Виктор Васильевич Ананишнов
Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3
Подошедшие позже, перестраивались.
Они суетливо собирали из беспорядочного своего скопления упорядоченную фигуру, похожую на неровный клин. Но клином на противника, рассеянного и малочисленного, каковыми перед ними предстали люди, не ходят. Такое построение для того, чтобы пробивать брешь в плотных рядах, рассекая их.
Прошли секунды.
И вдруг шеренга копьеносцев распалась. Воины повернулись к Ивану спинами и… довольно резво драпанули прочь. Вслед за ними, опять превращаясь в дикую орду, устремились рептилии, подошедшие позже. Из их глоток исходил клокочущий звук, словно вскипел громадный котёл вязкой массы. При этом они размахивали своим примитивным оружием. Однако своим неуправляемым, на первый взгляд, потоком, не сметали всё на своём пути, а лихо обтекали огорошенных людей со всех сторон и опять смыкались, минуя их.
– Ого-го! – раздался подбадривающий ликующий голос дона Севильяка. – Так их! Так!
– Не ори так! – отшатнулся от него и присел Джордан.
До того он искал у него защиты, скрываясь за громадной глыбой дона Севильяка, как за несокрушимым заслоном ото всех бед.
– Так смешно же! – дон Севильяк панибратски хлопнул приподнявшегося с корточек Джордана по плечу, но не рассчитал силу удара, и фиманец упал. – Гы-ы! – удивился дон Севильяк.
Джордан не стал с ним больше разговаривать, отвернулся и подался ближе к Ивану.
– Как думаешь, КЕРГИШЕТ, у них здесь война или, как сейчас у нас говорят… там, в будущем, – поправился Арно, – местный вооружённый конфликт?
– Спроси что-нибудь полегче… Ты посмотри только!
С десяток рептилий отстали от ушедших в погоню соплеменников. У них не было оружия. Они что-то булькающее бормотали у стайки испуганных, не понимающих их, женщин, а потом упали перед ними ниц. Приподнялись, воздели руки вверх и запели. Звуки, издаваемые из их, плохо приспособленных для этого глоток, неожиданно обрели стройность и ритм.
Иван не поверил своим ушам. Сквозь помехи искажённого произношения чётко выделялись два слова:
– …матка боска…
Возвращение в пустыню
«Матка боска» – заклинанием прокручивалось в голове у Ивана. – «Это же Матерь божья!
Но откуда? Как это может быть здесь? Почему они обращаются к ней по-польски?»
О «матке боске» знал с детства.
В их семью наезжали знакомцы отца и матери со всех концов Европы, в том числе и из Польши. И эта «матка боска» у одних звучало как присказка, у других, как обращение к ней по поводу и без повода. Отец порой тоже говаривал:
– Ну, матка боска, – если хотел сказать о чём-то досадившем его или неприятном.
Но здесь! Здесь!!
Пока в памяти Ивана с калейдоскопической последовательностью вспоминались фрагменты отлетевших лет и продумывались им, женщины с трепетом внимали коленопреклонённым перед ними аборигенам, хотя и с удивлением. Кроме того, две из них тоже опустились на колени и с жаром стали поминать «матку боску» вполне членораздельно, так что Иван удостоверился, что не ошибся, и всё это ему не почудилось, а так оно и есть на самом деле, несмотря на поразительную необыкновенность и чудовищность происходящего.
– Они молятся на польском языке, – оторвался от Икаты и первым высказался Жулдас.
– Да, это польский, – буркнул Арно, словно был недоволен тем, что женщины молились на этом языке. – Ты, КЕРГИШЕТ, что-нибудь понимаешь? Где мы?
– Ни черта не понимаю! Или у нас уже начались глюки… или это перливый мир, но в прошлом.
– Таких миров не может быть, – возразил Арно, но тут же протянул задумчиво: – Хотя…
– Вот-вот, хотя. Много ли мы знаем? – сказал Иван. – Так, где мы?
– Знаем, и достаточно, чтобы быть уверенными наверняка. Таких миров и вправду не бывает, – высказался Хиркус, но уверенности в его голосе отсутствовала так же.
– Ты позабыл тарсенов, тарзей и… кого там ещё?
