Виталий Ерёмин
Щенки-медвежатники
Покупая сигареты, Андрей следил за выражением лица продавщицы. Кажется, ничего не заметила.
Андрей вышел из магазина. Крюка не было видно. Генка стоял в тени деревьев на противоположной стороне улицы. Стали обсуждать худший вариант. А если продавщица только сделала вид, что не заметила Мишку? Вдруг закроет свою лавочку и вызовет милицию? Что тогда делать?
Из магазина вышел последний покупатель. Следом показалась продавщица. Повесила на дверь замок и куда-то пошла. Андрей и Генка вдруг подумали: не подстава ли это со стороны Крюка? С чего бы вдруг втянул в это дело их, а не провернул со своими пацанами?
Но за пять минут до открытия магазина Крюк нарисовался. В это время уже образовалась большая очередь. Стало ясно, что покупатели заполнят весь магазин, и выбраться из-за коробок незамеченным Мишке не удастся. Ребята издергались. Был спокоен только Крюк.
Наконец, появилась продавщица. Открыла магазин. Покупатели хлынули внутрь. Андрей и Генка пристроились сзади. Отвлекли впереди стоявших женщин. Мишка выбрался из-за коробок и выскользнул за дверь.
Они сели на скамейке в сквере, пересчитали деньги.
– Мне – вот эта часть, остальное делите, как хотите, – сказал Крюк, забирая две трети денег.
Спорить было бессмысленно. Но Андрей все же сказал:
– Мы так не договаривались.
Крюк заржал.
– А мы никак не договаривались. – И ледяным голосом добавил: – Бурей, но в меру, Корень. Эти бабки, считай, вам с неба упали.
– Крюк, мы не в претензии, – сказал Мишка.
Крюк повернулся к нему, смерил взглядом, словно впервые увидел.
– Ты изя? Евреец?
Мишка помрачнел.
– Ну и что?
– Ничего. Смотри не расколись, если заметут!
– Я?! – с возмущением вытаращился Мишка.
Крюк встал со скамейки и, прежде чем уйти, бросил через плечо:
– Ладно, ежики, крутите педали, пока не дали.
Ребята поплелись в Новостройку. По пути купили мороженого. Потом газировку. Но все равно мучила жажда. Солнце жарило нещадно. Все нипочем было только казахским аксакалам, сидевшим возле своих мазанок в стеганых халатах и меховых шапках – малахаях.
Пекла и обида. Друзья не ожидали такого к себе отношения. Андрей крыл Крюка на чем свет стоит:
– С ума упасть, что он о себе возомнил! За кого он нас держит? Кто мы для него? Друзья – не друзья, враги – не враги. Гондоны, что ли?
– Стыдуха, как низко мы пали, – сокрушался Мишка.
У Генки было другое мнение.
– А что вы предлагаете? Расплеваться? Он с ходу перекроет нам кислород. Как мне тогда на работу ходить? Меня ж встречать будут.
Про себя Андрей соглашался с другом. В самом деле, их свобода передвижения по центру зависела от того, как к ним относится Крюк.
Пришли в Новостройку, сели на скамейке возле дома. Андрей был молчалив.
– О чем дум-дум? – спросил Генка.
– Я почти уверен, мы попали на гоп-стоп не случайно. Нас пасли, – сказал Андрей.
– Кто других подозревает в ненадежности, тот сам ненадежен, – многозначительно произнес Мишка.
Он явно имел в виду Крюка.
На другой день они встретились на чердаке. Там было душно, пахло пометом голубей и кошками. Вылезли на крышу. Соседний дом был готов. Расконвоированные зэки грузили в машины строительный мусор, сматывали колючую проволоку.
– Говорят, зэков больше не будут возить в город, – сказал Мишка.
– Кто ж будет дома строить? – спросил Генка.
– Вольняшки.
Жизнь менялась.
