Виктор Васильевич Ананишнов
Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3
Сарый выпрямился, подал вперёд грудь.
– Ты тогда и расскажи им, чтобы знали на будущее, какова была плата за движение перед Нардитом, – сказал он наставительно. – Чтобы Ваня послушал и имел в виду, да и Щенеку это полезно будет. И, вообще, всем напомнить следует.
– Не хотелось бы, но ты прав.
– Давайте выкладывайте, мои Учители, что ещё я должен бояться на дороге времени.
– Не бояться, Ваня! О чём ты? – досадливо поморщился Симон. – Был у нас такой случай. С этим Бурдаком. По его версии, он, якобы, хотел поразить Нардита мечом, чтобы тот больше никогда не показывался и не пугал ходоков. Только схватился за меч, как потерял сознание, а, придя в себя, понял, что очутился в прошлом далеко за границей своего кимера.
– Интересно узнать, – сказал Иван, – как он смог определить выброс за пределы кимера?
– Не знаю, Ваня, так как он сам не знает или привирает.
– Зачем ему врать? – сердито спросил Сарый.
– Бурдак добрый, – невпопад подал голос дон Севильяк. – Я у него был. Хорошо встречал.
– Добрый, не добрый. Вы ему верите, а я нет.
– И почему же? – сощурился Сарый.
– Учитель, дай досказать, – запротестовал Иван, – а потом спросишь у Симона, почему он не верит вашему Бурдаку.
– Почему не верю, чуть позже. Он вернулся в своё настоящее, переплыв, как утверждает, океан, не меньше, и обнаружил, что кимер его сократился больше чем в десять раз. С четырёх тысяч лет до трёхсот. Вот он сейчас и мыкается на этом отрезке и рассказывает сказки. Потому что никто никогда не знал его как ходока во времени. И кимер у него от рождения составлял только триста лет.
– Ну, а Савла? – Сарый лукаво повёл взглядом на Ивана, вот-де, как надо получать нужную для себя информацию от сведущих людей.
Симон перехватил его взгляд и отметил кривой – уголок губы и одна щека – усмешкой.
– Это он, Ваня, для тебя старается. Наверное, при появлении Нардита и вправду не следует суетиться. А Савла, как увидел его, тут же стал на дорогу времени. И не узнал своего поля ходьбы. Оттого до сих пор не знает, из какой струи времени он пришёл к нам.
– Я и говорю, с Нардитом шутки плохи. Я до сих пор никому не говорил, но однажды… Ещё до встречи с тобой, Симон, и с доном Севильяком… Не важно где у нас произошла встреча. Но я был один. И не скажу, что в удобной позе…
Дон Севильяк захохотал, остальные ходоки заулыбались.
– Эк, как вас развеселило! – не сдержал тихого смеха и Сарый. – Так вот, он уставился на меня, а я взял и плюнул ему в его бесстыдные глазища. Обозлился на него. Плюнул, чтоб не подсматривал.
– И?.. Не тяни, Камен. Начал, так досказывай.
– Я плюнул, а он лопнул.
– Как это лопнул? – ахнул дон Севильяк.
– Обыкновенно, – сказал Сарый и торжественно выпятил грудь, словно ожидая, когда на неё повесят орден или хотя бы медаль. – Как мыльный пузырь! Блынь! и нет его.
– Вот это да! А его свита?
– Сгинула, будто её и не было.
– Ай да, Камен! Но тогда ты сам себе противоречишь. Ты плюнул, он лопнул, и вы мирно разошлись. Так чего бояться Нардита?
Сарый опал грудью, поскучнел, нахмурился.
– Я, Симон, о том тоже никому не говорил. Да, мы с ним, как будто, разошлись, но, как оказалось чуть позже, не совсем мирно. Для меня, естественно. Я потерял прежнюю дорогу в Кап-Тартар. Теперь, сам знаешь, как мне туда приходится добираться.
– А другие встречи ещё были?
– Была одна… Но в тот раз он объявился вдалеке от меня, словно запомнил мою выходку.
– Кому приятно получить плевок в глаза?
– Так, наверное, и было. Он на меня смотрел с укором.
– Это тебе показалось.
– Может быть, – не стал спорить Сарый. – А у тебя, что с ним было?
