Виталий Ерёмин
Щенки-медвежатники
Алихан сидел на сцене среди чеченцев, таких же крепких бизонов. Крюк занял стул на противоположной стороне зала, его сразу окружили несколько русских битюгов. В отношениях двух основных чувствовался напряг, но все были уверены, что ничего серьезного. Просто чего-то не поделили. Бывает.
Анжела потянула Андрея танцевать. Прижалась и подставила губы. Здесь многие сосались во время танца. Что и говорить, Анжела была аппетитная телочка. У Андрея голова пошла кругом.
К Крюку подошел рыжий Гасан и что-то с возмущением сказал.
– Все нормально, – ответил Крюк. – Адам подарил Анжелу.
Гасан возмутился.
– Кому? Этому фраеру?
– Этот фраер – теперь наш пацан, – отрезал Крюк.
– Но Алихан еще не сказал своего слова.
– Иди, мы с Алиханом разберемся, – отмахнулся Крюк.
– Алихан хочет, чтобы ты подошел и разъяснил сам, – упорствовал Гасан.
Крюк побагровел. Шрам от удара бритвой на его лице стал еще белее. Он с вызовом посмотрел на Алихана и встретил такой же ответный взгляд. Алихан не выдержал, сам подошел к Крюку и зарычал:
– Ты с кем ее привел? Ты забыл, кто она?
– Уймись, – процедил Крюк. – Адам подарил ее только что, в кабаке.
– Кому? Этому фраеру? – рыкнул Алихан.
Крюк тоже повысил голос.
– Кому захотел, тому и подарил.
Алихан в открытую наезжал на Крюка. Русаки уже нащупывали в карманах кастеты и финки и напряженно смотрели на Крюка. Какого черта он терпит?
– Слушай, Алихан, по-моему, ты чего-то хочешь,– сказал Крюк. – Смотри, как бы не пришлось потом пожалеть.
Алихан ощерился.
– Ты мне угрожаешь?
– Ты наезжаешь, я отвечаю. По-другому не будет, – твердо ответил Крюк.
Чеченец позыркал по сторонам. Он видел не только горящие злобой глаза своих соплеменников, но и не менее решительные лица русских ребят. Их было намного больше. Это его остудило. Он демонстративно сплюнул под ноги Крюку. Тот тоже сплюнул. Основные с ненавистью смотрели друг другу в глаза. Казалось, еще мгновение – и они начнут рвать друг друга в клочья. Но что-то их останавливало. Алихан первым отвел глаза и отошел. Он считал, что погремел достаточно и перевес на его стороне.
На радиоле сменили пластинку, заиграли какую-то дробилку. Из толпы вышел солдат-десантник в берете на самой макушке. Он подошел к Райке и пригласил ее на танец. Райка вопросительно посмотрела на Крюка. Тот презрительно смерил солдата с ног до головы. Солдат был симпатичный малый и, что самое обидное, на полторы головы выше.
– Ленчик, ты ж все равно не танцуешь… – Райка нетерпеливо перебирала ногами.
Крюк скривился.
– Может, тебя подарить?
Райка, девка с характером, завелась с пол-оборота.
– Какого черта?! – вскричала она.
Крюк молча наложил ей на лицо пятерню. Райка отбила руку. Крюк отвесил ей звонкую пощечину и замахнулся еще раз, но солдат помешал ему ударить. Крюк выхватил опасную бритву. Солдат завороженно смотрел на опаску, словно не верил своим глазам.
Крюк сказал осевшим голосом:
– Ну, покажи, чему тебя учили.
– Брось, – сказал солдат.
– Отними, – просипел Крюк.
– Ладно!
Солдат встал в оборонительную стойку. И Крюк пошел на него, рассекая бритвой воздух. Танцующие шарахнулись в стороны. Образовался круг. Это облегчило задачу солдата. Он сделал обманный выпад и рубящим движением ладони выбил бритву. Крюк наклонился, чтобы поднять ее, но на опаске уже стояла нога солдата. Крюк выпрямился и в то же мгновение получил звонкую залепуху.
К солдату рванулись мордовороты Крюка. Но их придержали чеченцы.
– Зачем мешать? Пусть выяснят отношения как мужчины.
Крюк сказал своим ребятам:
– Я сам.
Он что-то решил, но ему нужно было собраться с духом. Кто-то дал ему чинарик с анашой. Крюк сделал запых. Все подумали, что он угомонился. Толпа пришла в движение. Танец продолжался. Солдат снова стал приглашать Райку. Та стояла в нерешительности. Но солдат не отступал, и она согласилась. Солдат жил в центре, но до армии с центровыми не мотался, жил сам по себе. Крюка знал только в лицо и никогда не понимал, почему его все так боятся. Не понимал и сейчас.
