Виктор Батюков
Падение в высоту
На одном из утренних построений полка командир части зачитал приказ о присвоении некоторым солдатам воинских званий. То здесь, то там из строя раздавались выкрики: «Я!». Леня стоял в этот холодный осенний день на плацу и вспоминал, что именно сегодня, но только ровно год назад, он сжимал хрупкие девичьи плечи в прощальных объятиях.
«Подумать только, уже целый год прошел!» – размышлял Клиневский, слушая в пол уха фамилии счастливчиков. – А ведь как будто вчера было. Слезы, поцелуи, военкомат. Так, глядишь, и дембель скоро.
– Рядовому Клиневскому… – донесся до Лени голос командира, и тут же последовал чувствительный толчок в спину.
– Я! – автоматически вырвалось у него.
– … присваивается воинское звание – младший сержант!
– Служу Советскому Союзу! – прокричал он, и только теперь до него дошло, что случилось.
Весь оставшийся день Леня принимал поздравления, нашивал на погоны лычки, и изучал прав и обязанности сержанта. Отдыхать он лег глубоко за полночь.
– Здравствуй, любовь моя!
– Леньчик! Как я соскучилась! Ты что так долго молчал? – на ее прекрасный лобик легла тень недовольства.
– Служба, милая, служба. Ты же понимаешь, что здесь не всегда приходится делать то, что хочешь. Да и распорядок дня у нас с тобой разный.
– Чувствуется, что армия оставляет на тебе свои отпечатки, – Светины глаза засветились улыбкой.
– С чего это чувствуется? – смутился Леня.
– Солдатским сленгом стал думать.
– Извини.
– Да ладно. Даже прикольно. Как идет защита отечества? – девичьи глаза озорно блеснули.
– Не смейся над священным долгом! – Ленины брови сдвинулись к переносице.
– Не буду, не буду, извини. – Света в притворном раскаянии опустила голову.
– У меня все в порядке. Половина службы уже позади, теперь чуть полегче будет. Хотя… – парень вдруг улыбнулся своей открытой доброй улыбкой.
– Чего хотя? – встрепенулась девушка и тревогой посмотрела на Леню.
– На счет полегче не знаю. Мне сегодня сержанта дали.
– Ух ты! – радостно подпрыгнула Света. – А что это такое?
– Это звание, – рассмеялся Леня. – Я теперь рядовыми командовать буду.
– Так ты теперь командир?!
– Что-то вроде того.
– Здорово! Поздравляю! Ленечка, какой ты у меня молодец! – От волнения и радости за своего любимого Света даже куда-то исчезла, но вскоре вернулась обратно. – Извини, просто не смогла усидеть на месте.
– А что, ты спишь сидя?
– Да ну тебя, – она притворно надула губки. – Это так говорится. Не могу поверить – целый сержант.
– Пока еще только младший. А как дела у тебя?
– У меня? – Со Светы разом спало ее возбужденное состояние. – У меня все в порядке. Все как всегда, даже иногда скучно становиться. Диму видела – привет передает.
– Спасибо, и ему передай. А все-таки, как учеба, как городок, вообще, как жизнь-то твоя?
– Да я не знаю, что и рассказывать, – девушка опустила глаза. – Все так однообразно. Ой, Ленечка, – вдруг встрепенулась она. – Уже поздно, пора мне. Ты не забывай, заглядывай почаще.
Нежным лепестком розы коснулся ее поцелуй Лениных губ и Светин образ растворился в казарменной полутьме.
– Что-то здесь не так, – подумал он, поворачиваясь на бок. – Но что же ты хочешь. Время как ветер стирает слезы и остужает сердца. Сейчас ничего толком не узнаю. Нужно ждать дембеля…
– Вставай, солдатик, подъезжаем! – тронула парня за плечо пожилая проводница.
– Спасибо, – поблагодарил ее давно уже не спавший Леонид.
