Денис. 2 недели спустя
Я из своей комнаты лупатил в окно на наш убогий спальный серый двор, который в данный момент пустовал из-за гнетущей сырой погоды. Картинка луж, месива грязи, голых деревьев и ебучего ледяного ветра навеивала и без того скверные мысли, усугубляя собственное мерзкое настроение.
Тяжело выдохнул и сильнее сжал пальцами деревянный подоконник, повесив вниз голову.
Это клиника… Собственный дом оказался еще хуже, чем больничка, Туман. А дом ли он мне? Был ли когда-нибудь? Разве тут мое место? Я себя ощущаю проще и на расслабоне с совершенно посторонними мне людьми.
Резко оттолкнулся и развернулся к двери, натыкаясь на утырка-братца, который сидел на своем диване и губами безмолвно читал ноты в тетради.
Чмырь…
Скривился и время погодя отклонился назад, задирая левую руку вверх, и потянулся вбок, болезненно морщась. Место пореза и шов до сих пор не давали покоя. Тянуло. Ныло. А иногда мерещилось, что в нем вновь изящно прокручивают заточку.
Ну ничего… Я с этой крысы, мутившей исподтишка дела, еще не так спрошу. Летай, пока можешь, пернатый.
Пребывая в мыслях, уже в сотый раз не спеша прошелся по комнате от окна до двери и обратно. Внимательнее приглядевшись и прищурившись, дернул в сторону белый тюль, заметив, что во двор заехал новый мерс. Знакомый. Знаю, что мурло прикупил его пару месяцев назад.
Еле уловимо наклонил голову к правому плечу и заложил руки в карманы спортивных штанов, наблюдая, как новенькая тачка припарковалась около моего подъезда.
Ну и? Какой дальше сценарий?
Усмехнулся вслух, не обращая внимания ни на что, кроме происходящего на улице под моими окнами.
Примерно спустя пару минут Виталя вышел из тачки, оглядываясь по сторонам, пока не задрал голову вверх прямиком к моему окну, сталкиваясь со мной взглядами.
Смотрим и не даем друг другу никаких сигналов. Без слов и действий понимаем, кто и что хочет в данный момент.
Вытаскиваю руку из штанов и молча выставляю пятерню, намекая ему, что понадобится минут пять. Уже предвкушаю скандал дома, поскольку личная охрана в виде отца якобы контролирует, по его мнению, ситуацию надо мной.
Надзиратель хуев. Его невидимая удавка на шее с каждым днем затягивается сильнее, не давая возможности даже спокойно посрать.
Виталя махнул головой в сторону и загрузился в тачку, тут же ударяя по тапку и выезжая со двора.
Прикрыл глаза и вздохнул, разминая при этом шею. Готовился к пиздецу, который начнется с минуты на минуту, слыша доносившийся до нас грозный бас бати.
Обернулся через плечо и обвел комнату. Выхватил взглядом свою черную ветровку на замке и пошел к ней.
Но кто бы мог подумать, что утырок подаст голос, подливая масла в топку.
– Отец же дома. Куда ты? Он не выпустит тебя, – беззаботно обратился ко мне Никитос, явно затерявшись в своих нотах.
А так как я стоял рядом с ним и натягивал плащевку, без труда выкинул резко руку и схватил его за горло, нагибаясь к его перепуганному до чертиков лицу.
– Завали ебальник. Еще бы я тебя не ставил в известность о своих передвижениях. И пока я пребываю в таком настроении, лучше не заговаривай со мной, если не хочешь получить пизды, – слабо дал ему по уху, глядя в бегающие трусливые глаза, и отошел от него.
Впился взглядом в свой матрас на кровати, задумчиво нащупывая в кармане ветровки пачку сигарет, и скупо проговорил оленю:
– Вышел отсюда. И пока я не уйду, чтобы не заходил.
Чмошник пулей вылетел из комнаты, закрыв за собой дверь, а я, не теряя времени, подошел к своей койке и поднял матрас, наталкиваясь взглядом на долларовые купюры в трех пачках и ПМ. Схватил ствол и заложил за пояс, а когда открыл дверь комнаты, чуть было не столкнулся с отцом нос к носу.
Вот бляди-и-ина!
Не получилось, Туман, выйти незаметно. Ну хоть успел взять ствол и не засветить бабки.
Из комнаты родителей выглядывал перепуганный горе-брат.