Райка улыбалась солдату. Улыбка у нее была вымученная, деревянная.
Андрей и Анжела танцевали рядом.
– Мне его жаль, хороший был парень, – сказала Анжела.
– Почему был? – спросил Андрей.
– Потому.
Андрей напряженно смотрел на Крюка. Тот сделал последний запых, отбросил чинарик, схватил какую-то девку и потащил танцевать.
– Рая! – крикнула Анжела, но было поздно. Крюк сделал почти незаметное движение и тут же увел свою партнершу в сторону.
Солдат схватился за бок, часто задышал, его лицо быстро белело. Лезвие выкидушки вошло ему в левый бок.
– Вызовите «скорую»! – крикнула Райка.
Но никто даже не шелохнулся. В этом шалмане все делалось только по приказу или с одобрения основных.
– Я сам, – выдохнул солдат.
Он поплелся к дверям. Райка его поддерживала. На них молча глазели. У выхода солдат рухнул на пол.
Распахнулась дверь. На пороге стоял капитан Досанов и еще не меньше десятка кокард.
Солдата повезли в больницу. Досанов громко объявил:
– Всем оставаться на своих местах! Никому не двигаться.
Начался повальный обыск.
Крюк вытер финку носовым платком, вогнал лезвие в рукоятку, незаметно передал Андрею и тут же отошел.
Андрей сунул выкидушку в рукав курточки и лихорадочно соображал, что же теперь делать.
А обыск шел полным ходом. Почти вся центровая шпана носила сапоги, пряча ножи за голенищами. Каждого сажали на пол и велели разуваться. Андрей был в туфлях. Его не стали осматривать. Капитан Досанов процедил:
– Нашел себе компанию. Свинья грязи найдет, так, что ли?
– Я не свинья, – сказал Андрей.
Досанов несколько секунд что-то обдумывал, потом сказал сержанту:
– А ну давай его в машину.
«Вот это вляпался!» – подумал Андрей.
В «воронке» уже сидели несколько чеченских пацанов. Андрей хотел потихоньку опустить выкидушку на пол машины, но сообразил, что это не выход. Все равно на рукоятке обнаружат отпечатки его пальцев. Ничего не оставалось, как ехать в горотдел с ножом в рукаве.
Андрей долго сидел в обезьяннике, пока не занялись и им.
– Садись, – сказал Досанов.
Андрей плюхнулся на стул и закинул ногу на ногу.
– Поставь ноги прямо и положи руки на колени, – приказал Досанов.
Капитан считал, что в этой позе психика допрашиваемого более уязвима. Андрей охотно подчинился. Так ему было даже легче скрыть, что у него в рукаве что-то есть.
– Ты, конечно, не видел, кто порезал солдата, – полувопросительно сказал Досанов.
Андрей молча пожал плечами.
– Попробуй только раз сказать мне «не видел» или «не знаю»! – рявкнул капитан.
Колени у Андрея дрогнули. Он стиснул их пальцами. Досанов усмехнулся:
– Посадить бы тебя на пару недель. А лучше – на пару месяцев. – И снова заорал: – Этот солдат на прыжках командира спас, приехал в поощрительный отпуск, а тут бац – какая-то шпана его на нож ставит!
– Чего вы от меня хотите? – спросил Андрей. Его голос звучал ровно. Он понемногу приходил в себя.
– Хочу, чтобы сказал, кто порезал солдата.
– Я правда не видел, – ответил Андрей. – Но даже если бы видел… Ну сказал бы я вам. А что после этого было бы со мной? Или вам все равно?
Досанов прищурился.
– Значит, все-таки знаешь?
Андрей молчал.
– Намекни хотя бы, – попросил капитан. – Это останется между нами.
Андрей молчал.
Досанов позвонил в больницу, спросил о состоянии солдата. Ему что-то ответили. Он положил трубку, закурил, откинулся на стуле, покачался, выругался по-казахски и сказал:
– У нас был мирный город. И вот что творится теперь.
В кабинет вошел лейтенант, шепнул что-то на ухо Досанову.
– Ищите, нож не могли вынести, где-то там спрятали, – сказал капитан.
Андрей с облегчением вздохнул. Кажется, пронесло. Его уже не обыщут. Интересный мужик, этот капитан Досанов. Ходит вокруг да около, никак не может вычислить. Только помогает заточиться.