Да и как можно уснуть, если поезд везет тебя по родной белорусской земле, если каждый стук колес приближает тебя к дому, если с каждым ударом сердца все ближе и ближе встреча с любимой. Два года находился вдали от них. Целых два года! А много ли это или мало? Для того чтобы соскучиться – много. Для того чтобы понять, на сколько это все тебе дорого, действительно ли ты любишь свою девушку, землю, свой город – пожалуй даже мало. Но все же достаточно, чтобы с приближением родной станции сердце начинало учащенно биться, а тебя самого охватывает волнение и трепет.
Тепловоз плавно подкатился к вокзалу и, устало лязгнув вагонами, остановился.
– Спасибо, Вам, за приятную поездку, – сказал Леня, ступив на утоптанный грязный снег перрона.
– И тебе, солдатик, счастливого возвращения домой, – улыбнулась проводница.
Клиневский повернулся и вдохнул полной грудью предрассветный морозный воздух. «Домом пахнет» – улыбнулся он.
Было еще раннее утро и вокзал встретил парня тишиной и безлюдьем. «Так. У нас два варианта» – стал размышлять Леня, немного оправившись от встречи с родным городом. – «Либо сидим здесь часа три и ждем автобуса, либо берем такси. Ждать я пожалуй не смогу, и так чуть сдерживаюсь, чтобы домой маршброском не пуститься, а такси… Интересно, сколько они сейчас берут?»
– Тебе куда, сержант! – спросил подошедший к нему парень.
– Домой.
– Ясно, что не на фронт. Конкретно куда?
– В Бо…
– Леня! – вдруг воскликнул таксист.
Клиневский внимательно вгляделся в молодого человека и его лицо озарила радостная улыбка.
– Мишка!
Друзья крепко обнялись и по-мужски расцеловались.
– Ну, как ты?
– Вот видишь – таксую.
– И давно?
– Два месяца уже. Как из армии пришел, батя мне свою машину отдал. Вот – подрабатываю. Да что мы стоим, поехали.
– Так ведь, наверное, три шкуры сдерешь? – шуткой спросил Леня, направляясь к машине.
– А как же. Обязательно. За это – первый тост за столом по поводу прибытия мой! Идет?
– Идет! – рассмеялся Леня.
– Ну, как здесь? Видел кого? – продолжил разговор Клиневский, когда машина вырулила на дорогу.
– Все тихо, как в болоте.
– А из наших кого встречал? – снова спросил Леонид и сердце его учащенно забилось.
– Как тебе сказать, – начал издалека Миша, словно не замечая волнения друга. – Почти все разъехались. Кто учиться, кто замуж в другой город перебрался, короче здесь пара-тройка человек осталась. Да. Дима институт бросил, в бизнесмены подался, в Минске фирму открыл, машинами торгует. Иногда домой заезжает, крутой стал, без фиги в кармане и не подойдешь.
– А Света?
– А что, Света? Учится. На выходные или на каникулы домой приедет, так целыми днями из квартиры носа не кажет, или к твоей матери бегает.
– А ты почем знаешь?
– Так ведь наши дома рядом, а городок маленький, в одном конце чихнешь, в другом «Будь здоров» скажут. Ничего не утаиться.
– Это точно, – облегченно вздохнул Леня.
– Ну, вот мы и приехали. Смотри, уговор не забудь. Первый тост мне.
– Заметано. Завтра, то есть сегодня вечером жду.
Дверца хлопнула и Леня оказался у своего подъезда. «Ну вот осталось сделать три шага и я дома» – подумал он, оглядывая занесенный снегом с детства знакомый дворик. «Хорошо то здесь как, тихо. Словно и не было этих двух лет разлуки» – от волнения Леня достал сигарету и закурил. Сделав затяжку, он увидел, как к нему из темноты движется чья-то фигура. «И не спиться кому-то в такую рань» – удивленно подумал Леня и пристально вгляделся в утренний полумрак. Вдруг сигарета выпала из его пальцев, а самого стала бить дрожь волнения.
– Света! – прошептали Ленины губы.
– Леня!!! – пронесся по улице радостный вопль девушки.