– Говорят, на первом этаже нового дома будут магазины. Продовольственный, промтоварный и ювелирный, – сказал Мишка.
Похоже, он на что-то намекал. Генка отреагировал первым.
– Разгубастился. Знаешь правило: не блуди там, где живешь?
– Если станем работать в своем районе, не надо будет ни с кем делиться, – парировал Мишка.
Слово «работать» в таком непривычном смысле понравилось Генке и Андрею.
– Мы должны быть как братья, – мечтательно сказал Мишка.
– Это у нас с тобой нет братьев, а у Андрюхи целых два, – заметил Генка.
– Брат не всегда друг. А настоящий друг всегда брат, – сказал Мишка.
Им захотелось есть. Мишка сбегал в магазин, принес пирожков с ливером.
После жратвы настроение поднялось. Генка закурил, растянулся на крыше и спросил:
– Мишаня, как считаешь, Андрюха хороший товарищ?
Мишка не уловил шутливого тона и ответил всерьез:
– У меня такого кента еще не было.
– Друзья должны всем делиться и во всем помогать друг другу, так? – продолжал Генка.
– Угу, – осторожно согласился Мишка.
– Я что хочу сказать, – не унимался Генка. – Андрюха завел себе Любашу. А мы с тобой до сих пор в девочках ходим. Разве это дружба?
Теперь Мишка все понял и отозвался в том же тоне:
– Конечно, это не по-товарищески.
– Могу свести с Жанкой. Но за последствия не отвечаю. Насморк можно подхватить, – предупредил Андрей.
– Насморка нам не надо, – сказал Генка.
Мишка, как всегда, нашел выход из положения:
– Геныч, не бери в голову. Купим презервативы.
– Ладно, попробую договориться, – пообещал Андрей.
Вечером, когда стемнело, Андрей пришел в больницу, заглянул в окна. Катя ходила по палатам, делала инъекции. Потом вернулась в ординаторскую и открыла книгу. Услышав стук по стеклу, подошла к открытому окну.
– Мне надо повидать солдата, – сказал Андрей.
– Вы что, знакомы?
– Да, – соврал Андрей.
Катя впустила его в реанимационную. Андрей остановился в дверях. Солдат с усилием приподнял веки. В его глазах стояли боль и усталость.
«Я идиот, – выругал себя Андрей. – Зачем я сюда пришел? Что я хотел сказать? Ведь что-то же хотел».
Он взглянул на другого больного, лежавшего с закрытыми глазами, и вздрогнул. Это был Фурик.
Андрей повернулся и вышел из реанимационной. Катя догнала его. Они сели во дворе на скамейке.
– Их допрашивали? – спросил Андрей.
– С солдатом говорили минуты две.
– А с тем, другим?
– Нет. Он – тяжелый.
– Что ты нашла в этом Адаме?
– Он сильный, красивый.
– Богатый.
– Не в этом дело, – сказала Катя. – Понимаешь, я не русская. Поэтому, наверное, не люблю мужиков. Меня от них просто воротит. А он не мужик. Хотя, может быть, страшнее мужика.
– А где твой отец?
– Умер. Он очень переживал, что нас выслали. По-моему, эта обида убила его. Он очень хотел, чтобы я стала врачом. Я скоро уеду в Семипалатинск поступать в медицинский.
– Если поступишь, я приеду к тебе, – сказал Андрей.
Катя ничего не ответила. После долгого молчания Андрей спросил:
– Если у меня будет много денег, уйдешь от Адама?
Катя покачала головой.
– Нет.
– Почему?
– Потому что он уважает меня больше, чем ты.
– Шмотки покупает, да?
Катя молчала.
– Ты просто боишься этого чеха!
– Его все боятся.
– Хочешь, я тоже стану страшным?
– Не надо. Ты и так сильно изменился.
– Может, мне убить его? – спросил Андрей.
Катя посмотрела на него со слабой улыбкой.