– Я тебе, сука, голову откручу, но отучу стучать, чмо ты недоразвитое, – и мне мгновенно прилетает отцовский подзатыльник.
Если он херачит, то от всей души.
– Ты как с братом со своим говоришь? На лыжи уже встал? Забыл уже наш разговор? Ты не выйдешь никуда. Пшел обратно в комнату.
– Отойди и дай мне пройти, – исподлобья недобро зыркнул на него, от всей души желая сейчас пару раз ему въебать.
– Ты еще глазами на меня будешь стрелять? Крыситься. Зубы показывать? Я тебе сейчас их все разом выбью, – схватил меня за шкирку, припечатывая к стене.
– Батя, не вынуждай… – процедил ему в бешеные глаза, но не закончил фразу, так как мать выбежала из ванной и кинулась нас разнимать.
– Господи, я даже помыться спокойно не могу. Да сколько это уже будет продолжаться! Отпусти его, Андрей. Он еще не восстановился толком. Да хватит, – последнее проорала она, когда отец хотел меня швырнуть в комнату, но я резко выкинул вверх руку, блокируя его правую и выворачивая её с захватом.
– Я сказал, отойди и не вынуждай меня применять силу, – прорычал ему в рожу и оттолкнул от себя, но на этом он не успокоился и кинулся на всех парах ко мне, а мать, предугадав, загородила меня и повисла на бате.
Презрительно скривился и пошел на выход, слыша вслед маты в свой адрес.
– Этот выблядок совсем отбился от рук! Ты что, не слышишь, что он уходит?!
– Да пусть идет. Он толком даже не одет. Дай ты ему хоть воздухом подышать! Что ты взбеленился. Он сейчас вернется.
– Как вернется, так три шкуры с него спущу. Скотина малолетняя. Взял за моду огрызаться с теми, кто его вырастил.
Хлопнул входной дверью и рванул вниз по лестнице. Только вылетев на улицу, остановился, чтобы отдышаться. Потер устало переносицу и нащупал в кармане сигареты – как оказалось, осталась последняя. Заложив её в уголок губ, медленно смял пачку в руке и отшвырнул в сторону.
– Ебучее дерьмо.
Неторопливо шоркая тапками по грязному асфальту, побрел к тачке, стоявшей на выезде из двора. Запах мокрой земли забивался в ноздри, а пронизывающий ледяной ветер пробирал до костей.
Виталя стоял возле мерса и смолил сигарету, пока я свою просто держал во рту.
– Дай прикурить, – раздраженно процедил.
– Че, все так херово? – с долей участия решил, как всегда, проникнуться ко мне водила Барина. – Так и меряетесь хуями? – но подмечая мое безразличное непроницаемое ебало, водила решил подойти с другого края. – Ты на взводе. Туман… – попытался словить на себе фокус моих глаз. – Не пыли. Пара фраз, и тебя понесет.
– Сука, все пытаются меня учить… – надменно хмыкнул и выкинул недокуренную сигарету в лужу. – Как же я, блядь, дорос-то до своих лет?! – начал на него гавкать, понимая, что Барин нас слышит из машины.
– Сядь ко мне. Долго мне тебя еще ждать? – припустил с заднего сидения стекло центровой и попытался меня присмирить одним холодным взглядом.
Но когда я оказался рядом с ним на заднем сидении, оба не спешили заводить разговор. Он лазил в бумагах, а я слепо пялился застывшим взглядом в окно.
– Как ты? Как здоровье?
– А-а-а-а на-а-астроение хуевое у ме-е-еня, – пропел с наигранной веселостью и повернулся к Барину, смотрящему в котлы. Выражение мое его никак не смутило, а Виталя, сидя уже за рулем, кинул на меня быстрый предостерегающий взгляд в зеркало заднего вида.
– Расскажи-ка мне, что произошло, – спустя еще пару минут подал голос Владислав Владимирович.
– А я откуда знаю? – пожал плечами.
– Денис, я, по-твоему, в шутки с тобой играю? – отложил на переднее сидение документы и уставился неприязненным взглядом на меня. – С ментами-то все понятно. Я лично видел твои показания. А теперь тебя спрашиваю я. Кто?!
– Не, мне не трудно повторить, Владислав Владимирович. Я не помню. Я никого не видел. Все произошло со спины. Молча и тихо. Я даже одуплиться не успел, – проговорил в прищуренные глаза центровому спокойным ровным тоном, напоминающим безжизненный.