Через мгновенье для них уже не существовало ничего. Ни того дождливого дня, ни двух лет разлуки, ни этого морозного утра. Они снова вместе, они никогда не расставались, ни на день, ни на час, ни на минуту. Только вот почему по щекам текут слезы, почему губы жадно пьют друг друга и не могут утолить жажду, а руки, сомкнувшись в объятиях, никак не хотят размыкаться. Может это простая минутная слабость, а может это то, что останется с ними до глубокой старости.
– Как ты узнала, что я приехал? – спросил Леня, нежно прижимая к себе хрупкое девичье тело.
– Сама не знаю, – ответила Света, проводя рукой по жесткому ворсу шинели. – Мне словно кто-то на ухо шепнул: «Вставай, он уже дома». Я вскочила с постели и побежала.
– Не обманул тебя «кто-то».
– Наверно, это был ты сам.
– Наверное. Пошли домой, а то холодно здесь стоять.
И они, обнявшись, вошли в подъезд. Не успел Леня поднести руку к звонку, как дверь распахнулась.
– Сынок, – выдохнула Тамара Михайловна и нежно прижала парня к груди.
– Здравствуй, мама, – тихо произнес он, гладя ее, слегка тронутые сединой, волосы. – Вот я и вернулся.
– Ну-ка, дайка, я на тебя посмотрю! – сказал счастливо улыбающаяся мать, тайком смахивая набежавшие слезы. Да что же мы все на пороге стоим, – вдруг спохватилась она. – Проходите скорей, а то всю квартиру выстудим.
– Светик, пока Леня раздевается, пошли на кухню, поможешь приготовить что-нибудь перекусить, – но, увидев в девичьих глазах немую мольбу, добавила. – Хотя нет, поухаживай здесь за ним, я сама.
– Леньчик! – счастливо промурлыкала Света, тесно прижимаясь к парню. – Как я соскучилась.
– Я тоже, милая, но еще больше я соскучился по вот этим домашним тапочкам.
– Вот как! – Света отстранилась и на ее лице отразилась напускная обида. – Ну и целуйся тогда со своими тапочками.
Она отвернулась и сделала шаг в направлении кухни.
– Постой, дурашка, – схватил он ее за руку. – Целовать я тебя хочу в тапочки… Эх! Я дома! – вдруг воскликнул Леня и, схватив Свету за талию, поднял высоко вверх.
– Пусти, уронишь, – испугалась девушка.
– Не уроню, мы так в армии танки поднимали.
– Зачем? – удивленно спросила Света, оказавшись на полу.
– Чтобы танкисту было лучше видно, куда стрелять.
– Дети! Чайник вскипел. Идите сюда, – раздался из кузни голос матери.
– Ну вот, я снова ребенок, – притворно вздохнул Леня, обняв девушку за талию, они отправились завтракать.
После шести часов вечера в квартиру Клиневских стали приходить гости. Кто просто забежал взглянуть на гвардии сержанта Леонида Геннадьевича, кто задерживался на пару-тройку минут, чтобы переброситься с вернувшимся солдатом несколькими фразами, а кто и присаживался за стол, чтобы выпить рюмку за здоровье матери, вырастившей такого сына. Леня сидел во главе стола, одной рукой обнимая Светлану, а в другой держал фужер с соком. После выпускного он так и не прикоснулся к спиртному. Много в этот вечер было произнесено теплых слов в его адрес, но на сердце лег один, короткий, очень проникновенный тост, сказанный его дедом, ветераном Великой Отечественной войны, Кавалером многих орденов и медалей. Он встал со своего места и, глядя на Леню своим цепким, колючим взглядом, громко сказал: «Я горжусь своим внуком!» После этих слов он в наступившей тишине выпил рюмку водки и пошел собираться домой. Леня вышел его провожать.
– Остался бы еще, дед! – пытались удержать его сын с матерью.
– Поздно уже, пора мне, – отговаривался тот, одевая пальто.
– Да какое поздно, девять часов всего.