Андрей подошел к своему дому уже за полночь. Свет в окнах не горел, все спали. Попытался открыть дверь ключом, но она не открывалась, была заперта изнутри на большой крючок. Тогда Андрей поднялся по пожарной лестнице, влез через форточку и нырнул в постель.
Утром мать вошла в комнату и всплеснула руками.
– Ты как вошел?
Андрей никак не мог проснуться.
Появился отец в своем репертуаре: «Явился гусь лапчатый… Тебе хоть кол на голове теши… Заруби себе на носу… В гроб вгоняешь раньше времени… Будешь локти кусать, да поздно…»
Андрей поднялся.
– Все?
Отец грозно свел брови.
– Ты как разговариваешь?
Андрей пожал плечами.
– Как я разговариваю? Просто спрашиваю, все ли ты сказал. А можно мне теперь сказать?
– Говори, – разрешил родитель.
– Давно хочу тебя спросить. У меня в детстве не заводились вши?
– Какие вши? Что ты выдумываешь? Не было у тебя никаких вшей, – возмутилась мать.
– Тогда зачем отец брил мне летом голову?
– Не отец, а папа, – поправила мать.
– Ну, папа, – согласился Андрей.
Отец не любил отвечать на вопросы сына. Это его унижало. Но он все же ответил:
– Я брил твою голову, чтобы волосы лучше росли.
– Разве они росли плохо?
– Чтобы росли еще лучше.
Андрей спросил:
– Вы помните, каждый раз, когда отец брал в руки бритву, я вырывался, плакал, просил не брить меня.
– Ну помним. И что? – спросила мать.
– Несмотря на это, отец все-таки брил меня. Зачем?
– Ты что, издеваешься? Тебе уже сказано: чтобы волосы росли лучше!
– Но я же просил не делать этого. Надо мной смеялись.
Отец сузил глаза.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я был твоим зэком, папа. Теперь мой срок кончился.
Отец задохнулся от гнева.
– Тогда иди на все четыре стороны и живи самостоятельно.
– Значит, этот дом – не мой?
– Он твой до тех пор, пока ты признаешь меня, твоего отца.
– Значит, жить самостоятельно в этом доме я не могу?
– Даже не мечтай.
Проснулся Славик. Родители свернули скандал и скрылись за дверью. Отец позавтракал и ушел на работу. Мать тихонько спросила Андрея:
– Неужели снова уйдешь?
– А что мне остается?
– Куда? Снова к этому алкашу?
– В пампасы.
– Куда? – не поняла мать.
– Построю шалаш на берегу Иртыша.
– А когда станет холодно?
– Мир не без добрых людей. Кто-нибудь приютит.
– Тюрьма тебя приютит.
– Тюрьма так тюрьма. Мне не привыкать.
– Школа для тебя – тюрьма, родной дом – тюрьма. Что ты себе напридумывал? Не дури. Пожалей хоть меня, – взмолилась мать. – Ведь я из-за тебя сошлась с отцом.
– А кто тебя просил? Лучше б ты просто забрала меня.
– Как ты стал разговаривать! – с обидой воскликнула Анна Сергеевна.
Андрей промолчал. Неожиданно ему в голову пришла взрослая мысль. Он подумал, что мать любила и любит его так, как умеет. И отец, скорее всего, тоже по-своему любит. И без толку желать или тем более требовать от них чего-то другого.
– Я не уйду при одном условии, – сказал Андрей. – Если отец оставит меня в покое. Я сам найду себе работу, которая мне понравится.
Мать облегченно вздохнула.
– Хорошо, я поговорю с ним.
В первой половине дня Димка, как всегда, был дома. Он отсыпался, потом долго лежал в ванне. Потом слонялся по квартире в халате, слушал пластинки, делал укладку волос с бриолином и полировал ногти. Димка был всем пижонам пижон. Генка смотрел на него с завистью и благоговением.
Димка сидел в кресле, а Генка и незнакомый парень-фарцовщик вынимали из больших сумок модное тряпье, в основном инострань: зауженные брюки, твидовые пиджаки, цветастые рубашки, узкие галстуки, белые носки и писк моды – узконосые туфли, прозванные мокасинами.
Кое-что Димка отобрал для себя. Андрей, Генка и Мишка не посмели возражать. Им вполне хватало того, что осталось.
Балдеж с примеркой продолжался не меньше часа. Ребят не волновало, что почем. Получив сполна бабки, фарцовщик стерся, а друганы принялись обсуждать насущные вопросы жизни.