– А я никогда не рисковал, – признался Симон. – Я только-только начал вставать на дорогу времени со своим Учителем, как встретил Нардита. Испугался. Учитель меня и предупредил, не выказывать перед Нардитом каких-то резких движений. Так я поступаю и всем рекомендую делать именно так. А случаи с Бурдаком и Савлой… И с Карканом. – Сарый хмыкнул. – То, что с ними произошло, утвердило меня вести перед Нардитом смирно.
– Да, у каждого своё. – Сарый смотрел перед собой. – Мы ведь никогда ещё не говорили о Нардите и встречах с ним. Но почему, как ты думаешь?
Симон пожал плечами.
– Ты сколько раз с ним встречался?
– Считая последний, шесть, – быстро ответил Сарый. – А ты?
– Четырежды. А ты, дон Севильяк?
Дон Севильяк почесал затылок.
– Я не считал… Раз десять, наверное.
– Зато Ване и Щенеку повезло впервые, – сказал Сарый. – Впечатляет?
– В первый, и пусть будет в последний раз, – брезгливо поморщился Щенек. – У меня до сих пор что-то внутри трясётся.
– Охо-хо! – отреагировал дон Севильяк, но его не поддержали даже слабыми улыбками.
– Но, что теперь? – спросил упавшим голосом Иван после непродолжительной паузы, в течение которой слышны были лишь звуки, издаваемые неспокойным доном Севильяком.
– Что ты имеешь в виду?
– Со всеми этими… тарсенами, Нардитом… урвами?
– А пока ничего, – с необычной лёгкостью ответил Симон, словно и не было всего того, что пришлось пережить Ивану за эти дни и сегодняшнего разговора. – Будем ждать очередной встречи. Повезёт, вступим в контакт. Не повезёт… Не ухмыляйся, Ваня!
– Сколько раз уже не везло, – сокрушённо проговорил Щенек, так ни разу не сбросив с лица маску озабоченности и нахмуренности. – Но, заметив удивлённое лицо Симона, пояснил: – Мне Кравец говорил.
– Да, – кивнул Симон. – Кравец не однажды с ними встречался. Давно за ними охотится… Это всё! Вы, Ваня, уходите завтра?
Всё-таки странный, с точки зрения Ивана, состоялся разговор – пустой.
Столько было затрачено сил, чтобы приблизиться к тарсенам, таскать на себе тяжести, потом проникнуть в склад и сидеть там скрючившись в три погибели, увидеть Нардита с его ужасной свитой…
Это только Ивану.
Сам Симон со Щенеком и какими-то другими ходоками патрулировали округу в поле ходьбы. Но всё, как видно, закончилось пшиком.
Иначе, как это назвать?
Ведь тарсены незаметно ушли. Потом появились какие-то пляшущие чёртики. Их сменил Нардит, пробившийся, кто знает, из каких неведомых глубин прошлого сюда, в будущее, то ли с охраной, то ли с группой захвата, состоящей, возможно, тоже из ходоков во времени.
И вдруг это – всё!
Однако, видя решимость Симона закончить разговор, Иван, повернув в сторону лицо, медленно ответил:
– Да, завтра. Так договорились… Что-то я, Симон…
– Где встречаетесь?
Симон явно не хотел больше ни о чём говорить, кроме как о намерении Ивана и его команды уйти в доживающий последние дни перливый мир Лондона.
– Здесь, у меня.
– Разумно. Через Пулковские пойдёте?
– Арно предлагает через Огненную Землю. Я на Пулковских шестого мая так уже наследил, что не втиснуться между закрытиями.
– Да, Ваня. Вот и у тебя целый день в одной точке зоха потерян навсегда, – печально заметил Симон.
– Он и мне его перекрыл, – сказал недовольно Сарый. – Зря я вам тогда назвал этот день. Сам знаешь…
– Почему только тебе? Всем! Но об Огненной Земле я слышу что-то в первый раз. Ты, Камен?
– Как-то ходил. Едва добрёл назад.
– Так многие говорят, – добавил дон Севильяк. – Поэтому я даже пробовать не стал начинать оттуда путь в Кап-Тартар. Это Арно на Ваню надеется.
– Да, Ваня может, – произнёс Сарый уже в который раз полюбившуюся ему фразу.
Щенек попрощался, стал на дорогу времени. Чуть позже ушли Симон и дон Севильяк.
Иван остался с глазу на глаз с Учителем.