– Это для вас детское время, а мне на боковую пора.
Тут раздался звонок в дверь.
– Вот, вы лучше гостей встречайте, а я пойду. До свидания, – и он распахнул дверь.
На пороге стоял Дима. За два года, что друзья не виделись, он сильно изменился. Из худого, нескладного юноши Дима превратился в респектабельного молодого человека. Во всем его облике сквозило теперь некое превосходство над всеми, напыщенность, самодовольство. Димин взгляд на Леню напоминал оценивающий взгляд купца на предложенный ему товар, а улыбка – улыбку банкира при встрече с малозначимым клиентом.
– Дима! – обрадовано воскликнул Леня. – Какими судьбами здесь? А мне говорили, что ты в Минске.
– Вернулся, значит. Поздравляю – проговорил Дима, пожимая протянутую ему руку.
– Что ж ты стоишь у порога, проходи, – потянул его Леня в квартиру.
– Да я всего на минутку заскочил, тебя проведать, да так. По делам, заодно, – произнес Дима и войдя в прихожую стал осматриваться, словно ища кого-то.
– Леня! Ну, где ты там? – выбежала из зала Света. – Идем, а то гости заску… Дима!? – вдруг воскликнула она и замерла посреди коридора с широко открытыми от ужаса глазами.
– Я так и думал, что ты здесь, – удовлетворенно произнес парень. – Одевайся, тебе пора ехать.
Он снял с вешалки пальто и протянул девушке.
Первую минуту Леня ошеломленно стоял, переводя взгляд с одного на другого, затем, придя в себя, вырвал из Диминых рук пальто.
– Какое право ты имеешь командовать Свете, что ей делать? – гневно сказал он. – Кто ты ей? Брат, сват, родственник? Какое тебе до нее дело?
– Она моя жена, – спокойно ответил Дима и, взяв за руку пылающую от стыда девушку, вывел ее из квартиры.
«ЖЕНА?!!!» словно звук набатного колокола раздалось в Лениных ушах это слово. В голове все смешалось, перед глазами все поплыло и он, чтобы не упасть прислонился к стене.
– Жена, – прошептали побелевшие губы. – Этого не может быть! Я не верю! – воскликнул он и бросился из квартиры.
На улице начиналась метель. Колючие снежинки больно били по щекам, а злой морозный ветер пробирал до костей, но Леня ничего этого не замечал. Он медленно брел по заснеженному городку, держа в руках Светино пальтишко, и только невнятно шептал: «Этого не может быть, этого не может быть».
Обмороженного, окоченевшего Леню нашли в парке гости, обеспокоенные долгим его отсутствием. Ночью у него поднялась температура, начался жар, и скорая помощь увезла парня в больницу с диагнозом воспаление легких.
Когда он немного оправился, в больницу пришла Тамара Михайловна.
– Мам, ты знала? – тихо спросил Леня, когда она вошла в палату.
Женщина тяжело вздохнула и молча кивнула головой.
– Как она могла?
Мать присела рядом и поправила одеяло.
– Тебе нельзя волноваться.
– Глупости. Мне теперь все можно! – с вызовом произнес Леня. – Если уж я от ее иудиного поцелую не окочурился, то теперь мне ничего не навредит. И давно они, это… вместе?
– Два месяца.
– У-у-у. Целую вечность. Как это она сразу после моего прощального в ЗАГС не рванула? – на Лениных глазах появились слезы, а руки сжались в кулаки так, что побелели косточки.
– Тише, сынок, перестань, успокойся, – пригладила Тамара Михайловна на Лениной голове непослушные волосы. – Что случилось, то случилось, Бог ей судья. Теперь уже ничего не поделаешь. Насильно ее под венец никто не тянул.
– Да, ты, наверное, права, – вдруг сказал он и разжал пальцы. – Хватит убиваться и страдать. Она сделала свой выбор, а я сделаю свой.
Он тяжело вздохнул и закрыл глаза.
