Виталина Дэн
Порок
Глава 16
Денис. Незадолго до происшествия
Я засучил рукав черной водолазки, зайдя в прокуренный кабак, и мельком стрельнул взглядом исподлобья в сторону бара, где нас с Рыжим мгновенно приметил Аркаша, по совместительству богатый буратино данного заведения под названием «Сказка».
– Вовремя мы… – буркнул как бы между делом себе под нос заёбанный Ваня, имея в виду хозяина ресторана, и взглянул на циферблат своих часов, задерживая два пальца на кожаном ремешке.
– Засчитан плюсик в его копилку, – равнодушно хмыкнул, продолжая закатывать второй рукав. – Жрать уже хочется, – вспомнил, что только с утра удалось похавать, прежде чем отправиться обкатывать терпил на наших точках.
– Так давай здесь и упадем, – безучастно отозвался мне в тон Рыжий, когда подошли к бару, встав напротив дойной коровы.
– В Каширский поедем, – взглянул на приятеля, безмолвно напоминая, что нужно отожравшейся туше нести общак. – Там и пожрем. Аркаша, деньги, – без пауз обратился к хозяину заведения.
– Денис, может, в кабинет пройдем? – забегал маленькими глазками и низенького роста мужик с пивным животом.
– Нет. Времени нет. Давай без расшаркивания.
Сказочный буратино пожал растерявшись плечами и положил перед нами на отполированную барную стойку сверток с наличностью.
– Аркаша, я не пересчитываю. Но если узнаю, что тут не хватает, ты у меня перейдешь на двойной тариф, – лишка накинул обсосу, подавшись ближе к нему, чтобы не было сомнений, что из-за музыки он мог меня не расслышал.
– Денис, обижаешь. Не первый день вместе работаем, – заискивающе заулыбался ишак и приподнял руки, словно провинился передо мной.
– Погнали, – обратился к рядом стоящему парню, который уже заприметил в зале живой аксессуар с длинными ногами, прячущимися под монашеской юбкой.
– Уверен, что мы торопимся? – не отрывая взгляда от телки, с тоской в голосе обратился ко мне Рыжий.
В ответ на вопрос саданул пацана по плечу, этим выпадом дословно все объясняя.
– Жаль, – удрученно вздохнул, но поплелся за мной.
Стоило выйти на свежий воздух, оставив позади себя кабак, принялся выискивать нашу черную девятку.
– Я же сказал, чтобы он не парковался, – сквозь зубы процедил, начиная психовать на Матвея.
– Погоди ты, – плечом толкнул меня Ваня, привлекая внимание, чтоб в следующий момент гривой указать в нужном направлении.
– Не понял… – нахмурился, завидев понурого Кота с Михасей, надвигающихся на нас. – Вы какими судьбами тут? По оговорке где должны сейчас быть? – неуверенно поинтересовался у пацанов, уже считая, что у меня крыша начала плавиться.
– Туман… – с какого-то хуя выбрал оправдывающийся тон Михася.
Кто-кто, но только не этот человек станет так обращаться или вести разговор. Пресмыкаться. Льстить. Покорно смотреть мне прямо в глаза.
Захотелось моментально брезгливо скривиться и сплюнуть в сторону.
Легким прищуром покосился на друга и рассмотрел то же самое в голубых глазах, уже подозревая, что они оба где-то крупно обосрались.
– Там… это… – продолжил невнятную речь Кот.
– Сука, а можно не жевать?! Можно побыстрее выложить суть?! Или капать мне на мозги вам больше нравится? – громко рявкнул на них около входа в кабак.
– Птичьев накрыл игровой зал, – Михася все же решился первым.
Пристально вглядывался в пацанов, чувствуя после фразы Михи, как холод разлился внутри, прокатываясь с ног до головы.
– И? Мне что с этого? У нас с ним территории разные, – плотно сжал кулаки и зубы и, никак при этом не дрогнув лицом, парировал в ответ.
– Наш, – вынес приговор Макс. – Мы приехали, но Марат сказал, что Птица уже все отобрал. Шмон там навел. Немного помял Марата и его людей.
