Виктор Батюков
Падение в высоту
Стас нежно взял ее за руку, и в глазах было столько мольбы и нежности, что Галя покорно поднялась и пошла с ним к выходу. Уже подходя к двери, она почувствовала легкое головокружение, но не придала этому значения. На улице девушке становилось все хуже и хуже. Глаза застилала пелена, голос парня становился все глуше, ноги стали ватными и отказывались ей подчиняться. Она сделала два шага по тротуару и упала без чувств.
3
Первые лучи солнца осветили скамейку у подъезда пятиэтажного дома. Галя вздрогнула и открыла глаза. «Где я?» – была единственная мысль, пробившаяся сквозь пелену дурмана. Девушка села и попыталась сосредоточиться. «Что со мной? Мы танцевали, пили сок, потом вышли из бара, а дальше?» – она обхватила голову руками. Дальше была черная пустота провала.
Так ничего и не вспомнив, Галя огляделась. Это был ее подъезд. Девушка с трудом поднялась со скамейки и, пошатываясь, побрела домой. У двери она долго возилась с ключом, никак не могла попасть в замочную скважину, пока мать сама не отворила ее.
– Ты где пропадала? – набросилась на нее Валентина, но, взглянув внимательно на девочку, ахнула:
– Доченька, родная, что с тобой? Ты выпила?
– Нет… не знаю… мне плохо… – простонала Галя и держась за стенку, побрела в ванную.
Струя холодной воды в лицо несколько освежила ее, но озноб усилился. Тогда она включила горячую воду и стала раздеваться. Мать стояла в дверях и с ужасом смотрела, как дочь пытается снять платье.
– Галчонок мой, деточка, скажи мне, что произошло? Я всю ночь глаз не сомкнула, ждала, когда ты вернешься. Тебя кто-нибудь обидел? Ты говори, не бойся, ведь вдвоем с бедой бороться легче, чем одному. Ну что ж ты молчишь, солнце мое? Скажи хоть что-нибудь, не молчи. Я и так извелась вся за ночь, думала, до утра не доживу.
– Мам, поставь чаю, – немного разогнав туман в голове, попросила девушка. – Я приму ванну и все тебе расскажу, хорошо?
Когда мать ушла, Галя сбросила наконец с себя грязное платье и погрузилась в горячую воду. Несколько минут она лежала неподвижно, наслаждаясь ощущением теплоты, но вдруг ее взгляд остановился на ногах. Глаза ее расширились от ужаса. Внутренняя сторона бедер была покрыта засохшей кровью. Увиденное полностью разогнало дурман в голове, и его место заняла нестерпимая боль. Страшно болело внизу живота, ломила руки и ноги, болела грудь, раскалывалась голова. Казалось, каждая клеточка тела кричала от боли. Галя стала рассматривать свое тело – все оно было покрыто синяками и ссадинами. Ощущение такое, словно ее поместили в центрифугу и целую ночь там вращали. Страшная догадка пронзила ее мозг. От страха девушка выскочила из ванны и ее тут же вырвало.
– ну как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила мать, когда Галя, закутавшись в халат, вышла из ванной.
– Плохо, мамочка, я вчера действительно выпила, поэтому чаю не буду. Пойду прилягу. Ты уж извини, – первый раз в жизни солгала дочка и пошла в комнату.
Целый день она лежала на кровати, глядя в потолок и молчала. Мать и так и эдак пыталась ее разговорить, вывести из этого оцепенения, но девочка не реагировала. Словно сломанная кукла, она лежала под одеялом и лишь слезы, изредка накопившиеся из глаз, говорили о том, что в ней еще теплится жизнь. К вечеру у Гали поднялась температура, и начался жар.
Две недели девочка провела в бреду, а мать у ее изголовья. На шестнадцатый день Галя открыла глаза. Валентина Павловна дремала в своем инвалидном кресле, склонив голову на грудь. «Боже, как постарела мать! Как вымоталась!» – подумала она, глядя на ставшие за эти дни седые волосы матери, на худое изможденное лицо и осунувшиеся плечи. «Она не должна ничего знать. Это ее убьет. Я сильная, переживу как-нибудь, а вот мать – вряд ли». Почувствовав на себе взгляд дочери, Валентина подняла голову и улыбнулась.