Димка поделился некоторыми наблюдениями. Оказывается, Адам и Катя пробыли в кабаке не больше двух часов, а потом уехали. Причем Катя как-то уж слишком часто смеялась.
– Давай сменим пластинку, – попросил Андрей. Ему была неприятна эта тема.
Димка налил в рюмки коньяк и сказал:
– Слышали, в нашем Зажопинске завелись медвежатники? В гороно взломали сейф.
– Почему в гороно? – изображая удивление, спросил Андрей.
– Там были бабки, приличная сумма, – объяснил Димка. – Что-то около двадцати кусков.
– Что за ерунда! – вырвалось у Генки. – Откуда такие сведения?
– Сведения из надежных источников, – важно произнес Димка, разливая по чашкам кофе.
Его рука замерла. Он с удивлением посмотрел сначала на Генку, потом на Мишку, потом на Андрея. Он все понял. Закончив разливать кофе, уселся в кресло.
– Мальчуганы, так это вы сработали?
Ребята беззвучно смеялись.
– А я-то думаю, откуда у мальчуганов такие бабки? Ну вы даете! Так вы взяли меньше?
– Там было около шести кусков, – сказал Андрей.
Димка хмыкнул.
– Значит, бабки лежали еще где-то. Вы взяли шесть тысяч, а кто-то зажухал четырнадцать. Скорее всего, сам заведующий вместе с бухгалтером. Ай да педагоги!
– Суки! – подытожил Мишка.
Димка сочувственно вздохнул.
– Это вам урок, мальчуганы. Хотя что я говорю. Не увлекались бы вы этим делом. Посодют ведь. – Помолчал и добавил: – Между прочим, мы играем на выпускном вечере в вашей школе.
– Мы придем, – сказал Мишка.
– Ну вы даете! – удивился Димка. – И охота вам позориться?
– Охота.
– Вы играете «Школьный вальс»? – спросил Андрей.
– Мы что хочешь сыграем, – сказал Димка. – Но этот вальс нам запретили. Вызывает грустные ассоциации.
Выпускники и родители потоком входили в школу. Все нарядные, возбужденные. У входа дежурили члены комсомольской дружины во главе с Толяном. Директор велел им не пускать чужих. Боялся, что придет хулиганье и устроит драку. Толян загородил собой двери.
– Извини, Андрюха, не пущу. Неужели не понимаешь? Мне могут аттестат не выдать!
– Все тебе выдадут, – успокоил Андрей.
Толян покачал головой:
– Не могу.
Андрей усмехнулся:
– Силой не пустишь?
– Если попрете на рожон, то да.
– Молодец, – похвалил Андрей. – Ты такой здоровый! Ты, наверно, спортом занимаешься?
– Кончай кривляться, Андрюха, мешаешь.
Кто-то доложил директору. Тот появился собственной персоной. Его лысая дыня лоснилась, вялые глаза светились интересом.
– Ты пьян, Корнев?
– Могу дыхнуть, – предложил Андрей.
– Зачем пришли? Хотите испортить праздник?
– Другого выпускного у нас не будет.
– Ну почему же? Закончите десятый класс в вечерней школе, там и отпразднуете.
Андрей душевным тоном спросил:
– Василий Карпович, кому мы сделали плохо? Мы сделали плохо только себе.
Директор ослабил пальцем галстук и неожиданно проявил великодушие:
– Ладно, проходите. Но сначала ко мне в кабинет.
Директорский кабинет они называли гестапо. Карпыч редко драл за уши, еще реже раздавал подзатыльники. В основном издевался морально. Но сегодня он излучал благородство. Предложил бывшим ученикам сесть на диван, оглядел их нулевой прикид и спросил:
– Уже работаете?
– Еще как! – сказал Андрей, перемигиваясь с Мишкой.
– Где?
– На стройке разнорабочими, – соврал Мишка.
– Хорошо платят?
– Не жалуемся, – сказал Мишка.
– Деньги отдаете родителям?
– А как же?! – Мишка дурашливо закатил глаза.
– Понятно, – протянул Карпыч. – Но выглядите как министры.
Он вынул из книжного шкафа рулон ватмана, развернул. Это была злополучная стенная газета.
– Вот решил оставить на память. Из тебя мог бы выйти неплохой художник, Корнев. Только не понимаю, зачем ты так меня нарисовал.
– Я тоже буду помнить вас всю жизнь, – сказал Андрей. – И мне тоже непонятно, зачем вы с нами сделали такое.