Отрешенно вслушивался в слова друга, прикрыв глаза, в которых вспыхнул неконтролируемый огонь ненависти. Да и не удалось скрыть тихого ироничного смешка под монотонную неразборчивую речь уже обоих моих парней.
Выпускаю сухой воздух через разомкнутые губы и неслышно интересуюсь, медленно приоткрыв затуманенные глаза:
– У него окончательно начал котел протекать? – приподнял издевательски бровь, ощущая, как пальцы закололо и сводит от тонкого льда, покрывающего все нутро.
Молчат. Все трое молчат, зная, что одно неверное слово или движение, и я сорву все тормоза.
Дергаю губами в подобии усмешки и круто разворачиваюсь к подъехавшей черной сигналящей тачке.
– Куда? – неуверенно кинул вопрос в спину Кот, но, не дождавшись ответа, продолжил. – Туман, запрещено пересекаться!
– Да меня как-то не колышет. Он ведь пасётся на нашей территории, – тяжелой поступью чеканил шаг, прокручивая в башке, как откручу ишачью голову.
– Туман…– выругался Михася, когда я залез в тачку, не обратив на их треп внимания.
– Мат, на зеленку* (наз. района), – захлопнул за собой дверь.
– В смысле? – глянул на меня Матвей через зеркало заднего вида, хмуря брови.
– Ты вдруг оглох? – вглядываясь в нашего водилу, наклонил голову к плечу в тот момент, когда пацаны молча загрузились к нам в девятку.
Четверо переглянулись и уже спустя пару секунд мы тронулись с места на чужую территорию.
– У меня с собой только нож, – нарушил молчание Кот.
– У меня кулаки, – задумчиво хмыкнул Михася, всматриваясь в боковое окно.
А у меня ПМ, но я решил промолчать, зная, что сам без чьей-либо помощи прижму жало собачонке, которая до сих пор не может прекратить тявкать на меня. Сраный год продолжается наша с ним свистопляска. Фраер все не может угомониться и оставить меня в покое. Не может простить Барину, что его задвинули на задние ряды, загородив мной. Не может забыть, что Центровой скосил половину его территории и отдал моей группировке. Ну что он против целой системы? Против Барина? Легче полаять на меня, при любом удобном случае вставляя палки в колеса. Он как болезненный геморрой, который не лечится, как сгнивший зуб в вонючей пасти, на который нет бабок, чтобы вырвать. Нарыв, с которым ты рано или поздно смиряешься, приспосабливаешься и живешь с ним. Вот и эта падаль, как больная опухоль. Рано или поздно напоминает о себе, вставая поперек горла. Вот Только сегодня он перегнул палку.
Вся наша система – как черная непроглядная вода, в которой каждый из нас барахтается, желая словить рыбу покрупнее, пожирнее, зубастее. Даже мои пацаны. Все хотят высокого положения, статуса, бабла.
За последний год наша группировка зеленых щеглов нехило поднялась, расширилась, стала выдрессированной армией. К нам было престижно попасть не только отбросам, но и интеллигенции. Многие хотели быть с нами, а кто не хотел, то сценарий для него уже был расписан от и до. Будут третировать, не дадут жизни, спокойно учиться, станут не только требовать деньги с этого обсоса, но и с его родичей, поэтому мы и вербовали школьников, чтобы по окончанию с ними не было никакой кабалы.
И Птичьев бесился. Приходил в бешенство, как только слышал о нас. Скрипел зубами, оттого как Барин расшаркивается перед нами. У нас положение, тачки, бабки, телки, к одному бокс-клубу добавились еще два зала и одна квартира, где любой из нас может периодически останавливаться, пережидая терки дома. Нас Барин превозносил, пока мы приносили ему внушительную сумму, а Птичьева с каждым месяцем затаптывал, урезал в расходах, отбирал территорию, благоразумно отдавая ее нам. И я бы его ненавидел, если бы пребывал в той же заднице, что и он. Вот только не быть этому никогда. Наши два котла, которые варят абсолютно по-разному. Проще говоря, у Птицы мозг с гулькин хер. А стайка завистливых гиен будет всегда. Не Птица, так другой на горизонте нарисуется. Дело времени. И каждый будет желать устранить конкурента. Я не трогал этого фраера только потому, что он человек Барина. Всё еще его человек. Если прикоснусь, то голову мне снесут, хоть он и дерьмо, хоть и нет от него здравого толку. Он человек Барина, и этим все сказано.