– Разве ты способен?
– Я уже убил его девяносто раз, – сказал Андрей. – Еще десять – и убью по-настоящему.
– Не понимаю, зачем я тебе, – удивилась Катя. – Что ты во мне нашел? Я так понимаю, тебе нравится мое тело. Тогда чем ты отличаешься от Адама?
– Ты добрая.
– У тебя тоже хорошая душа. Только у тебя что-то с глазами. У тебя стали другие глаза.
– Неужели ничего нельзя изменить? – спросил Андрей.
Катя встала.
– Ладно, иди.
Андрей обнял ее. Она не сопротивлялась. Она только прерывисто и глубоко вдохнула. От нее веяло какими-то цветами, и губы ее были горячие, податливые. Она обхватила его за шею. Он почувствовал трепет ее тонкого упругого тела. «Неужели она меня все-таки любит?» – подумал он.
Андрей вернулся домой под утро. Поднялся по лестнице, влез в форточку. Дверь в комнату родителей была приоткрыта, виднелась полоска света.
– Замолчи! – слышался голос отца.
– Это ты молчи и слушай, – говорила мать.
– Заткнись, я сказал! – прикрикнул отец.
– Не заткнусь! – упрямо отвечала мать. – Имей мужество хоть раз выслушать правду.
– Нужна мне твоя правда!
– Помнишь, ты все повторял: один сын – не сын, два сына – полсына, а вот три сына – это сын?
– Ну и что?
– А то, что он так и остался для тебя не сыном. А отчасти и для меня тоже. Сюсюкали с этими двумя, а с него только требовали. Требовали, чего не вложили. Обвиняли, в чем сами были виноваты.
– В чем это я перед ним виноват? – хрипло спросил отец.
– Во всем! Никакой вины за собой не чувствуешь!
– Конкретно скажи, в чем я виноват?
– Ты что, забыл, почему завербовался в МВД? – говорила мать. – Почему мы колесили по всему Союзу, с одной стройки на другую? Я каждый месяц рассылала алименты, а все равно не хватало. Андрей с седьмого класса каждое лето зарабатывал. Сейчас как вспомню, мурашки по телу: что мы с ним делали? Я сама уже устала каждый год устраивать его в новую школу. А каково было ему? И сейчас… Мы должны были вместе пойти к директору, в гороно, в исполком, в горком партии, к черту лысому и все объяснить, убедить, что все его пропуски уроков, все его двойки – ничто по сравнению с тем, что с ним может произойти. Считай, мы дважды его бросили.
– Чего ты несешь? Что значит – бросили? Заткнись! – повысил голос отец.
– Вот видишь, как можно с тобой разговаривать? Ты простых вещей не хочешь понимать. Зачем я только с тобой сошлась? Зачем я еще двоих родила, дура такая? Всю жизнь живу твоим умом, а у тебя, оказывается, ни ума, ни души. Учти, если с ним что-нибудь случится, ты будешь виноват.
– Ты сама заткнешься или тебя заткнуть? – заорал отец.
Кажется, он готов был пустить в ход кулаки.
– Теперь молчу, – ответила мать. – Я все сказала.
Утром она была молчалива, часто вздыхала. Андрей смотрел на нее другими глазами. Был благодарен ей, что она его защищала.
Когда сели завтракать, решил поделиться своими планами:
– Мама, а что, если я женюсь?
Анна Сергеевна ответила, не поднимая глаз:
– Ну у тебя и шуточки. До армии женятся только те, у кого ума нет. Кто она?
– Медсестра.
– Ясно, недоучка. А кто родители?
– Она живет одна.
– Сирота, что ли?
– Не знаю. Мне как-то все равно.
– Плохо, что тебе все равно. А сколько ей лет?
– Не знаю.
– Сколько же вы знакомы, если ничего о ней не знаешь?
– Почти три месяца.
– А она знает, что ты еще несовершеннолетний?