Колесо медленно и тоскливо вращалось, женщины созвучно с местными существами возносили хвалу матке боске, другие существа, оттеснившие вооружённых копьями, – в немом молчании слушали слаженные голоса, а ходоки в растерянности наблюдали за всем этим непонятным действом.
Наконец, казалось, всё стало заканчиваться, но к этому моменту, сделав полный оборот, колесо поднесло посаженные на шип останки Элен.
Женщины повернулись к ней, упали все на колени, голоса их пошли подвысь, окрепли.
– Мы, может быть, уйдём отсюда, а они пусть себе тут гнусавят, – громко, как это она делала всегда, спросила, ни к кому не обращаясь, Шилема. – Вам не надоело? Ведь у них это надолго.
– Да, представление так себе, – презрительно бросил Хиркус. – Один раз посмотреть, да и то под палкой.
– Наверное, – вздохнул Иван. – Если не слушать и не смотреть, так что предпринять, вы знаете?
Шилема надула губы.
А Иван никак не мог отделаться от чувства виноватости. Не перед ходоками, поскольку привёл их сюда, а почему-то перед женщинами, как словно и они были втянуты им в эту авантюру.
Представлялось ему это так: ходоки, умеющие способность ходить во времени и дороги в нём, в канале Пекты оказались инородными телами, отчего и были по-иному восприняты им и вытолкнуты за пределы канала, где, возможно, для обычных людей действовали специфические силы – и физические, и психофизиологические. Женщинам не повезло, они слишком близко соприкасались с ходоками и вместе с ними оказались не там, куда стремились. Значит, и вытаскивать их куда-то придётся ему. Вот уж по горькой истине: захотел приключений, и получил их сполна и больше.
Шилема теребила его за рукав.
– Так мы идём?
– А эти, думаешь, просто так нас пропустят? – Хиркус кивнул на вооружённых дрекольем местных разумных, что тесным полукругом обступили и ходоков, и женщин, стоящих на коленях вместе с аборигенами.
– Протиснемся, – повёл плечами Арно.
– Да! – поддержал его дон Севильяк и сжал перед собой кулаки, в одном из них за ствол был зажат автомат.
– Тогда так… Шилема и Джордан ко мне ближе. Арно впереди, дон Севильяк с Жулдасом – замыкающие… Протискиваемся!.. Осторожнее!..
Протискиваться не пришлось. Плотные ряды расступились и пропустили команду Ивана.
– Покладистые ребята, – похвалил Хиркус. – Но почему именно в эту сторону?
– Тебе это важно знать? – обернулся к нему Арно.
– Ты не оглядывайся, а внимательнее посмотри дальше своего носа.
– Смотрю, и что? А-а…
– Вот тебе и а-а, – сымитировал его Хиркус. – Мы теперь как на ничейной полосе.
За редкими зарослями кустов маячил ряд вооружённых копьями местных воинов, недавно оттеснённых от колеса. Они пританцовывали и тоже пели – заунывно, на одном дыхании и ноте. Звучало бесконечное «и-и-и…»
Ходоками, выведенными за пределы круга каких-то действий, где они оказались лишними, похоже, уже никто не интересовался.
– Фу, как они противно воют! – Шилема закрыло одно ухо ладонью, и брезгливо покривила губы.
– Ты не права, – сказал Хиркус. – Для нас, конечно, дикая, но это всё-таки песня. И мелодичная. Прислушайся!
– Вот ещё! – возмутилась Шилема.
…Жарко, душно, солнечно.
Муторно на душе. Всё не так. Вернее, непонятно как.
Иван мучительно настраивал себя на принятие какого-то решения. А его не было. Тупик. Мысли сбивались, рассеивались в пустоту, не оставляя ни малейшего намёка на возможность выхода из тупика.
Но решать, в конце концов, придётся ему. Ходоки сейчас не помощники. Они, пожалуй, даже довольны тем, что вокруг них происходит. А Жулдас и вовсе потерял как будто всякое представление, где находится, всё его внимание сосредоточено на Икате, да и она тоже не прочь быть к нему поближе.
Вот ведь как у них получилось!
Встретились случайно, и сразу их кругозор сжался до обоюдного существования только для них; а все остальное – где-то там, вне, ничего не значащее…
Позавидовать можно!