– Туман, держи себя в руках, – не оборачиваясь ко мне, предупредил Кот, стоило подъехать к залу, где ошивалась стая пернатого.
– Топотишь за него, Макс? – презрительно потянул оскал.
– Шлифуй базар, – психанул Кот и вылетел из тачки.
Напряженно усмехнулся и отдал указание парням:
– Матвей и Ваня, сидите тут. Нас троих будет достаточно.
– Ты в курсе, сколько их там? – тут же вызверился на меня Рыжий.
– Сидите, – коротко отчеканил еще раз им в глаза и вышел из тачки под забористый мат распсиховавшегося Вани.
Ровным и уверенным тяжелым шагом первым пересек порог чужого зала. За мной пацаны: Кот шел позади справа, Михася – слева. Тотчас гомон веселого гогота затух, стоило всей кодле пернатого увидеть нас.
– Какого хрена? – раздался грубый голос, в котором сквозило полное недоумение какого-то черта.
Я сразу увидел нужного мне довольного фраера, раскачивающегося на стуле за столом, где пацаны перекидывались в карты. Не спеша приблизился к Птице и остановился поодаль, внимательно вглядываясь в счастливое хлебало, которое ненароком обещало треснуть от широкой мерзкой улыбки.
– Какие люди-и-и, – протянул клоун. – Чем обязан? Чай, а может, коф-э-э-э? – заржал он, все так же качаясь на стуле. Если он и был еще расслаблен, то парням его уже явно не до веселья, хотя мы были в значительном минусе.
– Ну, Дэн, ну чего ты такой грустный? А может, у тебя что-то случилось? Может, ты за помощью пришел? – он резко нормально сел на стуле и развел в стороны руками, чем заставил моих парней позади напрячься.
– Деньги, – только и сказал ему, боясь кинуться раньше времени на этого утырка.
– О-о-о, – в очередной раз загоготала эта лошадь. – Денег все хотят. Сколько тебе? Я одолжу. Я нежадный, – последнее произнес с наигранным укором, глядя на меня исподлобья. – Мы все-таки вращаемся в одной команде.
Пиздабол. Всю жизнь презирал таких сук.
– Ты долго будешь выплевывать фуфло в пространство? – заиграл желваками и прищурился на него. – Я сказал, деньги. Все!
– Так я спрашиваю! – воскликнуло чучело и подскочило с места. – Сколько?!
Я впервые за весь день хищно улыбнулся, словно перед прыжком, заставив барана стереть с лица противную полуулыбочку.
– Ты че мне ссышь в уши? – сделал шаг к нему, простимулировав своим движением его парней. Те приблизились ко мне, но, встретившись с моим внимательным безразличным прямым взглядом, отступили на один шаг. – Я тебе отвечаю, Птичьев, – плавно перевел все внимание на дятла. – Я тебя здесь положу сейчас. Не посмотрю ни на что. Ни чей ты человек, ни кто за тобой сейчас тут стоит. Нету тела – нету дела… – осклабился ядовито, вглядываясь в него пронизывающе. – Гони бабки, которые ты пригрел с моей территории. Я считаю до трех… – на этих словах полез за пояс, вытаскивая свой ПМ.
– Смеешь приходить ко мне, Туман? На моей земле вести со мной так разговор?
– Ты че-то попутал, меля… – нагнулся к нему, держа заряженный ствол в руках. – Это ты решил ступить на мой район. Ты решил погреть лапы с чужой прибыли. Это твои бабки?
– А тебя когда это интересовало? Разве не ты чужое грабастаешь?
– Я беру свое! – зарычал на него, сжимая шершавыми подрагивающими пальцами холодную сталь ствола. – Вздумал лечить меня?! Это мой доход! Моя территория! Моя зарплата! Мои люди! А ты – отребье, которое перешло мне сейчас дорогу. И я при любом раскладе заберу свое.