– Здравствуй, мамочка. У нас покушать что-нибудь есть?
– Очнулась! Вот радость-то какая! Сейчас, доченька, сейчас принесу, – затараторила счастливая мать и укатила на кухню греметь посудой.
Галя отбросила одеяло и осторожно ступила на пол. Боль, пронзавшая ее насквозь и разрывавшая на куски тело, исчезла. Осталась только слабость и глубока, как колодец, душевная пустота, словно из тела вынули душу, а вместо нее ничего не вложили. «С этим мы как-нибудь справимся!» – решила девушка и двинулась на кухню.
Через три дня Галя окрепла настолько, что уже сама могла выходить из дому. Теперь каждый вечер они с матерью выходили гулять в сквер. Прохаживаясь по аллеям и болтая без умолку, Валентина Петровна с тревогой в сердце прислушивалась к голосу дочери. Он был неживой, какой-то механический, холодный. После болезни она утратила способность смеяться, радоваться. Обсуждает комедию, а в глазах пустота, рассказывает анекдот, а в голосе звучит металл. Нет прежнего задора и жажды жизни. В ней умер человек.
Как-то ближе к вечеру Галя вдруг куда-то засобиралась. Она, словно одержимая, заметалась по квартире, заскочила на кухню и торопливо натянула туфли.
– Ты куда, доченька? – выглянула из комнаты мать.
– Пойду прогуляюсь, – решительно ответила девушка и сжала кулачки так, что побелели костяшки пальцев.
– Галочка! Жизнь моя! – заплакала мать, предчувствуя недоброе. – Я не могу тебя удержать здесь и не могу запретить, но помни, что ты та нить, которая столько лет держала меня на этом свете. Если с тобой что-то случится, я не проживу и минуты. Мое сердце и так болит, не доставляй ему еще больших страданий. Пожалей меня.
– Я скоро вернусь, – холодно произнесла дочь и вышла.
Через полчаса она стояла у входа на дискотеку. В дверях топтались знакомые охранники.
– Здравствуйте, – поздоровалась Галя. – Вы меня узнаете?
– А разве мы должны тебя узнать? – пожал плечами один из них.
– Ну как же? – изумилась девушка. – Я была здесь почти месяц назад с двумя девчонками. Помните? Вы еще спросили, откуда я такая.
– Слушай, детка, я не помню, что я ел на завтрак, а ты хочешь, чтобы тебя целый месяц помнили. Да таких как ты тут каждый вечер, знаешь, сколько ошивается? Каждую помнить – мозгов не хватит.
– Твоих мозгов не хватить даже на то, чтобы запомнить, как выглядит собственный член, – огрызнулась Галя и шагнула к двери.
– А ну стоять, кошелка! – взревел охранник и схватил ее за руку. – Да я тебя сейчас, за такие слова по стенке размажу!
– Я думаю, что на размазанную по фасаду девушку, кроме ментов, никто не польститься. Поэтому, подари ее мне, – раздался за их спиной до боли знакомый голос. Это был Стас.
Сколько раз за эти дни Галя прокручивала в голове эту встречу, сколько вынашивала планов, готовила слова. А сейчас, когда он взял ее за руку и повел вдоль улицы в сторону от дискотеки, девушка молча плелась за ним с покорностью овцы.
– Я смотрю, уже встала на ноги? Это хорошо, – покровительственным тоном произнес Стас, когда они отошли подальше от клуба. – Значит, ты сильная девушка! Это нам подходит.
– Куда мы идем? – спросила Галя, чувствуя в душе лишь огромную усталость.
– Хочу показать тебе одно кино, – рассмеялся парень, – думаю, оно понравится.
Минут через десять они вошли в квартиру. Это была «двушка», переоборудованная в подобие киностудии. В центре большой комнаты стояла кровать, а рядом с ней два самодельных прожектора и видеокамера. В меньшей находилась разная аппаратура. Стас сел в кресло и включил видеомагнитофон. Первые кадры показали обнаженную девушку, лежащую на кровати. «Это же я!» – пронеслось в голове у Гали, и она впилась пальцами в спинку кресла, чтобы не упасть. Затем на экране показались двое голых парней, и… Дальше началось такое, от чего девушка готова была умереть. Она в ужасе закрыла глаза и застонала.