Возбуждённые и возмущённые выкрики женщин прервали его сумбурные размышления. Сразу появилась цель – ближайшая, не приносящая ничего существенного для будущих действий – спасение нечаянных спутниц.
– За мной! – приказал он готовым к прорыву ходокам.
Они молча вломились в частые ряды туземцев. Те, может быть, и ожидали нападения, но не такого мощного и целеустремлённого. Ходоки, подражая им, шли клином. Впереди Иван и Арно, на флангах Хиркус и дон Севильяк, чуть позади временница и фиманец, замыкали Жулдас и Иката, предупреждая нападение сзади.
Иката показала себя. Она не уступала в сноровке Шилеме, попадавшие под её руку или ногу местные существа, отлетали в сторону с квакающими звуками и долго не могли прийти в себя.
Пробить брешь ходокам удалось в считанные секунды. У колеса они застали трагикомическую сцену.
Женщины вцепились в одну из своих подруг со стороны головы за плечи и руки, с другой, за ноги, её тянули невооружённые аборигены. Своеобразное перетягивание каната проходило с переменным успехом.
Произойди такое на каком-нибудь праздновании, то зрители показывались бы со смеху. А происходящее здесь не радовало. Женщины упирались и голосили, на противоположном конце цепкие длинные конечности ухватисто удерживали несчастную, попавшую в переплёт. Она уже, наверное, потеряла сознание, на её бледном лице застыла маска отчаяния и муки.
После прорыва компактная группа ходоков распалась. Хиркус и Арно набросились на тех, кто удерживал женщину, пытаясь оторвать и отогнать их от неё. Шилема помогала им, правда, больше визгом, чем делом. Однако все их усилия привели к обратному, потому что хватка туземцев не ослабла, их длинные жилистые передние конечности, словно приклеились к ногам мученицы, а противоположная сторона расстроилась, выпустив из рук подругу, и она оказалась во власти рептилий.
Новая же попытка опять поймать ускользающие руки и плечи не увенчались успехом. К тому же, Иван и дон Севильяк решительно оттеснили женщин от колеса. Они кричали, а Иван никак не мог добиться задуманного: сплотить всех и уйти в поле ходьбы.
– Арно! Хиркус! Шилема!.. Ко мне! – взывал он. – Хватайте их! Уходим!.. Уходим!..
Женщины бесновались, вырывались из рук ходоков. То одна, то другая бросалась на защиту попавшей подруги в плен к аборигенам, хотя та уже исчезла в клубке тел безоружных и вооружённых рептилий.
Наконец, Арно и Хиркус при поддержке разъярённой Шилемы, отшвыривая направо и налево создания этого мира, прорвались к остальным ходокам.
Под крики, шум и рычание своих и чужих, люди стали на дорогу времени.
Вышли под лучи расплавленного солнца пустыни. Знойная мгла искажала горизонт, нигде ни кустика, ни тени.
Быстрый переход не охладил ни тел, ни накала страстей, бушевавших у одних в мыслях, у других в напряжённых мышцах. Женщины, потерявшие названную сестру по какому-то их тайному делу, тут же отпрянули в сторону и обособились, как только ходоки расцепили руки и выпустили их и своего круга.
– Они совсем одурели! – презрительно бросила в их адрес Шилема. – До чего же бестолковыми оказались…
– А ты бы не одурела? – осадил её Хиркус. – Если бы тебя стали пробивать туда-сюда во времени и с места на место? Они в первый раз, а ты изображаешь из себя тут…
– Вот и успокой их, – посоветовал Джордан. – Думать мешают.
– Мыслитель нашёлся!
Дон Севильяк хрюкнул от распиравшего смеха.
– Перестаньте! – пришлось прикрикнуть Ивану на пикировщиков.
– Не останавливай их, КЕРГИШЕТ. Пусть поговорят, – Арно стряхнул с рукава какого-то жучка, принесённого от скорбного колеса, или успевшего попасть на него уже здесь, где, казалось бы, никакой жизни не должно было быть. – Самому хочется сказать что-нибудь эдакое, заковыристое. Пожаловаться или, наоборот, погрозить кому-нибудь кулаком. Чтобы горло прочистить и мозги встряхнуть себе и другим.