После этого разговора Леня никогда, даже мимоходом, не произнес вслух Светино имя. Он вышел из больницы, устроился на завод, весной познакомился с чудесной девушкой Таней и уже поговаривали о свадьбе, когда…
В этот летний день Леня, как обычно, вернулся с работы, поужинал и уже стал собираться к невесте, как вдруг в прихожей он схватился за голову.
– Что случилось? – испуганно спросила мать, видя, как сын тяжело привалился к стене.
– Что-то голова закружилась, – тихо произнес он. – И слабость какая-то навалилась. Я, наверное, прилягу на пять минут. Таня будет звонить, скажи, что уже иду, – и Леня, тяжело опираясь на стену, побрел в комнату. Как только голова коснулась подушки в его мозг ворвался полный ужаса девичий голос:
– Ленечка, родненький, помоги! Они нас убьют!
– Кто? За что? – парень лихорадочно искал глазами ту, которую так хотел забыть, но не мог. И вот его взору открылась когда-то хорошо обставленная комната. Все в ней было перевернуто вверх дном, а на диване с кляпами во рту лежали Дима и Света.
– Я не знаю, это кто-то из Диминого бизнеса. Они ворвались сюда, нас избили, связали, ищут деньги и какие-то документы. Ленечка, мне страшно! Помоги!
– Адрес!
Света прошептала улицу, номер дома и обрисовала, как быстрее к ним добраться.
– Держитесь. Скоро буду.
С постели Леня вскочил с горящими безумным огнем глазами.
– Мам, у дяди Пети машина на ходу, не знаешь?
– А зачем тебе его машина? – удивилась неожиданному вопросу Тамара Михайловна.
– Хочу Таню в Минск свозить, – впервые в жизни солгал он матери.
– Кажется ,выезжал вчера.
– Отлично.
Через полчаса объяснений и уговоров Леня уже выезжал на стареньком Жигуленке из города. Мысли были только об одном: «Только бы успеть. Только бы успеть.» И он, что есть силы, давил на педаль газа.
Через три часа выжимания из машины всего, на что она была способна, Леня влетел в дачный поселок под Минском. Без труда найдя нужный ему коттедж, он остановил Жигули в переулке и не спеша вышел на дорогу, ведущую к воротам. Вокруг все было тихо. Леня толкнул калитку, к его удивлению она оказалась незапертой.
«Не ужели опоздал», – пронеслось у парня в мозгу, и он быстрым шагом направился к дому. Проходя по дорожке, он боковым зрением заметил метнувшуюся следом за ним тень.
«Значит еще здесь» – облегченно вздохнул он, досчитал до трех и резко развернувшись, нанес смертельный удар ребром ладони по горлу стоящего за спиной парня. Тот рухнул на землю, изо рта его с бульканьем полилась кровь.
– Извини, так получилось, – прошептал Леня, оттаскивая труп с дорожки. – А ну-ка, что у тебя за поясом? Пушка. Очень хорошо. Я возьму ее не надолго. Все равно она тебе уже ни к чему.
Переложив пистолет к себе в карман, Леня двинулся дальше.
На первом этаже царили тишина и порядок. «Может я дом перепутал?» – пронеслась у него в голове страшная мысль, но тут вдруг на втором этаже что-то со звоном упало, и до Лениного уха донесся женский вскрик. «Там!» – парень бросился к винтовой лестнице. Деревянные ступеньки под ним предательски заскрипели.
– Женя, в чем дело? – раздался сверху раздраженный голос. – Какого рожна ты сюда прешься? – и на лестничный проем выглянул бритоголовый амбал.
Выстрел прозвучал словно гром и не успело тело бандита пошатнуться, как Лена уже вбежал в комнату с заложниками. Кроме Димы и Светы в ней находилось еще двое. Один вытрясал из полок все содержимое, а другой пинал ногами лежащего на полу Диму. Света, вся в синяках и ссадинах, без сознания лежала на диване.
Леня не останавливаясь выстрелил в одного, затем в другого и бросился к девушке.
