Виктор Васильевич Ананишнов
Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2
Фиман
– Для начала… Как войдёшь в Фиман, сразу дальше идти не торопись. Постой, осмотрись.
– А где вход в него? – поторопился задать вопрос Иван, так как Симон ничего об этом не сказал, считая, по-видимому, такие сведения лишними.
Так оно, наверное, и было, поскольку он как бы мимоходом уточнил:
– Проявишься в Кап-Тартаре и пойдёшь по аллее.
– А-а, к многоэтажному дому?
– Это не дом, – вмешался с попутными разъяснениями Сарый. – В Фимане вообще нет больших построек. – На немой вопросительный взгляд Ивана добавил: – Это мираж или плывущая картинка, но в данный момент застывшая для стороннего наблюдателя. Так что сделаешь, как сказал Симон.
– Ну да… – Иван с остервенением почесал за ухом. – Вы думаете, я вас понял?
Сарый с удовольствием хрюкнул, засмеялся.
– Мне когда-то так же объясняли, и я задал тот же, что и ты, вопрос, так как ничего не понял. Но, – серьёзно продолжил он, – потому тебя Симон и предупредил сейчас: как войдёшь, осмотрись. Думаю, сразу многое поймёшь… Не маленький, – неожиданно проворчал он и всем своим видом показал, что зря вмешался в рассказ Симона.
– Пока ты будешь приближаться к этой стене, она видоизменится. Поплывёт, как мы говорим. Это проявление накладки неравномерно текущего времени. Мы с тобой о нём говорили, – напомнил Симон. – Поэтому повторяю, при входе в сам Фиман постой, попривыкни к меняющимся, плывущим картинкам.
Иван недовольно покрутил головой, будто осудил предостережение Симона.
– В страшном сне не привидится то, о чём вы мне толкуете.
– В Кап-Тартаре привидится, – густо пообещал дон Севильяк и опять шумно поменял позу.
– Дорогой, – обратился к нему Симон, – сел бы ты хотя бы на пол. Маячишь глыбой перед глазами…
Дон Севильяк с сомнением посмотрел под ноги.
– Садись, садись, пол чистый, – тоном хозяина пригласил Сарый. – Я его недавно вымыл. Меня Ваня к этому приучил. Другое дело, что ты как всегда, входя в дом, ноги не вытер, сапогами натоптал. Но в этом сам виноват. Садись!
«Чья бы корова мычала, а эта молчала!» – повеселев, подумал Иван, поминая появление Сарыя из Фимана, и почувствовал: напряжение начала сегодняшнего разговора спадает.
И то! Чего он тут переживает, обижается и опасается, если рядом с ним люди, прожившие в двадцать, а то и в тридцать раз дольше его, прошедшие то, что ему ещё предстоит, и остались после этого живыми, здоровыми и не лишились ничего человеческого: язвят, подтрунивают, поругиваются, но и размышляют, наставляют, учат…
– Ладно, – сказал он, – вошёл я в Фиман и осмотрелся. Что дальше? Да, кстати, вспомнил. Эти… как их? Маркены ко мне не прибегут и не начнут приставать?
Симон озадаченно посмотрел на Сарыя.
– Прибегут, – заверил тот, но чуть позже сказал: – А может быть, и не прибегут. Они тебя ещё не знают. Но если прибегут, ты им скажи… А что… – оживился Учитель. – Они же его могут отвести сразу к этому дураку, к Джордану.
– Я бы не советовал этого делать, – покачал головой Симон. – Ване самому надо освоиться в Фимане, а уж потом прибегать к услугам маркенов.
– Да, ты прав, – тут же согласился Сарый.
– А кто они всё-таки такие? Эти маркены?
– Ты у них сам спроси, – со скрытой иронией посоветовал Учитель ученику.
– Лучше не надо, – подал голос дон Севильяк. – Они же ему такого наплетут, что у Вани пропадёт всякая охота появляться не только в Фимане, но и в Кап-Тартаре.
– Это точно, – подтвердил Симон. – Но коль скоро они тебя всё-таки встретят, а это вполне возможно, то ты просто скажи, что пришёл сюда по делу, а не для отдыха и развлечений.