– Но мне через месяц будет восемнадцать.
– А она знает, что ты хочешь на ней жениться?
– Нет.
Мать перестала есть.
– Андрей, что у тебя с головой? Откуда у тебя в твоем возрасте такие мысли? Знаешь поговорку: жениться – не напасть, как бы женившись не пропасть?
– Я пропаду, если не женюсь. А ты не хочешь узнать, как ее зовут?
– Какая разница. Главное, что она такая же несерьезная.
Теперь перестал есть Андрей. Он сказал, поднимаясь из-за стола:
– Ты угадала, мама, это была шутка. Дурацкая шутка.
– Ты, я смотрю, вообще работать не собираешься? – спросила мать.
Андрей протянул деньги. Мать взяла.
– Это откуда?
– Вагоны разгружали.
– Что-то многовато тебе платят. Тут две месячные зарплаты.
Андрей рассмеялся.
– Если много, не бери все.
– А откуда у тебя новая одежка?
– Все оттуда же, мама. Погрузочно-разгрузочные работы.
Андрею даже понравилось, как складно он врет. Но мать продолжала допрос:
– Что разгружаете?
– Цемент, мама.
– А где твоя рабочая одежда? Давай я постираю.
– Мама, теперь стирать будут другие.
– Медсестра, что ли?
– Мама, ее зовут Катя.
Анна Сергеевна проницательно посмотрела в глаза сыну.
– Врешь ты все. И обманешь в результате не меня, а себя.
После разговора Андрей не знал куда себя девать. Он позвонил Мишке. Тот сказал, что занят. Звонить Генке не было смысла, он работал в первую смену. Андрей прифрантился и вышел из дома.
Забор вокруг соседнего здания был уже снесен. Расконвоированные зэки благоустраивали окружающую территорию и автобусную остановку. Уже стоял новый ларек с вывеской «Квас». Андрей подошел поближе. Лицо ларечницы показалось ему знакомым. Он пригляделся. Это была Жанка. Он бы сразу узнал, если бы не белый фартук и белая косынка.
– Привет! А я как раз хотел с тобой поговорить.
– Говори.
На мизинце у Жанки был вытатуирован маленький крестик.
– Что это означает? – спросил Андрей.
– То, что я неисправимая. Тебе сколько квасу? Стакан, пол-литра?
– Стакан.
Жанка налила и отвернулась. Андрей пил и думал, на какой козе к ней подъехать. Сказал напрямик:
– С тобой ребята хотят познакомиться.
– Кенты твои малахольные, что ли?
– Они.
– Я устала так давать, – сказала Жанка. – Все меня снимают без любви в глазах. Слышь меня, а как там твоя чеченская подстилка?
– Я вижу, ты сегодня не в настроении, – процедил Андрей.
– Я в настроении, когда в дугу пьяная.
– Напиться – не проблема. Это недолго устроить. Скажи только, когда и где.
– А не боитесь, что вам за меня клизму вставят? Я хоть и общая, но не ваша.
– Лишние приключения нам ни к чему, – согласился Андрей.
Он пошел своей дорогой.
Жанка крикнула вслед:
– Эй, Корень, солнце мое! А с тобой я всегда готова. Если не побоишься.
Андрей пошел к Петру Палычу. Вот с кем можно скоротать время! Майор был трезв как стеклышко, чисто выбрит, подтянут. Он то ли куда-то собирался, то ли кого-то ждал. Но от нескольких шахматных пятиминуток не отказался.
Выиграв партию, неожиданно сказал:
– Я был у твоих родителей. Сначала говорил с Анной Сергеевной. Потом пришел Юрий Николаевич.
Вот это новость! Но Андрей не подал виду, что удивлен.
