Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер
Царица Хатасу
Вдруг в памяти воскресло унижение, испытанное этой нечью. Краска стыда залила ее лицо. Она почувствовала себя растоптанной, несчастной, и ею овладело страшное желание свободы. Невольно она взглянула на того, кто имел на нее такое роковое влияние и в чьей власти она находилась. У нее мелькнула мысль, что и он сейчас наслаждается, как освобождением, чудным видом природы, дневным светом и чистым воздухом, свободным от отравленных ароматов, что, может быть, как и она, жаждет свободы вдали от этого дворца, под мрачной кровлей которого он становился рабом своих страстей или погрязал в преступлениях, заглушая в себе всякое человеческое чувство.
Прислонившись к косяку двери, скрестив руки на груди, Хоремсеб, казалось, погрузился весь в созерцание очаровательного пейзажа. Его лицо совершенно изменилось. Гордость, жестокость, угрозы куда-то исчезли, уступив место созерцательному покою. Большие темные глаза горели чистым, полным радости восхищением, а нежная, мечтательная улыбка полуоткрыла пурпурные губы.
Взгляд Нейты с восторгом скользил по высокой и стройной фигуре красивого молодого человека, покрытого драгоценностями. На его кудрявой голове еще красовалась тиара, а плечи покрывал пурпурный плащ, в который он нарядился председательствовать на отвратительной оргии.
– Так прекрасен телом и так отвратителен душой, – прошептала она, прижимая руки к груди. Снова смешанное чувство ненависти и любви наполнило ее сердце. Все слилось в единственное желание покинуть эти места страданий, где она теряла рассудок, перестав себя понимать. Быстро решившись, она схватила его за руку:
– Хоремсеб!
– Что тебе надо? – спросил он, вздрогнув и с удивлением глядя в ее взволнованное лицо.
– Верни свободу моей душе, чародей Мемфиса! Ты ее связал, я чувствую это. Все мое существо восстает против власти, которую ты имеешь над моими чувствами. Мой рассудок осуждает эту власть. Никогда до тех пор, пока я тебя не увидела, я не знала этого пожирающего огня, который пылает в моей крови, влечет меня в твои объятия, отнимает у меня уважение к самой себе и заставляет меня краснеть перед собой. Но если ты сумел связать, то ты должен знать и как освободить! Верни же мой покой и уважение к самой себе! Освободи мое сердце от роковой страсти, которая причиняет мне столько страданий. Тебе же это ничего не стоит, Хоремсеб, так как ты не любишь меня и держишь как рабыню. Для тебя я не больше чем игрушка.
Нейта заметно воодушевилась. Ее черные глаза гордо пылали, и нежное тело трепетало от беззащитности.
Вдруг это возбуждение разразилось потоками слез. Сложив руки, она подошла к нему и продолжала умоляющим голосом:
– Сжалься надо мной, Хоремсеб, позволь мне уехать! Ни одним словом я не выдам того, что здесь видела, и никогда не нарушу твой покой. Напротив, всеми силами буду стараться защищать тебя даже перед царицей, так как что-то нашептывает мне, что над твоей головой собираются зловещие тучи. Или же, если ты меня любишь, если ты хочешь сохранить меня, я постараюсь безропотно переносить твои чары. Только в таком случае, ради самого себя, Хоремсеб, откажись от этой жизни, полной преступлений, от этих ночных праздников, от этого ужасного уединения и от всех этих извращений. Займи снова принадлежащее тебе место в обществе. Пока еще не поздно, вернись в общество людей, под лазурное небо и под золотистые лучи Ра. Беги от мрака, расслабляющих ароматов и отвратительных зрелищ, убивающих твою душу и леденящих твое сердце!
Князь с удивлением слушал ее. Темное облако омрачило его лицо, но глубокое убеждение, звучавшее в голосе прекрасной пленницы, все-таки произвело на него впечатление. Добрый гений князя шептал ему: «Откажись, пока еще не поздно! Сам Таадар предвидит угрожающую тебе опасность».
Глубоко вздохнув, он провел рукой по внезапно побледневшему лицу, но зло уже укоренилось в нем. Тщеславие и упрямство победили слабый голос добра. С непередаваемой улыбкой он наклонился к Нейте и, обняв ее за талию, сказал ласковым голосом:
– Ты бредишь, Нейта! Одна любовь связывает меня с тобой, а эти чары я бессилен вырвать из твоего сердца. Но так как ты чувствуешь себя здесь несчастной – уезжай! Я не хочу силой удерживать тебя. Иди по берегу реки в Мемфис, а оттуда тебя доставят до Фив. Следовать за тобой я не могу. Я должен жить здесь, и мы никогда не увидимся с тобой. Возвращайся в свой дом и будь счастлива в объятиях твоего супруга, принца Саргона. А теперь прощай!