– Ну, как фильм? – голос Стаса был мягким и ироничным. – Кстати, он имеет большой успех. И название я ему придумал: «В постели у Золушки». Правда, классное?
– Ах ты, мразь! – воскликнула Галя и выхватила из сумочки нож.
Парень, словно ждал чего-то подобного, спрыгнул с места и схватил ее за руку.
– Все вы сначала с оружием приходите, – проговорил Стас, когда пальцы девушки выпустили рукоять ножа. – У меня их столько накопилось, что хоть выставку холодного оружия открывай. А потом ничего, некоторых и не выгнать, так нравится. И ты через месяц-другой сама сюда бегать станешь. Ну что, начнем вторую серию? Думаешь, я тебя сюда привел кино смотреть? Ошибаешься, дорогуша. Снимать, Дэн!
Из глубины квартиры возник крепкий парень и схватил Галю сзади за руки. Стас достал из шкафчика стакан с какой-то жидкостью и силой заставил ее выпить. Девушка брыкалась, отплевывалась, но вскоре почувствовала уже знакомую слабость; комната зашаталась, поплыла, и Галя полетела куда-то в пропасть.
Она очнулась на кровати. В глаза бил свет прожекторов, голова раскалывалась от боли, а тело и душа были растерзаны в клочья. И кругом была грязь. Грязь от прикосновений, от надругательства, от унижения, от всего того, что совершили с ней эти подонки. Девушка с трудом поднялась и выглянула за дверь. Из кухни раздавался смех и звон стаканов. Превозмогая боль, она кое-как оделась и выскользнула из квартиры.
– Доченька! – шепотом прокричала мать, когда Галя вошла домой.
– Мама! Я не могу больше жить! Я не хочу больше жить! – воскликнула она, и, упав рядом с матерью на колени, зарыдала.
Валентина Петровна гладила ее по голове и тоже плакала.
– Ну успокойся, успокойся, моя маленькая, – шептала она, – все будет хорошо. Я сейчас водички принесу, тебе легче станет.
Когда мать отправилась на кухню, Галя вошла в комнату и посмотрела на прочный крюк, торчащий из потолка. Мысли ее прервал телефонный звонок. Девушка машинально сняла трубку.
– Дорогуша, не хорошо сбегать на половине дела, – услышала она ненавистный голос. – Мы только-только во вкус вошли. Короче, или ты через десять минут выходит из дому и садишься в машину, которая будет тебя ждать у подъезда, или кассету с фильмом мы показываем твоей матери. Я думаю, ей будет интересно. Так что поторапливайся, мы тебя ждем.
Галя повесила трубку и потеряла сознание.
4
Девушка открыла глаза и изумленно огляделась по сторонам. Она лежала в больничной палате. Белоснежная простыня укрывала ее до подбородка, а к правой руке были прикреплены трубочки, по которым втекала в нее жизнь.
– Слава Богу, очнулась! – сказала медсестра, увидев, что девушка рассматривает палату.
– Где я? – одними губами спросила Галя.
– В реанимации, – ответила сиделка. – Доктора над тобой всю ночь колдовали, чуть с того света вернула. Теперь ты просто обязана жить долго и счастливо.
Девушка отвернулась к стене и закрыла глаза. На второй день ее перевели в общую палату. Кроме нее, там лежали еще две женщины. Они подошли, чтобы познакомиться с вновь прибывшей и принесли ей кто яблочко, кто сок, но девушка закрыла глаза и притворилась спящей. Ей не хотелось ничего: ни есть, ни пить, ни говорить. Она хотела одного – умереть. Ведь уже день, значит, матери показали кассету с фильмом.
После полудня одну из женщин выписали, и забирать ее пришел молодой человек. Он остановился у Галиной кровати и внимательно посмотрел на девушку. Она отвернулась к стене.
– Советую обратить внимание на вторую слева трещинку, она довольно оригинальная, – сказал он и присел на краешек кровати. – Вижу, что вы здесь новенькая и потому хочу предложить вам услуги гида. Спрашивайте, не стесняйтесь, я в вашем распоряжении целых десять минут, пока мать соберет вещи. Меня, кстати, Глебом зовут.
Галя молчала. В ее груди росла вона ярости, гнева, ей хотелось вцепиться ногтями в эту отвратительную мужскую рожу и рвать, рвать, рвать ее на мелкие лоскутки, но у нее не было сил даже поднять руку, и потому она лишь тихо заплакала. Парень сконфуженно замолчал и молча вышел из палаты.