– И добавь, что не хотелось бы, чтобы они тебе мешали, – дополнил Сарый.
– Или пошли их подальше, – посоветовал дон Севильяк и оглушительно захохотал от своих слов, однако под взглядом Симона так и заморозился с открытым ртом, где застрял смех.
– Хорошо. Надо будет – сам с маркенами разберусь, – Иван решил покончить с этим вопросом, вызвавшим у Учителей противоречивые советы. – Продолжим. Итак, я осмотрелся.
– Ты должен увидеть небольшое поселение…
– Я никогда его не видел, – сказал дон Севильяк. – Со стороны. Хотя и побывал в нём.
– Странно. А ты, Камен?
– Я тоже никогда весь Фиман не видел. А ты, значит, видишь?
– Вижу.
– Как?
– Поселение, может быть, три-четыре километра в ту и другую стороны. Зажат с одного бока парком, в котором ты, Ваня, уже был, а с другого – полем. Аллея переходит в улицу Фимана…
– Да, это так, – подтвердил Сарый. – Аллея связана с улицей.
– Эта улица постоянная, она не плывёт во времени. Остальное… Это как движение в мерцающем свете. То одно, то другое… Вокруг Фимана как бы кольцо текущего времени. Струи или потоки этого опоясывающего времени вырывают то один, то другой фрагмент последовательности жизни Фимана. Фимана исторического, так сказать. От этого, Камен правильно определил, тебя будут сопровождать плывущие картинки. Не обращай на них внимания, особенно на периферии посёлка. К центру время, хотя и медленно, но движется в одну сторону. А на площади Первого Порога можно даже не заметить наслоений этих картинок. Там-то и найдёшь Джордана… Вот, пожалуй, и всё. Как видишь, всё не так уж и… – Симон замолчал, задумался. – Не знаю, как и сказать. Не так уж и страшно или загадочно. Неприятно, пожалуй, поначалу, а потом привыкаешь. Хотя мне это никогда не нравилось и не нравится по сей день.
Симон обратил взгляд на Сарыя, предлагая ему высказаться и дополнить, если он что-то упустил в своём разъяснении.
– Вот ведь как бывает, – задумчиво сказал Учитель. – Мне казалось, что можно описать эти плывущие картинки просто. Они мне тоже неприятны. Высунется какая-то образина, или строение над головой нависнет – того и гляди что-то тебе с него на голову свалится. Так что я стараюсь больше смотреть под ноги, чем по сторонам. Потому тебе мой совет, Ваня. Постарайся как можно быстрее пересечь это кольцо неустойчивого времени. И об улице… Она хотя и считается постоянной, но это с точки зрения её постоянного местонахождения. Порой же бывает, ты по ней идёшь, а словно стоишь на месте. Это когда время течёт вспять. Тогда вместо полутора километров или около того, тебе придётся топать все десять. Но может и повезти, и тебя вынесет на площадь всего за несколько десятков пройденных шагов.
– Да, – качнулся Симон. – Такое бывает. Многие ходоки попадали в ту и другую ситуацию. Правда, мне вот ни разу не удалось прочувствовать этот эффект. Ни торможения, ни убыстрения.
– Чаще ходить надо, тогда и прочувствуешь, – сказал Сарый.
– Это моё дело. Ты что-нибудь ещё добавишь?
– Добавлю. Он же хочет встретиться с Джорданом. Тот ведь сдуру потащит Ивана к фонтану.
– То-то ты его не обходишь, – криво усмехнулся Симон.
– Да уж, – вступил дон Севильяк. – Я его, когда к Ване пристраивал, едва оттащил от фонтана. Он там…
– Оставь! – махнул рукой Симон. – Ване надо знать, что у фонтана с человеком происходит нечто непонятное. Его может охватить необузданная эйфория, могут проявиться странные чудачества, а то вдруг начинаются самоистязания…
– Я там пляшу, – серьёзно сказал Сарый. – А что? Мне так хочется. Стряхиваю напряжение, а с ним и груз лет. А другие – мне не указ. Некоторые подходят и начинают орать друг на друга, будто между ними расстояние не меньше полукилометра. А иных ничто не берёт. Перкун такой. И Шлом тоже.