Он крепко поцеловал ее и, вытащив из-за пояса красную розу, воткнул ее Нейте в волосы. Затем он отвернулся и, сделав прощальный знак рукой, медленно направился в сад.
С минуту Нейта стояла окаменевшая. Удушливый аромат, распространяемый ожерельем князя и розой, украсившей ее волосы, начал уже свое ужасное действие. Все тело Нейты горело, а околдованный взор был прикован к Хоремсебу, готовившемуся уже запереть калитку сада.
Страшное отчаяние овладело Нейтой при мысли, что она уже больше не увидит его, не услышит его голоса и не будет чувствовать на себе этого ласкающего и властного взгляда. Нет! Лучше отказаться от свободы, от солнца, oт чистого воздуха, только не разлучаться с ним.
Как перышко, подхваченное ветром, бросилась она к чародею и повисла у него на шее.
– Хоремсеб! – задыхаясь, пробормотала она. – Я добровольно возвращаюсь, чтобы умереть здесь. Пусть будет, что решат бессмертные! Я же не могу жить без тебя. Несмотря на дневной свет и на солнце, вдали от тебя мне все будет казаться мраком.
Не в состоянии продолжать, она прижалась головой к груди чародея и горячо заплакала. Она не заметила самодовольно-насмешливой ухмылки, скользнувшей по губам Хоремсеба.
– Добро пожаловать вторично в мой дом, – сказал он, прижимая ее к себе. Он запер дверь, задвинул засов, и они вошли под густую древесную тень. Нейта опустила голову. Ей казалось, что над ней закрылась могильная плита.
Глава XXVI. Будущее
Наконец для Хоремсеба наступил долгожданный день. Только спустилась ночь, князь отправился в павильон мудреца, чтобы помочь ему в последних приготовлениях. Все слуги получили приказ удалиться в назначенное им крыло дворца и не выходить оттуда под страхом смерти. Всякая служба была отменена, Хамус должен был тщательно наблюдать, чтобы ни одно живое существо не проникло в сад.
Большой зал, служивший обычно рабочим кабинетом Таадару, был теперь почти пуст. Тысяча вещей, загромождавших его, была вынесена в верхнюю комнату. Вместо этого поставили маленький столик из кедрового дерева, два стула и ложе. В нескольких шагах от стола стояла громадная медная чаша, до краев наполненная водой. Лампа в углу освещала бледным колеблющимся светом обширное помещение.
После всех приготовлений мудрец принес шкатулку с флаконами и поставил ее на табурет около одного из стульев. Затем, обернувшись к Хоремсебу, молча покрывавшему ложе шкурами леопардов, он сказал:
– Все готово, сын мой. Мне остается только принести амфору с теплым вином, а ты пока сходи за Нейтой. Выпила она приготовленное ей питье?
– Да, учитель! Она спит в маленькой голубой беседке. Я сейчас пойду за ней.
Он ушел и вскоре вернулся с крепко спящей Нейтой на руках. Лицо девушки было мертвенно-бледным и тело – неподвижно, как у мертвой. Мудрец помог Хоремсебу положить Нейту на ложе, поправил поудобнее подушки и тщательно закрыл ее шкурами леопарда и пантеры. Затем, наполнив кубок теплым вином, он добавил туда несколько капель из флакона и подал его князю, раздувавшему уголь в треножнике. Когда он выпил, Таадар взял из шкатулки пучок сухих трав и бросил его на уголья. Поднялся густой дым, наполнивший комнату острым, удушливым ароматом. Потом старик снял с себя всю одежду. Князь последовал его примеру.
– Теперь нам остается только ожидать бога, – сказал мудрец, садясь на стул. – Садись напротив меня, Хоремсеб, дай мне руку и смотри на воду. Он появится там.
Больше четверти часа прошло в глубоком молчании. Крепко держась за руки, лежавшие на столе мужчины внимательно смотрели на воду.
– Я весь похолодел. Члены мои точно налились свинцом, а между тем, огненные уколы пробегают по всему моему телу, – пробормотал князь, охваченный сильной дрожью.