Путы настоящего
– Пойду, руки помою, – сказал Иван поднимаясь.
– Ты, Ваня, вот что… – Сарый явно находился в растерянности. – Не хотел при всех говорить…
– Да, – остановился Иван.
– Ты говорил, чтобы я на телефонные звонки не отвечал, но и не отключал…
– Говорил. И что? – Иван стал проявлять нетерпение, тут же показалось, что руки такие грязные, что ими до лица дотронуться противно, а Учитель что-то мямлит.
– Да он так трезвонил, что я… Я снял трубку и… ответил.
– Фу, на вас, Учитель! Ответил и ответил.
Иван отвернулся, считая вопрос исчерпанным.
– Там звонил Алим какой-то…
– Кто? Алим?!. Что сказал?
Иван тут же забыл о своём намерении идти в ванную. С Алимом он воевал в Афганистане. Алим – тоже сержант и… некий антипод Ивану.
Алим, красавец Алим! Не одежда красила его, он – её. Даже походную, с рюкзаком, оружием и прочая. Любил, когда его называли по прозвищу – Джигит, точно так же, как Иван не любил своих прозвищ, как детское, тем более, армейское – Правдолюб, и ещё хлещи – Правдолюбка.
Они недолюбливали друг друга, при любой возможности злословили в противный адрес, не уступали ни пяди своего «я». Конечно, в поиске или в бою исполняли свой долг, делали одно дело, где не до личностных распрей, зато в будни «оттягивались» в словесном творчестве по полной мере.
Гражданка не помирила, но развела их. Алим пытался верховодить среди афганцев, Ивану же было недосуг встречаться с ним, так что, казалось, их пути со временем разошлись навсегда.
И вдруг от него звонок.
У Ивана всё в груди сжалось от предчувствия беды…
– Сказал, что убили какого-то Кешку.
– Мишина?
– Ну-у…Он сказал: Кешку… Сегодня ночью.
– Телефон оставил?
– Вон, на подоконнике… Только, Ваня… Это случилось вчера…
– Какая разница? – Иван набирал номер Алима, рука срывалась. – Убили Кешку!.. Ты понимаешь, Кешку! – пошёл гудок вызова, на том конце сразу же сняли трубку. – Алим?… Это я, Иван Толкачёв… Ну!
Алим был вне себя от случившегося; Ивана потрясло убийство Мишина. Так что между ними исчезли все недомолвки, нелюбовь и соперничество.
Кешку, Геннадия Мишина, застрелили вчера в десять часов вечера у гаража; он ставил машину. Стрелявший сбежал, но невольные свидетели видели невысокого, плотного телосложения мужчину, в темноте лица не разглядели. Он якобы о чём-то разговаривал с Кешкой, а потом трижды выстрелил.
– Нам надо найти эту гадину! – орал Алим.– Он, поднял руку на наших!.. Иван – надо!…
– Где эти гаражи?
Алим указал, а Иван вспомнил, что как-то сам побывал там, где пристроились многие из афганцев.
– Хорошо, я проверю! – Иван бросил трубку, чтобы не терять времени на пустые слова анафемы убийце.
– Ваня, я тебя прошу, – Сарый сложил ладонь к ладони и прижал их к груди. – Ты ничем этому Кешке не поможешь. Ты же знаешь… Только наживёшь сердечную рану… Это же было только вчера. Мы тебе говорили…
– Говорили… Какая погода?
– Зима…Но, Ваня…
Увещевания Учителя пролетали мимо сознания Ивана, он хотел знать одно: кто убил Мишина?
Ну, кому мог помешать общий любимец, вечно улыбающийся до зрелых лет младенец? Кешка Мишин…
Смешно, но ровесник всех во взводе, он олицетворял для каждого младшего брата, которому ещё не положено делать того, что под силу старшим. А он, несмышлёныш, всегда старался быть впереди всех: и в бою, и на отдыхе. Таким он остался после увольнения из армии.
И вот его кто-то убил…
Иван оделся в походную куртку, ступил на дорогу времени.
Гаражи занимали несколько гектаров когда-то бросовой земли, а сейчас к ним вплотную подступили строения разрастающегося города. Иван вышел в реальный мир в половине десятого вечера. Ночь наступала морозная, горели звёзды – редкая для этих мест погода, тем более что как будто совсем недавно выпал снег. Выделялась белая кромка вдоль тёмных стен и ворот, посередине провальной полосой – наезженная колея.