– А я как подхожу… – решил поделиться впечатлением дон Севильяк о влиянии на него фонтана в Фимане. – Брр! Меня наизнанку выворачивает. Иногда нахожу там и другое… Однажды вот, даже… нет, правда… я там свою спину видел. То есть со спины самого себя. – Он постучал себя в грудь. – Лучше в пойму пойти, чем к фонтану. Удовольствие получишь неоднократное.
– Нашёл куда ходить, – сердито заметил Сарый.
– А мне нравиться.
– Оно та-ак, – нейтрально и протяжно подытожил Симон высказывания ходоков. – Что ещё добавить?.. Наши впечатления, Ваня, сам уже должен понимать, сугубо субъективны. Они могут разительно отличаться от твоего видения. Поэтому мы навряд ли чем можем тебе помочь, кроме уже сказанного.
Он убрал ладони с коленей и стал подниматься.
– У меня вопрос к реплике дона Севильяка, – остановил его Иван. Названный в третьем лице дон Севильяк засопел, а Иван отхлебнул остывший чай. – Почему он говорит об опасности входа в Фиман?
Дон Севильяк выкатил из орбит глазищи и уставился ими на ученика, будто на впервые увиденное чудо – не то страшное, не то до того нелепое, что и смотреть страшно.
– Ну что ты молчишь? – подстегнул его Сарый. И Ивану: – Он однажды заплутал там во времени. Его потянуло посмотреть на мерцающих, тех, кто живёт в переходном временном поясе. Вошёл и потерялся. Так, дорогой? – обратился он к онемевшему ходоку.
– Так, – наконец выдавил тот и вдруг дико захохотал. – Ведь они там… Не знают… – давился он от смеха и подпрыгивал на ягодицах. – Они самих себя не узнаю-ют… Ха-ха!..
– Это не совсем так, – оборвал его Симон, тем самым вновь обрекая дона Севильяка на онемение. – Ладно. Всё уже сказано, а мне надо уйти. Приду после твоего возвращения. Извини, тороплюсь.
Он поднялся и лёгкой походкой прошёл в комнату, где встал на дорогу времени.
– Я тоже пойду, – заявил дон Севильяк и, сидя на полу и не меняя положения тела, растаял в воздухе, превратившись вначале в прозрачное видение, а потом в светящуюся тень, уходящую из настоящего в прошлое.
– Никак не научится уходить вежливо, – проводил его ворчливо Сарый.
– А некоторые возвращаться, – бросил Иван, вставая из-за стола.
Он хотел есть и раздумывал, куда бы податься, чтобы утолить голод одному, прежде чем нанести первый визит в Фиман. Не идти же туда на голодный желудок.
Кап-Тартар, по-видимому, как всегда, купался в лучах яркого солнца. Пели птицы, свежий чистый воздух взбадривал. Дыша полной грудью, Иван по привычке и по рекомендации Учителей осмотрелся, прежде чем предпринимать что-либо.
Аллея всё так же уходила в одну и другую стороны.
На ней никто встречать ходока в этот раз не торопился. Правда, вначале ему показалось: в самом конце аллеи появилась небольшая группка маркенов; и он насторожился, вспоминая наставление Симона и Сарыя, но чуть позже понял свою ошибку. Просто показалось. И это был, как он подумал, хороший знак; во всяком случае, часть неприятностей – а от маркенов он иного не ожидал – пронеслась мимо него.
Помедлив несколько минут, он крупными шагами направился к окраине Фимана.
Уже после первых метров пути, приближаясь к поселению, Иван отметил несколько деталей, не упомянутых Учителями.
Над селением распростёрлась теневая полусфера – едва заметная на глаз, но границы её можно было хорошо рассмотреть. Со стороны будущего, по представлениям ходока, она имела более крутые склоны, как если бы её обдувал сильный встречный ветер, отжимающий купол к прошлому, где очертания сферы были значительно положе и уходили далеко в глубь веков прошлого.