– Жарко, – пропыхтел дон Севильяк, смахивая обильный пот с подбородка. Лицо его покрылось крупными каплями, они собирались в струйки и стекали вниз. – Не люблю пески, жару, пот… Ф-рр!
– Кто любит? – уныло подтвердил Джордан, хотя, пожалуй, только он и Шилема меньше других ходоков были покрыты испариной.
Жара успокоила и женщин. Они теперь с испугом осматривали пустынное грязно-жёлтое пространство, слившееся с таким же невзрачным небом.
Воздух обжигал дыхание, даже сквозь походную обувь ходоков проникало жгучее тепло раскалённого под солнцем песка, а некоторые женщины, обутые в лёгкие полусапожки или туфли, уже приплясывали, стараясь хоть как-то избавиться от нарастающего жжения в ногах. Забота о сохранности ступней заставили некоторых из них, в том числе и предводительницу Катрину, наконец-то, вспомнить о ходоках, что так бесцеремонно уже дважды переместили их непонятным для них образом из одних погодных условий в другие.
– Ну и что теперь? – с вызовом спросила Катрина, подступая почему-то к дону Севильяку.
Тот оторопело уставился на неё своими глазищами, отчего Катрина опустила плечи и, словно стала меньше. А он протянул нечто не членораздельное:
– Э-э…
Как бы там не оробела Катрина от его вида и словно безумных глаз, но она не отступала от него.
Дон Севильяк топтался на месте и бросал на Ивана умоляющие взгляды, чтобы он избавил его от неожиданной напасти в лице этой, непонятно зачем приставшей к нему, женщины, начинающей разъяряться от его мычания и беспомощности что-либо ответить на её резонные, как ей казалось, вопросы.
– А он её испугался, – со смешком заметил состояние дона Севильяка Хиркус. – Ни бэ, ни мэ сказать не может.
– Вернее будет, что это она его испугала, – тоже усмехаясь, уточнил Арно. – Но она права. Что теперь? Здесь оставаться нельзя. Ещё немного…
– Надо вон туда пойти, – сказал Джордан, всматриваясь в зыбкую от зноя даль. – Там у воды всё и обсудим.
Предложение Джордана всколыхнуло надежду, все посмотрели в указанном направлении и все вдруг увидели и вправду невдалеке мерцающее под лучами солнца большое озеро в обрамлении низкой, но пышной растительности.
– Точно, оазис! – обрадовано воскликнула Шилема и облизнула языком сухие губы. – Ну, Джордан, от тебя хоть это. А вот я бы не заметила. И если там пресная вода…
– Пресная, – твёрдо сказал Джордан, польщённый высказыванием Шилемы о его остром глазе. – Видишь, как всё вокруг разрослось.
Оазис увидели и женщины, они первыми направились к нему, но с удивлением оборачивались к ходокам, которые почему-то идти по их следам не торопились.
Почему его спутники стояли, обсуждали, но не бросались к воде, Иван не знал, но сам чувствовал смутное беспокойство и неуверенность.
Вот оно – озеро, с водой и тенью под деревьями. Не дальше километра до него, несколько минут ходьбы, где, освежившись, можно обсудить, наконец, неспешно все проблемы и вопросы, возникшие перед ними. Наметить хотя бы вчерне свои последующие действия, да и оговорить взаимоотношения с женщинами, объяснить им кое-что, дабы они не бросались на него или кого другого ходока с требованиями и вопросами, на которые пока что нет ответов и в ближайшее время, по всей вероятности, не предвидятся.
Пока ходоки раздумывали, поглядывая друг на друга, заговорила молчаливая Иката. Кроме Ивана её никто не понял.
– Что она сказала? – заволновался и первым спросил Жулдас, жаждущий узнать, что говорит приглянувшаяся ему девушка, и страдающий от невозможности самому непосредственно общаться с ней.
– Если я её правильно понял… – медленно проговорил Иван и покачал головой. – У меня было такое же подозрение…
– КЕРГИШЕТ, не тяни. Так что она сказала, а ты подозревал? – нетерпеливо подстегнул Ивана Хиркус.