– Ты же только что сказал, что вы сами сделали себе плохо, – напомнил директор.
Вошла Гипотенуза, чертова лицемерка. Зимой, перед приходом на урок комиссии, она на полном серьезе сказала классу: «Кто знает ответ, поднимайте правую руку, а кто не знает – левую».
– Василий Карпович, вас ждут, – прогундела Гипотенуза.
Актовый зал был полон. На сцене уселись учителя с цветами на коленях. Директора встретили аплодисментами. Андрей и Мишка тихонько сели в заднем ряду. Первой их увидела Зойка. У нее чуть глаза не выпали. Она зашепталась с другими девчонками. Через несколько минут на Андрея и Мишку стало оборачиваться ползала.
Карпыч вручал аттестаты. Выпускники благодарили родную школу и любимых учителей. Директор старательно улыбался. Гипотенуза сидела, как всегда, с постной репой. У нее были плохие зубы.
Потом все пошли в соседний спортзал, где уже расположился оркестр и были накрыты столы. Андрей подошел к Димке и еще раз попросил сыграть «Школьный вальс». Димка отрицательно покачал головой. Карпыч был тут как тут. Он не спускал глаз с пацанов.
– Один «Школьный вальс», и мы уходим, – попросил Андрей.
Директор подумал и кивнул Димке.
– Ладно, сыграйте.
При первых тактах вальса все слегка оторопели. Что значат ассоциации! Но через минуту уже кружились несколько пар.
Андрей подошел к Зойке. Эта чучмундия танцевала лучше всех, только ее редко приглашали. Зойка не ожидала. Стала багровой, как свекла. Мишка пригласил другую девчонку. Спасибо Петру Палычу, он оказался хорошим учителем. Но и они были хорошими учениками. Они танцевали, как кавалергарды. Андрей сцепил зубы. Еще не хватало, чтобы кто-то увидел его слезы. Он глянул на Мишку. У того тоже на щеках ходили желваки.
– Хватит! – останавливаясь, крикнул Мишка.
Андрей тоже остановился. Действительно, хватит.
Они вышли из актового зала и направились к выходу. Их догнала Зойка:
– Ребята, простите.
Андрей бросил на ходу:
– Зато мы свободны, как трусы без резинки.
Ребята решили гулять всю ночь. У них был спрятанный в подвале бутылец портвейна. Сели на скамейку и стали потягивать красноту прямо из горла.
Потом пошли к Петру Палычу. Майор обрадовался их приходу. Он был пьян в лоскуты. Рубашка свисала поверх брюк. Пепел сигареты падал на брюки. Давно не стриженные брови свисали на глаза.
Расставили фигуры, пустили часы. Андрей был в ударе, высаживал попеременно то Мишку, то Петра Палыча. В пылу игры не заметил, что майор приглядывается к ним, разодетым в пух и прах, и что-то прикидывает в уме.
Они сражались до полуночи. Петр Палыч не раз уходил в свою комнату, усиливался. Но это не помогало. Андрей играл не лучше обычного, просто не зевал фигуры.
– Чем тебе хуже, тем ты сосредоточенней, да? – спросил майор.
Андрей покачал головой.
– Нет, я всегда рассеянный.
– Что это вы сегодня такие расфуфыренные?
– На выпускной ходили. «Школьный вальс» станцевали. Спасибо вам, научили.
– Знаете, а мне обидно за вас, – вздохнул майор.
– Сами виноваты. Шалопаи.
– В самом деле, так считаешь?
– В самом деле, – подтвердил Андрей.
– Симпатичный шалопай – самый распространенный русский тип, – согласился Петр Палыч, едва ворочая языком.
Его клонило ко сну. Ребята попрощались и ушли. Они взяли в подвале еще один бутылец портвейна и снова сели на лавочку возле дома.
– Мишаня, ты мне так и не ответил: чем думаешь заниматься? – спросил Андрей.
– В смысле профессии? Буду воровать.
– Ты серьезно?
– У меня больная мать. На ее пенсию мы не проживем.
Они зашли за Генкой и втроем двинули на набережную Иртыша. Туда после полуночи стекались выпускники всех школ. Было много шпаны со всех районов города. Но много и милиционеров. Гульбарий проходил на редкость спокойно. Играла музыка, кружились пары.
– Жаль, слободских ни одного, – сказал Генка. – Не на ком испытать.
С этими словами он вытащил из заднего кармана брюк маленький пистолет. Ночь была светлая. Пушечка выглядела как настоящая. Ребята с восторгом вертели ее в руках.
