Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер
Царица Хатасу
Нейта выпрямилась с пылающим лицом.
– Не говори так, Рома, – энергично перебила она. – То, что ты говоришь, дышит спокойствием добродетели и суровой мудростью божества, которому ты служишь. Но ты ничего не понимаешь в страстных чувствах души. Ты мне говоришь об обязанностях. Но разве сердце заботится об обязанностях, когда оно занято образом одного существа? Мое сердце не пусто, как ты воображаешь. Оно слишком полно единственным человеком, которого я люблю и…
Кровь внезапно прилила к лицу жреца. Его глаза устремились на изменившееся лицо Нейты и вспыхнули огнем. Она и не подозревала, как была очаровательна в своем страстном волнении, охватившем все ее существо и почти вырвавшем у нее признание в любви.
– Нейта, Нейта! – сказал Рома нерешительным голосом, взяв ее за руки. – Не говори больше ни слова, иначе ты скажешь слишком много, о чем будешь потом сожалеть. Я не имею права знать тайну твоего сердца. Я знаю, что волнение, в котором ты находишься, заставляет забыть, с кем ты говоришь. Потом ты же будешь избегать меня, как это сейчас сделала на террасе.
Как будто внезапно очнувшись, Нейта умолкла, но уже не пыталась бежать. Невыразимое чувство стыда и отчаяния приковывало ее к месту. Слова Ромы убедили ее, что он влюблен в свою жену и вовремя остановил ее признание, чтобы не открывать ей унижающую истину: «Я не могу любить тебя». Если бы она видела полный печали и страсти взгляд Ромы, устремленный на ее опущенную голову, то утешилась бы. Но она не смела поднять глаз. Девушка не пошевелилась, даже когда жрец наклонился к ней и прошептал:
– Не считай меня холодным и бесчувственным, Нейта! Я понимаю все, что угнетает твое сердце. Никто жарче не будет умолять богов, чтобы они даровали тебе покой и счастье, чем жрец храма Гаторы.
Только услышав удалявшиеся шаги Ромы, она упала на скамейку и разразилась рыданиями.
– Во имя Ра и Гаторы, о чем ты плачешь здесь в одиночестве? – спросил несколько минут спустя звучный голос Роанты. – Я думала, что ты с Кениамуном… Когда же я узнала, что он ушел, и направилась к тебе, то встретила Рому, выбежавшего со странным выражением лица из этой рощицы, где теперь я нахожу тебя в слезах. Уж не поссорилась ли ты с ним?
Нейта встала и, обняв наклонившуюся к ней подругу, еще сильнее заплакала.
– Полно же! Успокойся и признайся мне, что здесь у вас случилось, – сказала Роанта, нежно прижимая девушку к груди. – Ты знаешь, что я люблю тебя, как младшую сестру. То, что ты мне доверишь, навсегда будет погребено в моем сердце. Итак, будь откровенна! Устроил ли тебе сцену Кениамун или Рома обидел тебя? Я заметила, что с некоторого времени Рома сильно изменился, а ты избегаешь говорить о нем. Сейчас же он был страшно взволнован. Что же произошло между вами?
Нейта выпрямилась и, вытирая слезы, продолжавшие струиться по щекам, сказала:
– О, Роанта, что мне за дело до Кениамуна? Что же касается твоего брата, то он такой чистый и добрый, что далек от мысли обидеть кого бы то ни было. Он сам страдает вместе с обиженными. Причиной его волнения была моя ужасная неосторожность. Я чуть-чуть не призналась ему в том, что скрывала даже от тебя: я страстно люблю Рому. Он же такой добродетельный и строгий, конечно, был взволнован отсутствием у меня женского достоинства. Но постой, я все расскажу тебе, – и она поспешно передала все случившееся.