– Это мираж…
– Точно! – Хиркус коротко встряхнул перед собой кулаком. – Мне тоже показалось, что всё это нам мерещиться.
– Ну, уж! – тут же усомнился Джордан, недовольный предположением, что он ошибся. Оттого он вздёрнул зарастающей бесцветной щетиной подбородок, как всегда это делал, когда ему хотелось высказаться и поспорить. – Что я миражей не видел? Мираж – он…
– Надо остановить этих, – забеспокоился Арно о женщинах, бредущих в никуда.
– Если это мираж, то да, – сказал Жулдас. – Но, КЕРГИШЕТ, почему она считает, что это мираж?
– Я тоже считаю.
– А она почему?
– Да спроси ты её, чтобы он успокоился, – посоветовал Хиркус. – Да и интересно знать, почему она… хм… так считает?
– Однако, – с иронией в голосе сказал Иван. – Спрошу… Иката-май-ё, почему ты решила, что перед нами мираж?
– Знаю, – коротко отозвалась она. И после долгого молчания, когда Иван уже подумал оставить её в покое, продолжила: – Я выросла среди них, в такой же вот пустыне. Разве трудно отличить мираж от правды?
– Трудно, – искренне сказал Иван. Он, житель северо-запада страны, окутанной туманами, поросшей лесами, даже в степи чувствовал себя не уютно. – Она говорит, – обратился он к ходокам, – выросла в пустыне и может точно определить мираж это или нет. Я ей верю. Арно, крикни или лучше догони и верни… этих.
– Я сейчас, – кинулся вдогонку женщинам Арно.
– Жаль, – вздохнула Шилема. – Я воды с собой не брала.
– А кто брал? – ни к кому лично не обращаясь, уныло спросил Хиркус и, подражая Шилеме, облизнул губы.
Женщины вначале Арно не поверили. Он попытался перегородить им дорогу. Для того он забежал вперёд и расставил руки. Они с тупым выражением лиц обошли его. Они видели перед собой воду и возможность укрыться от палящих лучей солнца. И, что бы им ни говорил Арно, спасение могло быть только там, под тенистым пологом растительности, у воды.
Их предводительница тянула за руку хныкающую девушку, силы у той находились на исходе, для неё суматоха последних нескольких часов, беготня и переживания, оказались слишком обременительными. Она, спотыкаясь, брела с закрытыми глазами.
Впрочем, остальные женщины также шли по инерции, словно в полузабытьи, едва переставляя ноги и цепляясь друг за друга. Но каждая из них служила плохой опорой подругам.
Арно не нашёл ничего лучшего, как перехватить стан одной из женщин и принести её, безвольную, к ходокам, со скупым интересом наблюдавших за его действиями. Это отвлекало от необходимости что-либо предпринимать.
Арно небрежно поставил ношу на ноги, попридержал, пока она не встанет прочно на землю.
– Так всех носить и будешь? – фыркала Шилема.
Она искоса посматривала и ревниво оценивала, хотя и измученный, но миловидный облик нечаянной спутницы. Спутанные волосы придавали ей романтический облик. Было ей лет двадцать.
– Одной достаточно, – провёл ладонью по лицу Арно, влагу вытер о куртку. – А те, удостоверяться, что там ничего нет и вернуться.
– Пока удостоверяться, далеко уйдут, – сказал Хиркус. – Без ног останутся или солнечный удар получат. У меня вон сапоги, и то… Прожигает.
– У меня тоже, – переступил Джордан. – Но они уйдут… А мы их потом подбирать будем?
Вопрос его повис в воздухе. Ходоки терпели жару, жаловались и оглядывались на женщин, тёмной стайкой упорно уходящих в колыхающийся раскалённый воздух. Принесённая Арно женщина порывалась пойти вслед своим подругам, но ходок держал её за руку крепко.
– Сделаем так, – отрывисто произнёс Иван, которому надоело ждать, что кто-то кроме него предложит что-нибудь дельное, и они сдвинуться с мёртвой точки, и покинут это неуютное место. – Догоняем этих. Каждый берёт на себя, сколько может. И без церемоний… Объединяемся и уходим куда-нибудь. Где можно не задохнуться и освежить головы. Шилема, не фыркай, а делай как все!
