bannerbannerbanner
полная версияГрань дозволенного

Василий Михайлович Подкованный
Грань дозволенного

Полная версия

Блинов, как и большинство его прихлебателей, учился в параллели и слыл отморозком. Нескладный, по самые уши заросший прыщами и курчавым щетинистым волосом, он значительно выделялся из толпы своим ростом и силой. Вся его внушительная фигура словно состояла из углов. Блинов был сыном местного участкового, который не раз отмазывал своего сынка от приводов в полицию. А они были частыми.

Первый раз, когда его прыщавая рожа появилась в дверном проёме класса, я сразу понял, что это не к добру. Вслед за ним из параллели, словно идя на зов Ктулху2, зачастили ему подобные, в большинстве своём – бритоголовые парни с нашивками «Стоун Айленда»3 на плечах и подворотами на ногах, и не менее развитые особи женского пола. На обеденном перерыве, вся эта братия собиралась за последними партами, сдвигая столы. Оттуда нёсся звонкий голос Стаси, вокруг которой и цементировалась вся эта поганая диаспора. Мат, глумливые смешки и похабный гогот стойко зависали над классом.

Гурьбой они ходили курить на чердак, попутно заплевывая пол, ломая парты и стулья. Расплываясь в клубах табачного дыма, Стася всегда находилась в центре своей стаи, распоряжаясь своим беспрекословным авторитетом как ей вздумается.

Просьбы вести себя тише игнорировались, а то и посылались матом. «Будущие члены общества» только входили во вкус. А начиналось всё с малого – излюбленной забавой братвы стало издеваться над младшеклассниками, отбирая у них еду и деньги. Поначалу скрытно, за углами и в туалетах, а затем прямо посреди дня.

И вот сейчас, проходя по коридору, мне оставалось только скрипеть зубами. Не сказать, чтобы я был трусливым, но… Это самое «но» на интуитивном уровне, этот инстинкт самосохранения собственной шкуры и разворачивал меня в последний момент. Как оказалось, в дальнейшем – не только меня это «но» останавливало собраться и разбить пару носов зажравшимся, только начавшим расходиться мразям. Это промедление и привело к последующим событиям, развивавшимся с угрожающей скоростью.

В классе воняло куревом.

«Им лень пройти пару шагов», – Я кинул презрительный взгляд в сторону «малины» за последними партами.

Окруженная шумом, криком, азартом, Стася сидела в центре стола. Рядом с ней сидел хорошо сложенный и смазливый лицом черноволосый парень со скучающей физиономией. Отвалившись на спинку стула, он о чём-то неспешно разговаривал со Стасей – та с интересом слушала его.

– Это ещё что за явление? – спросил я у Коли, незаметно указывая на собеседника каштановолосой девицы.

– Этот-то? Ковалёв. Он из параллели, – угрюмо глядя на задние парты, ответил Евстафьев. – Его батя в администрации района коноводит. Ловелас, филантроп и далее по списку – машина, деньги, квартира. В свои восемнадцать повидал девок не меньше, чем у тебя пальцев. Одни его туфли стоят дороже, чем все твои шмотки. А вон, правее Алтуфьева сидит – с ней ты уже знаком.

Гул над классом пронзила звонкая трель – никогда с таким упоением я не слушал звонок. Вся ватага принялась расходиться, шаркая подошвами по драному линолеуму.

– Ну что, Стась, погуляем сегодня? – Развернувшись у самого выхода, спросил Ковалёв.

– Не, давай послезавтра. Сегодня у меня тренировка.

– Ловлю на слове. Спишемся в «ВК».

Махнув рукой, Ковалёв скрылся. Мы с Евстафьевым переглянулись.

– Губа не дура, – только и присвистнул он.

***

Визг и гудение фритюра, глухой шум кофемашины, гул голосов в жарком мареве кухни – да, именно так выглядела моя работа под вечер пятницы.

Я началом лета я устроился в ресторан фаст-фуда рядом с метро, и даже с наступлением учёбы продолжил подрабатывать после уроков. Правда, гораздо меньше, имея пару смен в неделю.

Мой отец по меркам Москвы зарабатывал неплохо, работая геодезистом в Западной Сибири, вахтовым методом. Именно от него мне передалось желание уехать работать от закованных в бетон улиц и проспектов столицы куда-нибудь в глушь.

В прошлом году мне надоело просить у родителей деньги, и я решил сам зарабатывать и удовлетворять свои потребности. Отец тогда, услышав от меня о моём желании, крепко хлопнул меня по плечу, сказав: «Молодец, Гринь. Это путь верный». И по-отечески улыбнулся, потрепав меня по голове. Мой отец не был многословным, и если говорил, то кратко, ёмко и исчерпывающе – я всё понимал сразу.