– Подожди, а где обойма? – спросил Мишка.
– Извини, – обиженно ответил Генка. – Но ствол с обоймой я еще не научился делать.
– Так он однозарядный? – разочарованно произнес Андрей.
– Да ну вас! – совсем обиделся Генка.
– А какими патронами стреляет? – спросил Мишка.
– Мелкокалиберными.
– А он стреляет? Ты испытывал? – с сомнением спросил Андрей.
Генка разозлился.
– Где бы я испытывал? На заводе, что ли? Я думал, вместе испытаем.
Мишка прыснул.
– На слободских?
Андрей приобнял Генку.
– Геныч, ты молоток. Теперь нам ничего не страшно. Хотя, только не обижайся, уж больно она маленькая. Не пушка, а пукалка.
– И такая пригодится, – проворчал Генка.
Они шатались по набережной. Андрей встретил Руслана и ребят, с которыми учился, когда приехал в этот город.
– Мне повезло, – похвастал Руслан. – Братан похлопотал – в городе открывают филиал юрфака. Не надо куда-то ехать, жить в общаге, ходить на каждую лекцию. У братана все схвачено.
Они выпили из горла по глотку портвейна и распрощались.
Встретились однокласснички. Толян начал извиняться и угнетать своей радостью. Ему, как и Руслану, повезло с филиалом юрфака. Зойка снова стала изливать, как ей жалко их, Андрея и Мишку.
Андрей сплюнул.
– Шли бы вы в пустыню пылесосить.
– Пошли по домам, – предложил Мишка.
– Пошли, – согласился Андрей. Его тоже задолбал чужой праздник.
В городе освещалось только несколько центральных улиц. Ребята шли как раз по той, где не было фонарей, почти в полной темноте.
– Дай-ка на всякий случай твою пукалку, – попросил Андрей.
Генка вложил ему в руку ствол. Андрей ощутил приятную тяжесть металла и потрясающую уверенность в себе. Теперь им никто не был страшен.
Вообще-то людей больше раздевали в холодное время года, когда было что снимать. Хотя гоп-стоп случался и летом. Отбирали часы, украшения, деньги.
Но, похоже, штопорилы сегодня не работали. Друзья благополучно пересекли центр. Здесь, перед пустырем, прозванным Безлюдкой, их и ждала засада.
Штопорил было трое. Они отделились от мазанки и встали лицом к ребятам в двух шагах от них, спиной к фонарям. Рассмотреть их лица было невозможно. Но длинные тесаки в руках грабителей блестели отчетливо. Генка и Мишка прижались с двух сторон к Андрею. Они впервые попадали в такой переплет.
– Выгребайте, что там у вас в карманах, котлы снимайте, – сказал голос из темноты.
Андрей попытался договориться миром.
– Пацаны, вы из какого района?
В ответ послышался издевательский смех.
– Делай, гондон штопаный, что говорят!
– Всё пусть снимают, – сказал другой голос.
– Трусы тоже? – спросил Андрей.
Внезапно что-то кольнуло его в спину. Он обернулся. Сзади стоял четвертый, одного роста с ним. И, судя по занятой позиции, самый опасный. Андрей узнал его. Это был ближайший подручный Крюка по кличке Фурик.
Андрей предупредил:
– Крюк будет недоволен.
– Сдвинь зубы и скидай тряпки, – процедил Фурик.
– Может, и трусы снять? – снова спросил Андрей.
Фурик заржал.
– Можешь и трусы.
Что ж, он сам вынуждал идти на крайность. Сделав вид, что снимает рубашку, Андрей направил ствол назад и нажал на курок. В полной тишине ночи выстрел прозвучал оглушительно. Андрей обернулся. Фурик лежал на земле.
Подобрав тесак, которым его чуть не пропороли, Андрей рванул вслед за друзьями. Генка и Мишка бежали впереди поросячьего визга.
В Новостройке, когда отдышались, Андрей сказал:
– Геныч, если бы не ты, мы бы точно пришли сюда в одних трусах.
– И без часов, – сказал Мишка.
– И без бабок, – добавил Генка.
– Плохо только, что они нас запомнили, – вздохнул Мишка.
– Плохо, если я попал этому уроду в живот, – уточнил Андрей.
– Это Фурик, – сказал Генка.
– Ты узнал его? – спросил Андрей.
– Конечно.
– Неужели он не узнал нас?
Генка пожал плечами.
– Он узнал. И все же пытался раздеть. О чем это говорит? – спросил Андрей.