– Вот ещё! – возмутилась замечанию временница. – Я, может быть, взяла бы Икату, так Жулдас не отдаст. Не отдашь?
Жулдас глянул на неё исподлобья.
– Нет, конечно! – резко и коротко отозвался он и сделал жест, отгораживающий Икату от Шилемы.
Иката почувствовала, что разговор коснулся её особы. Она бросила отчаянный взгляд на Ивана.
– Она говорит обо мне плохо?
– Напротив, – нисколько не сомневаясь в своём, не совсем честном, утверждении, успокоил её Иван. – Мы решаем, как нам лучше поступить и что делать дальше.
– Если в пустыне не знаешь дороги, то как бы вы не решали…
– Мы знаем дорогу. И не одну. Вот и выбираем, по какой из них нам лучше идти.
– Что она сказала? – жадно спросил Жулдас.
– Успокойся! Она спрашивает, что мы собираемся предпринять?
– А-а, – разочарованно протянул Жулдас, он явно ожидал чего-то другого.
– Итак, договорились. За ними! – скомандовал Иван.
Идти по песку оказалось нелегко даже для мужчин, а для женщин и подавно. И как не силилась Шилема, она стала отставать. Икате помогал Жулдас, а Арно опекал принесённую, её звали Илоной. Наконец, Иван, приотстав, ухватил Шилему за предплечье, и, как она не бурчала на него и не сопротивлялась, потащил за собой и нагнал ходоков.
Пока он занимался временницей, группу возглавлял дон Севильяк, он и сообщил:
– Они возвращаются.
Да, женщины возвращались.
Разочарованные, обессиленные, покорные. Они брели по огненно-жёлтому безграничному полю потерянной на нём жалкой крупицей, готовой раствориться на его фоне без следа.
– Ну, дуры, – высказался Джордан. – Я всегда…
– Джордан! – охрипшим вдруг голосом оборвал его Иван и поперхнулся. Он почувствовал пересохшее горло, подумал, что хорошо бы прямо сейчас сделать несколько глотков холодной воды. – Не до того. Берите их!.. Я сказал, не церемоньтесь! Не до того!
Сам он ухватил первых двух женщин. Они не сопротивлялись. Их обмякшие тела пылали жаром и отдавали едким потом. Дон Севильяк, заурчав, не то от усердия, не то от удовольствия, также сграбастал двоих, но тут же растерянно затоптался и едва не выронил их из рук. Взять-то он их взял, буквально следуя приказу Ивана, но уходить на дорогу времени следовало всем скопом.
– Ваня! А как? – крикнул он так, что одна из взятых им женщин повисла на нём в обмороке.
Короткое замешательство испытали и другие ходоки.
– Шилема, в центр! Все к ней! Плечо к плечу! Шилема, пусть они тебя притиснут, не сопротивляйся… Так! В поле ходьбы всем сделать на меня один шаг! Пошли!
Прохлада и глубокая темнота дороги времен моргнула, и вновь ходоки и ведомые ими женщины вышли в реальный мир. Теснота в группе ещё не рассеялась, как Арно воскликнул:
– Чертовщина какая-то! КЕРГИШЕТ!
– Вижу, – упавшим голосом отозвался Иван, освобождаясь от женщин.
Перед ними медленно и бесшумно, словно траурная процессия в минуту наивысшей скорби, вращалось колесо с насажанными на шипы мумиями.
Откровения дона Севильяка
Возвращение к колесу для ходоков стало неприятной неожиданностью. Всё-таки двойной переход через поле ходьбы, к тому же вслепую, так как в нём царила непроглядная темнота, мог вывести их куда угодно, но не в ту же точку пространства. А когда на колесе приблизился свежий труп оставленной здесь женщины, то стало ясно – их вынесло практически в то же самое время, лишь сдвинутое деватом всего часами позже случившихся здесь памятных для них событий.
Изнурённые женщины стали оплакивать подругу, по имени Полли, но их стенания больше относились к ним самим: не ждёт ли их такая же участь? Появление мумии Элен, прежней их сестры по секте, они лишь проводили опухшими от слёз и яркого солнечного света глазами.
Вскоре они успокоились, вытерли слёзы и стали заниматься собой.