Утро следующего дня застало Галю в той же позе, в которой оставил ее Глеб. Соседка поняла, что девушку лучше оставить в покое и потому она лежала, тупо уставившись в стену. Вдруг вместо трещинки на стене перед глазами появился тетрадный листок. «Дорогая доченька! Прости, что не приезжаю тебя навестить, но совсем я ослабла от этих передряг, без коляски ступить не могу. А твоя больница на другом конце города. Спасибо, что прислала Глеба, сказала, что тебе уже лучше, что ты поправляешься. Значит, и я поправляться стану, а то уж совсем извелась вся. По телефону никто толком сказать не может, только твердят «жива», «жива», а как и что, не знают. А Глеб все подробно рассказал: об уходе, о процедурах, о режиме дня. Ты его еще раз поблагодари от меня, когда он тебе эту записку передаст. Целую, жизнь моя! Выздоравливай! Твоя мама». Это действительно был мамин почерк. Галя удивленно обернулась.
– Ну, приврал немного. Извини, но мать у тебя была в таком состоянии, что я решил ей не говорить всей правды, – развел руками парень.
– Как ты узнал адрес? – прошептала она.
– У врача. Я здесь последних полгода считай жил, пока мать болела. Так что всех знаю и все меня.
Он пододвинул табурет и присел у изголовья. С того дня Глеб стал бессменным ее спутником. Целыми днями он находился у Галиной кровати, что-то рассказывал, читал стихи, снова рассказывал. Вечером уходил, чтобы на утро появится с запиской от мамы, фруктами, якобы тоже от мамы, и опять провести день у ее постели. Поначалу Галя никак не реагировала на его приходы, потом это начало ее раздражать – как он смеет лезть в чужую жизнь? Но затем девушка с нетерпением стала ждать утра. Если раньше она почти не слушала его байки, то по прошествии времени, Галя сама стала вступать с ним в диалог и получалась увлекательная беседа. Очень медленно оттаивает душа у человека. За день до выписки девушка не удержалась и рассказала Глебу о той беде, в которую она попала. Наутро парень не пришел.
Разочаровавшись во всех и вся, обливаясь в душе слезами, Галя выходила из больницы. Когда девушка перешагнула порог родного дома, она сразу оказалась в объятиях матери.
– Родная, как я по тебе соскучилась! Милая моя, драгоценная! Глебушка! Галочка вернулась!
Из кухни вышел смущенный Глеб с огромным букетом цветов.
– С выздоровлением тебя!
Ничего не понимая, Галя вошла на кухню. Стол ломился от яств.
– Это все он, – шепнула ей на ухо мать.
– Ты извини, в больницу я не успел, поэтому приехал прямо сюда. Даже раньше тебя получилось.
– Ну давай, доченька, к столу, – захлопотала мать. – Небось соскучилась по домашней пище.
Галя, не произнося ни слова, покорно опустилась на краешек стула. Когда Валентина Петровна на минуту вышла из кухни, Глеб наклонился к уху девушки и прошептал:
– А с твоей проблемой я разобрался. Ее больше не существует.
– Ты из милиции? – удивленно спросила Галя.
– Нет, я слесарь. Но, поверь мне, что иногда разводной ключ бывает гораздо убедительнее милицейской дубинки.
Со слезами радости на глазах слушала мать веселый девичий смех.
Пеньково лучше,чем Бостон
Астахов снял одноразовые перчатки, промокнул салфеткой на лбу пот, скупо бросил стоявшим у стола ассистентам: «Заканчивайте», и усталой походкой вышел из операционной. «Шесть часов, не такая уж и сложная операция. Бывало и дольше – мысленно подбадривал он сам себя прислушиваясь к ноющей боли в ногах и спине. – Ничего, сейчас сауна, массаж, и всю усталость как рукой снимет». В коридоре, на встречу Астахову, поднялся высокий, крупный мужчина в дорогом костюме.
– Сергей Сергеевич как все прошло? – спросил он врача тихим, уравновешенным тоном хотя, судя по скомканному в его трясущихся, холеных пальцах, носовому платку мужчина изрядно нервничал.