На минуту красивое лицо Роанты окаменело от изумления. Потом, громко рассмеявшись, она звучно расцеловала Нейту в обе щеки:
– Ты любишь моего славного Рому! Это делает тебя еще дороже моему сердцу. Только успокойся, малютка, его смутило вовсе не такое лестное признание. Даю палец на отсечение, что убегая отсюда, он совсем не думал о твоем женском достоинстве, он боялся своей собственной слабости. Ты слишком прекрасна для того, чтобы он мог остаться равнодушным, особенно зная, что ты его любишь. Смею уверить тебя, что Рома сделан из такого же теста, как и все мужчины. Он так же, как и все, склонен к запрещенной любви и ко всем увлечениям. Только лицо его дышит такой добродетелью! И потом, у него на душе страшной тяжестью лежит отвратительная жена.
– Зачем же он женился на ней?
– Ах, это было безумие юности, подтверждающее только то, что я сейчас сказала тебе. Рома, как и все мужчины, способен увлечься и наделать непоправимых глупостей, о которых впоследствии горько сожалеет. И вот в результате, он связан с женщиной, ниже себя по рождению! Он ее больше не любит и не может уважать, так как Ноферура отличается очень сомлительной добродетелью и невыносимым характером.
– А все-таки он любит ее, – вздохнула Нейта. – Скажи мне, Роанта, она гораздо красивее меня?
– Нет, нет, ты бесспорно красивее. К тому же она совершенно лишена грации! Итак, успокойся! Я выясню это дело и заставлю Рому признаться в истине. Как только я узнаю, что он любит тебя, я извещу тебя об этом.
– Не думаю, чтобы он любил меня, – пробормотала Нейта. – Он остановил меня и не захотел выслушать мое признание. Мог бы он так поступить, если бы разделял мои чувства?
– Это только доказывает, как он боялся самого себя. Но пойдем, дорогая Нейта. Сейчас вернется Хнумготен, и мне надо посмотреть, все ли готово к обеду.
Следуя за Роантой, Нейта не переставала повторять:
– Ах, как бы мне хотелось увидеть Ноферуру. Как будто сама судьба не хочет, чтобы я встретилась с ней у тебя.
– Это правда. Вы всегда расходитесь. Но если ты хочешь, я как-нибудь нарочно приглашу ее.
В эту минуту вбежала молодая негритянка, крича:
– Госпожа, госпожа! Приехала благородная Ноферура и просит позволения поговорить с тобой.
Отослав служанку, Роанта увлекла за собой Нейту.
– Вот твое желание и исполняется, – сказала она, смеясь. – Но что ей от меня нужно в такой час?
Выйдя на террасу, они увидели Ноферуру, идущую им навстречу. Она была разодета и разукрашена кольцами и браслетами. Широкая диадема из рубинов сдерживала ее черные волосы. Надо лбом колебался цветок лотоса, а в руках она держала их целый букет. Не обращая внимания на поклон Роанты, Ноферура от любопытства не сводила сверкающих глаз с Нейты. Та, бледная и взволнованная, в свою очередь смотрела на жену любимого человека.
– Добро пожаловать, Ноферура. Но прежде чем сесть, позволь мне представить мою лучшую подругу, Нейту, дочь благородного Мэны и невесту принца Саргона.
– Ах! Вот счастливый случай, за который я благодарю богов. Уже давно я хотела познакомиться с прекрасной невестой, опекаемой царицей.
Женщины сели на террасе, Ноферура начал объяснять невестке цель своего неожиданного визита, вызванного письмом, которое она получила от одной родственницы, жившей в Мемфисе. Эта родственница писала об очень важном деле, для успешного окончания которого она умоляла об участии и заступничестве Хнумготена.
Не вмешиваясь в разговор, Нейта с жадным любопытством и ревностью следила за каждым движением своей соперницы. Громкий голос Ноферуры, ее резкие жесты и резкий, вызывающий взгляд очень не понравились ей. Тем не менее, она сознавала, что та была достаточно хороша, чтобы снова завоевать любовь мужа, если даже она ее потеряла. Ревнивая ненависть сжала сердце девушки, причиняя ей страшное страдание, какого она еще никогда не испытывала. Эту женщину Рома сжимал в своих объятиях и страстно целовал ее губы! Она постоянно могла быть с ним. Ежеминутно могла слышать голос и видеть нежные, чарующие глаза молодого жреца. Ей казалось, что она задыхается.