– Это ощущение будет еще сильнее, когда ароматические субстанции твоих страстей станут выходить из тела, – тихо ответил мудрец.
В эту минуту у Нейты вырвался хриплый вздох, и она прошептала едва слышным голосом: «Он идет!» Хоремсеб вздрогнул. На его лбу выступил холодный пот от сверхъестественного страха. Но вот, вода заволновалась, ее поверхность испещрили красные и желтые пятна. Из глубины чаши поднялось кружась черноватое облако, в центре которого ясно было видно много огненно-красных рук, будто из расплавленного металла.
Эта бесформенная масса быстро приближалась, окутывая черным покрывалом голову и грудь Хоремсеба. Тот откинулся на спинку стула и прошептал сдавленным голосом: «Это смерть. У меня вырывают сердце и мозг!» Таадар удержал руку своего ученика, которую тот чуть не вырвал у него. Мудрец был бледен, губы его нервно дрожали, но ясный и сверкающий его взгляд внимательно следил за проходившими перед ними странными и зловещими видениями.
Из всего тела Хоремсеба дождем брызнули разноцветные искры. Огненные руки соединились в плотную, сверкающую массу, принявшую форму кометы. Эта комета вместе с черной тучей отступила к чаше и носилась над водой, оставаясь соединенной с телом князя широкой огненной лентой, выходившей из его груди.
В продолжение нескольких минут вся эта масса кружилась, как в плавильне, причем слышался сухой треск. Руки исчезли. Вдруг раздался сильный треск. Ослепительный огненный луч, казалось, спускавшийся с потолка, упал на облако, которое пришло в сильное движение, распалось и затем совсем исчезло. На его месте появилось семь отражений Хоремсеба, семь прозрачных теней, с чертами лица князя, соединенных между собой тонкими огненными нитями. Все эти нити сливались с широкой огненной лентой, которая выходила из груди Хоремсеба и, как от сильного ветра, дрожала и извивалась. Каждое из изображений имело свой цвет, похожий на цвет спектра. С одного края изображение было окрашено в красный цвет, с другого – в фиолетовый. В этих прозрачных, как кристалл, телах ясно видны были все органы человеческого тела, работавшие с поразительной быстротой. Вещество, под цвет каждого изображения, сверкающим каскадом обращалось в прозрачное тело. На этом фоне, как звезды из черного дерева, выделялись два больших темных пятна соединенных черной артерией. Одно из них было на месте сердца, другое – вместо мозга.
Снова показались огненные руки, деятельно работая над выделением из воды и воздуха синеватых, желтых и зеленых огней. Одна из рук поднялась и бросила широкий луч белого и ослепительного света. Этот луч упал на одно из изображений Хоремсеба, на минуту окутал его и отлетел в пространство, оставив после себя только черные точки, похожие на капельки росы. То же произошло и с шестью другими изображениями. После этого поток света залил все их сразу. Прозрачные тела слились в одно тело, затем в пурпурную массу, испещренную черными точками. Эта масса покатилась по огненной ленте и вместе с ней исчезла в груди князя. У того вырвался хриплый вздох. Через минуту он открыл глаза.
– Твои ароматы взвешены, – пробормотал мудрец, – но печальны и беспорядочны были их вибрации.
Он умолк, так как в эту минуту появилась огненная рука и стала чертить на воде фосфоресцирующие знаки, исчезавшие по мере того, как Таадар разбивал их.
– Ты сейчас увидишь сцену отдаленного будущего и более близкого. Но все эти сцены будут относиться к твоему существованию в те эпохи, когда все, что живет в настоящее время, сойдет уже в могилу.
Трепеща от любопытства, Хоремсеб наклонился вперед, не сводя глаз с синеватого облака, тихо поднимавшегося из чаши. Постепенно это облако расширилось и приняло форму огромного шара, занявшего всю глубину зала, стены которого, казалось, раздались, чтобы вместить его.
В центре светящегося диска носились облака, порой совершенно закрывавшие его. Затем появились светлые пятна, и гладкая светящаяся поверхность превратилась в огромную площадь, окруженную постройками, архитектура которых была совершенно не похожа на египетскую. В глубине виднелось большое строение, к которому вела лестница. Но, странная вещь, – стены строения, казалось, были прозрачны, и Хоремсеб видел все, что происходило внутри. Там стоял колоссальный идол, вокруг которого двигались жрецы, одетые в белые одежды. Это чудовище было раскалено, и внутри бушевало громадное пламя.