– Операция прошла успешно, Марат Геннадьевич. Вашей жене пересадили очень хорошее, здоровое сердце, так что думаю лет до ста доживет.
– Огромное Вам спасибо – мужчина схватил руку кардиохирурга, и стал с чувством её трясти. При этом на его ухоженном лице, от радости и волнения, проступили красные пятна. – А я уже, признаться, и не надеялся. В США и Европе лучшие клиники ни за какие деньги не соглашались, а здесь раз и готово! Это же надо! У меня просто нет слов, чтобы выразить свое восхищение и благодарность! Вы просто маг и чародей. Разрешите я поцелую Ваши «золотые» пальчики.
– Марат Геннадьевич?! – возмущенно воскликнул Астахов, пряча руки в карманы халата. – Успокойтесь. Вы же всё-таки губернатор, а не конюх. К тому же операция сделана не бесплатно так что мы в расчете. Езжайте-ка сейчас лучше домой, отдохните, придите в себя, и денька через два можете навестить свою Татьяну Александровну.
– Огромное вам Спасибо.
Распрощавшись с губернатором Астахов вошел в кабинет, и с блаженной улыбкой опустился в кресло.
– Леночка! – после десятиминутного отдыха позвал он секретаршу. – Если посетителей нет, то забронируйте мне сауну.
– Там к Вам кое кто просится – помявшись секунду ответила девушка. – Я сомневалась говорить Вам или нет.
– И кто же это?
– Бабулька одна.
Сергей Сергеевич, в раздумье, повертел в пальцах шариковую ручку, затем бросил её на стол и откинулся на спинку кресла: – Ладно. Пригласите ее ко мне, а сами распорядитесь на счет сауны и массажа. Скажите, что через час буду.
Как только секретарь вышла, на ее месте появилась тщедушная фигурка старушки. Астахов с любопытством оглядел посетительницу. В последний раз он встречал таких пациентов будучи на практике в районной больнице. Худенькая, сморщенная, одетая в длинную, полинялую, цветастую юбку. Розовую, давно утратившую свой изначальный цвет, кофточку. Серый, застиранный платок. Дрожащими, мозолистыми руками она прижимала к впалой груди холщовую сумочку.
– Проходите, присаживайтесь – поднялся ей на встречу кардиохирург. – Вас как зовут?
– А? А. Так это. Полина Федоровна я. Кулакова.
– Присаживайтесь, Полина Федоровна – едва сдерживая улыбку Сергей Сергеевич пододвинул ей кресло. Его очень забавляла сложившаяся ситуация. – Я вас слушаю.
– Мне бы, мил человек, доктора Астахова повидать. – сказала уже из кресла бабушка, недоверчиво глядя на врача голубыми, выцветшими от старости глазами.
– Я и есть Сергей Сергеевич Астахов – представился доктор садясь напротив. –Кто Вам меня порекомендовал?
Услышав незнакомое слово, старушка смутилась, полезла в свою сумочку, и вытащив оттуда пухлую медкарту положила ее на стол.
– Вот – вместо ответа сказала она. – Это внука мово, Ванечки. Ты погляди, погляди. – Полина Федоровна подтолкнула ее к врачу.
Астахов, не сводя любопытного взгляда со старушки, взял медкарту, и принялся листать. Просмотрев ее до конца, он взял несколько, вложенных в неё, фотоснимков, внимательно их изучил, вложил обратно, и вопросительно посмотрел на посетительницу.
– Ну? – нетерпеливо спросила она.
– Что «ну»? Диагноз кардиолог поставил правильный. У вашего внука действительно врожденный порок сердца. Я даже удивляюсь, что он с ним прожил – Сергей посмотрел на титульный лист – Двенадцать лет. Ему нужна операция, и чем скорее, тем лучше.
– Так ить я за этим и приехала – бабулька заметно оживилась. – Ведь у нас как. Доктора посмотрят, посмотрят, да и руками разводють. Мол не могут они. Я и туда, и сюда все одно и то же. Езжай, говорят, бабка в Москву. Ну я и приехала. Пошла в больницу, а там поглядели, пошушукались и к тебе отправили. Говорят, только ты можешь мово Ваньку, от этой холеры, избавить. Ты уж, будь добренький, вылечи. А я за тебя век буду Бога молить. Один он у меня. Нету у его ни мамки, ни батьки. Померли горемычные. А как я представлюсь так Ванятка совсем круглой сиротой останется. Некому будет за него просить. Хоть вместе со мной ему в могилу ложись. Ты уж, мил человек, вылечи его, чтоб он без меня здоровеньким рос.