Всё-таки Иван здесь побывал давно даже в рамках нормально текущего времени, а у него эти лет пять-шесть из-за ходьбы во времени растянулись уже за полное десятилетие, а то и больше. Да и привозили его сюда, так что надо было отыскать хотя бы улицу, где располагался гараж Кешки.
Задача не из лёгких.
Вначале он вышел к въездным воротам, и уже от них двинулся, как ему представлялось, по маршруту, ведущему в нужное место. Мрачные улички, порой ярко освещённые фарами машин, и опять погружающиеся в темноту.
Он, пожалуй, подходил к памятному повороту, ожидая, что вот-вот увидит ещё живого Кешку.
Но его чуткий слух уловил приглушённые выстрелы совсем не там, куда он направлялся. Иван чертыхнулся, закрутился на одной точке: звуки выстрелов отразились от стен и могли возникнуть в любой от него стороне.
Увидел две бегущие в конце улицы фигуры. Внезапно дальний свет автомобильных фар метнулся вдоль проезда и осветил их.
– Колобок!?. – воскликнул Иван от неожиданного узнавания одного из бегущих, и бросился в след за ним.
Колобок бежал и оглядывался. В руках у него был зажат автомат. Его напарника Иван не знал, но в отблесках мигающего освещения лишь отметил: у него – усы.
Они бежали к стене, обводящей гаражи. Колобок в очередной раз оглянулся и увидел преследующего их Ивана. Навряд ли он узнал его. Не целясь, пальнул. Пуля прошла далеко от Ивана, но вызвала в нём воспоминание: он лежит, затаясь за хлипким прикрытием, а над головой и рядом щёлканье и посвист…
Автомат Колобка был поставлен на одиночные выстрелы. Дал бы очередь, то для Ивана всё могло закончиться хуже. Он прижался к стене, сливаясь с нею. Колобок побежал боком, оглядывая тылы, но никого не увидел, что-то прокричал обогнавшему его напарнику.
У огораживающей стены были поставлены бетонные блоки, встав на которые, убийцы Кешки, а Иван уже был в том уверен, перемахнули на ту сторону забора. Пока Иван добежал и выглянул наружу, Колобок с усатым подельщиком уже садились в поджидавшую их машину.
Да, они предусмотрели всё, кроме того, что Иван невесть как оказался невдалеке и узнал одного из них, и то, что, не кстати для убийц, появился свет и высветил номер машины.
Иван проводил взглядом красные огоньки, пляшущие от неровности просёлочной дороги. Задумался, размышляя.
Значит, Кешка чем-то помешал Колобку. Но Колобок всегда был на подхвате у Алима.
Но тогда кто руководил Колобком? Сам он шагу не ступит без подсказки со стороны. Так было всегда.
Возможно, Алим знал, но зачем-то решил втравить его в это дело. Но они ведь с ним не общались, а Колобка он не видел уже… сколько же? Пожалуй, со времен окончания института. И в этом промежутке времени, Иван вновь вернулся к прежней мысли, всё могло произойти: Амин и Колобок уже не друзья, а враги; Кешка стал иным. Времена наступили жестокие, каждый сейчас выживает, как знает. Все подались в предприниматели, наступают друг другу на пятки, оттирают плечом, не помогает – рукоприкладством, а радикально – пулю в лоб, чтобы не мешал, не заступал дорогу кому бы то ни было: лучшему другу, ближнему родственнику, тем более, – чужому.
Мог ли знать Алим?
И почему позвонил ему?
И ещё… Ведь вчера в этом именно промежутке он был в другом месте и во времени и в пространстве. То есть, как он мог очутиться сразу в двух точках зоха?..
Встревоженный Сарый встречал его молчаливым укором. Иван, не раздеваясь, тут же позвонил Алиму.
– Алим?
– Нас прервали… – для Алима деват Ивана длился секунды. – Что ты имеешь в виду, что проверишь? Мы тут…
– Кешку убил Колобок! – резко сказал Иван, и не удержался: – Твой дружок.
– Какой он мне дружок? – закричал Алим. – Эта падла… Но как? Как ты узнал?.. Мы тут…
– Так и узнал. С ним был кто-то. Я его не знаю. У него усы…
– А-а! И эта падла!