Минутное молчание глаза в глаза, и Птичьев выдвигает ящик стола и кидает передо мной конверт с деньгами.
– Чтобы духу твоего не было на моем районе. Я тебе в следующий раз головешку тупую оторву. И на заметку, пернатый… – мельком охватил людей, стоявших возле Птицы. – Ты трусливая псина, которая трясется за место под солнцем, но даже твои люди неподвластны тебе, что уж говорить о тебе самом. Я бы за этот шаг, – навел ствол на его шавок, – своих бы затоптал. Последнее слово всегда будет за мной. Смирись уже и может жизнь твоя станет проще, – весело хмыкнул в зеленые глаза, наполненные ненавистью и не прощаясь развернулся в сторону выхода под оглушительное эхо тишины.
Кто ж знал, что этот индивид уже ночью не просто перегнет палку, а переступит черту дозволенного… Может быть, в эту секунду я бы не разговоры вел, а сделал то, зачем изначально ехал сюда.
Глава 17
Денис. Вечер следующего дня после происшествия
Толком ничего не осознав, поморщился от гула шагов в ушах и, собравшись с силами, с трудом попытался разлепить свинцовые веки, на которые, казалось, взгромоздили по гире. Вмиг почувствовал, как в затылке и в висках набатом отбивает молоток, не щадя и без того дурную башку, пока я щурил слезящиеся шары, стараясь хоть на чем-нибудь сфокусировать пьяный замыленный взгляд. Пасть и глотка пересохли, онемевшие губы слиплись, не давая возможности хотя бы сглотнуть склизкий ком, застрявший где-то в районе гортани.
Куда меня черт занес?
Мозг упорно отказывался работать, пока я не обвел глазами, раздражая сильнее глазницу, обстановку вокруг, и только после этого понимание медленно закралось глубоко в сознание, приступив противно соскребать мозги.
Сука… Боль… Дичайшая боль почему-то во всем немощном теле, поскольку даже дернуть пальцем не могу. Думал, когда примечал не только облупившиеся голубые стены палаты, но и вздувшуюся белую краску на деревянных больших окнах, за которыми виднелся один непроглядный мрак, белый психоделический побеленный потолок, а также слышал раздражающие тяжелые из стороны в сторону шаги бати по палате.
– Получай, сука… Сдохни, тварь… Последнее слово за мной, но никак не за тобой… Удачи на той стороне.
– Ты превратился в дерьмо…
Птичьев…
Зажмурился, прокручивая события накануне перед своим подъездом, тонущие в кроваво-красной огненной вспышке жжения и нехватки воздуха.
Птичьев…
Сука, ты даже замочить с одного раза меня не смог. Убогая мразь.
– Пить… – покорёженный хрип вырвался из глотки, привлекая к себе мать и отца, который, к слову, резко застыл на месте возле белой металлической койки, а матушка оторвалась от разглядываний пейзажа за окном и бессмысленных всхлипываний.
– Боже! Денис! – воскликнула мать и, разрыдавшись, побежала к графину с водой, стоявшему на прикроватной тумбе. – Нет, не шевелись. Пока нельзя, сынок. Слава Богу, ты пришел в себя! – скулила рядом со мной женщина в длинной коричневой юбке и клетчатой теплой кофте с воротом, вызывая в башке скачкообразные волны ломоты. Трясущимися руками наливала воду в граненый стакан, неаккуратно разливая ту на пол. – Я помогу, помогу… – поднесла воду к губам, пытаясь придержать меня за голову, которая по ощущениям явно была пробита.
Пока пил или, вернее сказать, смачивал губы, скрестил взгляд с батиным, и тотчас инстинктивно почувствовал, что тот желает сломать меня, задавить. Он, глядя на меня, выдохнул, снабжая воздух вырывающейся яростью, и резко гаркнул на всю палату так, что чуть не лопнули перепонки:
– Пришел в себя, сучонок?! Догулялся?!
Многозначительно глянул на него, никак не впечатлившись суровым тоном, и мать решила тут же миролюбиво вмешаться в разговор.
– Андрей, я тебя умоляю, не здесь и не сейчас… Он же только в себя пришел.