– Это говорит о том, что мы сами виноваты. Вырядились, как манекены в магазине. Сами нарвались, – сказал Мишка.
– Это они нарвались, – поправил Андрей.
Он взял у Генки патроны, спустился в подвал и спрятал там пушку.
На другой день после обеда ребята пришли на пляж. Там было полно выпускников. Толян сидел под грибком с какими-то парнями. Среди них Андрей увидел Руслана. Тот обиженно спросил:
– Почему не пришел со своей бедой? Старший брат бы уладил.
– Андрюха сам виноват, – проворчал Толян.
Руслан вспыхнул:
– Зачем так говоришь? Значит, ты и мне когда-нибудь так скажешь? Помогать надо друг другу, даже если кто-то не совсем прав. Одноклассники, сокурсники должны быть как братья. Если бы мы учились с Андреем в одной школе, я бы пришел к директору и сказал: если не даете аттестат моему другу, тогда и мне не надо.
Толян молчал.
Рыжий Гасан принес к грибку две корзины. В них было вино, закуски, фрукты.
– Адам прислал.
– Когда сам будет? – спросил Руслан.
– Адам просил, чтобы кушали, не ждали его, – сказал Гасан.
Генка и Мишка расположились неподалеку. Андрей не мог пригласить их к чужому столу. Он сам чувствовал себя не в своей тарелке. Все-таки скоро придет Адам. Еще неизвестно, как он посмотрит на него после того, как он ушел из кабака с его Анжелой.
А под соседним грибком шли странные приготовления. Крюк сидел с полотенцем на шее, а Алихан стоял, держа в руке опасную бритву.
Руслан о чем-то спросил Алихана по-чеченски. Услышав ответ, громко расхохотался и пояснил Андрею:
– Они поссорились. И теперь мирятся по нашей чеченской традиции. Обреют друг другу головы и станут после этого кровными братьями.
Толян покачал головой.
– Я бы свою голову не подставил.
Руслан снова громко расхохотался. Он, как всегда, излучал бодрость.
– Почему не кушаешь? Почему не пьешь? – спрашивал он Андрея. – Нельзя так. Обижаешь.
Руслан был ровесник Андрею, но выглядел рядом с ним мужиком.
Алихан брил голову Крюку, а остальные напряженно наблюдали. Зрелище было завораживающее. Андрей подошел поближе. Лицо Крюка было спокойным, только по вискам стекали капельки пота. Объяснить это жарой было трудно. Ни у кого по лицу не тек пот. Крюк, это факт, боялся чеченца.
Но заметно нервничал и Алихан. Его рука дрогнула, он сделал нечаянный порез. Крюк поморщился, по его голове потекла струйка крови.
– У тебя тут старый шрам, – хрипло проговорил Алихан.
– У него вся башня в шрамах, – сказал кто-то из центровых.
Все рассмеялись, но напряжение не спало.
Алихан передал бритву Крюку, и они поменялись местами. Чеченец изображал олимпийское спокойствие, отпускал шуточки.
– Смотри, скальп с меня не сними.
Зрители загоготали. Алихан дергался от хохота. Крюк нечаянно порезал его. Алихан перестал смеяться и тяжело задышал. Кажется, он едва сдерживал себя, чтобы не схватиться за нож. Это был тяжелый момент.
Наконец Крюк закончил брить.
– Теперь обнимитесь, – сказал Гасан.
Крюк и Алихан посмотрели друг на друга глазами, в которых стояла ненависть, и обнялись.
– Теперь вы кровные братья, – объявил Гасан.
Руслан шепнул Андрею на ухо:
– Запомни, у нас не верят ни в честное слово, ни в клятвы.
– А во что верят?
– Трудно сказать.
И тут же Руслан кому-то заулыбался. Андрей проследил за его взглядом. К ним шел Адам, и с ним была Катя.
Андрей не знал куда девать глаза. Он не мог поздороваться с Катей так, будто ничего не произошло. Девушка тоже держалась скованно. Свободно чувствовал себя только Адам. Он заговорил с Русланом по-чеченски. Андрей повернулся и пошел к кентам. Его место было там.
Он лег на песок, надел солнцезащитные очки и стал украдкой разглядывать Катю. На ней было красивое платье и новые босоножки. «Адам ее приодел, значит, она спит с ним. Не такие они люди, эти чеченцы, чтобы дарить подарки и гулять по городу, держась за руки», – подумал Андрей. Это было не его мнение. Так думали многие жители города.