– Они уехали на машине, – Иван назвал номер. – Всё! Меня нет! И не будет!
Он кричал так же, как Алим. Ярость душила его. Бросил трубку мимо аппарата, рванул шнур телефона, оторвав его вместе розеткой.
Обернулся, увидел Сарыя.
– Учитель, налей водки… Стакан!
Краешек чужого мира
Утром следующего дня, часу в десятом, начали собираться члены отобранной Иваном команды.
Сарый с неудовольствием встречал появление каждого ходока.
– Скоро здесь будет ни вздохнуть, ни протолкнуться, – наконец пробормотал он и стал на дорогу времени.
Иван, хмуря брови и напуская на себя груз озабоченности, поминутно вспоминая вчерашнее, придирчиво, словно как когда-то у новобранцев, проверял снаряжение, как если бы ходоки впервые пускались в просторы поля ходьбы.
– Как зачем? – возмущённо воскликнула Шилема, когда он решил избавить её рюкзак от увесистой коробки с какими-то баночками. – Женщина я или нет?
Заданный Ивану вопрос так не вязался с её обликом.
Коротко стриженые волосы, черты лица, грубые штаны, заправленные в видавшие виды сапоги с раструбом, и точно такая же видавшая виды куртка мало делали её похожей на женщину.
Так что, она сказала, и тут же поплатилась за это, вызвав град усмешек со стороны мужчин. И если Иван отступил, неопределённо высказавшись:
– Да уж…
То остальные замечания были куда хлещи.
– Кто бы мог подумать? – делано удивился Арно, ворочая глазами и приоткрыв рот.
Серьёзный Жулдас на заявление Шилемы обеспокоено покачал головой – что это она задумала?
– О, женщина! О радость нашей жизни! – встал в позу декламатора Хиркус, запнулся и невпопад добавил: – О, Офелия! О!.. Ну, да… О, нимфа! – Потом скороговоркой повторил: – О, Офелия, о, нимфа…
Дон Севильяк громыхнул своим бесподобным смехом.
Шилема не осталась в долгу, а замечания пропустила, казалась, мимо ушей.
– Что вы понимаете? Вы? Даже побриться забыли! И с ногами волосатыми ходите!
Реплика вызвала неподдельный смех мужчин.
– Молодец, женщина! – похвалил Хиркус.
– Перестаньте! – с досадой сказал Иван. – То, что ты женщина, мы помним, – добавил он, обращаясь к Шилеме, всё ещё исподлобья сердито поглядывающей на мужчин.
– Плохо помните, – огрызнулась она, но мгновением позже изобразила лучезарную улыбку. – Да и не нужно мне всё это. Я как все!
– Вот и хорошо. Тогда…
Иван давал последние важные, как ему казалось, наставления, а на самом деле уже неоднократно повторённые и ничего незначащие. И это было оттого, что он всё больше понимал – пройдёт всего ничего времени и выяснится несостоятельность всех его слов. Мало того, появиться то, что именно сейчас надо было бы обсуждать, но никому о том говорить не приходит в голову.
Но, возможно, всё было проще. Они оттягивали время.
И тут в квартире реализовался Щенек, крайне взволнованный, и в растерзанной, как после драки, одежде.
– Хорошо, что застал! Симон в опасности!.. КЕРГИШЕТ, нужна помощь! Надо всем! Срочно!.. Всё скажу по дороге! За мной!
По словам Щенека всё произошло непредсказуемо и, естественно, неожиданно.
Они, группа из пяти ходоков во главе с Симоном, совершала «рутинную» проверку пространственно-временной окрестности, где чаще всего появляются тарсены. В реальном мире недалеко от будущей Тулузы наступала весна 147 года нашей эры.
Ходоки, согретые тёплым солнцем, встали на дорогу времени в хорошем настроении. Перед их глазами стояла ещё картина изумрудных от травы и покрытых цветами полей, свежей листвы, ярких лучей дневного светила. Так что ровный полумрак поля ходьбы не казался каким-то неживым и угрюмым. Кто-то даже пошутил, что пора, мол, посадить что-нибудь и на дороге времени, тогда и ходить по ней будет приятнее. Шутку обсудили. В ней таилась вековая мечта ходоков. Ходоки старших поколений утверждали, что есть такие места в поле ходьбы, где можно встретить растения. Однако никому из современников ничего подобного видеть не приходилось. Либо это были легенды, впустившие в себя желания ходоков, либо часть поля ходьбы, где произрастали травы и кустарник, сейчас по каким-то причинам была для них недоступна.
