– Дяденька, – после своего обращения мы все трое одновременно усмехнулись. – Вы обознались. Я был там неподалеку со своим братом и нарвался на каких-то отморозков, которые без разбору налетели на нас. А дальше ничего не помню. Просыпаюсь, а я уже около отделения милиции, – развожу руками, указывая на их мусарню.
Ну не говорить же ему, что это именно я два месяца назад создал группировку подростков своего возраста с некими принципами и философией. Это именно мы отмороженные, готовые биться до последнего за асфальт, отстаивая свою территорию. Мы – рыскающая стая голодных озверевших безжалостных подростков, которые хотят сломать данную систему и жить припеваючи. Для нас грабеж, драки и вымогание у фраеров денег – развлечение. Мы промышляли грабежом не только цацек и шмоток, но и ларьков. Сжигали их, если попадались несговорчивые пассажиры, ломали решетки, двери, били стекла, шантажировали продавцов, хозяев, обдирали их как липку. Вот и сегодняшняя стрелка была забита из-за того, что мы на восточном спуске добились выхлопа с перспективного ларька, а местному мясу эта информация пришлась не по душе, задушила жаба, и они захотели оказаться с нами в доле. Но так как я сразу отрезал, отказав им, всё вылилось в рамс и в то, что мы на данный момент имеем. Да и по сей день все было ровно, если брать тот факт, что я за два месяца еще ни разу не угодил в лапы к красным.
– А где ж твой брат? – сквозь сгущающиеся мысли в голову просочился скрипучий голос следака.
Поднял на него взгляд и спокойно предположил с некой долей иронии:
– Испугался, наверное. Он у меня этот… – наигранно косил под дурака, задумавшись, и для полной достоверности пощелкал пальцами. – Ну, как его? А! Скрипач. Музыку любит, – скривился про себя. – И вы верите, что такой, – чуть не сказал додик, – человек полезет в драку? – недоуменно уставился на него.
– Он – нет, Туманов, а ты – да! – начал он выходить из себя, заметно сцепляя челюсть.
– Так и он тоже Туманов! – открыто развеселившись, развел руками с окровавленным полотенцем, чем окончательно допек его.
– Закрой рот! – херакнул по столу лапой, прям как батя, прервав мой словесный бред.
Все вояки при погонах контуженные, что ли? Что за привычка тупая? Они считают, что это возымеет эффект?
– Думаешь, тут сидят идиоты?
Ну да… И откровенный ответ он увидел в моих смеющихся глазах.
– Думаешь, я не знаю, что в твоем районе сформировалась новая молодая группировка зеленых пацанов, как ты? И ты, борзота, из их числа! – цедит по слогам, глядя мне в глаза и подавшись вперед. – И на полянке, откуда тебя, невменяшку, привезли, вы грызлись стаями, отстаивая и расчерчивая свою территорию, сопляк. Вы те, кто прет двор на двор, улица на улицу, район на район, стенка на стенку! – басил во всю глотку Ветров, а я с безразличием в глазах смотрел на него и слушал.
Допустим, все так, как он говорит, но у него нихера на нас нет. Оттого он и бессилен. Следак ничего не сможет сделать, пока не поймает нас на горячем.
– Говорю же, – проговорил на тяжелом выдохе. – Я был с братом. На меня напали. И что мне прикажете делать? Стоять и ждать, когда они меня прикончат? Я ответил пару раз, но потом меня вырубили. Очнулся…
– Гипс? – решил сыронизировать следак, перебив меня.
– Почти, только в моем случае башка проломлена, – показываю ему пробоину в своем котле, свесив голову.
– То есть, ты у нас потерпевший? – он не выдержал и тихо засмеялся, но видно, как за маской смеха был холодный и цепкий сканирующий взгляд.
– Ну да. Я вообще честный пацан, – передернул плечами и мило улыбнулся.
– И заявление напишешь, честный? – приподнял бровь, решив словесно закинуть удочку.
– Не, начальник. Я доносить ни на кого не собираюсь. Разное бывает. Пацаны, может, спутали меня с нехорошим человеком. Просто случайное стечение обстоятельств, – последнее уже договаривал застывшей статуе, склонившейся над документами. Он невидяще вглядывался в бланки, тетради, журналы и задумчиво медленно отбивал по столу ручкой.