– Подождите Полина Федоровна – поморщился Астахов. – Вы поймите меня правильно. Это частная клиника, и я не могу здесь оперировать вашего Ивана. Во-первых, это стоит больших денег…
– Так у меня есть, есть! – перебила его старушка, вытаскивая из-за пазухи сверток. Развернув тряпицу она, затаив дыхание, выложила на стол триста тысяч рублей. – Вот.
– Что это? – холодно глядя на старушку, спросил Сергей
– Аль не видишь? Деньги. – растерялась бабулька. – Я ить для такого дела и Машку свою продала, корову значить, и кабанчика, еще заняла там кое у кого. Мне толковые люди сразу сказали, что у вас в Москве врачи задарма и шагу не ступят. Так что возьми, мил человек, не побрезгуй, только вылечи Ванечку.
– Полина Федоровна, я еще раз повторяю, у Вас нет таких денег чтобы я взялся оперировать. Тем более, что пациенты у меня на долгие годы расписаны. Очередь на пять лет вперед стоит, и все готовы платить валютой, а не этими бумажками. А теперь, простите, я очень спешу. Всего доброго.
Старушка несколько минут молча сидела в огромном, для ее фигуры, кресле, переводя растерянный взгляд с баснословных, по ее меркам, денег на Астахова и обратно, затем всхлипнула, и стала заворачивать мятые купюры обратно в тряпочку.
– Так как же это? – сквозь слезы бормотала она, пряча сверток. – Значит помрет Ванечка? Да? Эх люди, люди. Вы же жизнь дитятки на какую – то там валюту меряете. Ничего Святого у вас не осталось. Сердца других лечите, а свои губите. – с этими словами старушка встала, и утирая глаза кончиком платка направилась к выходу.
– Полина Федоровна. Одну минуточку. – вскочил вслед за ней Астахов. Её последняя фраза больно ударила по его самолюбию. Вернув старушку на место, он налил ей воды, а сам набрал один номер: – Добрый день, Костя. Узнал? Да, да Астахов. Как жизнь, работа, семья? Все в порядке? Молодец. Ко мне в клинику перейти не хочешь? Ну смотри, для такого специалиста у меня всегда место есть. Но я звоню не совсем за этим. Слушай Костя. У меня здесь бабушка одного больного сидит. Я её к тебе направлю? Почему не сам? Ты же знаешь, ко мне очередь такая, что вздохнуть некогда, да к тому же тебе этот случай будет очень интересен. Примешь? Вот спасибо. Через полчаса она у тебя. Ну все, пока. – окончив разговор Астахов взглянул на притихшую старушку и улыбнулся. – вот, Полина Федоровна, все и решилось. Сейчас Вы поедете в одну больницу. Найдете там доктора Константина Дерюгина. Запомните хорошенько фамилию. Дерюгин. Он Вас примет, и, я уверен, поможет. Леночка! – в кабинет заглянула секретарь. – Леночка, вызовите для Полины Федоровны такси и отправьте его вот по этому адресу. – Сергей Сергеевич чиркнул на листке адрес больницы, и протянул его девушке. – Все, Полина Федоровна, ступайте. Лена Вас проводит.
Старушка поднялась, и недоверчиво оглядываясь на доктора, вышла из кабинета.
Попарившись Астахов, с разбегу, нырнул в бассейн, и почувствовал, как усталость смылась с его тела прохладной, живительной влагой. «Эх, хорошо!» – прокричал кто-то прямо у него над ухом. Доктор смахнул с лица воду и открыл глаза. Прямо перед ним выбирался из бассейна его «заклятый друг» Михаил Шилов. Врач он был неважный, но как бизнесмен от медицины слыл лучшим в Москве.
– А, Серега, привет. – заметив Астахова поздоровался он, и его круглое лицо, от улыбки, стало еще больше. – Я слышал ты сегодня пересадку сделал. Как прошло?
– Нормально. Привет Михаил.
Выйдя из бассейна, кардиохирург хотел пройти мимо, но Шилов схватил его за руку, и почти силой усадил рядом с собой на скамью.