– Разговор был откровенный, особенно с твоей матерью, – продолжал Петр Палыч. – Но больше я понял отца. Поверь на слово: все его тиранство – от слабости. Он просто не знает, как иначе держать тебя в руках. Ты ж по натуре нарушитель. А он – человек порядка. И потом, такое бывает с теми, кто натерпелся страху на войне. Плюс к тому у него наше обычное отношение к воспитанию: мол, ты у меня станешь человеком!
– А что вы сказали обо мне?
– Сказал, что в тебе сидит криминальный вирус.
– Он тут во всех сидит.
– Ну ты загнул!
– Ну во многих, – поправился Андрей.
– Давай не будем о других.
– Ну поговорили вы с родителями. И к чему пришли? – после короткой паузы спросил Андрей.
– Ни к чему. Я сказал все, что хотел, и ушел.
– А что сказали?
Петр Палыч остановил часы. Он не мог играть и говорить одновременно. Закурил очередную сигарету и сказал:
– Я думаю, это тебе не обязательно знать.
– То, что вы сказали родителям, им не понравилось?
– Обидно будет, если пропадешь, – сказал Петр Палыч.
– Вам-то чего ради обидно?
– Я примерно так же потерял сына.
– Как потерял?
– Он пропал.
– Как пропал?
– Его сманила одна тварь.
Андрей ничего не понял. Но продолжать расспросы, лезть в чужую личную жизнь было неловко. Он сменил тему.
– Петр Палыч, а как вы относитесь к чеченам?
Майор прочел целую лекцию:
– Видишь ли, они живут родами. Если кому-то нужно помочь в беде, родственники скидываются. Для них не проблема дать взятку, чтобы решить какой-то вопрос. Они могут добиться закрытия уголовного дела. Или смягчения приговора. Или досрочного освобождения. Подкупают чаще всего русских. И не только судей, но и чиновников. Можно сказать, кавказцы уже начали нас разлагать. Мы осуждаем корыстолюбие чеченцев, а для них это нормальное качество. По их законам, обогащаться за счет других не зазорно, а, наоборот, почетно. Они живут рядом, говорят на русском не хуже нас, но нет более чуждой им нации, чем русские.
– То есть вы их не любите?
Петр Палыч отозвался со смешком:
– А уж как они нас не любят! И я их понимаю. Сами не живем и другим не даем. Всех строим и ведем. Куда – сами толком не знаем. Нас будут любить тогда, когда мы сами заживем по-человечески. Но когда это будет? Думаю, даже вы до этого не доживете. Значит, ваше поколение чеченцы будут ненавидеть больше, чем наше.
Сказав это, майор посмотрел по сторонам, как бы проверяя, не слышит ли кто его слова.
В дверь позвонили. Петр Палыч чуть ли не бегом кинулся открывать. На пороге стояла озорная травительница тараканов.
Андрея как ветром сдуло.
Он двинул к Димке. Кульбакин был не один. За пианино сидела вчерашняя матрешка с пляжа. Димка что-то объяснял ей с важным видом.
Увидев Андрея, матрешка даже бровью не повела. То ли не узнала, то ли сделала вид, что видит впервые. Играла она лихо.
– Это Аля, – сказал Димка. – А это Андрей, – представил он друга матрешке.
– Алевтина, что ли? – небрежно спросил Андрей.
– Александра, – уточнил Димка. – Недавно приехала, будет жить у нас в Новостройке, в новом доме.
– В какой класс перешла? – поинтересовался Андрей.
– В восьмой, – ответила Аля.
– Лихо бацаешь.
– Не бацаю, а играю. Вы тут говорите на каком-то странном языке.
– Погоди, тоже освоишь, – со смешком пообещал Андрей.
Аля обратилась к Димке:
– Дмитрий Сергеич, ну я пойду?
– Завтра в десять утра, чтоб как штык! – Димка был непривычно строг.
– Слушаюсь, учитель, – сказала Аля. – Приятно было поговорить.
Андрей скорчил рожу: вот это культура!
Димка попросил:
– Проводи ребенка до остановки.