Сегодня для меня была короткая смена – уже повесив заляпанный фритюром и соусами фартук на крючок, меня окликнул Денис, мой коллега по кухне:

– Гриш, тут опять «Биг Смоук» приехал! Помоги с ним расправиться, а то край! – закидывая булочки в аппарат, он одновременно собирал бургеры на линии – работников на кухне, как всегда, не хватало. – Андрей на «обед» ушёл, а у меня не сто рук!

– Не ссы, Каштанка, решим все твои вопросы, – Я быстро нацепил фартук и перчатки. – Закидывай!

«Биг Смоуком» 4у нас называли семью, приезжающую под вечер несколько раз в неделю. Семья состояла из трёх человек – папы, мамы и дочки. Это была самая обыкновенная семья, если не брать в учёт того факта, что вместе они весили почти пол тонны. А может и больше. Это нисколько не смущало тяжеловесную семейку, и минимум два раза в неделю их машина подъезжала к ресторану, после чего они заказывали столько всякой всячины, что пакеты с едой им выносило сразу несколько человек.

Заворачивая бургеры в упаковку, в такие моменты я размышлял. Всё это вкусно пахло, разгоняя рецепторы, имело аппетитный вид, но…постепенно убивало, откладывалось жиром на и без того заплывшие мышцы. И всё для того, чтобы потешить себя, «получить кайф». Я видел эту семейку – когда я начинал работать, они ещё подходили сами, огромные, неповоротливые, заплывшие.

«А теперь только в машине катаются, и всё туда же», – ухватывая щипцами сразу несколько говяжьих котлет, думал я.

Всё вокруг как будто склоняло человека к тому, чтобы надраться, нажраться, натрахаться – из всех щелей, со всех экранов об этом кричали. И это уже давно стало обыденностью…

– Всё, хватит на сегодня, – отправив последний чизбургер в зону сбора заказов, я утёр пот со лба. – Пока, кухонька!

– Ну ты это… – деланно хриплым голосом, подытожил менеджер. – Заходи, если чё!

Быстро переодевшись, я вышел из ресторана. Позвонив Коле и предложив пересечься, я залез в трамвай, проехал пару остановок, а затем углубился вглубь дворов – Евстафьев жил рядом с местом моей работы.

Поднявшись на нужный этаж, я позвонил в дверь. Десяток секунд спустя щёлкнул замок, и из-за двери выглянула белобрысая головка.

– Коля сейчас выйдет, – прощебетала Колина сестра Алиса, тряхнув белёсыми, повязанными бантами хвостиками. – Только посуду домоет…

Спустя десять минут, дверь открылась снова, и на пороге показался Коля Евстафьев собственной персоной.

– Ужин в сковородке, на плите, – крикнул он вглубь квартиры. – Сиди, учи английский – приду проверю.

– Вечно ты нудишь со своим английским, – высунувшаяся из-за угла девочка скорчила гримасу и показала язык.

– За ним будущее. Всё, я ушел!

– И вечно тебя ждать приходится, – крепко пожимая руку другу, пробурчал я.

– Обещанного три года ждут, – усмехнулся Коля. – Ты знаешь, все эти «помой-посуду-почисти-картошку», появляющиеся в самый ненужный момент.

– Да ладно уж, не оправдывайся – это я для приличия ворчу.

– Кто тут оправдывается? – Хохотнул Коля, открывая подъездную дверь. – В кои-то веки у тебя свободный вечер, который скоро перестанет быть томным. Пошли, тут в «Красно-Белом» хорошее пиво по акции. Поддерживаешь?

Я утвердительно кивнул.

Улицы стремительно погружались во тьму. Контуры смазывались, свет фонарей и загорающихся окон в домах манил своим недоступным теплом.

– Оглянуться не успеешь, как уже темно! – Выдыхая клубы пара, пробасил Коля.

– Ну так, не май-месяц, – Я аккуратно обошёл замерзшую лужу.

– А так хотелось бы. Люблю я весну, – мечтательно выдохнул мой друг. – Всё цветёт, и пахнет…

– Особенно хорошо пахнет заваленными экзаменами и «кожаной» обложкой военного комиссара.

– У кого чего болит…

– А ты куда хочешь после школы лыжи навострить? – поинтересовался я.

Хмыкнув, Коля некоторое время шёл молча. Так мы миновали сквер с притаившимся в его глубине реликтом прошлого – игральными автоматами, перешли оживленный проспект. Коля всё молчал, задумчиво глядя перед собой. Затем начал хлопать себя по карманам, пока не нащупал пачку сигарет.

 

– Хочу куда-нибудь подальше отсюда, – прикуривая, наконец ответил он. – Не люблю я Москву. Многие сюда ломятся со всех сторон, как мухи на варенье. Город возможностей, блин, – Коля мрачно усмехнулся. – Хочу в геологи податься. Или как твой батя – в геодезисты.