– Не останешься ли ты обедать? Хнумготен должен вернуться с минуты на минуту, и ты сама поговорила бы с ним, – сказала в этот момент Роанта.
– Нет, нет. Лучше будет, если ты сама попросишь мужа. К тому же я зашла только на минутку. Я отправляюсь к Туа, которая дает сегодня праздник. Там всегда весело проводят время.
На лице Роанты появилось удивление пополам с презрением.
– Ты отправляешься на праздник к Туа? Эта особа пользуется дурной славой, дурной репутацией, как и ее дочь, Неферта! Все женщины нашего общества избегают ее. Удивляюсь, как только Рома позволяет тебе это.
Ноферура побагровела от гнева.
– А я удивляюсь, что ты клевещешь на таких любезных женщин, – крикливо заступилась она, сильно размахивая руками. – Туа – благородная вдова, богатая и независимая. Она может принимать, кого ей угодно. Только из зависти можно говорить, что ее праздники и общество пользуются дурной славой. Что же касается Неферты, то ее избегают из-за красоты, с которой очень немногие из наших могут соперничать. Женщины, которым нечего бояться сравнения, охотно посещают ее.
– Особенно, если они не боятся за свою репутацию и мало беспокоятся о мнении своих мужей, – язвительна вставила Роанта.
– Роме нечего мне запрещать, да я и не спрашиваю у него позволения, – с пылающим взором заявила Ноферура. – Говорю тебе откровенно, я измучена его ревностью и постоянными подозрениями. Не могу же я вечно сидеть дома взаперти, выслушивать его упреки и переносить сцены ужасной ревности. Я люблю Рому и ценю его глубокую любовь ко мне. Но во всем надо знать меру, и любовь тоже должна иметь границы. А теперь прощай, Туа ждет меня!
Страшно бледная Нейта, нервно дрожа, вытерпела эту последнюю выходку. А Ноферура, прощаясь, удивленно и пытливо посмотрела на обескураженное лицо девушки.
Как только Ноферура ушла, Роанта воскликнула полусочувственно, полусмеясь:
– Бедная моя Нейта, не огорчайся так ложью этой бессовестной женщины. Уже давно Рома не любит ее и не занимается ею. Эта женщина бесчестит его, мучает своей ревностью и…
Вошедший Хнумготен перебил этот разговор. Несмотря на просьбы друзей, Нейта тотчас же распрощалась с ними. Она задыхалась. Какое-то незнакомое, но жестокое чувство терзало ее сердце. Нейта спешила остаться одна, чтобы дать волю своим бурным мыслям. Перед нею носился образ Ромы, говорящего Ноферуре слова любви. Ею овладел такой гнев, что если бы в эту минуту жрец попался ей под руку, она была бы способна хладнокровно убить его. Ночью Нейта не сомкнула глаз.
– Эта бедная Нейта очень мало похожа на счастливую невесту, – сказал, смеясь, начальник телохранителей, проходя в свою комнату и снимая оружие. – По крайней мере, у тебя, Роанта, был совсем другой вид за два дня до нашей свадьбы. Особенно сегодня Нейта была страшно расстроена.
– Да! Я удивляюсь, что царица, которая ее так любит, не замечает, какой ужас наводит на девушку этот брак, – ответила Роанта, принимая у мужа секиру и широкий меч и кладя их на стол.
– Гм! Меня это не так удивляет. Я вижу, чем занята царица и понимаю ее заботы, – сказал Хнумготен, понижая голос. – Фараон очень плох, часы его сочтены. Поэтому достаточно найдется дел, чтобы приготовиться к грядущим событиям.
– Как ты думаешь, удастся ли жрецам возвести на трон маленького Тутмеса?
Начальник телохранителей пожал плечами.
– Трудно что-нибудь сказать. Ты знаешь, что жрецы – большая сила. Во всяком случае, теперь их игра будет гораздо труднее, чем после смерти Тутмеса I. Тогда они принудили Хатасу выйти замуж за брата, хотя покойный фараон назначил ее наследницей трона. Теперь у них нет под рукой претендента. Царевича хорошо стерегут в Буто, а Хатасу приняла все меры, чтобы подавить всякое открытое возмущение. В Фивах сосредоточена целая армия, и, вероятно, никто здесь не шевельнется. Но совершенно понятно, что среди таких забот царица не обращает внимания на капризы молоденькой девушки.