– Нормально, говоришь? Это хорошо. В таком случае жду свой процент.
– Это за что? – Астахова даже передернуло от такой наглости.
– За донора. Ведь ту женщину моя фирма тебе поставила, и заметь, как вовремя. Еще бы неделька, другая и все. Остался бы губернатор без своей «губернии». – захохотал над своей скабрёзной шуткой Шилов.
– Вообще – то тело мне морг прислал. – попытался поспорить Астахов.
– Эх Сергей, Сергей. Не выйдет из тебя путного хозяйственника. Внимательнее сопроводительные бумаги читать нужно.
Зная Шилова Астахов понял, что ему не отвертеться, вздохнул и утвердительно кивнул. – Хорошо, будут тебе деньги.
– Вот и договорились. – потер руки Михаил. – Значит все остается как прежде. Ты людей латаешь, а я достаю для этого необходимые запчасти. Да, кстати. Может ты и почки попробуешь того. А?
– Нет, прости, я кардиохирург, а не комбайнер широкого профиля.
– Жаль, жаль – задумчиво поскреб подбородок Шилов. – Можно было бы такие бабки рубить. Но нет так нет.
В эту минуту из парилки выбежали еще трое врачей, и с визгом бросились в бассейн.
– Пойду еще разок погреюсь. – поднялся Астахов.
– И я за компанию. – поддержал его Михаил.
– О! Сергей Сергеевич. Добрый вечер – заметив кардиохирурга поздоровался один из врачей. – Ходят слухи что Вас в США приглашают работать. Клинику дают. Это правда?
– Кто Вам такое сказал?! – возмущенно повысил голос Астахов.
– Так все говорят, – стушевался от такой реакции доктор, и быстро попятился назад.
– Это правда? – уже сидя в парилке спросил Шилов.
– Что?
– То, что ты в Америку хочешь уехать?
Астахов на секунду заколебался, говорить не говорить, но все же решился сказать правду. Он очень хорошо знал Михаила, этот пройдоха в такую новость вцепится бульдожьей хваткой, и не отстанет пока не докопается до истины.
– Да. На прошлой неделе пришло приглашение.
– И ты все это время молчал? – в глазах Шилова загорелись алчные огоньки. – Значит так. – прямо на полке, истекая потом, он стал излагать свой бизнес план. – Мы с тобой, завтра же, заключим новый договор о партнерстве. Ты назначаешь меня управляющим своей Московской клиникой. Она тебе там не нужна. Правда ведь? Разрешаешь расширить перечень услуг, – уловив недовольный взгляд Астахова Михаил поспешил уточнить. – Понимаешь, я не хочу ограничиваться одним сердцем. Можно ведь пригласить специалистов по почкам, печени, онкологии и т. д., в общем оказывать более широкий спектр услуг.
– Как в Доме быта – хмыкнул в полголоса Сергей.
– Но самое главное – не обращая внимания на реплику продолжал Шилов – Это купля-продажа мед. оборудования. Мы там открываем небольшую фирму, и через неё …
– Стоп, стоп. – прервал его Астахов спрыгнув с полка. – Хватит мечтать. Я еще никуда не уехал, а ты уже моей клиникой распоряжаешься.
– Но копию договора я тебе завтра привезу! – крикнул ему в след Шилов.
Отделавшись от Михаила Астахов облегченно выдохнул, но и без того неважное настроение было окончательно испорчено. «В следующий раз поеду в другую сауну, или вообще в общую баню, только чтобы не встречаться с этим вампиром – медиком.» – размышлял он про себя направляясь в кабинет массажа.
Через полчаса восстановительных процедур Сергей вышел полный сил и энергии. «Сейчас чашечку зеленого чая и домой, к Кириллу и Светлане. – при воспоминании о жене и сыне на губах Астахова заиграла улыбка, а взгляд стал теплым и нежным. – Всё-таки до чего же они у меня милые – размышлял он по пути в комнату отдыха – Наверное в мире нет человека счастливее меня. Ведь именно мне досталось такое богатство как сорванец Кирюша и милый зайчонок Светланка.»
Уже у входа в комнату, в коридоре, Астахов столкнулся, с вошедшим в сауну, Дерюгиным.
–Костя? Каким ветром тебя сюда занесло? – удивился Астахов, пожимая протянутую руку – Никогда тебя здесь не встречал.