– Значит, ты хочешь сказать, что Астрова Михаила Евгеньевича семьдесят пятого года рождения не знаешь? – тут же задал вопрос и вперился взглядом в мою рожу, пытаясь просечь ложь, а я подсобрался и напрягся, так как Михася уже дважды побывал в отделении. – По кличке Михася, – потянул он дрожащие уголки губ, догадавшись о том, что я хочу спиздеть.
– Нет. А, не! – бурно отреагировал, делая вид, что вспомнил. – Почему же? Знаю, конечно! Это тип из моей школы. Он вроде мастер спорта по боксу, – сдержанно улыбнулся, словно я свой парень-рубаха.
– Кончай гнать порожняк, глядя мне в глаза, – перешел он в наступление и начал грузить. – Хочешь качаться в киче*? (отбывать срок в тюрьме). Так я тебе устрою сейчас! Все признаки у тебя налицо. Сворачивай свою обширную деятельность – ту, что ты здесь развел – и давай по делу, четко и ясно.
Но не успел он закончить свой поучительный монолог, как к нам в кабинет зашел еще один мент в форме, но, похоже, повесомее этих двоих, так как они оба подскочили и отдали ему честь.
– Здравия желаю, товарищ полковник…
– Ти-ише, – он поморщился и осадил их рукой, прекратив раболепное преклонение. – Что тут у вас? – глянул на меня, и, наверное, только я заметил, как этот мужик с интересом и… уважением сверкнул на меня темными глазами.
А спустя уже минуту услышал, как он в жесткой форме отдает тихий, но решительный приказ:
– Отпустить!
– Что? – опешил следак и вылупился на своего начальника.
– Ветров… – с угрозой твердым голосом надавил на него полковник. – Я сказал, отпустить. На него ничего нет. За отсутствием состава преступления мы не имеем права держать его больше трех часов! Родным его уже доложили?
– Нет еще… – растерялся Ветер, чем изрядно рассмешил меня.
– Чтоб не сообщали. Не имеем права, – вот и все, что он сказал, прежде чем тихо выйти и оставить всех нас недоумевать.
Кто он, черт возьми, и какого хрена он меня выгородил?
– Еба-а-аный сыр!
– Так я свободен? – посмеиваясь от высказывания следака, осведомился у него.
– Вон пошел отсюда! – заорал красный, который оконфузился и сел на жопу.
– Бонжур! Ой, или как там? – уже в голос заржал, но молниеносно выбежал из кабинета, так как в меня полетел граненный стеклянный стакан.
Я в полнейшем замешательстве вышел из отдела, растеряв былое веселье, и остановился возле крыльца, осматриваясь по сторонам.
И это все? Вот так – свободен? Ни в СИЗО пару часиков не посидел, ни родителей не вызывали, так как я еще малолетка…
Кто этот полковник, почему он меня выпустил и так смотрел?
Постояв еще пару минут около отделения в смятенных мыслях, плюнул на все и, выкинув окровавленное полотенце в урну, двинулся к своему дому.
А спустя время, когда я подошел к своей хрущевке, мне перегородил путь мощный аппарат BMW-e34, из которого на весь двор долбил шансон.
Нет… значит, это было только начало.
И я даже не мог подумать, как верно в тот момент предположил.
1990 год. Ульяне 10 лет.
Я, превозмогая страх, поднимаюсь на носочки и нерешительно тяну указательный палец к дверному звонку, но в последний момент замираю и, закусив нижнюю губу, прикрываю веки. Для того чтоб, как обычно, собраться перед встречей с ним и с его наглыми темными глазами, в беспросветной бездне которых запросто можно сгинуть по своей неосторожности. С парнем, которого с первой встречи, не побоюсь этого слова, полюбила. В тот момент я даже толком не осознала своим не вполне сформировавшимся мозгом, что на нашем лестничном пролете безвозмездно подарила свою душу и сердце кудрявому подростку с грозным взглядом …
– Соберись, бестолочь! Стыдно за тебя, дура! – возмущенно прошипела себе под нос, состряпав неприязненную гримасу на лице и тотчас настойчиво вдавила палец в черный кругляшок, вернув себе прежний дерзкий вид.
Никуда ты не денешься от меня, Туман Туманыч. Все уже давно предрешено! Мной!
Затерявшись в мыслях, гаденько расплылась в улыбочке и совсем позабыла, что не убрала руку с дверного звонка, чем вывела по ту сторону Надежду Сергеевну.