– Пусть говорит, – с трудом прокрутил языком. – Зачем откладывать разговор. Днем раньше, днем позже, – прохрипел я и закашлялся.
Меня посетило ощущение, что у раскрасневшегося отца сейчас от злости перекосится морда.
– Ты еще после всего шутишь, поганец? – ледяным тоном переспросил батя, ощерив верхнюю губу в зверином оскале. – Считаешь, надурил меня? Замылил глаза своими байками про работу? Да кому ты нужен?
– Ты меня с собой равняешь, что ли? – хмыкнул оценивающе и пытливо посмотрел на него со смесью презрения и безразличия.
– Дени-и-ис… – мать удрученно прикрыла ладонями лицо, тем самым пытаясь пристыдить за то, что я посмел намекнуть на нынешнюю работу отца.
– Да, я работаю на Богдановском рынке, – мгновенно окрысился батя. – Я не сижу дома! Я пытаюсь любым способом добыть деньги для своей семьи! – пробасил вновь на всю палату и схватился за железку на койке.
Работать? Продавать поношенное шмотье и книги – это означает работать? Или, может, по ночам охранять за копейки богом забытый завод, который каждый день растаскивают на металл. Но батя ведь честный, бывший полковник ВДВ, он лучше руку себе по локоть отгрызет, чем положит в карман чужое.
Я иронично заломил бровь и усмехнулся, столкнувшись со знакомым презрением и разочарованием в идентичных глазах напротив. Даже в такой обстановке и при таких обстоятельствах мы давили друг друга, не могли спокойно поговорить, как обычно это и бывает, нам не хватает места, когда мы оба находимся на одной территории.
– Ты думаешь, я не понимаю, с кем ты шоркаешься? Шифруешься? Не знаю, что происходит в нашем городе? – он с психу сдернул с себя белый халат, оставаясь в сером узорчатом свитере. – Или я, по-твоему, дурак, который не понимает, сколько на сегодняшний день зарабатывает охранник? Ты тупая малолетка, которая решила, что умнее своего отца, прожившего жизнь? И это последствия твоей безмозглой головы! – тычет в меня пальцем и басом орет. – Во что ты ввязался? Я говорил тебе, если узнаю, что полез в криминал, то вышвырну тебя из дому? Это благо тебя ударили в левый бок! В левый! А если бы в правый, то труп! Труп, ты это понимаешь, сучонок?! Семь ножевых!– подскочил ко мне и схватил за горло, но мать, взвизгнув, вцепилась в отца и вновь завыла.
– Отпусти его, отпусти. Он ведь под капельницей. Только в себя пришел! Андрей, я молю тебя, не трожь его.
– Что тут происходит?! – вломились к нам медсестра с врачом. – Вы что творите?! – подбежал врач и начал чем-то светить мне в глаза.
– Откажись от всего, что себе напридумывал! Я теперь тебя за порог дома не выпущу! Прижму тебе жало, – продолжал разъяренный батя, чуть ли не плюясь.
– Все на выход! – бескомпромиссно указал на дверь доктор.
– Мне не всрались твои нотации, – в ответ нагло парирую отцу развязным тоном и закрываю глаза.
– Пошли, Надежда… Ничего с ним не случится. Живее всех живых. Зря только сопли на кулак наматывала.
Усмехнулся про себя и понял, что даже за живое не задел. Безразличие, переплетающееся с холодом внутри. Абсолютный штиль. Вроде родные люди, а на деле как будто впервые их встретил.
Громкий хлопок двери подтвердил, что я остался наедине с врачами.
– Давно я тут? – разлепил глаза и уставился на худощавого мужика в круглых очках, который мерил мой пульс и смотрел на свои часы.
– Со вчерашней ночи. Пару часов назад вас перевезли из операционной в палату. Семь ножевых. Либо вы сильный человек, либо вас уж очень кто-то любит сверху. Удары пришлись в пустоту, почки не задеты. Кровотечение остановили, зашили, от наркоза отходите и поэтому сейчас чувствуете боль. Под утро, через пару часов вколем обезболивающее. Друг ваш успел вовремя. Не забудьте потом его при встрече поблагодарить, – оторвался от меня врач и мельком стрельнул взглядом на медсестру, сворачивающую капельницу. – Светлана, закончили?