Ничто не предвещало дальнейших событий.
Как вдруг поле ходьбы в точке зоха осветилось тревожным красным светом, и патруль ходоков потерял ориентировку.
Каждый увидел свою искажённую дорогу времени.
Они даже не успели обменяться мнением об окружившей их новой обстановке, как одновременно пострадали от неё.
Симон поскользнулся и упал, по-видимому, сильно ударившись спиной. У самого Щенека, поле ходьбы которого походило на вязкий песчаный пляж, под ногами захрустел насыпанный валками крупный остроугольный щебень, идти по которому – ногу сломать.
Ходоки остановились. Помогли Симону подняться и твёрдо держаться на ногах на скользкой дороге. Салехана с трудом вытащили из «трещины», куда он попал, провалившись почти по грудь. А ещё одного ходока пришлось вообще держать над «пропастью», образовавшейся в его поле ходьбы.
– Странная аномалия, – придя в себя и отряхнувшись, сказал Симон. – Будем исследовать.
В его предложении не было ничего нового для ходоков, так как с некоторыми аномалиями в призрачной зоне группа Симона встречалась неоднократно. Правда, до сих пор не было такого, чтобы все в одинаковой степени почувствовали кардинальные перемены. Обычно у кого-то из них появлялось закрытие, хотя эту точку зоха он никогда не использовал. Кто-то ощущал неприятные запахи, пропитавшие, казалось, не только дорогу времени, но и реальный мир. А то время словно останавливалось, и точка зоха для ходока превращалась в своеобразное тире. Поэтому каждый ходок в таких случаях уже знал, чем ему заняться.
Здесь было не так, как всегда, и Симону пришлось напомнить: быть предельно осторожными, рук не выпускать, а лучше держаться в тесной кучке.
Постепенно выявились временные и пространственные границы аномалии, сделаны выходы в реальный мир всеми вместе, и по отдельности, найден эпицентр. На нём ходоки сделали короткую передышку перед началом тщательного изучения.
Вот из этого-то эпицентра, словно горох из прорванного мешка, посыпались люди и человекообразные существа. Они разорвали сцепку ходоков, отчего двое из них и Симон оказались в плотном кольце выходцев, по всей видимости, из мира тарсенов.
– Они вооружены? – спросил Иван, ломая голову, что же это могло быть: постоянно действующий канал между мирами или специально подстроенная ловушка на ходоков?
– Мы их никогда не видели вооружёнными, – ответил Щенек и поправился: – Мы не знаем, как выглядит их оружие. Но эти… Они не вооружены, но мне показалось, что они специально посланы для захвата нашей группы.
Иван не успел уточнить, почему у Щенека сложилась убеждённость целенаправленного захвата. Ускоренно пробиваемая им команда со Щенеком вторглась в район аномалии.
Был красноватый, неприятный для глаз свет, как предупредил Щенек. У ходоков, собравшихся в перливый мир, а теперь спешащих на помощь товарищам, случилось новое видение поля ходьбы, кроме, пожалуй, у КЕРГИШЕТА. Для Ивана оно заметно не изменилось. Он слышал удивлённые или натуженные возгласы, но что-либо осмыслить и оглядеться не имел возможности, так как нос к носу столкнулся с агрессивно настроенной оравой разумных и, похоже, не очень человекообразных особей. Они теснились вокруг кого-то, кто пока что сопротивлялся их давлению.
– Симон! Отзовись!.. Симон! – выкрикивал Иван, вламываясь в плотные ряды выходцев из чужого мира.
За ним, расшвыривая в стороны порождения иной полосы времени, следовали члены его команды, разгорячённые быстрым движением, а теперь – видом реального противника. Рокотал дон Севильяк, вскрикивала Шилема, и что-то бормотал Хиркус, наверное, подобающие слова из какой-нибудь драмы или трагедии. Приотставшие Арно и Жулдас оказались не у дел до тех пор, пока их друзья пробивали брешь, но когда те вклинились достаточно глубоко, пришёл и их черёд размяться и показать, на что они способны.