– Значит, ты решил выбрать ложь? Ты же понимаешь, что я скоро все узнаю? Я сейчас скажу своим рыть, и они нароют. Все. От и до. Ты даже сам будешь поражен информацией. Может, даже той, о которой не догадывался.
– Ищите… – отклонился на сидение, удобно упираясь головой с закрытыми глазами. – Мне самому интересно.
Если Барин сейчас мне поверит, то время у меня будет. А там – море по колено. На месте, как обычно, сориентируюсь.
– Тебе интересно… – медленно проговорил он сбоку, будто пробуя на вкус слова.
Чувствовал, как висок жжет от его прямого агрессивного взгляда.
– Я не раз тебе говорил, Денис, что ты фартовый малый. И последняя ситуация тому доказательство. Но я тебя сколько раз просил не соваться в то, что тебя пока не должно волновать? Я тебе даю установку, но ты же все делаешь по-своему! Ты зарабатываешь хорошие по нашим меркам бабки. Куда ты еще хапаешь? Ты ни квартиру не покупаешь, ни тачку. Хотя нахера они тебе нужны?! Я же вам дал все, сколько ты просил. Так какого черта ты хапаешь?! Ты что, блядь, за год не утолил свою жадность? – его тон набирал ядовитую для моей головы тональность.
Раскрыл глаза и удивленно глянул на него.
– Не на-до ме-ня ле-чить, – по слогам процедил, когда отклонился вперед от спинки и больно сцепил чешущиеся руки, не обращая внимания на то, как гневно затрепетали широкие крылья носа Барина. – Вы попилили территорию, выделили для меня и моих людей определенное число терпил, указали на точки и сказали: работай! – начал выходить из себя, пропуская мимо ушей покашливания Витали. – И я работаю! Не вы! А я! Я несу вам бабки по первому требованию! Бабки, которые отбираю я! Потому что я знаю за них все. Сколько, когда, где. Знаю, сколько можно наварить сегодня, когда ебануть и где все провернуть. Не надо меня учить, как делать дела! До сегодняшнего дня вам все нравилось, Владислав Владимирович! Особенно суммы. Или не вы мне изначально сказали, что я должен подчинить всех этих трусливых мразей без вашей помощи? Я должен устанавливать в своей группировке правила! Меня должны бояться! Моих людей – обходить! Ваши слова? И все так, как вы хотели! Так в чем же претензия?! Что-то опять не так? Или это не я в три раза увеличил вашу прибыль по своим точкам?! За один сраный год! И попрекать меня машиной, залом, квартирой не нужно. Этого мы своими силами добились!
– Попустись, Денис Андреевич, – с прищуром жестко отрикошетил Барин. – Ты не забыл, с кем сидишь? На кого голос повышаешь? Если я захочу, то ты быстро всего лишишься, и не посмотрю, какую прибыль ты несешь. Не отпустило тебя, что ли, до сих пор? Не пришел еще в себя?
Я растер руки и отвернулся от него.
– Вот так. Дыши глубже и думай, с кем можно так говорить. Я долго играться с тобой не буду.
Замолчали и, похоже, оба решили успокоиться.
– Я не имею ничего против. Ты хорошо выполняешь свою работу, – заговорил центровой, когда понял, что остыл, даже голос его стал мягче. – Но потерять я бы тебя не хотел. Я сказал только, что это мог сделать тот, кому ты изо дня в день переходишь дорогу. Ты ведь им даже житья спокойного не даешь. Даже мои взрослые мужики в этом плане все понимают и в другом городе мутят дела иначе. Ты же, словно воли не знал, денег не видел. Пускай год на прежнем обсосе посидят. Успокоятся. Всего, что с тобой случилось, стоило ожидать. Ты не в сказку попал.
– Я в курсе, – оглянулся на него со всей серьезностью. – Я отчет отдаю всему. И то, что меня завтра завалить могут, тоже понимаю. Мне элементарные вещи разжевывать не нужно.
Он тяжело вздохнул и устало потер переносицу.
– Не выходит у нас сегодня разговор.
– Я сразу сказал, настроение у меня хуевое.