– Да.
– Какой друг? – задал вопрос и натолкнулся на внимательный взгляд.
– Вам виднее. Он вас обнаружил около подъезда.
Кот. Он еще отирался с Михасей и Стрижом, когда я отправился с Матвеем домой.
Больше ни слова не говоря смежил веки, проваливаясь в беспокойный поверхностный сон. Чувство лихорадки все время не отпускало, поэтому я так и не понял, то ли мне приснилось, то ли врач еще произнес, что придется потратить пару месяцев на восстановление.
А утром, еще когда толком не рассвело, в палате загорелся противный свет и с видом хозяина положения в палату прошел следак, усаживаясь на пустующую рядом со мной кровать.
Я удивлен, как он еще из-за нас не наступил на рюмку. Сколько ж мы у него крови попили. Так и хотелось растянуть предвкушающую улыбку на всю морду, да только вдруг решил поиграть по нашему с ним сценарию.
– Вы кто? – серьезно начал я, чем в первые секунды удивил красного, заставив на время проглотить язык и потеряться.
Сука, жаль, что под рукой камеры нет.
– Туманов, я не понял, у тебя биполярка вместо ножевых? Решил вдруг прикинуться дурачком?
– А… – чуть помедлив, поменял тон на насмешливый, но отстраненный. – Я вас не сразу признал, товарищ следователь Ветров. Встать не могу пока.
– Рот закрой свой, – резко сквозь зубы выкинул фразу, прервав меня. – И давай по делу. Кто и за что?! – приготовил ручку, чтобы записать мою болтовню на альбомный лист, заранее достав из папки.
– Я ябедничать не привык. Меня не так воспитали, – хмыкнул про себя, подумав, что это воспитание я привил себе сам. Братишка младший бы тут уже обосрался и все вывалил как на духу.
Ага, залупу*(мужской половой орган) ему длинную и вонючую, а не правду.
– Ты играться удумал? – рявкнул на меня.
– А вы ко мне еще не привыкли? – огорченно вздохнул и зажмурился из-за раскалывающей башки и дикой боли в боку.
Да, из-за сотрудничества с Барином Ветров теперь не скоро слезет с меня. Но даже за год он так и не накопал на меня по серьезке. Так, мелкая хулиганка… Я со своими людьми сразу всем терпилам закрывал пасти, а самые разговорчивые расплачивались особо жестоко. Ну или их семьи расплачивались за косяки стукачей. А сверху после меня подчищал Барин или его брат из органов – Алмазов, – уж точно не знаю. Туда нам вход был закрыт. Мне достаточно, что я жил спокойно и в ментуре за год побывал всего лишь дважды.
– Кто тебя прессанул, Туманов? А то только вы, да вы, а тут я прям удивился.
– Очень рад, что смог вас поразить, – хмыкнул и раскрыл опухшие глаза, сталкиваясь с его пристальными, холодного голубого оттенка. – А что, есть что-то на меня? Я просто не понимаю, за кого вы говорите. Мысли, извините, не читаю. Надеюсь, это не наказуемо законом?
– Ну, если будете и дальше данью обкладывать, то мало что найдется. Но рано или поздно, поверь, я докопаюсь.
– Это вы сейчас намекаете на свою доблестную милицию? – рассмеялся через силу, пытаясь отвлечься от боли в теле.
– Смейся, Туманов. Вижу, первая ответка тебе уже прилетела? – наигранно хрюкнул красный.
– Так я не знаю, за что. Шел себе спокойно домой. Открыл подъезд, а потом все-е-е. Темнота. Открыл глаза…
– И опять мы возвращаемся к нашим баранам. Да, Туман? Снова очнулся и гипс?
– Почти. Только у меня, оказывается, дырка в боку. И очень… – выгнул голову, затылком сильнее упираясь в подушку.
Бля-я-ядь…
– Ооо, по твою душу…
Вовремя зашла медсестра, неся в руках маленький полукруглый металлический поднос.
– Нужно сделать укол обезболивающего.