– Нейта печальна вовсе не из-за каприза. Ах, Хнумготен, если бы я могла быть уверена в твоей скромности! Впрочем, если ты поклянешься мне молчать, как могила, я доверю тебе нечто очень трогательное.
Чрезвычайно заинтригованный волнением жены, Хнумготен поклялся самыми ужасными клятвами, что он будет нем, как закрытая могила. Вполне успокоенная Роанта передала ему исповедь Нейты, так как эта тайна душила ее.
Добрый Хнумготен искренне пожалел о несчастной любви девушки и о неудачном браке Ромы. Но его мысли не шли дальше этого. Он был страшно голоден и хотел как можно скорее сесть за стол.
Роантой же овладела одна только мысль, любым способом облегчить жизнь несчастной подруги или, по крайней мере, успокоить ревность, отнимавшую ее силы. Счастливая, любимая и легкомысленная молодая женщина считала, что нельзя отказываться от своего счастья, и ей казались дозволенными и простительными все средства для исполнения своих желаний.
Роанта тоже не спала всю ночь. Результат ее размышлений был таков: если Рома любит Нейту, а это было более чем вероятно, то все устроится прекрасно. Нужно только добиться правды от хитреца и заставить его признаться Нейте. Это бы сразу успокоило ее ревность. Потом она, сестра и подруга, охраняла бы их счастье и устраивала бы им свидания у себя. Все это облегчит молодой супруге Саргона тяжесть насильственного брака, не возбуждая подозрений у принца.
Для исполнения своих великих проектов Роанта, как только встала, написала записку Роме. В записке она настоятельно просила его прийти по окончании утренней службы в храме поговорить об очень важном деле. Никогда еще Роанта не спешила так выпроводить мужа. Ей хотелось остаться наедине с братом. Как только тот пришел, она немедленно увела его в свою комнату. И уже готовилась приступить к важному разговору, как вдруг ей пришла мысль, что они окружены нескромными ушами.
– Пойдем лучше на террасу, – сказала она мрачному и озабоченному Роме, равнодушно следовавшему за ней.
Едва только они сели у жардиньерки, как новые опасения встревожили Роанту.
– Нет, здесь нам тоже нельзя поговорить, – воскликнула она, вскакивая со стула. И, схватив Рому за руку, она потащила его в свою любимую беседку.
– Уж не собираешься ли ты открыть мне заговор против Хатасу? – насмешливо спросил Рома.
Облокотившись на каменный стол и не отвечая на вопрос, Роанта стала пытливо изучать лицо брата, который имел такой мрачный, убийственный вид.
– А! Ты тоже бледен, мрачен и обескуражен?
– Надеюсь, что ты позвала меня не для того, чтобы изучать свежесть моего лица, – сказал с раздражением Рома. – Итак, к делу. Что ты хотела мне сказать?
– Что ты глуп, Рома, глуп до жалости, – с сожалением в голосе ответила Роанта.
Непередаваемое удивление появилось на выразительном лице молодого человека, потом он сильно побледнел.
– Твое мнение не особенно лестно. Я… и стоило меня таскать по всему дому, чтобы высказать такую простую вещь. Может быть, ты объяснишь, чем я заслужил такое выражение родственного восхищения…
– Конечно, скажу. Надо быть дураком, чтобы остановить признание, чуть не сорвавшееся с губ Нейты! Зачем ты это сделал? Потому, что ты не отвечаешь на ее любовь, или потому, что боишься самого себя?
Рома быстро встал, глаза его сверкали.
– Что ты говоришь? Неужели она имела неосторожность поверить тебе свое безумие?
– Безумие! Конечно, безумно любить такое бессердечное бревно, как ты. Бедное дитя вдвойне страдает от своей неосторожности. Теперь она думает, что заслужила твое презрение и твое осуждение из-за недостатка собственного достоинства! И ты так относишься к этой бедной девочке, такой прекрасной и такой несчастной! Право, Рома, я начинаю думать, что ты ослеп… Нет, нет, не пытайся бежать, ты должен мне прямо ответить, – потребовала Роанта, схватив брата за руку.