Ходоков занимало иное. Они теперь подозревали, что из канала, созданного Пектой, их вытолкнуло в пустыню неспроста. Перейдя в первый раз к колесу, они, по-видимому, снова побывали в той же самой пустыне, в том же времени и в том же месте. И если это так, то они топчутся на пространственно-временном пятачке. Оттого реплика Арно о чертовщине, никого не ввело в заблуждение.
– Яма, – подрагивая щеками уникальным носом, сказал уверенно Хиркус.
– Ловушка, – приглушённо пискнула Шилема.
– Отстойник, – назвал Иван это явление собственным термином.
Все говорили об одном и том же. О страшном для ходоков во времени парадоксе.
Здесь, в глубоком прошлом, в силу каких-то причин, время или какие-то иные физические законы обещали сузить их сферу деятельности и движения. До того, нестерпимо тягучего, стиснутого в рамках последовательности, мира обычных людей, знающих только вчера, сегодня и завтра. Мало того, положение усугублялось тревожной мыслью о невозможности прорваться к эпохе появления человека разумного, к обжитым человечеством векам, к своему дому, в конце концов. А это означало одно – остаться тут, между пустыней и колесом, навсегда. И не важно, что в настоящей временной ловушке побывал только Иван, да и не сам, а с аппаратчиками, которых из неё пришлось ему вытаскивать. Но у всех ходоков его команды имелся опыт хотя бы кратковременного испуга, когда все их попытки стать на дорогу времени и пройтись полем ходьбы, ни к чему не приводили – они оказывались там же, где находились до того.
Все они знали об ужасной участи других ходоков, попавших в пространственно-временную яму. И в ней, как капелька жира на дне слегка вогнутой раскалённой сковородки, которая шипит, перекатывается, но лишь на миллиметр туда или сюда, они находили свою могилу как ходоки во времени, искали своё место в нём и проводили остаток своей жизни в монотонной длительности минут, дней и лет.
– Но это же прошлое, а мы из будущего, а поэтому…
Джордан запнулся и не стал досказывать и делать напрашивающийся, казалось бы, здравый, по его мнению, вывод, что из прошлого их время должно выталкивать, а не держать. Он подобное ощущал неоднократно, погружаясь в поле ходьбы Фимана. Лица спутников и их реплики смутили Джордана, так как они не поддержали его уверенности в сказанном и в том, что он промолчал. Он тоже почувствовал беспокойство и так же как все с надеждой смотрел на Ивана.
То, что они, быть может, очутились в ловушке, у Ивана особой тревоги не вызвало, а встревоженные переговоры ходоков даже удивили. Наверное, оттого, что он думал в эти мгновения совершенно о другом. О том, что хорошо бы сейчас лечь и поспать, чтобы на свежую голову обсудить ситуацию, в которой они оказались. Ведь в последний раз они спали, вернее, дремали, в замёрзших руинах перливого Лондона.
– Давайте без паники, друзья, – сказал он как можно бодрее, чтобы вселить в них некоторую уверенность и успокоить. – Сейчас, думаю, надо вначале посмотреть, не прибежит ли опять кто сюда. И найти воду. Раз здесь было поселение, то, надеюсь, есть вода.
– Вода есть, но это колесо… – Хиркус повёл плечами как от озноба, – на нервы действует. Давайте перейдём в посёлок.
– Уйдём от него, так, может быть, никто сюда не прибежит, а? – с надеждой поддержала его Шилема. – Впрочем, эти… клуши, кого угодно заставят прибежать. Откуда они взялись на нашу голову? – она брезгливо посмотрела в сторону женщин. – Нам одним…
– Что случилось, то случилось, – неласково оборвал её Иван.
К сожалению, она во многом была права. Всё-таки женщины представляли неожиданную и неприятную обузу его команде. Случись новый набег аборигенов, и опять придётся что-то предпринимать, чтобы уберечь их от выделения новой жертвы, предназначенной оказаться на колу колеса.
В пустыню возвращаться? Потом опять суда? И так бегать до бесконечности?
Безрадостная перспектива.
Поднять женщин и повести их в посёлок оказалось делом сложным. Они, молодые и здоровые, не хотели шевелиться, по-старушечьи крёхали и стонали, пока Арно на них не прикрикнул, а дон Севильяк не взялся с хохотом поднимать их на ноги.