Другое: аллея, ухоженная и широкая в точке зоха до самой многооконной стены, постепенно превращалась в ухабистую, пыльную просёлочную дорогу, схожую с садоводческой где-нибудь в пригороде любого города. На обочинах появился до боли знакомый мусор: какие-то пожелтевшие бумажки, ветошь, разбитые и целые бутылки, а в одном месте даже валялась обыкновенная, на первый взгляд, шина от легкового автомобиля, увидев которую, Иван остановился и обернулся назад посмотреть, далеко ли он прошёл от места нынешнего проявления в Кап-Тартаре. Но за ним змеилась и кособочилась та же просёлочная дорога; не далее как в метрах пятидесяти она сворачивала и терялась в каких-то зарослях: тальника или ольшаника.
Иван постоял, раздумывая, не повернуть ли назад, дабы проверить возможность обратного выхода на аллею парка: вдруг он сбился с дороги? Но впереди приметным ориентиром стояла стена с окнами. Впрочем, сквозь окна стала просматриваться пустота, а сама стена стала как будто выше и светлее.
КЕРГИШЕТ поправил лямки рюкзака и снова решительно направился к стенке, то есть вперёд.
Она, стена, словно только и ждала этого момента и уже после первого десятка шагов Ивана распалась, раздробилась на фрагменты и медленно, по мере приближения к ней, растворилась, открывая взору убогие жилища фиманцев.
Такие постройки, века восемнадцатого или чуть ближе к современности, Иван когда-то видел в Прибалтике: стены выложены из плоских камней, окна узкие, с неровными краями по проёму, крыши кое-где поросли травой и деревцами.
Во всём чувствовалась давняя заброшенность…
Но такое видение длилось недолго.
Перспектива вдруг поплыла, картины сменяли друг друга: примитивные постройки то исчезали, уступая место мелко травянистой лужайке, то на их месте прорезались ухоженные домики, схожие с домами провинциального городка. На мгновение промелькнуло громадное здание, увенчанное мрачной башней. От него донёсся глухой удар колокола, звук которого распространялся по округе, будто в плотном тумане, и придавал ему печальную окраску…
Зато улочка, ведущая к центру Фимана, оставалась такой же пыльной, неказистой и безлюдной.
Людей Иван вообще нигде не видел.
Слева, почти рядом, возникла и существовала в течение двух десятков шагов, сделанных ходоком, высокая крепостная стена со рвом, наполненным ржавой водой. Квакали лягушки.
Сверху, со стены, раздался гортанный крик. Иван поднял голову: на него с высоты десятка метров таращился безумным взглядом человек. На его голове красовалась каска в виде обыкновенной кастрюли. Он, по-видимому, был ошеломлён внезапным появлением под крепостными стенами неизвестного, явно не похожего к тому же на тех, кого он привык видеть повседневно.
Вот так мерещится в карауле всякая чертовщина: то чёрная кошка превращается в летучую мышь, то колдун в развевающемся балахоне мелькнёт на диком злом жеребце, то вот странный человек идёт прогулочным шагом и ничего не боится…
Человек на стене опять крикнул, рядом с ним появилась ещё одна голова, увенчанная таким же кастрюлеобразным головным убором.
Иван приветливо помахал им рукой, считая себя в безопасности, если они там решат каким-либо образом воздействовать на него, так как стена вместе со своими поражёнными видением защитниками или стражей уже заколыхалась, поплыла продольными волнами, словно корабельный вымпел под свежим ветром, и пропала, уйдя в другое измерение времени.
Появление средневекового замка или крепости показалось Ивану совершенно нелепым. Но, поразмыслив, он подумал так: если здесь пролегает след временного канала, пробитого Пектой, то, возможно, были затронуты действительности прошлых лет, вбираемые каналом на своём пути. Тогда непосредственно вдоль дороги, в Фимане и во всём Кап-Тартаре можно ожидать встречи с иными эпохами, и к тому же не такими безобидными, как эти…
Становились понятными разногласия Учителей в оценке опасности перехода от окраины к центру Фимана. У каждого ходока своё видение, и кто знает, что здесь встретили или от чего в страхе шарахались они, идя по дороге в первый раз.