Красный и взволнованный, Рома отвернулся. Энергично усадив его на место, Роанта взяла его обеими руками за голову и заглянула улыбающимися насмешливыми глазами в разгоряченное лицо Ромы. Крепко поцеловав его, она прибавила:
– Ну же, будь откровенен! Ведь ты знаешь, как я люблю тебя?
– Ах, Роанта! Зачем ты спрашиваешь об этом? – вздохнул Рома. – К чему приведет признание в моем безумии? Да, я люблю Нейту с того самого времени, когда впервые увидел ее ясные глаза. Днем и ночью ее светлый образ преследует меня. Ревность и желание быть любимым ею пожирают меня. Но я женат, а она, по царской воле, через несколько дней будет женой Саргона. Могу ли я, как честный человек, как жрец Гаторы, поощрять запрещенные чувства и своим признанием в любви отвлекать ее от исполнения обязанностей? Не лучше ли оставить ее с мыслью, что я не одобряю ее чувств и что она для меня ничто? Оскорбленная в своей любви и гордости, она забудет меня и станет любящей и счастливой женой человека, которого боги предназначили ей в мужья.
Слушая его речь, тронутая Роанта следила за внутренней борьбой между долгом и страстью, отражавшейся на красивом лице брата.
– Нейта права, ты самый лучший из всех людей, – прошептала она, прижимаясь щекой к его щеке. – Но, Рома, твоя добродетель строга и жестока к моей бедной подруге. Предстоящий брак леденит ей кровь, он отвратителен ей так же, как любовь Саргона, сокрушающая, словно любовь злого духа. Любовь… и страсть отнимают у Нейты последний покой, а она так нуждается в утешении и поддержке. Не твой ли долг успокоить эти бурные чувства и уничтожить ревность, если ты любишь и уважаешь ее? Чьи уста лучше твоих сумеют вернуть ей мир и направить ее на путь долга?
Тяжело переводя дыхание, молодой человек слушал убеждения своей сестры, то бледнея, то краснея.
– Ты искушаешь меня, Роанта, и предлагаешь мне невозможное. У меня нет ни малейшей возможности видеть Нейту без свидетелей.
– Я все предусмотрела. Если ты последуешь моему совету, ты увидишь Нейту в день ее свадьбы, во время празднества. Я отлично знаю расположение дворца Саргона. Ты помнишь, что этот дворец принадлежал Сэмну, пока царица не отдала его Саргону. В конце сада, раскинутого по берегу Нила, стоит уединенная беседка. К ней можно подняться по лестнице с реки. С наступлением ночи ты подъедешь на лодке к беседке, переодетый рыбаком или рабочим. Я сумею увести Нейту и дать вам возможность поговорить полчаса. Ты успокоишь ее признанием в любви и дашь ей понять, что она должна довольствоваться этой уверенностью и жить, исполняя свой долг.
– Нет, нет, это безумие! – прошептал Рома.
Но Роанта настаивала. Мало-помалу она успокоила угрызения совести и разбила возражения брата, искусно возбуждая все его чувства. Как последний аргумент, она обрисовала ему нравственные муки, которые испытывала Нейта, когда Ноферура хвасталась безумной любовью Ромы и сценами ревности, которые он, якобы, ей устраивает.
– Ноферура осмелилась это говорить? – воскликнул жрец, вскакивая с пылающим лицом. – Она осмелилась сказать, что я люблю ее, когда я только терплю эту бесстыдную женщину под своей кровлей? Ты права, Роанта, я должен оправдаться перед Нейтой в подобном обвинении. Я не хочу, чтобы это чистое и гордое дитя думало, что я предпочел ей эту женщину, эту развратницу. Устрой все, Роанта. Вечером в день свадьбы я буду в беседке.
– Поздравляю тебя с таким благоразумным решением, – довольно сказала сестра. – Но тебе следует сделать еще одну вещь: запретить Ноферуре бывать у Туа с Нефертой. Там ей представляется обширное поле для измен. Во всяком случае, твоя жена должна избегать подобных сборищ.