Да коли ты уже быстрее! Иначе я точно сейчас откинусь.
– Ветров, я все сказал. Добавить нечего, – смотрел, как баба вводит в вену лекарство.
– Значит, не скажешь?
– Нечего. Все что помню, изложил устно.
– Как выйдешь, я жду тебя в отделе.
– Найдите его! – неожиданно воскликнул, обрадовавшись, что поясница начала мгновенно неметь. – И посадите! Эти сволочи должны сидеть за решеткой! – перешел на клоунаду, заставив Ветрова сжать челюсти и поморщиться. – Долбиться в десна не будем! Не такие мы и друзья.
– Туманов! – следак круто развернулся ко мне, когда оказался уже у двери. – Не выводи меня! – рыкнул, направив на меня папку.
Но и на этом посещения не закончились. День только начался, я более-менее поспал после укола, а когда очухался под громкий стук капель проливного дождя об стекло окна, ко мне заявился Кот, да не один…
В груди раннее незнакомое чувство взорвалось, дробя на осколки кости и потроха в мясо. А может, это, все же, сердце, Туман? Все еще живое сердце, которое начинает биться рядом с этой сумасшедшей. С девочкой, которая не похожа ни на одну другую. Девочка, с которой тепло, уютно, хорошо и сердце с каждым ударом бьется быстрее, как ни с кем другим.
Взглянул испепеляюще на Кота, пока Прищепка, как ошпаренная, залетела в палату, подбежав к окну, и безмолвно передал, что этот баран редкостный долбоёб.
Кот развел руками, мол, говоря, что он в этой ситуации был бессилен и ничего не смог сделать.
Девчонка, встав к нам спиной, сложила руки на груди, пялилась в окно и громко пыхтела, как паровоз.
– Ульян? – осторожно позвал ее, зная, что и этот взрыв неминуем.
– Кретин! – завизжала Прищепка, развернувшись к нам с красными опухшими глазами и рубанула ребром ладони воздух.
Смотрелось это, конечно, комично, но я не рискнул давить лыбу, пока она пребывала в таком состоянии.
– Ты! Ты! – на каждого из нас тыкала пальцем и орала, казалось, на все отделение. – Сволочи!
– Замолчи! – гаркнул на нее впервые, ненароком напрягая бочину, чтобы ее истерика пошла на сход, но не тут-то было, только себе хуже сделал.
Она-то от неожиданности на секунды замолчала, а после продолжила выплевывать все, что приходило в ее светлую, но дурную головку.
– Ох, я тебе сейчас замолчу. Я та-а-ак сейчас замолчу! – орала на меня девчонка, напрягая горло.
– Мда… зря, – вклинился в нашу увлекательную беседу Кот и решил пройти до деревянного стула, который скромно стоял в углу палаты около двери.
– Где вы все время пропадаете? Вас нет ни днем, ни ночью! Какая такая работа? Что за секреты?! Почему с тобой это все случилось? Считаете, я совсем дремучий лес?! Дура, по-вашему, да?! – дрогнул за все время ее голос и на мгновение стал тише. – А если бы не Макс? Кто это сделал? Никто же из наших жильцов не валялся у подъезда в луже собственной крови! Я… Я… Я когда узнаю, я убью его! – резко прекратила кричать, но не тише, чем орала, заревела навзрыд и со скоростью света сорвалась из палаты.
– Уля? – сиплым голосом окликнул ее, но ту хер в чем переубедишь. – Ты зачем ее привез? – глянул на Кота через время.
– Думаешь, у меня был выбор? Ты хоть представляешь, какую истерику она дома закатила? Весь дом стоял на ушах, когда я тебя обнаружил. Она услышала, когда я в квартиру забежал и скорую вызвал. Ломанулась за мной. Мне не до нее было. Мне бы тебе бок зажать и кровь остановить.
– Ты один был? Без пацанов?
– Один. Мои к твоим побежали, оповестили. В скорой уже ты со своими поехал. А девчонка как с ума сошла.
– Ты сюда как добрался? – перевел на него сосредоточенный взгляд.
– Туман, я не идиот, – шепотом заметил Кот. – Своим ходом.