– Света, Светик, цветочек, ты жива? – шептал он, разрывая на ее теле веревки. – Ну скажи что-нибудь.
Лишь слабый стон был ему ответом.
– Слава Богу, жива, – вздохнул Леня и принялся развязывать Диму.
Бизнесмен тоже оказался без сознания, кроме того, из раны на его голове сочилась кровь.
«Плохо дело, надо скорую», – подумал Леня и тяжелой походкой пошел вниз, где он мельком видел стоящий на столике телефон. Объяснив диспетчеру «неотложки» куда нужно срочно прислать машину, парень с полминуты постоял в раздумье, глядя куда-то вдаль, и набрал ноль два.
– Мужик, ты в курсе, кого здесь замочил? – спросил капитан, сидя напротив Леонида.
Вот уже три часа опергруппа шарила по коттеджу и окрестностям. Диму и Свету с многочисленными переломами, травмами, но живых, увезла скорая, а он уже шестой раз подряд рассказывал о том, что здесь произошло.
– В курсе. Бандитов.
– Не просто бандитов, а ребят из группировки Саши Фартового. Слышал о таком?
– Нет.
– Как, нет? Он весь Минск и его окрестности держит.
– Так вы его знаете? – в Лениных глазах блеснула злость.
– Конечно. Он здесь пятый год орудует.
– А раз знаете, чего же он здесь, а не на зоне?! Власть вы или где? – выплеснул свою ярость Клиневский.
– Но, но, пацан, ты по тише, – вскинул голову следователь.
– Без сопливых разберемся.
– Я вижу, как вы разбираетесь, – не унимался Леня. – Все бы вам на халяву. Кражу раскрываете – если кто донесет, убийство – в основном бытовые. Я вот сегодня заварушку учинил, вы опять же себе галочку поставите. А настоящие преступники на свободе гуляют, людей мордуют.
– Сержант! – крикнул, потерявший терпение следователь. – Уведи в машину этого Робин Гуда, пока я ему сам шею не открутил. И запомни, парень, – добавил он вслед уходящему Леониду, – не все и не всегда бывает так, как мы хотим. Раз Фартовый на свободе, значит это кому-то нужно. Все. Иди.
Эпилог.
– ЭЙ, пацан! Так это ты ребят на дачном поселке завалил? – спросил вдруг хриплый голос у окна.
Леня тяжело вздохнул и отвернулся к стене.
– Он, он, – в полголоса произнесли напротив. – Недавно малява пришла. По описанию все сходится.
– Ну, что же спи спокойно, малыш, – с улыбкой в голосе произнес хрипатый.
Чтобы не слышать всей этой мышиной возни, Леня накрыл голову подушкой.
– Ленечка, ты живой? – весенним ветерком прошептал в его ушах слабый девичий голос.
– Светик! Ну, как ты?
– Уже хорошо, самое страшное уже позади. Врач сказал, еще бы полчаса и все. Спасибо тебе, родной.
– Как ты могла?
Наступила долгая пауза. Леня уже решил, что она больше не вернется, как милый голос надтреснутым колокольчиком вновь зазвенел в его голове.
– Он меня в институтской общаге нашел. Мне тогда совсем худо было. Мать в больнице лежала, отец в запое, за семестр платить нечем, да что там за семестр, самой кушать нечего было. Все, думаю, хана, пора собирать вещи и возвращаться домой. А тут он. Все уладил, за все заплатил, матери с лекарством помог, мне квартиру снял, потом клубы, рестораны, театры, на летние каникулы в Сочи, – в ее голосе прозвучал горький смешок, – в этом году обещал в Италию свозить. А потом – колечко и предложение. Мать надавила, отец поддержал, в общем – сломалась я.
– Нет, не сломалась, купил он тебя, – в Ленином голосе звучала злость и обида.
– Ну, зачем ты так?
– А как? – Леня от возбуждения сбросил подушку. – К тебе в комнату пришел парень, открыл кошелек, пошуршал червонцами,– и все. Ты его. А как же те слова, чувства, лю… – он судорожно сглотнул подступивший к горлу ком. – А ведь я верил тебе.