– Да кому ж там неймется! Иду я, иду! – недовольно причитала мать Дениса и раскрыла передо мной настежь дверь, щелкнув железным замком.
Взрослая женщина-брюнетка с ярко-янтарными глазами тут же сменила гнев на милость, завидев меня.
– Теть Надь, здрасте! Я в гости! И с о-о-очень серьезным разговором к вам! Но он не отнимет у вас больше пяти минут! – тараторила на одном дыхании. – Я, пока буду говорить, могу вас чаем напоить! Хоти…
– Так-так! – звонко захохотала женщина и выставила вперед руку, перекрывая мой бесконечный поток слов. – Остановись, метёлка, – обняла меня рукой и затащила за собой в квартиру, предусмотрительно поцеловав в макушку. – Я сама тебя угощу чаем. У нас даже конфеты есть. Пойдем, – подтолкнула меня в сторону кухни, а я чуть не свернула себе шею: так сильно вглядывалась в комнату Кудрявого. – Ну рассказывай, что там тебе опять взбрело в голову?! – как обычно, она добродушно посмеялась надо мной. – Опять хочешь собрать совет наших жильцов и обсудить насущные проблемы?
– Та неее, – махнула рукой и, когда присела на захудалую табуреточку, не выдержав, спросила, – а Кудрявый где? Дома?
У тети Нади вмиг изменилось выражение лица: раздраженно сверкнула глазами, сердито поджала губы и уткнулась взглядом в носик самовара, молча наливая мне в чашку чай.
– Уль… – выдержав паузу, начала с отчетливой болью в тонком певучем голосе. – Нет его… – заключила на тяжелом выдохе, явно изначально намереваясь сказать не то. – Он с Максом днями и ночами носится непонятно где, – осторожно глянула на меня. – Надоел, честное слово. Управы нет на него никакой, – вдруг в конце она не на шутку разошлась в сетованиях на сына.
– Это какую такую управу, теть Надь? – слабым тоном откликнулась, расстроившись, что Дениса нет. Хотя братец уже прибежал домой с фингалами под глазами и разбитым лицом. А это означает, вечером быть беде, когда папка вернется с работы.
Мама Дениса, догадавшись о моем состоянии, смерила меня сочувственным взглядом, так сильно похожим на взгляды моих родителей. Да я и не скрывала… Никогда и ни от кого. Все всё видели, только Кудрявый, казалось, совсем меня не замечал. И только из-за этого уже хотелось зарядить ему носком под коленку, чтоб очнулся, неотесанный чурбан, и раскрыл свои глаза, не похожие ни на одни другие.
– Он ведь мальчишка, теть Надь. Он такой, какой есть. Ничего ведь сверхъестественного не вытворяет, и ладно… – передернула острыми худыми плечами.
Женщина снисходительно скосила на меня глаза, но я, хлебнув чай из маленькой кружки, сделала вид, что ничего не заметила. Людям сложно прислушаться к словам не то что своих детей, а просто детей. Они их на первый взгляд не воспринимают, что ли… Не замечают. Пропускают мимо ушей, делая вид, что не слышат. Всем своим выражением лица демонстрируют, что мы еще не доросли, чтоб раздавать им советы. А мы ведь тоже люди. У нас, у детей – хотя я себя никогда не ощущала мелкой – тоже есть своя точка зрения, мнение, мысли, но они взрослым неинтересны. Им то некогда, то устали. Грустно, но честно.
– Ульян, так о чем ты хотела поговорить? – привлекла мое внимание тетя Надя.
Подняла на нее все еще растерянный взгляд, расплылась в улыбке и… и наплела ей полную чушь, решив заговорить и быстро распрощаться. Через пять минут я забежала к себе домой, яростно хлопнув входной дверью.
– Чё-ёрт! Улька! Какого хера ты так мутузишь дверь и мою голову?! – взвыл брат страдальческим голосом, донесшимся с зала. – Уля? – вложил максимум трагизма в свой тон. – Принеси таблетку с водой и вату с водкой.
Зловеще сощурилась и громко потопала выполнять просьбу брата. А когда предстала перед ним, сладко заулыбалась, чем вмиг насторожила Максюшу, развалившегося на диване с убитым выражением лица, словно он царь Несмеян.
– Плохо тебе, Максюша? Больно тебе, Максюша? Головка бо-бо-бо? – мило пропищала, подавшись к нему.