Вся площадь и все доступы к храму были переполнены народом, стоявшим тесной стеной вдоль дороги, по которой двигался печальный кортеж. Со связанными за спиной руками, скованные друг с другом, шли обнаженные люди с суровыми, полными отчаяния лицами. Вооруженные бичами и копьями воины толкали их вперед. Громадной лентой тянулась через площадь эта бесконечная цепь несчастных и всходила на лестницу. Когда они останавливались перед идолом, их одного за другим бросали в пылавшую пропасть, в раскаленные внутренности ненасытного бога. По временам люди останавливались перед помостом, на котором группа женщин играла на арфах. В одну из таких остановок высокий и сильный мужчина, тело которого было исполосовано бичом, обливаясь кровью, обернул голову и устремил на Хоремсеба взволнованный и суровый взгляд. Ледяная дрожь потрясла все тело князя. Ему показалось, что в этом скованном, обнаженном и униженном пленнике он узнал самого себя. Хотя лицом он и не был похож на него, трепещущее тело и сердце кричали ему: «Это ты!» Но процессия двинулась дальше, когда пленник, с которым, казалось, слилась душа чародея, переступил порог храма, облака раздались и закрыли всю сцену.
– Это невозможно, я ошибся. Ведь я не могу умереть, – бормотал Хоремсеб, сжимая обеими руками взмокший лоб, но в это время диск снова прояснился и поглотил все внимание князя.
Сцена изменилась, и на этот раз князь вздрогнул от радости. Не Мемфис ли был перед ним? Да, конечно! Эта же улица, аллея сфинксов, все было похоже. Там слева был обелиск, и люди радостно толпились у пьедестала, на котором стояло кресло под балдахином, без сомнения, это были египтяне, с их белыми одеждами и полосатыми клафтами. Но кто был этот странный, весь увешанный дорогим оружием воин, приближавшийся на великолепном белом коне в сопровождении громадного конвоя? Бледное лицо всадника было обрамлено черной, как вороново крыло, бородой, а большие темные глаза равнодушно скользили по толпе. Подъехав к трибуне, он сошел с коня, поднялся по лестнице и сел на трон. Вокруг него столпились воины конвоя, египетские сановники и царские носители опахал.
– На этот раз это я! Я буду фараоном! – подумал Хоремсеб, и гордое самодовольство наполнило его сердце.
По аллее сфинксов медленно двигалась хорошо знакомая процессия. Там шли певцы храма и жрецы. Это был праздник Аписа, так как в процессии вели священное животное, убранное цветами и лентами. Поэтому его взгляд быстро перешел на того, кого он принимал за самого себя. Без сомнения, династия Тутмеса угасла и он взошел на трон фараонов. Но что это значит? Вокруг царского трона появились одна за другой несколько бледных и растрепанных женщин. На груди у них зияли открытые раны, а в поднятых руках они держали красные розы. Эта отвратительная толпа быстро увеличивалась, замыкая вокруг царя кольцо. Затем одна из женщин скользнула и села к нему на ручку трона. Обвив шею царя одной рукой, она другой потрясла перед глазами коронованного воина пучком пурпурных роз.
Бледное лицо женщины было искажено ненавистью и страданием. Длинные, рыжие волосы были распущены и обвивали ее огненным покрывалом. С ужасом и удивлением узнал Хоремсеб в этой женщине Нефтису.
Сидевший на троне мужчина страшно заволновался. Его лицо побагровело, а в широко открытых глазах светилось безумие. Его взволнованный взгляд упал на Аписа, проходившего мимо трибуны. Он вскочил с трона, как ужаленный, бросился к священному животному и пронзил его кинжалом, выхваченным из-за пояса.
Облака скрыли смятение, последовавшее за этим святотатством. Хоремсеб не успел еще прийти в себя от этого, когда перед его глазами развернулась новая картина.
Перед ним была бесплодная равнина, усеянная трупами. Воины в остроконечных касках, с бородатыми дикими лицами толпились на поле битвы, грабя мертвых и увеча раненых. Вдруг вытащили из-под груды трупов, очевидно, только что оглушенного человека. Каска его была сплющена, а в сжатой руке он еще держал сломанный меч.
В руках этих дикарей человек пришел в себя. Оскорбил он победителей своим высокомерным взглядом или неосторожным словом? Неизвестно, только солдаты пришли в страшную ярость. В мгновение ока они сняли с него одежду, отрезали ему нос и уши, выкололи глаза и бросили с насмешливым видом. Несмотря на ужасные муки, несчастное существо осталось жить.