– Я запрещу ей это, только не сегодня, – рассеянно ответил Рома. – Я вернусь в храм и останусь там до послезавтра. Мне необходимо побыть одному. Знать, что любим, знать, что счастье рядом и не иметь возможности помешать любимой женщине попасть во власть Саргона – это ужасно.
Бракосочетание Саргона и Нейты праздновалось почти с царской роскошью. Все князья, сановники и вельможи Фив собрались во дворце новобрачных. Даже царица явилась на праздник, несмотря на свои заботы и опасение оставлять умирающего фараона. Однако Хатасу ничем не выдавала своего глубокого беспокойства. С присущей ей надменной грацией она приветствовала собравшихся, поздравила молодых и заняла приготовленное ей за столом место. Только она не заметила ни бледности, ни убитого вида Нейты, ни чрезвычайного волнения Саргона. Тот не спускал пылающего взора с жены, сидевшей с опущенными глазами и, по-видимому, не замечавшей его присутствия. Жестокое и горькое выражение появилось на губах принца. Глубокий вздох приподнял его пурпурную финикийскую тунику и заставил звякнуть ожерелье, украшавшее шею.
С трудом овладев собой, он поднял кубок, чтобы выпить за здоровье своей славной царственной покровительницы. После пира Хатасу вернулась во дворец со своей свитой, в которой были и Сэмну, и Хнумготен. Отъезд царицы только увеличил веселье пирующих, стеснявшихся в ее присутствии.
Разговоры становились все шумней и шумней. Вино начинало горячить головы.
Нарядная, оживленная и веселая толпа рассыпалась по комнатам, террасам и садам. Саргон, окруженный гостями, вынужден был любезно исполнять обязанности хозяина дома. Сатати занялась женщинами. Своим вежливым оживлением она старалась маскировать апатично-грустное настроение новобрачной. Наступила ночь – наступила быстро, без сумерек, как это бывает в Египте. Но все уже было освещено лампионами и факелами. Горевшая в вазах смола красноватым светом освещала темную зелень деревьев. С нетерпением поджидая удобной минуты, Роанта, продолжая разговаривать с невестой, увела ее в темную аллею.
– Иди за мной скорей, – прошептала она, поспешно увлекая подругу к беседке.
Заинтригованная таинственностью Роанты, Нейта поспешно пошла за нею, стараясь узнать, куда это она ее ведет.
Скоро они поравнялись с небольшим домиком, состоявшим из одной комнаты с террасой, выходящей на Нил. Сэмну построил эту беседку, чтобы уходить сюда, когда у него появлялось желание поработать в полном одиночестве.
– Подожди меня минутку, – сказала Роанта, входя в беседку.
Маленькая комнатка, слабо освещенная факелами, прикрепленными к стене, была пуста. Но как только Роанта показалась на террасе, из тени выступил мужчина в костюме рыбака.
– Это ты, Рома? – спросила женщина.
– Да.
– В таком случае, пойдем! Я привела Нейту.
– Где же ты, Роанта, мне страшно здесь! – позвала Нейта.
Ничего не отвечая, женщина схватила ее за руку и увлекла к беседке. Втолкнув ее туда, она прошептала:
– Оставайся здесь, пока я не приду за тобой, – и убежала.
Пораженная Нейта испуганно огляделась. Увидев Рому, которого она сразу узнала, несмотря на переодевание, Нейта глухо вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Не отворачивайся от меня, дорогая моя! Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты для меня дороже жизни, – прошептал жрец, сжимая ее в объятиях.
Не доверяя своим чувствам, Нейта внимательно вгляделась в его лицо.
Встреченный ею страстный взгляд наполнил все ее существо невыразимым счастьем. Она обвила шею Ромы, и их губы слились в горячем поцелуе.
– О, теперь я могу все перенести, – прошептала Нейта. – Я знаю, что ты любишь меня, что не презираешь и не осуждаешь за мою любовь и что Ноферура для тебя ничто.