Я присвистнул.

– Полезешь недра изучать?

– Ну да, куда-нибудь за Урал, в Сибирь. Или на север, – по-молодецки поведя плечами, ответил Евстафьев. – Пока молодой, хочу мир повидать. Мы, кстати, пришли.

И вправду – перед нами светилась знакомая красно-белая вывеска.

– А с чего такие вопросы? – Туша о перила окурок, поинтересовался Коля.

– Да так, подумалось.

– Ну, тогда лучше было бы поинтересоваться вот у них, – Евстафьев внезапно остановился, застыл в настороженном ожидании. Я шёл позади него, и не понял, что он имел ввиду. Вплоть до того момента, как дверь магазина, открытая с ноги, не впечаталась в стену. А из магазина повалила орава наших одноклассников и ребят из параллели, укомплектованная по самые закорки. Радостно галдя и гремя бутылками, они скатились по ступеням, не заметив нас. Провожая орущую братву, бодрой походкой устремившуюся к машинам, мы не заметили, как дверь открылась снова. Обернувшись, я нос к носу столкнулся со Стасей. Приталенное драповое пальто, хрустящий фирменный пакет с торчащей бутылкой дорогого вина, насмешливый колкий взгляд холодно-голубых глаз – без сомнения, она узнала меня.

– Стась, ну ты чего? – Держащий её под локоть Ковалёв нетерпеливо, словно конь, переминался с ноги на ногу. – Там у пацанов уже фляга свистит, тебя все ждут!

– Ничего, пойдём, – Спустившись по лестнице, они пошли по направлению к орущей ватаге, уже успевшей принять на грудь. Отойдя немного, она обернулась вновь – какая-то злая, как февральская вьюга усмешка играла на её губах. А может, мне попросту показалось.

– И когда они успели так близко спеться? Гляди, как почесали! – длинно и витиевато выругавшись, сплюнул Евстафьев. – Свинья везде грязь найдет…Погоди, я быстро.

Зайдя в магазин, через минуту Коля, злой до невозможности, вылетел обратно.

– Ещё и всё пиво по акции вынесли, сволочи!

Я же смотрел туда, где ещё совсем недавно маячило пальто Стаси, вспоминал острый взгляд из-под длинных ресниц, растянувшиеся в ухмылке губы, пьяных орущих братков и понимал: конфликт неизбежен....

2.

На улице было промозгло, несмотря на светящее сквозь жидкие облака солнце. Я медленно тащился в школу по знакомой улочке – после вчерашней, выматывающей смены я вернулся домой ближе к полуночи. Зевая, я услышал позади чью-то бодрую поступь: ко мне быстрым шагом кто-то приближался. Я обернулся, увидев Кольку Евстафьева. Уже подняв руку, чтобы поздороваться, я замолк: Коля был темнее штормовой тучи.

– Не с той ноги встал? – спросил я, на что получил отчеканенный ответ:

– Идём со мной. Сейчас будем кое-кого бить. Ногами, по лицу.

– Хороший настрой с утра пораньше, – стараясь догнать быстро идущего Евстафьева, допытывался я. – Объяснишь толком, кого и за что бить?

– Этот ублюдок вчера, после школы подкараулил в гаражах мою сестру, – Голос Коли звучал глухо, как из бочки. – Я его за плинтусом хоронить иду.

– Я с тобой, – Я уверенно поравнялся рядом с ним. Без лишних слов и раздумий. – Давай ещё Долофеева позовём?

Коля не ответил. В молчании мы прошли остаток пути, вошли в школьные ворота. По пути я вооружился небольшим железным прутом, Коля довольствовался не пойми откуда взявшимся кастетом.

Спрятав под куртки оружие мести, мы миновали охранника. Ванька сидел в фойе, листал тетрадь. Я поманил его пальцем к себе.

– Мы идём выбивать из них дерьмо, – вкратце обрисовав ситуацию, Коля цепко взял его за рукав. Но он неожиданно дёрнул рукой. На наши вопросительные взгляды, Ванька, отводя глаза, ответил:

– Не, пацаны, я в полной завязке. Я и так на учёте из-за одного козла состою, а тут…Если где ещё засвечусь, то мне точно уголовка светит…

Коля с презрением смотрел на жмущегося, заискивающе улыбающегося Ваньку. Затем сплюнув, резко развернулся. Я рванул за ним.

Мы буквально взлетели на пятый этаж – руки дрожали от адреналина, сердце стучало кузнечным молотом. Сейчас я походил на сжавшийся комок нервов, ядреная помесь страха, возбуждения и гнева бурлила во мне. Сжимая в вспотевшей руке железный прут, мы почти бегом неслись по коридору. Как обычно по утру, «малина» курила на чердаке. Вернее, на пятачке перед запертой на чердак дверью, где лежал всякого рода хлам: старые парты и стулья, сломанный инвентарь для уборки территории и помещений, вёдра… Когда мы вошли туда, вся компания только начинала собираться. Блинов был тут.