– Ты чего? – опасливо убрал руку с головы и, из-за обескураженности позабыв о своем состоянии, взметнул раненную бровь, но тут же зашипел. – Какой Максюша? Опять началось! – гаркнул на меня.
– На! – ответила ему тем же, разоравшись, чем заставила брата враз умерить пыл. Зашвырнула в него таблетку и вату, ставя рядом с ним стакан воды, неаккуратно разлив ее по столу. – Сам себя лечи! Достал! Опять сегодня скандал будет дома! И где твой друг шарится?! Я думала, он дома! Опять какую-то девку окучивает?! Донжуан чертов! Чтоб он провалился!
– Ульянка, ты чего? – расхохотался Макс, рассматривая меня, как новое чудо света.
– И ты пошел туда же! – рявкнула и, раскрасневшаяся от неконтролируемого гнева, отбросила рукой свои длинные волосы за спину. – Туда же где твой друг! – чувствуя, как к горлу накатывают слезы, выбежала из комнаты на кухню, чтоб не разреветься перед братом, как тряпка.
Вот не дождутся они моих слез! Не на ту напали!
И так все последние пять лет. Столько, сколько я его знаю. Проклятущий Туман Туманыч. Затуманил мою несозревшую голову, а мне мучиться! Я, может, и не хотела бы всего этого испытывать… да не мо-о-огу-у-у! Вот так выть белугой хочется про себя. Что же это за напасть такая? Ну почему меня шатает, кидает в разные стороны, если что-то касается его?! Невыносимо… Я будто другой человек. Словно в моей оболочке уживаются две личины. И как девочка десяти лет – а уж тем более, пяти – может вот так безответно влюбиться? Ну нет, вон Светка, Олька – мои подружки, у них симпатии меняются каждый месяц, а я как сама не своя, уже пять лет по этому сухарю с ума схожу, и ведь разница пять лет, а в нашем возрасте это так заметно, так существенно и осуждаемо. Но физиологически, казалось, я созрела давно, с виду я выше всех своих сверстниц, да и рассуждаю совсем иначе, чему всегда удивляются мои родители, друзья, знакомые и учителя в школе. Но главное, я другая с ним… то дура влюбленная, то девчонка-свой пацан, то как сестра. Порой сама себя не узнаю, и это иногда вводит меня в эмоциональный диссонанс.
3 года назад
Вдруг резко остановилась и вросла ногами в землю, как дерево возле здания нашей школы, и непонимающе окинула взглядом стоявшие неподалеку два силуэта.
Это что за дела такие?
Нахмурилась и немедля сорвалась к мило воркующей парочке.
– Кудрявый! – окликнула, и прозвучало это так, словно я его жена, а он тут на моих глазах мне изменяет.
Денис лениво повернул в мою сторону голову и, завидев мою на всех парах несущуюся важную персону, просветлел лицом, чем заставил сбиться с шага.
– Привет, Прищепка, – так красиво усмехнулся уголками губ и заинтересованно сверкнул глазами.
Вот как по щелчку пальцев я враз могла разгадать все эмоции в его глазах? И тепло… Такое притягательное тепло от него исходило при виде меня. Я вот чувствую, и все. В голове, внутри, где-то глубоко под ребрами оно меня согревает. Его тепло меня греет. А я хочу взамен ему ответить тем же. Но язык – враг мой…
– При-иве-ет, Кудрявый, – с вызовом в глазах обратилась к нему и тут же обхватила его шею руками, близко притягивая к себе, когда он присел ко мне на корточки. – Сколько раз говорить, что я не Прищепка! – прошипела как змея в его ухо, вызвав ощутимую вибрацию в его груди. – Я жена твоя будущая! – уже громче произнесла и нагло уставилась в глаза мымре с пергидрольными патлами в виде сосулек.
Сморщила нос и выставила нижнюю губу, выказывая ей свое отношение. Всякий раз рядом с ним просыпались во мне эти странные чувства, а стоило увидеть возле него девчонок, которые хотели его у меня отобрать, как включался режим повышенной готовности.
Откуда у меня эти мысли? Ладно, потом! Сейчас нужно утереть нос этой дуре, которая насмешливо уставилась на меня, но про свои вываливающиеся из майки маленькие титьки позабыла.
Курва!