Симон долго не отзывался. Иван свирепел. Казалось, конца не будет искажённым рожам и гибким телам, вставшим у него на пути. По сравнению с ним они были мелковаты и слабосильны, но их было слишком много, а отброшенные им с дороги руками и ногами, быстро приходили в себя и вновь бросались в схватку.
Наконец он увидел Симона и расслышал его сдавленный голос:
– Ваня, я тону… Тону-у!
Ударив подвернувшегося под удар тарсена, Иван дотянулся и ухватил протянутую ему навстречу руку Симона. Рванул её на себя, не без труда, как если бы он тянул его из клейкой массы, подтащил к себе. Двое других ходоков, зажатых вместе с Симоном, также вцепились в его руку.
– Выходим в реальный мир! – зычно подал команду Иван.
Его услышали и подчинились, но проявление в реальном мире вызвало возгласы отчаяния.
Это явно был чужой реальный мир.
Каждый человек распознаёт чужое, по-видимому, на уровне подсознания. И действительно. Когда громадное число предшествующих предков ощущали себя причисленными к какой-то одной экологической зоне, с присущей ей растительностью, рельефом и климатом, видом неба и дали, то потомки, в одночасье, попадая в иные условия, долго ещё ощущают себя как бы в чужом мире.
Выйдя из леса в степь, человек пугается открытого пространства, так как он для всех как на ладони – виден издалека, а спрятаться некуда. И напротив, выросший в степи, беспомощен в лесу, может легко заблудиться и потеряться совсем. И это в одном и том же мире, в той же эпохе…
Но то, что окружало ходоков, заставило их внутренне содрогнуться.
Во все стороны простиралась безжизненная пустыня, изрезанная глубокими безводными руслами некогда протекавших здесь рек. Кое-где маячными башнями поднимались окаменевшими великанами серые останцы, придавая окоёму угрюмость бесконечности, зашторенной пылевыми облаками. Пыль клубилась, фонтанами вспархивала вверх и опадала. Небо… Тусклое. Солнце на нём – оловянное, холодное, как луна в полнолунии, свет которой пробивается через разреженный полог облаков. В воздухе – ощутимый мороз и смрадный запах.
Ходоки долго оставались единственными живыми существами в этом безрадостном месте, и могли осмотреться.
Песок вокруг был истоптан, следы босых ног вели со всех сторон, будто оставившие их сюда сбегались как к центру. Искусственная, по всему, кладка из необработанных камней создавала полукружием стены в рост человека и, возможно, служили для укрытия от ветра и пыли.
По всей видимости, так оно и было. Не далее, как в метрах тридцати раздался громкий, похожий на стон раненого зверя, звук. На том месте вверх взметнулся песок. Он быстро осел, но пылевой столб, неуверенно поколебавшись, словно выбирая направление, двинулся в сторону людей.
Мокрый с ног до головы и замерзающий Симон, выдавил посиневшими губами:
– Отсюда надо уходить. И чем быстрее, тем лучше. Я вот…
Иван прижал его к себе, пытаясь обогреть.
– Куда же делись… эти? – озадачился он вслух.
– Думаю, поджидают нас на дороге времени, – сказала Шилема, она тоже замёрзла и жалась ближе к Арно.
– Наверняка, – поддержал её Арно. – Знают, что здесь нам будет не уютно, и мы будем вынуждены вернуться в поле ходьбы. И вот…
Под ногами дрогнула земля. Столб земли возник почти рядом, обдав ходоков лавиной песка и противным запахом гниющей рыбы.
– Ваня! – задохнулся Симон.
Выругался Арно. Ему досталось больше всех. Шилема пряталась под его рукой, но и она после песчаного душа выглядела серым изваянием.
– Делаем так! – привлёк к себе внимание Иван. – Уходим на дорогу времени. Симон и вы, – он указал на спутников Симона, – будут у нас в центре. Остальные… Арно и дон Севильяк впереди. Я замыкающий. Справа – Шилема и Хиркус. Ты, Жулдас, слева. Становимся!.. Да, прямо сейчас! Разом выходим из этой ямы и сразу же без задержки двигаемся в ту сторону, – он указал направление рукой. – Будем сходу пробиваться сквозь тех, кто там нас и вправду поджидает.
Жулдас замешкался.
– А почему мы пойдём туда? – спросил он.