– Ладно, – очнулся он и полез к себе в карман черных классических брюк. – Вот. Это ключи от хаты. Твоей, – протянул мне связку, на которой висело два маленьких ключа. – Я ее снял лично для тебя пока на год, там посмотрим. Вот тебе адрес, – передал аккуратно сложенную бумажку. – Нанял врачей и медсестру. Тебе нужно восстанавливаться, вижу, еще хромаешь и за бок держишься, – вложил мне в руку содержимое и наставительно посмотрел в глаза. – Как я понял, домой их к тебе я не смогу отправить. Денис… – замолчал он. – Наверное, пора переезжать. Ты все равно не сможешь долго скрывать от них, кем ты являешься. Думаю, батя твой и так обо всем догадывается. В ближайшее время работы прибавится, и тогда тебя будут многие знать в лицо. У меня все, – так же резко, как и начал, замолчал и потянулся к бумагам на переднем сидении.
– До встречи, – открыл дверь тачки и вылез наружу.
– Выздоравливай. Я жду тебя.
Машина скрылась из виду, и только тогда я задрал голову к затянутому небу и, хмыкнув, поплелся домой.
Мать вашу, что за день? Ну хули… Раз делать, так до конца. Тем более, мне самому не улыбается жить с ними под одной крышей. Когда-то должен был прийти всему этому конец.
Денис
Хлопнул входной дверью и, скинув грязные тапки, немедля прошел к себе в комнату, прямиком к шконке. Не обращая внимания на мелкого сучонка, который, похоже, только зашел в комнату и при виде меня забился в угол возле своего дивана, вытащил из-под матраса ключи от девятки, припаркованной в соседнем дворе, и бабки. И именно в тот момент, когда я распределял пачки зелени в карманы своей плащевки и трико, забежала заплаканная мать, да так и застыла с открытым ртом на пару с братцем, у которого в данный миг шары чуть не выпадали из орбит.
– Эт…тто… чч..чтоо… – пока матушка пыталась обрести дар речи, прожигая потерянным взглядом мои набитые наличностью карманы, в комнату забрел отец, держа в руках офицерский ремень с большой железной бляшкой.
– Жалею, что слишком поздно взялся за тебя. Жалею, что упустил и не лупил тебя, как батя – твоего дружка. Такого же уголовника, как и ты. Ну ничего… Никогда не поздно начать, – последнее проорал во всю глотку и, толкнув в плечо окаменевшую на месте мать, двинулся на меня.
А я, дабы избежать драки, переворота квартиры и долгих объяснений, не глядя на отца резко вынимаю из-за пояса ствол и направляю на него.
Замерли все, и воцарилась долгожданная мертвая тишина.
Мать с полными слез глазами будто бы проснулась и зажала крепко двумя ладонями себе рот, словно боясь издать любой звук, а тем более вопли рыданий. Братишка медленно сполз по стеночке и закрыл голову руками. И только батя прищуренно изучал ствол и пару раз незнакомо стрельнул в меня глазами.
Это приговор. Для нас… Для всех. Для нашей семьи. Ничего уже не будет, как прежде, лучше, хуже. Будет никак. Я одним движением стер все махом.
– Не изучай, – хрипло произнес я, обратившись отрешенно к нему. – Он настоящий… – сделал паузу, ожидая от него хоть слова, но он, кроме своего брезгливого взгляда, так ничем меня и не наградил. – Я ухожу, – и вот тут впервые за все время мать быстро замотала головой, протестуя, а батя шагнул ко мне.
Уверенные и отточенные движения. Курок, спуск… Незамедлительный оглушительный выстрел и раскатистый панический крик матери.
– Я не шучу, – с невозмутимостью осведомил отца безэмоциональным тоном. – На первый раз осечка. На второй уже гарантировать не могу.
– В отца родного выстрелишь? – иронично заломил кустистую бровь, подкрепив холодной усмешкой.
Вот сейчас как никогда была заметна его выправка и подготовка. Только такие моменты, как совместная с ним стрельба, давали мне понять, кто он на самом деле. Он военный, он боец, но никак не вонючий торгаш на бичевском рынке.
– Если потребуется… Я ухожу. Больше вас не побеспокою. И ты меня не тронешь.
– Долго не пришлось ждать, как я и говорил тебе, Надежда.
– Нет, нет… – зашептала мать с закрытым лицом. – Андрей, я его не отпущу. Не выпущу отсюда. Не дай ему уйти. У него… у него… полные карманы денег… долларов, – она то быстро шептала, то замолкала, будто бы стыдно, будто не верит, что перед ней ее сын. Отец, казалось, внимательно слушал жену, хоть и пристально впился в мое лицо, словно ища в нем все доказательства. – Что нужно сделать за такие деньги? Я не понимаю… не понимаю… – мать находилась в бреду, а может, шоковая ситуация на нее так подействовала.