Так оно было или нет, но для Ивана сюрпризы не закончились.
Впереди появился мостик через узкий ручеёк, перечеркнувший извилистой полоской видимое пространство – окаём стабильности в данный момент радиусом метров в тридцать.
Мостик шевелился, выгибался и опадал, менял угол положения по отношению к берегам и вообще вёл себя слишком активно, чтобы с ходу рискнуть пересечь по нему хилую струю воды.
Ходок замедлил шаги.
Учители ничего подобного не обещали. Да и не могли, наверное, обещать, поскольку, опять же, их видение даже постоянной по местоположению, как утверждал Сарый, дороги к Фиману, совсем другое, чем у него сейчас.
Так и должно быть!
На том и зиждется ходьба во времени!
Ходоки – уникумы, но также уникальны и их поля ходьбы, тем более дороги времени.
У него вот – мостик…
Мостику на вид не миновало и нескольких дней существования. Вокруг ещё валялись жухлые стружки и щепки – явно работали топором. Посмотреть бы на тех, кто здесь недавно трудился, обеспечивая удобство передвижения. Только для кого? Не для него же, поскольку его тут никто не знает, а он их и подавно. Хотя… Если здесь время слоится, то кто ему сейчас скажет: для него возводили мосток или для кого-то другого?
К тому же мостик как мостик. Ничего в нём особенного. Как будто…
Но, приближаясь к нему, Иван был начеку: сейчас должно что-то произойти. Мостик – это сигнал, предупреждение; он, вернее, его появление, содержит в себе нечто. Предостережение? Угрозу?
Или ни того и ни другого, а лишь средство перейти ручеёк, не замочив ноги.
Наконец, вот он, под ним. Три толстых бревна, небрежно обработанные топором, тёмные пятна сучков…
Иван ступил на среднее бревно. Ничего примечательного, неожиданного, страшного. Он уже смелее сделал следующие быстрые, оттого мелкие пять-шесть шагов.
Переход остался позади. Ходок выпустил набранный ещё на той стороне ручья в лёгкие воздух…
И вдруг позади него сильно загрохотало. Послышались резкие голоса отчаявшихся что-либо сделать людей.
Иван в неестественном, стремительном подскоке развернулся и увидел несущуюся на него пару лошадей. За ними виделась ещё пара, за которой вычурным коробом тряслась со страшным шумом карета.
Ходок всё это увидел ещё до того, как его ноги коснулись земли. Мгновением позже он уже приземлялся метрах в трёх от того места.
Мимо проносились цугом запряжённые лошади с форейтором впереди и громадная, но изящная повозка с лакеями на запятках.
Пронеслась, мелькнуло окно с чётким силуэтом, и пропала в теневом мареве временного перехода, только грохот от тряской дороги ещё долго раздавался в пустоте, да пыль оседала седыми клубами.
Вместо мостика, только что так успешно преодолённого Иваном, перед ним выгибался широкой полосой над полноводной речкой добротный, хотя и деревянный мост с перилами по бокам. По нему, изредка касаясь рукой перил, свободной походкой – явно прогуливался – шёл мужчина средних лет…
Невысокий, подтянутый, одетый в тёмную пару, на голове широкополая шляпа с выцветшими перьями, на ногах высокие раструбом сапоги. Сам – лёгкий, ловкий, грациозный. Фигурой чем-то похожий на Симона. Лицо смуглое, строгое. Усики чёрточкой, узкий клинышек бородки…
Ивана он заметил, подойдя уже довольно близко. Удивился, повёл бровями, словно досадуя, остановился и в упор стал разглядывать встречного. Ни тени беспокойства или страха. Единственное, что стало заметным явственно, – смотрит на Ивана с неудовольствием. Мол, шёл себе, ни о чём таком не помышляя, наслаждаясь прогулкой и одиночеством, но вот тебе раз – помеха всему этому.
Толкачёв с не меньшим интересом рассматривал его, намереваясь вступить в контакт.