Этот человек ползал между трупами, жуя траву, чтобы обмануть голод и тщетно ища, чем бы утолить жажду. Наконец он в отчаянии, бессильно упал на землю.
Это окровавленное и обезображенное лицо ничего не напоминало Хоремсебу, а между тем у него захватило дыхание, так как вокруг несчастного снова появилась растрепанная толпа жертв Молоха. Они трясли своими красными розами и торжествующе смотрели на несчастного. Вдруг показался дворец Мемфиса, и Нил при лунном свете, и великолепная лодка, в которой на подушках лежал сам чародей.
Голова кружилась у Хоремсеба, мысли путались. Он хотел бежать, но неведомая сила приковала его к месту.
Перед ним возникали разные картины то страданий и мучений, то богатства и могущества. Но князь все меньше понимал их, до такой степени ему казались странными постройки, люди и даже природа. Но вот еще три видения, которые потрясли Хоремсеба.
Ему представилась круглая комната, освещенная двумя высокими, узкими окнами. Стены были обтянуты материей, а свет, проходя через цветные стекла, отражался на массивной мебели с резными спинками. На одном из стульев сидел красивый молодой человек с гордым и насмешливым видом. Обняв его за шею и страстно глядя ему в глаза, рядом стояла невысокая, худая женщина, одетая в длинное черное платье. Голова ее была покрыта вуалью. На шее на золотой цепочке висел блестящий крест.
Хоремсеб не мог ошибиться: эта женщина была Нефтиса, а сидящий мужчина – он сам. Он видел, что они разговаривали, но не слышал ни одного слова. Тем не менее, понимал, что она говорит о любви и ревности и требует, чтобы он женился на ней. Тот с улыбкой и многозначительным жестом отвечал, что браку мешают стоящие между ними четыре лишних глаза.
Затем появилась комната, освещенная ночником, в глубине которой стояла широкая кровать с колоннами. Бледная, с растрепанными волосами, Нефтиса наклонилась над двумя спящими детьми, бормоча:
– Четыре лишних глаза.
Что-то сверкнуло в ее руке и быстро опустилось на головы спящих детей. Преступная мать в ужасе убежала. Она стремилась к любимому человеку, образ которого носился в отдалении. Но при ее приближении тот с ужасом и отвращением отвернулся и исчез в тумане. Она осталась в каком-то длинном, слабо освещенном коридоре. Со скрещенными на груди руками она скользила по нему, и встречавшиеся ей люди вне себя от ужаса бежали прочь.
При виде этого насмешливая и жестокая улыбка скользнула по губам тени, посланницы несчастья.
Вдруг облака раздались, и открылась следующая картина. Лунный свет отражался на поверхности воды. Лодка, наполненная мужчинами и солдатами, быстро приближалась к большому, зловещему строению, высившемуся на берегу моря. Когда лодка причалила и путники вышли на берег, Хоремсеб заметил, что лицо одного из них, к которому все обращались с обнаженными головами, было закрыто черной маской.
Он увидел того же человека одного в комнате с узким зарешеченным окном. Черная маска все еще закрывала его лицо. Он в сильном волнении ходил по комнате, потом в отчаянии упал на стул. Он не заметил, как какая-то женщина в длинном черном платье с золотой цепочкой на шее скользила к нему. Взяв с груди красную розу, она потрясла ею над головой пленника и, наклонившись к нему, прошептала что-то на ухо. Перед ним появились прекрасные картины с чудесным дворцом, окруженным садом, залы с золочеными стенами, залитые светом. Там толпились мужчины и женщины, увешанные драгоценностями. А под балдахином на возвышении сидел молодой человек. Длинные локоны рассыпались у него по плечам, на груди красовалась синяя лента, и была видна небрежно накинутая горностаевая мантия. Все низко кланялись красавцу-королю, глядя на него с обожанием, принимая как дар слова, слетавшие с его губ.
Охваченный дикой ревностью, пленник вскочил на ноги, он рвал на себе одежду и старался сорвать маску, будто приросшую к лицу, и как безумный бился головой об стены. Там – свобода, могущество, лесть, любовь, здесь – одиночество, темница, смерть заживо. Такой контраст мог растерзать душу и лишить рассудка.
Таинственная женщина приподнялась в воздухе, а ее пылавший ненавистью взгляд пронзал пленника. Она откровенно наслаждалась его отчаянием. Жестокая улыбка блуждала на ее лице, когда она прошептала: «На этот раз твои глаза оказались лишними». С этими словами она исчезла, но Хоремсеб в ту же минуту узнал Нефтису.