– Я был прав… – медленно заключил батя. – Лимита ты позорная. Связался с криминалом… – состряпал он гримасу отвращения, кривя тонкие губы. – Какая разница, быть безвольной игрушкой на побегушках, шестеркой, если такие бабки платят. Да? Границ совсем не видим.
– Мне все равно, что ты думаешь. Ты давно не играешь никакой роли в моей жизни.
– Если ты сейчас переступишь порог, то ты больше мне не сын. Забудешь о своей семье. Останешься сиротой.
– Это твой выбор. Я переживу, – опустил ствол, но не отвел своих глаз от его перекошенного лица, по которому мимолетом пробежала судорога.
Отец уничижительно хмыкнул, откинул ремень и молча вышел из комнаты, а я, успев до этого забрать для себя все необходимое, пошел в коридор на выход.
– Нет, я не пущу-у-у! – отчаянно завыла мать и кинулась за мной. – Не смей! Бесстыжий! Как ты смеешь говорить такие вещи! – орала рядом со мной матушка и хлестко била ладонью по лицу и плечам, а когда я нагнулся, чтобы натянуть кроссы, она начала хватать меня за капюшон ветровки, тормошить, бить по спине, выкидывать мою обувь на кухню. – Не-е-е-ет, я сказала! Не-е-ет! Ни за что! Я не пущу! Андрей? Андрей? Ты вот так его отпустишь? Он же мой сын! Наш! Я рожала, растила, люби-и-и-ла-а-а, – последнее мать прорыдала, еле выговорив.
– Выпусти, – на выдохе попросил и плавно перевел на нее стеклянный взгляд.
– Да очнись! – заорала на меня. – Кто ты? Ты видишь, что перед тобой мать?! – отвесила мне громкую пощечину. – Что ты за человек такой?! Ну не уходи-и-и! Я не хочу тебя терять! – упала она на колени и схватила меня за ноги, рыдая навзрыд.
– Уйди, – насильно расцепил ее руки и рванул к двери.
– Сволочь! – дико ревела она, когда я побежал вниз по лестничному пролету. – Подонок! Не сме-е-ей! А-а-андре-е-й! А-а-а-а… – на весь подъезд раздавались истошные крики раненного зверя.
Но, достигнув первого этажа, расслышал только, как громоподобно захлопнулась наша дверь, а в ушах все еще гулко звенел удар металла.
Выбежал из квартиры, задыхаясь, и бессознательно навернул пару кругов у подъезда.
Черт…
Одной рукой больно провел по отросшим вьющимся волосам, различая эхо плачущей матери и хлопок двери.
– Блядь! Бля-я-ядь! – приглушенно зарычал и сорвался с места к девятке, стоящей неподалеку.
– Дени-и-и-с?! – окликнул надсадный тонкий голос, который в данный миг хотел бы слышать меньше всего.
Остолбенел и не спешил оглядываться. Слышал позади себя загнанное громкое дыхание, с какой-то стати прокатывающееся ледяной дрожью по моему хребту.
– Иди домой, – не оборачиваясь, зажмурился и тихо попросил ее.
Порывисто дышит, напряженно, издавая глухой хрип.
– Я никуда не пойду… А ты, Денис? Ты куда? – передо мной встает светловолосая девочка с пронзительно-голубыми глазами, в которых блестит завораживающий чистый хрусталь. – Уходишь? – издает шепотом помертвевшими губами. – Я слышала, как ругались. Как тетя Надя кричала.
– Ульяна, иди домой. Прошу… – сжал до скрипа зубы и попытался ее обогнуть, но девчонка резко обняла меня и задрала голову, как в детстве.
– Я пойду. Потом, – торопливо зашептала сбивчивым тоном. – А сейчас можно мне с тобой? Нет? – не дождавшись моего ответа, сама отвечала на вопросы и проникновенно заглядывала мне в глаза с доверием и безграничной любовью. – Ничего. Нет, правда, – бегала глазками по моему замершему безэмоциональному выражению лица. – Ты тогда скажи, куда ты переезжаешь? Я буду тебя навещать. Я готовить могу. Буду помогать тебе, Кудрявый. Ты только не бросай, Денис. Не сейчас. Можно я с тобой? Я просто хочу быть рядом, – жадно зажимает меня, но по ощущениям, будто режет без ножа грудную клетку. – Ты…
– Уходи… – перебил ее речь и закрыл глаза.