– Понятия не имею, – дёрнул головой Иван. – Ты предлагаешь в другую сторону?
– Да нет. Думал, ты знаешь, что надо именно туда.
– Слушайте КЕРГИШЕТА, – подал голос Симон. На его скукоженный от холода внешний вид больно было смотреть. Не великий по габаритам, сейчас он вообще превратился в отрока. – В какую сторону ни пойдём, всё равно…
– Да! – воскликнул Хиркус. – Пойдём свиньёй! Тараном!
– Ты лучше отойди от меня хотя бы на шаг, – попросил его дон Севильяк. – А то будет тебе свинья, когда попадёшь под мой кулак. Я не люблю, когда мешают.
– Меньше машите руками. Нам не драка нужна, а выход из их кольца в наше поле ходьбы, – предупредил Иван. – Готовы?.. Тогда… пошли!
Обычно переход из реального мира на дорогу времени, так же как и в обратную сторону, длится две, от силы три, секунды; у каждого ходока своё время перехода. Но в этот раз им показалось, что этому процессу не будет конца.
Команда, ведомая КЕРГИШЕТОМ, проявилась в самой сердцевине плотного окружения тарсенов. Те, по-видимому, предполагали именно то, о чём догадывались Шилема и Арно. К тому же они понимали, что если бросятся вслед, то там их перебьют или покалечат по одному. А загнанные ими ходоки долго в чужом мире быть не будут, и вернутся сюда так же по одиночке, и справиться с ними удастся легко.
Так или не так предполагали тарсены, однако ещё только появилась тень команды, сбитой в кулак, как она согласованно двинулась в одну сторону. Несколько мгновений обескураженные тарсены ничего не могли противопоставить мощному натиску ходоков. А когда они словно проснулись и ринулись на команду со всех сторон, то было уже поздно.
Арно и дон Севильяк далеко отшвырнули последнюю шеренгу тарсенов, давая проход Симону и бросаясь на помощь друзьям, на которых навалилась вся толпа.
Объявился обрадованный Щенек и стал жестами и голосом, тонущим в вязкой субстанции перехода между мирами, призывать двигаться за ним к ближайшей кромке аномалии; там начиналось нормальное поле ходьбы ходоков.
Отбиваясь от подступающей массы тарсенов, команда, хотя и медленно, но без потерь приближалась к этой кромке, шириной всего не более двух шагов по дороге времени.
Люди из иного мира времени, если они и были среди нападавших, наверное, отступили назад, и теперь вокруг ходоков прыгали, метались и попадали под их увесистые кулаки и удары ногами, лишь создания, виденные Иваном на складе тарсенов в момент исчезновения закупленных вещей из песчаного круга.
Смуглые до черноты лица или морды с, будто внутренним огнём горящих глаз, крупные в оскале зубы, лёгкие и подвижные тела, бесстрашные наскоки – вот что видели и ощущали вокруг себя ходоки. И они, нападавшие, что-то, по-видимому, соображали, так как пытались раз за разом отбить кого-либо из ходоков от группы. Для этого они перестраивали свои ряды, производили обманные атаки, порой организованно отступали, заманивая, и вновь бросались в бой.
И всё-таки они опоздали…
Ходоки выскочили в свой родной мир. Вокруг молодая зелень, над головой голубое небо, кое-где прикрытое заплатками облаков…
И щебет птиц…
С лиц ходоков струился пот, смешанный с кровью от царапин. Каждый ощутил боль ушибов. Но радости ходоков не было предела. Они хлопали друг друга по спине, улыбались кривыми улыбками и с упоением вдыхали воздух своего мира.
Лишь Симон долго не мог придти в себя. Маленький на фоне монументальных фигур КЕРГИШЕТА, Арно и дона Севильяка, в порванной, пропитанной водой, одежде, бледный и замёрзший, с синяком под глазом, он представлял жалкое зрелище – бомж после неудачного ночлега среди агрессивно настроенных братьев по несчастью.
– Встретимся у тебя, – клацнул он зубами и вернулся в поле ходьбы.
Его пострадавшие вместе с ним спутники, имён которых Иван не знал, но, кажется, познакомился уже с ними во время их перевода в Кап-Тартар, последовали за Симоном. За ними – Иван. Там он нашёл Симона и проводил его по дороге времени. Она была чиста. Твари исчезли.