Адам уговорил Катю раздеться. У нее были европейские бедра: не округлые, а срезанные по бокам. Она выглядела иностранкой.
Андрей лег на живот и уткнулся носом в песок. У него ныло сердце. Он не мог смириться, что такая девушка досталась не ему. «Этого бы не произошло, если бы у меня было много денег. Нужно разбогатеть, тогда будет шанс отбить Катю», – думал он.
– Ты чего ушел?
Это был Руслан. Андрей пробормотал что-то невнятное.
– Таких любят всю жизнь, – сказал Руслан, не сводя глаз с Кати.
– Думаешь, Адам любит ее? – спросил Андрей.
– Какое это имеет значение? Даже если любит, все равно никогда на ней не женится. Тейп не разрешит, – пояснил Руслан. – А ты что, запал на нее? Зря. Такие для нас староваты. Вот какие – для нас!
Метрах в пяти расположились две хорошенькие матрешки, по виду восьмиклассницы. К ним подсели центровые, начали кадрить. Матрешки вместо того, чтобы вообще уйти с пляжа, побежали к реке. Центровые окружили их в воде и начали тискать. Одна матрешка выскочила из воды, а другая решила уплыть подальше. Плавала она хорошо, только не знала особенностей реки. Ближе к середине было много водоворотов.
Андрей почувствовал неладное. Голова девчонки скрылась под водой, потом появилась вновь. Потом снова скрылась. Андрей посмотрел на спасательную вышку. Стоявший на ней парень смотрел в другую сторону. Медлить было нельзя. Андрей бросился в воду и поплыл.
Он подоспел вовремя. Девчонка уже выбилась из сил. Кажется, водоворот был ни при чем, просто ей свело ногу. Она совсем не могла плыть. Андрей ухватил ее за талию, лег на спину и начал потихоньку подгребать к берегу. Но и спасатели уже мчались к ним на моторке.
Девчонкой занялась медичка, а Андрей вернулся к друганам.
– Ну как она? Бублики потрогал? – спросил Генка.
Андрей молча показал большой палец.
– Как зовут?
Андрей пожал плечами.
– Тюфяк, – процедил Генка.
Мишка тоже начал подкалывать.
– Фамилию спасателям назвал? Тебе ж медаль полагается.
– Вы заткнетесь?! – взвился Андрей.
Подошел Крюк с соломенной шляпой на обритой голове. Опустился на песок, проворчал:
– Корень, ты пацана моего чуть не завалил.
Андрей приподнялся на локте.
– Твой пацан требовал раздеться до трусов.
– Он тебя не узнал.
– Теперь будет знать. Как он?
– Лежит в больничке, мудрила.
– Я зайду к нему. Если не обидчивый, мы тоже обреем друг друга, – сказал Андрей.
Крюк выпотрошил сигарету, заложил табак за губу и сказал:
– Ну что, ежики, можно за час срубить сто денег. Слабо?
– Что нужно делать? – спросил Мишка.
– Рискнуть, что ж еще!
– Я готов, – сказал Мишка.
Крюк смерил его с головы до ног и перевел взгляд на Андрея и Генку.
– А вы?
– Мы тоже, – сказал Андрей.
Крюк поднялся и отряхнул с себя песок:
– Тогда зашнуруйтесь и топайте за мной.
Этот был обычный продмаг с одним продавцом. До обеденного перерыва оставалось чуть больше получаса.
Мишка взял у Крюка соломенную шляпу, надвинул ее на глаза и сходил в магазин. Потом высказал свои соображения.
– Подсобка у самого входа. Там гора пустых коробок. Есть где спрятаться. Теперь – как отвлечь продавца. Я думаю, надо устроить драку. Только настоящую. Иначе номер не пройдет.
Андрей и Генка переглянулись. Ответ на вопрос, кому с кем махаться, был очевиден: конечно, им.
– Андрюха, ты знаешь, у меня слабый пятак, – сказал Генка. – Кровь потечет сразу же …
– В случае чего я свистну. Но учтите, ежики, меня с вами не было. У меня и так контора на хвосте, – предупредил Крюк.
Генка полез без очереди. Андрей дал ему слегонца по шее. Генка врезал Андрею. Андрей не рассчитал и разбил Генке нос, кровь потекла ручьем. Зато потасовка получилась очень естественной. Генка схватил самую большую коробку и, обороняясь ею от Андрея, как щитом, ограничил продавщице обзор. Мишка юркнул за гору коробок. Изрыгая угрозы, Генка выскочил из магазина.