– Ты отказываешься? От всего? От меня? От дружбы? Да? Я же тебя больше не увижу… Ты уедешь сейчас, и я тебя больше не увижу… Разве ты сможешь? Денис? – потянулась ко мне теплой ручкой, чтобы коснуться щеки. – Я – нет… Ты мне дорог. Я не хочу тебя терять. Я год тебя толком не видела. Ты вечно где-то пропадаешь, а сейчас что?
Сглотнул и решил рвать до конца.
– Отказываюсь. Смогу, – раскрыл глаза и равнодушно усмехнулся, впервые знакомя ее с незнакомцем. – Я изменился. Больше тебе нечего делать рядом со мной… А мне – с тобой, – сердце провалилось в пятки, когда невинные прозрачные слезы прочертили дорожки на милом круглом личике моей девочки. – Дружбы не может быть никакой, Ульяна, – убрал ее руки от себя. – Мне почти семнадцать, тебе двенадцать. Ты не смотришь на меня, как на друга, а я на тебя не могу взглянуть иначе, нежели как на младшую сестру. Иди… – киваю в сторону подъезда, но Прищепка онемела и безмолвно плачет, громко глотая слезы.
Вот теперь, Туман, за душой пустота. Ты уничтожил то главное, что тебе было дорого. Размозжил ту, которая сеяла в тебе свет и несла для тебя добро.
– Денис…
– Вали нахрен! – заорал и сорвался с места.
– Дени-и-ис?! – побежала за мной Прищепка, не желая сдаваться.
– Пошла отсюда! Уйди. Все! Нет Дениса! Вали-и-и! – орал на весь двор и указывал ей рукой в сторону.
– Я ненавижу тебя, – Уля вдруг резко перестала плакать и истерически засмеялась, заставив перекрыть дальнейший поток слов. – Ты трус, Туманов, – смеясь, с чувством вытерла лицо от слез и ехидно взглянула мне в глаза своими заплаканными, красными. – Испугался меня. Чувств. Не знаю, понимаешь ли ты их. Мои, как оказалось, понимаешь, а свои – не знаю. Вообще не знаю, что крутится в твоей голове. Ты любишь меня, но, возможно, еще к этому мысленно сам не пришел. Но придешь… – усмехнулась как-то по-взрослому, заправляя длинные волосы за ухо. – Я тебе обещаю, ты будешь моим. Со мной будешь. Еще сто раз пожалеешь, что бросил, что сейчас со мной так обошелся. Будешь молить простить тебя, и тогда уже я подумаю, достоин ли ты этого. Я единственная, которая будет с тобой. Ты мой. Запомни это навсегда. А сейчас… – не спеша подплыла ко мне и прищурилась в глаза. – Ты вали! Беги, трус! Беги к своим жабам, которые могут тебе дать то, что не могу сейчас додать я, – она круто развернулась и решила свалить, но не тут-то было.
Я выкинул руку и схватил ее за шею, подтягивая к себе. Уперлась спиной в мой живот и задыхается. Шершавыми пальцами почувствовал, как тоненькая венка на шее стремительно пульсирует, когда зарылся носом ей в волосы, прикрыв глаза.
На улице собачий холод, а от этой сумасшедшей пахнет летом, малиной… и домом, где мне всегда было хорошо.
– Все изменится. Пройдет время, вырастишь и забудешь. Вкусы поменяются. Ты еще маленькая.
– Думай, как хочешь. Если тебе так легче, я не против… считай так. Это не последняя наша встреча и разговор. Я все сказала, – вырвалась из объятий и, не оборачиваясь, уверенно пошла домой, задрав голову кверху.
Закрыл глаза, обнажил зубы, напрягая вздувшиеся жилы на шее, и пытался успокоиться, не заорать на всю округу.
Вот и все… Нет больше к тебе ни единой ниточки. Этого ты и хотел. От нее ты шарахался почти целый год. А теперь и ее у тебя нет.
Усмехнулся ее уверенности, вспоминая монолог девчонки, с улыбкой на губах мотнул головой и, последний раз взглянув в окна родной квартиры, не спеша побрел к машине.