Снова повисла тяжелая пауза, но теперь Леня чувствовал, что она не ушла, она здесь, просто ей нечего сказать.
– Прости меня, – грустно прошептала Света. – Я знаю, что это трудно, но прости.
– Простить смогу, проститься нет, – вдруг тихо произнес Леня. – Но нужно. Наши дорого окончательно разошлись. Ты осталась в том мире, а мне предстоят долгие годы одиночества.
– Но ведь это не правильно, не справедливо! Ты же спас нам жизнь!
– Отняв ее у других, – и, немного помолчав, добавил – Я должен за это ответить. Прощай.
Под утро в его чуткий сон ворвались какие-то непонятные шорохи и приглушенный вскрик. Леня вскочил и в приглушенном свете дежурной лампочки заметил, как один из «книголюбов» тащит к окну обмякшее тело.
– Что случилось? – тревожным шепотом спросил он.
– Ничего. Терпеть не могу, когда по ночам крысы бегают. Вот приглушил одну. А ты спи, отдыхай. Тебе сейчас ой как силы нужны.
На утро хрипатого нашли мертвым. Целый день надзиратели трясли камеру, таскали на допросы, делали обыски, но, так и ничего не найдя, написали, что умер от сердечного приступа. И только через неделю Леня узнал, что хрипатый был из банды Фартового, и той ночью хотел его прирезать, но Геннадий, так звали «книголюба», опередил. С тех пор они стали держаться вместе.
Через месяц состоялся суд. Когда Леню вывели, он с удивлением заметил, что Света сидит рядом с его матерью.
– Встать! Суд идет!
– Прошу садиться.
Леня присел на жесткую скамью за высоким ограждением и рассеянно слушал, как помощник судьи зачитывает его дело.
«Вот влип,» – горестно думал он, украдкой рассматривая зал. – «Надо же было именно на мое дело суд присяжных назначить. От этих всю двадцатку ожидать можно. Хотя, теперь уже один хрен. Мать только очень жалко. Совсем сдала, родная».
Три часа длилось разбирательство. Три часа Леня то отвечал на вопросы, то нервно ерзал по скамье, слушая других. И. наконец, после потока слов, пота и слез, присяжные удалились на совещание. Эти десять минут, пока они находились в комнате, для парня показались вечностью. Ему казалось, время остановилось, и жизнь застыла. Что эти десять тысячелетий никогда не кончаться. Что конец света наступит гораздо раньше, чем эти двенадцать человек примут решение. Но вот дверь распахнулась.
– Встать! Суд идет!
– Рассматривается дело Клиневского Леонида Геннадьевича, та… та… та… та… – барабанной дробью застучали слова по перепонкам. – … Суд присяжных вынес вердикт – не виновен…
Зал охнул и разразился громом аплодисментов. Судья стал требовательно стучать молотком, призывая к порядку.
– … и освободить Клиневского Леонида Геннадьевича из-под стражи в зале суда, – закончила читать постановление секретарь.
Когда он вышел из-за барьера, отделявшего его от остального мира, к нему бросились поздравлять друзья и знакомые, но он, отстранив их, нежно обнял мать. Света стояла чуть в стороне, украдкой утирая слезы.
– Подойти к ней, – попросила Тамара Михайловна.
– Она как из больницы приехала, так собрала вещи и к нам переехала. Теперь у нас живет.
– И ты ее пустила? – удивленно спросил Леня, не веря своим ушам.
Тамара Михайловна опустила голову и улыбнулась.
Леня в волнении подошел к Свете.
– Это правда?
Девушка лишь кивнула головой.
– А как же шмотки, рестораны, Италия?
– Без тебя мне Италия – Северный полюс.
Леня взял в руки ее лицо и чуть приподнял.
– Здравствуй, мой Светик.
– Здравствуй, Ленечка.
И их губы слились в нежном поцелуе, который больше никогда не закончится.