Андрей вытянулся.
– Слушаюсь, учитель.
Они подошли к остановке, там стояла толпа – автобусы ходили редко. Из киоска высунулась Жанка. Она что-то жевала и криво улыбалась.
– Я лучше пойду пешком. В автобусе дышать нечем, – сказала Аля.
– Пошли, – согласился Андрей.
Его заедало: неужели матрешка не узнает его?
Новостройка с ее асфальтированными тротуарами быстро кончилась. Дальше был глубокий песок. Сняли обувь и пошли босиком. Раскаленный песок обжигал ступни, но Аля терпела.
– Не жалеешь, что сюда приехала? – спросил Андрей.
– Здесь много солнца, – сказала Аля. – Но еще больше этого противного горячего песка.
Она стала надевать босоножки. Андрей поддержал ее под локоть.
– Если хочешь, пойдем на пляж.
– Нет, с меня хватит. – Аля посмотрела в глаза Андрею. – Это ничего, что я спасибо не говорю?
– Конечно, зачем? Давай тогда в тир.
– Давай.
Они зашли в тир. Андрей выбрал знакомое, хорошо пристрелянное пневматическое ружье и посшибал пульками все десять мишеней. Потом начал учить Алю. Они касались друг друга, и им это нравилось. Аля оказалась способной ученицей. После тренировки она сбила восемь из десяти мишеней. Оба были в восторге. Андрей поймал себя на мысли, что ему не хочется расставаться с этой матрешкой.
– Давай ты будешь моей сестрой.
– Давай, – радостно отозвалась Аля. – А это как?
– Я буду о тебе заботиться. Если что, ты мне скажешь.
– А что может произойти?
– Ну, мало ли… Город у нас дикий.
Андрей проводил Алю до старого приземистого дома. В таком жили и Корневы, пока не получили квартиру.
– Пока, сестренка! – сказал Андрей, протягивая руку.
– Пока, братик! – сказала Аля, отвечая на рукопожатие.
С единственного в центре телефона-автомата Андрей позвонил Мишке. Договорились через час встретиться в сквере на набережной. Надо было скоротать время. Андрей зашел в магазин «Спорттовары», купил коробочку малокалиберных патронов, которые, как ни удивительно, продавались свободно. Он понимал, что ранение ночного грабителя даром ему не пройдет. Надо было готовиться к самому худшему.
Выйдя из магазина, Андрей увидел белую «Волгу» Адама. Машина стояла возле кафе. Наверно, король центровых приехал отобедать. «Теперь я тоже могу себе позволить», – подумал Андрей.
Адам обедал не один. С ним была девушка в белой панаме. Она сидела спиной, и Андрей скорее почувствовал, чем разглядел, что это Катя. Андрей сел за свободный столик. Всматривался и не хотел верить глазам. Неужели? Вчера была с ним, а сегодня снова с Адамом? Как так можно? Он еще не знал, что чаще всего в жизни именно так и бывает.
Адам перехватил взгляд Андрея, встал и решительно направился к нему. Андрей вынул из кармана коробочку с патронами и зажал ее в кулаке. Для драки даже такая тяжесть не помешает. Лицо у чеченца было неподвижно, голос тихий.
– А ну пошел отсюда!
Андрей смотрел мимо, в спину девушке. Теперь он не сомневался, что это Катя. У него внутри все оборвалось.
– Что ты мне сделаешь? – спросил он чеченца.
– Запомни, щенок, – прошипел Адам. – Мы берем, что хотим, и делаем, что хотим.
– Разве я тебе мешаю? – спросил Андрей.
– Это ты правильно сказал. Ты мне не помешаешь, – отозвался король центровых.
– Тогда что ты так нервничаешь?
Чеченец занес руку.
– Ах ты, пес!
Андрей усилием воли заставил себя остаться неподвижным. Усмехнулся.