Да, человек этот был красив. Не деталями, а в целом.
Детали, это знал по своему опыту Иван, всегда портят первое впечатление, особенно у женщин, ибо нет идеальных лиц, рук и ног. Но есть общий облик, порой достаточный, чтобы не обращать внимания на детали. Если, конечно, есть к тому желание…
Человек был красив именно обликом.
Иван поднял руку для приветствия. Прохожий машинально повторил его жест, но следом повёл пальцами, подобно дирижёру перед оркестром, выкрикнул несколько непонятных слов и тут же стал медленно размываться в воздухе, потянув за собой и видение капитального моста, сквозь который проявлялись и обретали чёткость три наспех уложенных бревна через сильно обмелевший поток.
Обескураженно усмехаясь, Иван двинулся дальше по улице, стараясь меньше обращать внимания на окружающие перемены. Но сцена исчезновения человека взяла его за живое. Если, конечно, это не совпало с плывущей картинкой, срок которой к моменту их неожиданной встречи закончился.
И всё-таки напрашивались вопросы.
Что могло означать мановение руки, после чего незнакомцу удалось уйти в другое, по всей видимости, время? Они здесь таким способом избавляются от чужаков или неприятных встреч? Тогда как они определяют своих: по одежде, поведению, жестикуляции или по иным каким знакам? Можно ли было последовать за ним?
Последняя задачка больше всего занимала Ивана. Ведь он даже не смог определить, куда ушёл случайный встречный: в прошлое или будущее, или пересёк неведомую для ходока границу между параллельными мирами, а может быть, просто растворился в стоячем болоте времени Фимана? Как капля чернил в большом объёме воды, как одетый во всё чёрное в темноте, как туман под лучами солнца.
Был – и нет его…
Идти стало удобнее. Улица шаг от шага приобретала цивилизованный вид, проявились мостовая и тротуары.
Показалась женщина средних лет, шедшая навстречу, прошла мимо и не пропала, обратив внимание единственно на немалый рост ходока – взгляд быстрых глаз сверху вниз – и только.
Ещё несколько шагов – и улица наполнилась людьми.
Во всяком случае, несколько десятков мужчин и женщин, одетые в свободные, лёгкие одежды (у мужчин длинные рубахи навыпуск), шли куда-то по своим делам мимо невысоких строений, кое-где осенённых купами деревьев.
Так выглядит маленький провинциальный городок, не притязающий на широкую известность, со своими издавна сложившимися нормами поведения и неписаными законами, со своей историей, больше похожей на свод легенд, чем на правду. Здесь должны были проживать с десяток-другой ярких личностей, кто скрашивает стоячее болото обывательской жизни горожан, проявляя индивидуальность вопреки мнению их большинства. Для людей, окружающих эти личности, их новые мысли, неординарные поступки и деяния кажутся нелепыми или вызывающими. Но когда они умирают, о них вспоминают как о редкостях, которые создают славу городу.
Джордан должен быть, по всему, как раз из таких вот не от мира сего личностей…
Всё так и должно быть, если это был бы какой-то частный городок, но в мире, откуда пришёл КЕРГИШЕТ.
Там, как бы он ни был мал и далёк от центров цивилизации, дорог или источников новостей, он никогда не выпадает из общей массы подобных городков. Он и не может выпасть, поскольку в него приезжают гости и из него уезжают местные. Таким образом, идёт общение с окружающим миром, происходят новации, что-то со временем изменяется, нарождается новое поколение и тоже вносит свою лепту в это изменение. И бывает, тому примеров не счесть: маленький и всеми забытый, он вдруг становится известен всем, благодаря своим жителям или их оригинальной деятельности. Порой такой городок расстраивается в громадный красивый город, притягивающий к себе множество людей со всех концов света.
Но – это был Фиман, единственный в своём роде для всего Кап-Тартара. С кем тут можно обмениваться мнениями, откуда черпать информацию? Знают ли они о своей полной изолированности от человеческого сообщества? Чем они живут, что производят, да и производят ли, каковы у них знания?