– Я тоже не знал, что ты паришься в этой сауне.
– Торопишься? – увидев сокурсника, в голове у Астахова, тут же возник один план.
– Не сказать, чтобы очень.
– Вот и отлично. Пошли выпьем чаю.
– Вообще-то я пришел попариться.
– Это всегда успеешь, а вот чай может и остыть. – улыбнулся Сергей, втаскивая ничего не понимающего Дерюгина в комнату отдыха.
– Ну как там наша бабулька? – разливая по чашкам горячий напиток спросил Астахов, стараясь издалека подвести разговор к самой сути.
–Полина Федоровна? – при упоминании женщины у Константина потеплел взгляд. – У нее все в порядке. Посмотрел я историю болезни её внука, и решил положить его в нашу клинику. Недельку понаблюдаем, сдаст повторно все анализы, а там посмотрим. Если не будет противопоказаний сделаем операцию.
– Очень хорошо – слушая в пол уха кивнул Астахов. – Костя, а ты не хочешь провести эту операцию на более современном, чем у тебя, оборудовании? – и уловив его вопросительный взгляд, пояснил. – Провести её в моей клинике?
Дерюгин молча отпил глоток чая, усмехнулся каким-то своим мыслям, и отрицательно покачал головой: – Сергей прекрати. Вот уже третий год ты пытаешься затащить меня в свою клинику. Но пойми, кроме толстосумов и обычные люди нуждаются в лечении. А если все врачи начнут оперировать за деньги, что делать таким как эта Полина Федоровна и её внук? Умирать что ли раз денег нет?
Астахов улыбнулся: – Мне нравится твоя позиция, но ты пойми, что не будь этих толстосумов, то некому было бы финансировать твои бесплатные операции. А у меня ты мог бы совмещать и то, и это. Под моим, соответственно, чутким руководством. Так что у тебя есть еще две недели на обдумывание.
– Значит всё-таки летишь? – Взгляд Дерюгина стал холодным и колючим.
– Да. Завтра отрабатываю последний день, потом возьму две недели отпуска, чтобы уладить здесь все дела, и «Да здравствует Бостон!» – не скрывая радости воскликнул Сергей. – Поэтому советую поторопиться с твоим положительным ответом.
– Спасибо за чай. – поднялся с места Дерюгин. – Прости, я здесь засиделся, а мне пора бежать. Счастливой дороги. – и он, не подав руки, вышел из комнаты.
«Ты тоже мне завидуешь.» – глядя в закрытую дверь покачал головой Астахов, хотя в глубине души чувствовал, что Костя ушел не из зависти.
Дома Сергея ждал еще один, не очень приятный сюрприз. Войдя в квартиру, он приготовился к тому, что десятилетний сын, как обычно, с радостным визгом выбежит в коридор, и бросится к нему на руки, но сейчас в доме стояла мертвая тишина.
– Ау! Я пришел. – крикнул с порога Астахов, и не дожидаясь ответа прошел в глубь квартиры. Его жена сидела в спальне, у открытого шкафа, листала старый, семейный альбом, и тихо плакала, разглядывая пожелтевшие фотографии. Кирилл прижался к ней, и не понимая почему мама так расстроена пытался как мог, по-детски, её успокоить хотя у самого на глазах тоже были слезы.
– Вы чего здесь сырость разводите? – удивленно спросил Сергей.
– А. Ты пришёл. – тяжело вздохнув сказала Светлана. – Да вот, перебирала старые фотографии, вспомнилось детство, деревня, бабушка с дедушкой вот и взгрустнулось. После их кончины мы ведь так туда больше и не ездили.
– Да. Лет семь, наверное, уже небыли.
– Восемь, дорогой, восемь. Кирюше всего два года было, когда они умерли. После похорон мы в деревню больше не приезжали.
– Наверное домик совсем развалился за эти годы. Трудно будет найти на него покупателя.
Светлана охнула, уткнулась лицом в ладони и зарыдала в голос. Сергей на силу успокоил жену, приласкал поникшего сына, и отправился в кабинет поработать над документами, но хоть он и подбадривал себя скорым отъездом в Америку, новыми перспективами и широкими возможностями для себя и сына, но от слез жены на душе остался очень неприятный осадок.