– Так кто я все-таки: щенок или пес? Думаешь, ударишь и это тебе даром пройдет? Нет, все только начнется!
Катя быстрым шагом подошла к ним.
– Адам, пожалуйста, не надо.
– Чего не надо? – сверкнул глазами чеченец. – Чего не надо?! – повторил он, срываясь на крик. – Ты определись, с кем тебе лучше: со мной или с этим щенком. Ну что молчишь? Говори!
Катя молчала.
Андрей поднялся, посмотрел ей в глаза и пошел к выходу. У него мелькнуло: может быть, Катя окликнет его? Может быть, бросится за ним? Он даже оглянулся. Катя стояла перед Адамом, опустив голову, как провинившаяся школьница.
Андрей зашел в сквер на набережной, где в апреле первый раз встречался с Крюком. Там было так же пусто, только кроны деревьев стали гуще. Сел на скамейку в укромном месте. Надо было прийти в себя.
Коробочка в кулаке Андрея развалилась. Патроны высыпались в траву. Он не стал их поднимать, расшвырял ногой. Он вовремя это сделал. Спустя минуту перед ним вырос капитан Досанов.
– Здравствуй, Корнев, – сказал он, садясь рядом.
Андрей ответил на приветствие кивком.
– Извини, Корнев, но мне надо осмотреть твои карманы, встань, – сказал капитан.
Андрей встал, вывернул карманы. Кроме носового платка, сигарет, спичек и денег у него ничего не было. Досанов был разочарован.
– Ты ж только что купил патроны. Где они?
– Вы меня с кем-то перепутали, – процедил Андрей.
– А если тебя опознает продавец?
– Продавец может и обознаться. Но даже если бы я купил патроны, разве это запрещено?
– К сожалению, нет. Не запрещено, – согласился капитан.
Он закурил сигарету, глубоко затянулся и выдохнул:
– А ты ловкий парнишка, Корнев. Но, по-моему, заигрываешься. Не чувствуешь, что на волоске висишь?
Андрей пожал плечами.
Капитан пыхнул сигаретой.
– Понимаешь, Корнев, какая штука получается. В городе совершаются преступления. И участвуют в них трое. Один высокий, другой поменьше, третий совсем небольшого роста. Не догадываешься, кто это может быть?
Андрею стало не по себе, но он старался держать себя в руках.
– Ничего за собой не чувствуешь? – спросил Досанов.
– Нет, – сказал Андрей.
– Тогда пошли. – Капитан поднялся и крепко ухватил Андрея за рукав.
– Куда?
– Как куда? На нары. Там сразу все вспомнишь.
Колени у Андрея стали ватными. Кажется, капитан не просто берет его на испуг, а действительно хочет посадить в кутузку. «Нет, нельзя так просто поддаваться!».
– Что я должен вспомнить? – как можно спокойней спросил Андрей.
Досанов усмехнулся.
– Пустяки. Кто ограбил гороно. Кто подстрелил Фурикова. Кто уволок деньги из продмага. Ты говоришь мне: да, было дело, и я закрываю на это глаза. И мы расходимся, довольные друг другом.
– Расходимся?
– Расходимся.
– Тогда лучше на нары, – сказал Андрей.
Капитан расплылся в торжествующей улыбке.
– Значит, было дело?
– Ничего не было.
На широких скулах Досанова заиграли желваки.
– Ладно, погуляй еще, – проговорил он глухим голосом. – Завтра в десять утра жду вас троих у себя в отделении. Пропуска заказаны. Кабинет ты знаешь. Увиливать не советую.
Капитан исчез за ближайшим деревом.
Появился Мишка. Андрей передал ему разговор с Досановым. Начали обсуждать, что бы значил этот наезд. Чего добивается мусор?
– Если мы оставили в гороно хоть один отпечаток пальца, нам писец, – сказал Андрей.
– Нам писец, если кто-то из нас расколется, – уточнил Мишка.