Так тетя Нюра – наша соседка со второго этажа – многих девиц называет. Вот и мне сейчас от души захотелось заклеймить ее этим словом.
Решила моего Кудрявого соблазнить?!
– Это кто, Туман? Сестра твоя, что ли? – и смеются на пару с Денисом, но думаю, по разным причинам, пока я критическим взглядом окидываю лахудру и Туманыча, у которого все было написано на лице.
Правда? И она тебе нравится?
– У тебя что со вкусом, Денис? – я скучающе высказалась не стесняясь, заставив виновника подавиться смехом, как и девчонку – обрубить противный смех.
И я впервые после двух лет нашего знакомства хотела содрать ему кожу с лица. После этого открытия я дико растерялась, а Денис, увидев мое выражение лица, подтянул к себе и обнял, будто все почувствовав, ну или решив, что я только после сказанного поняла смысл своих слов. А мне не было стыдно за них. Мне, как оказалось, от осознания, что ему нравятся другие, было больно и неприятно. Сердце закололо, и пелена слез липкой пленкой покрыла глаза.
– Ты что себе позволяешь, дря…
– Закрой свой рот! – перебив визгливый вопль дуры, коротко рыкнул ей мой Денис.
– Ну ты же сам слышал… – опешив, неслышно вымолвила она.
– Ты не услышала? Иди, я догоню, – мотнул ей головой, вызвав у меня горький смех.
Но я все равно обняла его и положила голову ему на плечо. Наверное, мы так пару минут молчали. Я стояла, а он сидел на корточках. Гладил меня по спине и мои волосы, приятно пропуская их сквозь пальцы.
– Ну чего ты разошлась? – усмехнулся он.
– А чё она светит перед тобой тем, что должна прятать? Глазки строит. А ты ведь мой, Денис, – тихо зажала его, смеющегося сильнее.
– Да твой, твой. Куда я денусь. Ты еще пару лет назад меня забила. Так что придется, Прищепка! – стебет меня и получает за это привычный тычок в бок. – Во-о-от, и чуть что – дерешься сразу.
– А как с тобой по-другому… – пробубнила, и мы вновь на время замолчали.
– Не переживай… С тобой никто не сравнится. Веришь? – отклонился и заглянул мне в глаза своими наглющими, вызывающими, светящимися, смеющимися.
Не верит мне… Но он ведь правда мне дорог…
– Брешешь? – мое с сомнением.
– Нет конечно! – округлил глаза. – Так веришь?
– Верю, Кудрявый, – схватила его за спадающие на лоб кудряшки и нелюбезно потянула на себя, чтобы поцеловать в смуглую щечку.
1990 год
Он взрослел, и я вместе с ним. Каждый день я пыталась и до сих пор умудряюсь не выпускать его из виду. Хочу видеть, чувствовать, ощущать его рядом с собой, как тогда, в первую нашу с ним встречу на лестничной площадке.
Что я тогда в нем увидела, что потеряла дар речи?
Не только красоту, а какую-то силу. Ощутила исходящую от него мощную силу, энергетику, защиту. Это было сродни чему-то вроде того, что именно для меня слепили и послали мою вторую половинку. Это был именно мой человек, и я это как-то поняла и прочувствовала в свои пять лет. Я запоминала каждый его взгляд, наслаждалась его движениями, смаковала голос, слова, общение, откладывала в сердце все наши с ним касания и бережно с трепетом хранила их. Его карие глаза под густыми темными ресницами – вроде бы простые, но то, как они смотрят, то, что в них таится, я еще ни разу ни у кого не видела. Теплые и надежные объятия, окутывающие в защищающий кокон и приносящие мне спокойствие, умиротворение, упоение души. Чуть пухлые губы, которые пахнут хвоей и приправлены сладким горячим дыханием, сводят с ума, путают мысли, сбивают учащенный рядом с ним пульс. Слова, глухо льющиеся из него: мягкие, завораживающие, словно он змей, заманивающий тебя к себе, чтоб в любой момент напасть, скрутить и сожрать.
Разве это не любовь? Разве не это чувствуешь, когда влюбляешься? Когда стоит посмотреть ему в мои глаза, и я пропадаю, на время теряюсь, пытаюсь сориентироваться и, прежде чем открыть свой рот, еще пару раз проговариваю слова про себя. Когда он подхватывает меня как пушинку, подбрасывает в своих руках, кружит, обнимает так, что кости трещат, а мне так ничтожно мало, так хочется еще, и непозволительно для своего возраста я надеюсь на большее.