– Я безумно люблю тебя, Нейта! Ведь я здесь вопреки голосу долга и совести, – горячо шептал Рома, причем счастье и горечь звучали в его голосе. – Но судьба жестоко наказывает меня. Она отдает тебя мне с тем, чтобы тут же отнять и осудить на муки ревности, так как я знаю, что ты становишься законной женой Саргона.
– Не мучайся этим, – сказала сияющая Нейта. – Я должна терпеть Саргона, но ни одна частица моего сердца не будет принадлежать ему. Я постоянно буду думать о тебе. Ты будешь утешать меня словами любви и поддерживать своими советами. Я всегда смогу позвать тебя на помощь. Я не буду уже больше ревновать тебя, – прибавила она, прижимаясь к нему.
Рома с обожанием смотрел на нее. Как она была прекрасна в блестящем свадебном наряде! Покрывающие ее камни сверкали в полумраке, переливаясь всеми цветами, а блеск ее черных глаз соперничал с их игрой.
– Ты-то не будешь ревновать, маленькая эгоистка, но я! – сказал со вздохом Рома.
– Это правда. Как я найду силы вырваться из твоих объятий, чтобы терпеть любовь Саргона? – воскликнула Нейта с внезапным приливом отчаяния. – Убей меня, Рома! Лучше умереть после этой минуты счастья, чем жить с ненавистным человеком! И ты тоже не будешь страдать.
Слезы помешали ей продолжить.
– Никогда! Ты должна жить, Нейта, так как ты моя жизнь, мое спасение, моя надежда! И кто знает, может, боги сжалятся над нами и когда-нибудь соединят нас? А пока мы будем видеться и поддерживать друг друга.
В эту минуту на реке со стороны дворца послышался зловещий шум, слившийся с пронзительными криками.
– Что это значит? – произнес жрец, с беспокойством вставая.
Не успел он договорить, как в беседку стремительно вбежала бледная, испуганная Роанта.
– Посланный от Хнумготена сейчас принес известие, что фараон скончался. Праздник кончился, и весь Египет покрылся трауром. Спеши, Рома, в храм, а ты, Нейта, иди скорее со мной. Твое отсутствие могут заметить, гости разъезжаются.
Поцеловав последний раз Нейту, Рома прыгнул в лодку. Подруги побежали ко дворцу. Полный беспорядок сменил радостное воодушевление приглашенных. С криками и причитаниями, гости и рабы рвали свои одежды, посыпали землей голову и били себя в грудь, громко оплакивая смерть фараона.
Когда раскрасневшаяся Нейта, слегка задыхаясь, присоединилась к мужу, тот стоял в зале, прощаясь с последними расходившимися гостями. Мрачным и подозрительным взглядом окинул он свою юную жену. Ее пылающее лицо, казалось, светилось внутренним счастьем и теперь совершенно изменилось. Молодые супруги скоро остались одни. Сильно взволнованные, они несколько минут стояли друг против друга.
– Траур, постигший всю страну, смутил наш брачный пир. Это плохое предзнаменование, – сказал наконец Саргон. – Гости наши разбежались, рабы и служители потеряли головы. Позволь мне отвести тебя в брачную комнату. Нам обоим нужно отдохнуть после всех волнений.
Он подошел и взял жену за руку. При виде того, как она вздрогнула и подалась назад, глаза его вспыхнули недобрым огнем.
– Не бойся, – сказал он глухим голосом, – что я стану надоедать тебе своими пылкими чувствами. Отвергнутая любовь не будет унижаться перед тобой. Ты не пожелала моей снисходительной любви, раба твоей красоты. Ну что же! В таком случае, ты почувствуешь всю суровость мужа, который позаботится, чтобы твоя страсть к другому не очень-то близко касалась его чести.
Нейта гордо подняла голову. Самодовольством и презрением горели ее глаза, когда она ответила прерывающимся голосом:
– Тем лучше! Я предпочитаю твою ненависть твоей любви. Но ты слишком поздно вздумал следить за моими чувствами и поступками. Смотри! Мои губы и мои щеки еще горят от поцелуев единственного человека, которого я люблю. Я еще вся дрожу от счастья! Но окружающая нас тайна так же непроницаема, как и моя любовь. Никто никогда не узнает имени того, кому я принадлежу душой и телом.