Они пошли на завод, позвонили из проходной в цех. Генка вышел в чумазой спецовке, пахнущей машинным маслом. Он нервно курил. У него только что делали обыск рабочего места.
– Нашли что-нибудь? – спросил Мишка.
Генка смерил его с ног до головы.
– Если бы нашли, я бы сейчас тут не стоял.
До конца смены оставалось не больше получаса. Генка переоделся, и они пошли в Новостройку. На ходу обсуждали ситуацию. Андрей рассказал, как его допрашивал Досанов, требуя держать руки на коленях.
– Это ерунда, – сказал Генка. – Вот если начнет слоником мучить…
Пацаны знали про новый милицейский способ: на тех, кто не колется, надевают противогаз и пережимают трубку, закрывая доступ кислорода.
– Когда будет невмоготу, я сделаю вид, будто вырубился, – сказал Мишка.
– А еще лупят резиновым шлангом по пяткам, – сказал Генка.
– Кричи «мама»! – со смехом посоветовал Мишка.
Они вибрировали от страха, но хорохорились изо всех сил. И готовились чуть ли не к пыткам. Откуда им было знать, что против таких салабонов существуют совсем другие приемы.
Капитан Досанов не стал мариновать их перед дверью кабинета. Жестом велел войти, разрешил сесть и несколько минут говорил с кем-то по телефону. Потом начал что-то писать. Мишка шепнул Андрею:
– Делает вид, что ему не до нас.
Похоже, так и было.
Наконец, капитан оторвался от писанины и сказал:
– Вы согласны, что продавщица вас опознает? Только не надо переглядываться. Не надо делать вид, что не понимаете, о чем речь. Когда она описала драку в магазине, я сразу понял: это вы. А когда мне сказали, что двоих десятиклассников оставили на второй год, я опять-таки сразу понял, что в гороно залезли вы. Больше некому. Что же касается ночной стрельбы, то и тут все сходится, если учесть, что один из вас работает на токарном станке, а другой купил сегодня коробку малокалиберных патронов. Покуролесили вы от души. По совокупности вам полагается лет по пять каждому, не меньше. А мне – большую звездочку. Но, я думаю, сесть вы всегда успеете. А майорскую звезду мне и так дадут. Поэтому предлагаю дружить. Я сейчас пойду по своим делам, а вас закрою в кабинете. Буду отсутствовать около часа. За это время вы коротко опишете свои подвиги, а я положу ваши чистосердечные признания в сейф. Но – предупреждаю: если еще что-нибудь совершите, я дам вашим признаниям ход. И тогда вы получите за все сполна. Да, чуть не забыл… – Капитан вынул из внутреннего кармана кителя красную книжечку, положил ее на письменный стол и сказал клятвенно: – Вот, партбилетом клянусь, что все будет именно так.
Досанов положил на стол чистые листки бумаги, подвинул чернильницу, ручки и вышел, закрыв дверь на ключ.
Друзья смотрели друг на друга и думали. Они никогда еще так не бурлили своими решалками. Мишка взял ручку, повертел ее в руке, согнул перышко, чтобы им невозможно было писать, и сказал:
– Мне не в чем признаваться.
Просто невозможно было не последовать его примеру. Андрей и Генка взяли свои ручки и тоже погнули перья.
– Я возмущен подозрениями товарища капитана, – с серьезным видом сказал Генка.
– Он тебе не товарищ, – поправил Мишка.
– Забыл, – согласился Генка. – Гражданин капитан.
Они забыли, где находятся. Досанов им напомнил. Он вошел, увидел чистые листки бумаги, погнутые перья, сел за стол и тихо сказал:
– Вы мне не верите?
– Нам не в чем признаваться, – твердо сказал Андрей.
Капитан вздохнул.
– Жаль. А ведь могли бы дружить.
Он снял трубку и сказал:
– В изолятор их.