Всё это надо было узнать, разобраться, понять, в конце концов. Если, конечно, для этого у него останется время и появится желание…
Несмотря на терзающие Ивана вопросы, он с удовольствием осматривался: чистые дворики, прозрачные стёкла в окнах домов, люди, без спешки занятые нехитрыми, на первый взгляд, повседневными заботами. Оглядываясь, Иван видел за собой такую же улицу, что простиралась впереди, но она там, за ним, упиралась в лёгкое марево с движущимися тенями нестабильного времени.
Прохожим, по-видимому, не было никакого интереса наблюдать подобную аномалию. Она для них была вечной данностью, и значит, примелькалась и не представляла чего-то особенного, тем более что оттуда появлялись и туда входили люди.
Что с ними там происходило, Иван мог только догадываться или предполагать…
Улица закончилась большой площадью, не меньше Дворцовой, только вместо Александрийского столпа искрился худосочный фонтан, о котором Иван столько был наслышан от Учителей.
Вокруг фонтана, на почтительном от него расстоянии, вдоль фасадов домов чётко просматривались мелкие детали площади: небольшие будки или лавочки, с десяток скульптурных изображений, которые не имели, с точки зрения Ивана, ни композиций, ни смысла. В прозрачное небо упиралось несколько флагштоков. На одном из них висел флаг, напоминающий английский, а на другом, рядом, развевался чёрный флаг с Весёлым Роджером, под которым красовалось утрированное перекрестие громадных берцовых костей – практически во всё полотнище, а череп был только намечен мелкой монетой.
Где-то здесь, у памятника…
Здесь должен быть и памятник, возле него надо искать Джордана. То, что он, этот верт паршивый, по определению Сарыя, сам его найдёт, ждать не стоило.
Иван медленно побрёл вокруг площади от одного нелепого монумента к другому, пытаясь понять, что они всё-таки изображают? Похоже, ничего – чистое искусство, полёт фантазии создателя, которому не было дела до того, что кто-то попытается увязать его творение с реальностью.
Вокруг сновали люди, но что они тут делали, Иван никак не мог определить. То, что он принял за торговые лавочки, ничего, как оказалось, не продавали, но в них обязательно кто-то сидел, и с ними общались входящие туда люди. В одной из таких коморок Иван высмотрел маркена, вернее человека, одетого в серебристые одежды. Прохожие шли молча, либо разговаривали спокойно, поэтому не было слышно громких голосов или восклицаний.
Кроме одного, доносящегося издали.
Подойдя поближе к источнику звука, Иван увидел у скромного постамента мужчину лет пятидесяти, неказистого лицом и ростом, давно небритого, отчего седая и тронутая сединой части лицевой растительности бросались в глаза. Этот человек всклоченными волосами, энергичной жестикуляцией и безумными глазами походил на пророка, как их рисуют в религиозных книгах, вещающих о страстях и ужасах будущего, воспринятого ими якобы свыше, или, что будет точнее, на сумасшедшего, несущего несусветный бред.
– …и они это знают! – можно было разобрать слова. – О-о! Они это знают!.. Чтобы умалчивать! – резкий взмах руки, забивающей гвоздь. – Но никто из них нам не скажет правду: кто мы, зачем мы и почему? А вы? Вы? – оратор вытянул руку и повёл ею вокруг, поворачиваясь за нею всем телом, словно флюгер под порывом ветра. – Склонившие головы перед случившимся с вами несчастьем? Праздно проводящие время, которого нет и не будет?.. Ах, как вы спокойны и беспечны!..
Не считая только что подошедшего Ивана, вокруг пламенного трибуна слушателей не было: люди его явно обходили стороной. Но его, похоже, такое отношение сограждан не смущало. Возможно, он упивался своим голосом или проводил репетицию предстоящего выступления перед более многочисленной аудиторией.
«Кажется, я его нашёл», – догадался Иван.
Ориентиром к тому же служила статуя человекообразного существа с шаром в одной из трёх рук.
Это и был, наверное, Давнал.
Иван не долго слушал, а, воспользовавшись паузой в слово потоке вопиющего, обратился к нему:
– Ты – Джордан? Ходок во времени?