С хриплым стоном он откинулся на спинку стула, его пугало и ужасало будущее, которое он вызвал, и оно явилось перед ним в таких печальных и грозных картинах. Вечная жизнь, которой он так жаждал, была ужасна, не предпочтительнее ли cмерть, чем все то, что он видел и должен был перенести. О, зачем он так неблагоразумно поднял завесу, скрывавшую все? Он снова хотел бежать, но его тело, тяжелое, как гранит, отказывалось повиноваться. Какая-то высшая сила подавляла его волю и притягивала взгляд к блестящему диску, который опять прояснился.
Теперь был виден большой зал, где много богато одетых людей толпилось вокруг трона, на котором стоял молодой человек с горностаем на плечах – это был король. Сердце Хоремсеба радостно забилось, на этот раз, несомненно, это был он. Это его стройная и тонкая талия, его большие темные и мечтательные глаза и обольстительная улыбка. Высокое положение сулило ему наконец безоблачное существование, полное славы и могущества.
Переполненный радостью, он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть, но тотчас же с ужасом откинулся назад. Тенями, одна за другой появившимися на ступенях трона, опять были жертвы Молоха. Из-под черных покрывал сочилась кровь, взгляды их были угрожающими, а в сжатых руках трепетали роковые пурпурные розы.
Из этой враждебной толпы яснее других выделялась высокая женщина, одетая в черное, со сверкающим крестом на груди. Лицо ее было бесстрастно, но в больших зеленоватых глазах светилась беспощадная ненависть. Встав рядом с молодым королем, она, казалось, разделяла с ним трон, она положила руку ему на плечо, и ее ледяные пальцы вцепились в складки горностая. Слова, слышные только Хоремсебу, слетели с губ ужасной тени: «Четыре лишних глаза! – пробормотала она. – Теперь ты останешься один, никакая женщина не займет места, принадлежавшего мне. Шаг за шагом мы будем толкать тебя в бездну, мы отделим тебя от всех, отнимем у тебя корону, дающую тебе власть и богатство. Между тобой и каждой живой женщиной, которую ты захочешь полюбить, встанет одна из нас. Ты хотел нашей любви и должен довольствоваться ею!»
Молодой король почувствовал полную беззащитность и одиночество, взгляд стал мрачным, и он провел рукой по бледному лицу, как бы отгоняя ужасные мысли. Вдруг светлое видение возникло над ним. Он поднял глаза и светлое видение ему сказало: «Работай, принеси себя в жертву твоему народу и молись. Тогда ты будешь силен и враги твои отступят. Но помни, твое легкомыслие снова отдаст тебя в их руки».
Король, повинуясь доброму внушению, смешался с толпой, окружавшей его. Но всюду вставали мстительные тени, нашептывая ему безумные мысли и омрачая его рассудок. Меняясь мало-помалу, беспощадный диск показал трагическую сцену: отчаянная борьба двух мужчин на берегу озера, спокойные воды которого поглотили обоих.
Ночь спустилась над местом несчастья. Исчез и сияющий диск – ужасное и неумолимое зеркало, отражавшее преступления, искупление и будущую борьбу чародея Мемфиса.
Подавленный смертельным ужасом, Хоремсеб в полном изнеможении откинулся на спинку стула. Он не видел, как встал Таадар, как он вымыл в чаше лицо и руки и подошел к нему с флаконом в руках. Только когда мудрец натер ему виски и поднес к его носу флакон, князь открыл глаза.
– Вымойся в чаше, сын мой, оденься и выпей этот кубок. Как только я разбужу Нейту, ты отнесешь ее в ее комнаты. Ей понадобится несколько недель полного покоя, чтобы оправиться после сегодняшней ночи. Ты тоже ложись в постель, так как ты страшно утомлен.
Подойдя к похолодевшей и неподвижной Нейте, он стал хлопотать около нее, пока Хоремсеб молча исполнял его приказания. После того как Таадар сильно обвеял Нейту опахалом и влил ей в рот какую-то красноватую жидкость, она открыла глаза и резко встала, но была так слаба, что не смогла удержаться на ногах.
Мрачный и озабоченный, Хоремсеб простился с мудрецом и, взяв на руки девушку, отнес ее во дворец. Уложив ее на кровать, он прошел в свои апартаменты, опустился на ложе и скоро погрузился в сон, очень похожий на обморок.