– Кот, не свети ее. С кем бы ты ни был. Ни с Михасей, ни со Стрижом, ни тем более с Матвеем. Барин знает все. Но он не знает… – не закончил фразу о том, что никто не знает, как мы с ней привязаны друг к другу.
– Ты поэтому, что ли, отгородился от нее?
– Мы постоянно на деле, – холодно отчеканил и закрыл эту тему.
– Кто это сделал? – перешел к делу Макс.
– Я не видел…
Пристально посмотрели с Котом друг другу в глаза и больше ничего не сказали.
– Сегодня тебя переведут в одноместную палату. Барин все знает. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Он быстро поставит тебя на ноги.
– Ну да, пахать-то нужно, – безрадостно усмехнулся.
– Я пошел. Еще к басурманину ехать. Будь он неладен.
– Кот? – позвал его, когда тот собирался оставить меня одного.
– Да? – обернулся ко мне друг с опухшими глазами и залегшими под ними тенями.
– Спасибо тебе. Если бы не ты, я б уже откинулся.
Кот хмыкнул и, весело подмигнув мне, молча развернулся и закрыл дверь с той стороны.
Смежил веки и тяжело выдохнул, возвращаясь мыслями к девчонке, но минуты не прошло, как Прищепка снова заскочила ко мне в палату вся в слезах.
– Ну че ты вот ревешь? Все же обошлось… – потянул правый уголок губ и протянул ей руку.
Уля пуще прежнего заплакала и кинулась ко мне, цепляясь за шею, хватая за лицо, щеки, нос, трогала короткий ежик волос, обмазывала меня слезами, целовала куда попадет и, захлебываясь, рыдала.
– Я… – начала заикаться она. – Я… тттак испугалась. Так сильно.
– Я верю, мелкая. Успокойся. Теперь все хорошо.
– Я как там тебя увидела на холодном асфальте, всего в крови, и ее так было много. Оче-е-ень. Там до сих пор следы. Чертова кровь не смывается. Я, понимаешь… понимаешь, даже не почувствовала. Тогда же, год назад, все почувствовала. А сейчас… Как могла. А потом такой холодный, нет, жгу-у-учий страх, что я тебя навсегда потеряла, Денис. Я же… Я же… – всхлипывала, заикалась, гладила меня. – Если бы не Макс. Я же могла потерять тебя. Я же сама бы умерла. Я бы не смогла без тебя.
– Ульяна? – громче обычного постарался ее вернуть, схватив за руку. – Даже не смей так думать. Ты поняла меня?! – рявкнул на нее, резко взбесившись, что она даже мысль допускает об этом.
– Я испугалась.
– Все закончилось, – большим пальцем вытер слезу на ее щеке, а после провел по носу и светлой бровке, следом зарываясь в копну волос, завязанных в растрепанный хвост.
– Ты обещал всегда быть со мной. Помнишь? Но ты целыми днями где-то пропадаешь. Меня избегаешь. Я же чувствую, Денис. Тебя чувствую. В чем дело? Мы всегда были втроем, были рядом. Говорил, не оставишь меня, а сам там… там… на асфальте. И если бы не Макс… – впилась в мою руку и своими ярко-голубыми глазами с изумрудным ободком по кайме гипнотизировала мои.
– Все, все, – завел руку ей за шею и подтащил Прищепку ближе к себе. – Ульян, просто работа. Так получилось. Но я всегда рядом с тобой. Я никогда не забывал о тебе, – и, понимая свои следующие слова и какую боль ей нанесу, выдавил с трудом. – Ты всегда будешь моей мелкой, – сжал зубы и зажмурился, когда она застыла в моих тисках, уткнувшись мне мокрым носом в шею.
Истерический смешок вырвался из ее горла. Болезненный. Сломленный.
– Помни о своем обещании, Кудрявый, – прошептала она и, нежно поцеловав меня в щеку, тихо покинула палату.
– Сука! – ударил костяшками по облупленной стене, разбивая их в мясо. – Мммм, – промычал, когда после удара онемело лицо и рот наполнился обильной слюной от боли в боку.
Прости… Это для твоего же блага. Я о тебе думаю. Всегда о тебе…