– Ни один драматург в мире не показал такого, – шагая рядом с Иваном, говорил Хиркус. – Я всё больше убеждаюсь, что в жизни случается намного больше интересного и неожиданного, что может придумать ум человека.
– Разве это новость? – удивлённо приподнял брови Иван. – Я ничего не понимаю в драматургии и, скажу честно, не театрал. Но мне, кажется, об этом знают все.
– Может быть, и знают. Знают, потому что, так же как и ты, они это услышали от других, а те, в свою очередь, тоже от других. Я же пришёл к такому выводу, бывая и участвуя в представлениях многих народов и в разные времена. Знать и самому познать, это, КЕРГИШЕТ, не одно и то же. Я это – познал.
– Согласен, – рассеянно кивнул Иван.
Он пытался объять, вопреки Козьме Пруткову, необъятное, что таилось в словах Хиркуса, сказавшего о своём личном участии актёром у многих народов и в разных временах. Сколько жизней стояло за этими просто, мимоходом произнесёнными словами! Жизней обычных людей, не ходоков во времени. Десятки? Сотни?
В нём возникло чувство несправедливости к остальным людям, поскольку они не обладают способностью стать такими, как он сам, как ходоки во времени. Несправедливости, ибо ему предстоит ещё пройти такой же жизненный путь, длительность которого не соизмерима со всем тем, к чему он был подготовлен, не зная о себе и своём даре ходьбы во времени.
Неужели, когда-нибудь, он также как Хиркус, словно о безделице, будет говорить о прорве событий, случившихся с ним у многих народов и в бесчисленных веках?
– Осядем здесь? – спросил Арно. – В поселении? Вот и вода, – он показал на небольшое углубление в центре посёлка, заполненное водой. – На вкус вполне приличная.
– В этих норах нам не поместиться, – возразила Шилема.
– Ну, ты-то влезешь, – покосился на неё Хиркус. – А мы нет.
– Не влезу! Там трупы лежат.
– С каких пор они тебя стали беспокоить? – усмехнулся Арно. – Так что КЕРГИШЕТ?
– Да, но не просто остановимся, а вначале осмотримся. А воды в этой луже нам всем хватит на день. Лужа. – И, не давая времени на возникновение возражений, Иван распорядился: – Арно и Хиркус сходите туда, там может быть вода, – он махнул в направлении зарастающей тропы, ведущей к стенке низкорослых кустов. – Жулдас и ты, Шилема, переведите женщин в тень, вон туда, и успокойте. Будете находиться с ними на всякий случай.
– Я лучше тоже воду поищу, – воспротивилась Шилема. – А они сами пусть разбираются, где им сесть. Что я им…
– Воду поищут без тебя, – строго сказал Иван. – Их охранять надо. Так что держите автоматы на изготовке. Джордан, ты также оставайся здесь. А мы с доном Севильяком осмотрим округу. Если для нас образовалась ловушка, то пока с ней разберёмся, следует знать, где мы находимся.
– Но стоит ли нам распыляться? – уже делая первые шаги по тропе, спросил Арно. – Нам нужна вода, но и безопасность тоже.
– Будем сидеть или искать воду, то это не спасёт нас от появления местных, – возразил Иван. – Без воды остаться, та же опасность. Надеюсь, в случае нового нападения, мы успеем сбежаться. Всё, Арно, идите! Дон Севильяк, мы с тобой пойдём по спирали вокруг. Так?
– Так, Ваня, – охотно отозвался дон Севильяк.
Жулдас, словоохотливо подбадривая женщин, с помощью Икаты, стал переводить их в тень. Шилема же ходила с суровым лицом за ними по пятам, с автоматом на груди, ворчала себе под нос, но ничего не делала.
Наблюдая за ней, уходящий в поиск Иван, поделился наблюдением с доном Севильяком:
– Лентяйка!
Дон Севильяк после долгой паузы, когда они уже успели пройти с десяток шагов, не согласился с его утверждением.
– Нет, Ваня. Она не лентяйка. Она воительница. А ты заставляешь её то кого-то, неприятного ей, защищать, то жалеть, а то и ухаживать. Вот она и киснет при тебе.