Саргон окаменел, слушая ее. Шатаясь, он сделал шаг назад, и хриплый крик вырвался из его груди.
– Изменница! – прошипел он неузнаваемым голосом, с глазами, налитыми кровью. – Всего несколько часов тому назад ты клялась перед богами быть мне верной, а теперь позоришь мою честь? Так умри же!
В его руке сверкнул нож и вонзился в грудь Нейты. Девушка страшно вскрикнула. Вытянув вперед руки, обливаясь кровью, она упала на колени и затем вытянулась на полу без движения.
Опомнившись, Саргон выронил кинжал и в ужасе отступил назад.
– Что я наделал? Я убил ее, – пробормотал он, проводя рукой по лбу, покрытому холодным потом. – О, Нейта! И зачем только моя рука должна была поразить тебя?
Не в состоянии думать и не в силах позвать кого-нибудь, он в изнеможении опустился на стул.
Саргон так ослабел, что не слышал ни приближавшихся быстрых шагов, ни двойного крика, послышавшегося почти сразу. На пороге комнаты стояли Мэна и Кениамун, в ужасе глядя на новобрачную, без движения лежавшую в луже крови. Они оба задержались из-за какого-то служебного дела к Пагиру. И уже шли за оружием и плащами, когда вдруг услышали крик Нейты.
Придя в себя от страха, оба бросились к ней. Они подняли ее и стали осматривать, стараясь узнать, жива ли она.
– Она еще дышит! – воскликнул Кениамун, срывая с себя шарф, чтобы перевязать рану.
– Надо позвать Сатати. Она должна быть еще здесь, так как хотела прийти проститься с Нейтой, – кричал Мэна. – Живо, пусть кто-нибудь бежит за благородной женой Пагира! – приказал он, заметив в дверях испуганную толпу рабов.
Почти в ту же минуту его взгляд упал на Саргона, все еще сидевшего в полном оцепенении. Тотчас лицо его исказилось яростью и скотским самодовольством.
– А! Вот ты где, презренный убийца! – закричал он, бросаясь к Саргону и сильно встряхивая его. Это неожиданное нападение, казалось, пробудило принца.
– Она мне изменила, и я убил ее! – отбивался он, стараясь оттолкнуть Мэну.
Но тот, будучи гораздо сильнее, удержал его.
– Сам ты изменник! Неужели ты думаешь, что тебе позволили жениться на благородной египтянке для того, чтобы ты сначала оклеветал ее, а потом зарезал? Ты ответишь перед царицей за это преступление. Вот, что бывает, когда из раба делают вельможу. Эй, вы, принесите веревки. Надо позаботиться, чтобы этот шакал не убежал, пока царица не решит его участь.
Пока связывали Саргона, в комнату влетела бледная и дрожащая Сатати. Следом за ней появился Пагир, на его глупом лице был написан почти комический испуг.
– Оставьте его на свободе, он не убежит, – сказала Сатати, видя оскорбительное обращение с принцем.
– Займись-ка ты раненой, я же отвечаю за свои поступки, – грубо сказал Мэна. – Не думаешь ли ты, что я буду спокойно смотреть, как убивают мою сестру, и стану отвешивать поклоны этой гадине?
Саргона потащили в дальнюю комнату и бросили там на какой-то тюк. Рабам было приказано сторожить его.
Кениамун и Пагир отнесли Нейту в брачную комнату и положили на кровать. Здесь ее раздели и, в ожидании врача, приложили к ране холодный компресс.
– Дорогой Кениамун! – сказала мертвенно-бледная Сатати, дрожащими руками помогавшая служанкам снимать с Нейты ожерелье и тяжелые кольца. – Умоляю тебя, беги скорей за врачом, а потом спеши во дворец и постарайся увидеть Сэмну. Узнав от тебя, что здесь случилось, он доложит царице. Необходимо, чтобы ее величество как можно раньше узнала это.
– Бегу! – ответил молодой человек, устремляясь вон из комнаты.