Но он даже и не рассматривает меня. Видит во мне всю ту же мелкую девчонку, которая вьется под его ногами, цепляясь за штанины, как прищепка.
Прищепка… Чертово прозвище, кое слышу от него с завидной частотой. И ни мои протесты, ни хмурое выражение моего лица, ни наигранные обиды совершенно не действуют на него.
Он видит один мой образ, и, кажется, мне его уже никогда не переплюнуть. И это невероятно страшит… Всякий раз посещают вопросы: а вдруг он так и не полюбит меня? А что, если так и не заметит ту девушку, которая беззаветно влюблена в него? Пусть через пять лет, семь, десять, но проглядит и пройдет мимо меня?
Мучительно выдохнула и, прикрыв глаза, уперлась лбом в окно.
3 года назад
– Улька-а-а-а, может, не надо, а? Ну может, к черту ее? Че ты взъелась? – в панике нашептывала мне на ухо Светка, моя одноклассница, когда я выглядывала из-за угла и, прищурившись, следила за Денисом с этой облезлой выдрой.
Падла!
– Надо, Федя, надо! – жутко, как в кино, мерзко захихикала и, прицелившись, ловко метнула камень в блондинистую головешку.
– Дура-а-а! – прикрыла подруга рот, заглушая свой сдавленный смех, и для надежности закрыла и мой, поскольку я начала громко покатываться, так как попала прямо в цель и в данный момент слышала девчачий визг.
– Все, Денис от этой дуры сейчас быстро избавится. Драпаем, Светка, пока не поздно! – заговорщически зашептала, лукаво глядя ей в глаза, и только навострилась с ней бежать, как меня сцапали сзади за шкирку и хитрым родным голосом сказали на ухо:
– Не так быстро, маленькая чертовка.
– Ой, – перепугавшись, пискнула Светка и… и предательница оставила меня наедине с Денисом, убежав от нас.
– Плохие подруги, – тут же серьезно заметил и не больно схватил за ухо. – Это что сейчас было? – он засмеялся.
– Это не я! – невинно посмотрела на него. – А ты вообще о чем?! – поняла, что выдала себя, и быстро исправилась, пытаясь сделать глаза почестнее.
Дениса же ситуация откровенно веселила. По крайне мере, его широкая улыбка и сверкающие глаза говорили мне о многом.
1990 год
– Улька, ну ты где там? Че на тебя нашло? – выкрикнул брат и вновь ойкнул, чуть ли не взвыв.
– Ццц, – раскрыла глаза и тут же закатила их.
Придется лечить этого калеку… Взглянула через окно вглубь нашего серого двора и наткнулась на знакомую фигуру.
Хитрая улыбка тотчас расплылась на лице.
Денис…
Незамедлительно громко бросилась в комнату родителей и услышала вопрос Максима:
– Мелкая, ты, может, заболела? Какая-то ты сегодня дикарка.
– Ой, отстань! – буркнула впопыхах.
Схватила в маминой косметичке красную помаду и перед зеркалом легонько ткнула на скулы, растирая чуть явный след. Немного подумав, так же чуть потыкала по губам и начала их плотно сжимать и елозить друг об друга.
– Вот смотри, что ты заставляешь делать ради тебя, дурак неотесанный! – нахмурилась, глядя в свое отражение.
– Что ты там бубнишь? – смеется брат.
Не обращая на него внимания, кинулась обратно на кухню, чтобы не пропустить, когда Кудрявый зайдет в подъезд. Но подбежав снова к окну, увидела, как на дороге затормозила красивая черная машина, перегораживая Денису путь. Туманыч притормозил, а я удивленно заломила бровь.
Это кто на таких машинах в наше время разъезжает? Да еще и музыка долбит на всю округу…
Даже у моего отца был не такой автомобиль, а простая девятка.
– Макс? – задумчиво окликнула брата.
– Что-о? – последовал усталый вздох.
– Там Дениса…
– Что? – послышалось, как брат с трудом поднимается с дивана.
– Он в какую-то машину сел… – испуганно отозвалась, заметив двух взрослых парней, которым на вид можно дать лет так двадцать-двадцать пять.
– Мать твою! – раздался пугающий и неизвестный возглас Макса, заставив внутренности похолодеть.