они отошли в сторону.
– Завтра принесешь пушку, – приказал чеченец.
Андрей молчал. Он чувствовал слабость и тошноту.
– Если жалко, пусть твой кент сделает новую пушку, – добавил Алихан.
– За ним следят, – сказал Андрей.
– Тогда свою отдай. Ты мне жизнью обязан.
Андрей пришел домой около полуночи. Свет в окне спальни еще горел. Кажется, его ждали. Подняв руку к дверному звонку, Андрей подумал: может, не звонить, а влезть в окно? Он усмехнулся: что за фигня – после всего, что было, бояться родителя?
Дверь открыл отец. Это был плохой знак. Это означало, что он взбешен и готов устроить сыну трепку. Отец прошипел:
– Явилась свинья неблагодарная.
Андрей стоял в дверях и думал: «Если он меня ударит, я ударю его, хватит терпеть».
– Тебе мать говорила, что вечером придет Зинаида Гордеевна? – спросил отец.
– Говорила.
– Почему проигнорировал?
– Были другие дела.
– Первое, что ты должен был сделать, выйдя из кутузки, это поблагодарить Зинаиду Гордеевну, – процедил отец.
– Успею еще. Куда торопиться? – ответил Андрей.
Отец задохнулся от гнева. Он повернулся к матери, стоявшей в дверях спальни:
– Я ж говорю, воспитали свинью. Неблагодарную свинью.
Из кухни доносился запах выпечки. У Андрея закружилась голова. Хотелось есть. Он чувствовал, что устал, ноги не держали его. Он прислонился к стене и глубоко вздохнул. Он не хотел, у него так получилось: вздох напоминал хрюканье. Это вконец взбесило отца. Он подумал, что Андрей смеется над ним.
Отец спросил, тяжело дыша:
– Ну что, врезать тебе?
– Давай, – сказал Андрей. – Как мне встать, чтобы тебе было удобней?
Отца затрясло. У него чесались кулаки. Вмешалась мать.
– Успокойся! – Она пыталась приобнять отца. – Просто у него такой возраст. Он еще осознает.
– Ничего он не осознает. С него как с гуся вода. Растим гада ползучего… – Отца трясло от злости.
Но в его интонации было что-то жалкое. Наверно, он сам это понял и начал себя подхлестывать:
– Нет, я заставлю тебя уважать родителей. Будешь лишен всего!
Это было круто и непонятно. Обычно отец лишал чего-то одного: то ли улицы, то ли денег на кино, то ли хорошей одежды или обуви. Андрей решил уточнить:
– Чего всего?
– Всего! – рявкнул отец.
Андрей улыбнулся и помотал головой.
– Я выбью из тебя дурь, – пригрозил отец.
Мать мягко сказала ему:
– Пусть Андрей поест. А ты ложись. Тебе надо выспаться.
– Какой ему ужин? – взвился отец. – Пусть так ложится. Пусть прочувствует.
– Ты совсем разволновался, – сказал ему Андрей. – Знаешь, я лучше уйду.
Отец сузил глаза.
– Куда?
– Куда ты пойдешь? Господи, что вы со мной делаете?! – нервно воскликнула мать.
Андрей пожал плечами.
– Что-нибудь придумаю.
– Ты можешь, конечно, уйти, – сказал отец. – Но заруби себе на носу: больше мы тебя вытаскивать не будем.
– Конечно, – согласился Андрей, открывая входную дверь. – Я понял. Спокойной ночи.
Мать в крайнем волнении обратилась к отцу:
– Что ты сделал? Куда он пойдет?
– Пусть еще помотает на кулак соплей, – ответил отец, хотя не очень решительно. – Иначе ничего не осознает.
Андрей аккуратно закрыл за собой дверь и вышел во двор. Стояла парная июльская ночь. Свет в окнах Толяна и Петра Палыча уже не горел. Идти было некуда. Андрей сел на скамейку у подъезда, огляделся, посмотрел на небо. Лунный свет делал все вокруг неузнаваемым. Безразлично мерцали звезды. «Ничего, переживем, – подумал Андрей, – только жрать хочется, но это не трагедия, потому что жрать хочется практически всегда. И очередной скандал с отцом не трагедия, а обычная мелочь жизни».
Хуже всего было то, что, выпутываясь из одного непростого положения, он попадал в другое, еще более трудное. И этому не было видно конца. Надо было искать выход. Но в голову не приходило ничего путного. Мысли вообще путались, клонило в сон. Андрей уснул прямо на скамейке. Ему снился Крюк. Основной центровых лежал на дне реки, у него были широко открытые белые глаза. Он зловеще улыбался и, извиваясь всем телом, быстро поднимался вверх, на поверхность реки. Он всплыл, выплюнул кляп и дико захохотал.
Андрей проснулся. Перед ним стоял Прыщ. Он был чем-то очень взволнован.
– Тебя зовет Алихан.
– Где он? Что случилось? – спросил Андрей. Сердце у него екнуло. Мелькнуло: «Тут что-то не так».
Прыщ сделал неопределенный жест:
– Здесь, недалеко. За домом.
Они обошли дом. Куст сирени загораживал свет уличного фонаря. В полумраке кто-то стоял. Андрей вздрогнул всем телом. Он не увидел, а скорее почувствовал: это Крюк.