– Вам чё, фуфелы? Петушиный насест в другой стороне! – ощерившись, протянул отличающийся не самым большим умом ближайший собрат Блинова – Чеботарёв. Затем его взгляд упал на кастет на руке Евстафьева. – Э, ты чё…

Договорить он не успел – коротко размахнувшись, Коля мощным прицельным боковым двинул Чеботарёва. С утробным рыком, бугай побратался с грязным, заплёванным полом. Всего пару мгновений братва осмысливала произошедшее, а затем всё закипело, забурлило в драке…

– Красавцы, ничего не скажешь! – Директриса, недобро улыбаясь, переводила взгляд то на одного, то на другого.

– Да они сами начали, Марина Евгеньевна! Зашли, как черти, и давай пацанов бить! – Прикладывая к напрочь заплывшему глазу лёд, басил Блинов. От Коли ему знатно прилетело по лбу, на котором запечатлелся пунцовый оттиск кастета.

– Вот этот – железную арматуру притащил, а этот урод – кастетом, – поддакивал Кирилл «Лизанный», размахивая куцыми, сильными руками.

– Кастетом?! – Брови директрисы поползли кверху. – Не школа, а колония! Ну что вы за люди, Евстафьев, что за люди?!

Мы мрачно смотрели на эту клоунаду, ожидая, когда они выскажутся. Смысла сейчас говорить не было – всё равно бы никто не стал слушать. Я иногда пересекался хмурым взглядом с Колей – тот сидел с перевязанной головой, облокотившись о стену.

«Да, наделали мы дел», – только и подумал я, глядя на орущих и беснующихся орангутангов, с ненавистью смотрящих на нас.

– Мы совершенно никак не оскорбляли их, Марина Евгеньевна, – Бросая на меня и Евстафьева косые, полные злобы взгляды, с видом угнетенной невинности говорила Стася. – Они просто вошли и…начали бить ребят. До крови, – Стася особо выделила последние слова.

С моих губ сорвался едкий смешок: я помнил, как она ударом ноги выбила у меня из рук железный прут, как наскочила на меня, принявшись разъярённо бить по лицу.

– Прежде чем вызывать ваших родителей и решать дальнейшую вашу судьбу, я всё-таки спрошу: по какой причине вы устроили эту бойню? – Директриса сурово нависла над столом. – Объяснитесь.

– Вот этот, – Коля указал пальцем на Блинова. – Вчера вечером, после уроков напал на мою пятнадцатилетнюю сестру за гаражами. Он угрожал ей, издевался, затем отнял телефон и деньги.

– Что ты несешь, вафлёр?! – вскинулся было Блинов, но был остановлен твёрдым обещанием Евстафьева:

– Сидеть. Если рыпнешься – я твои яйца тебе на подбородок натяну.

– Я попрошу следить за выражениями в моём кабинете! – вспыхнула директриса. – Сядь на место, Блинов. Ты тоже успокойся, Евстафьев. Так вот: почему же вы сразу не пошли ко мне? Я бы мигом… – Она бросила в сторону Блинова, а затем Стаси, какой-то неопределенный взгляд. – Решила проблему. Зачем было устраивать мордобой? На скамье подсудимых хотите оказаться?!

– Он бздит, ничего я не делал! – прерывая директрису, орал Блинов.

– Потому что это было бы бесполезно, – отрезал я, стараясь перекрыть вопли бритоголового орангутанга.

– Как это понимать?

– Прямо, Марина Евгеньевна. Вы прекрасно знаете, о чём я, – Я показал рукой на Блинова.

– Пальцем в меня не тычь, я тебе не Иван Кузьмич! – окатывая сидящих рядом подельников слюной, летящей из раззявленного рта, орал Блинов. – А вы ещё нахлебаетесь говна, мудаки. Мой батя вас надолго укатает…

– Так, сейчас все разошлись, – помассировав веки, заявила директриса. – После уроков чтобы были тут – с вами будет проведен разговор по душам с нашим участковым и следователем из ОВД. А сейчас разойтись.

Выходя из кабинета, я ощутил на себе полные ненависти и желания разорвать меня на части взгляды. Догнавший меня Блинов как бы невзначай задел меня локтем, негромко, но внятно пообещав:

– Вам крышка.

***

Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что после школы над нами учинили расправу. Шакальей стаей они окружили школьный двор, перекрыв все ходы и выходы – впрочем, с самого начала мы не собирались бежать. Да и какой в этом был смысл? А потому весь путь до гаражей мы с Колей прошагали с той мрачной гордостью, которая по обыкновению окрыляет идущих на плаху. Ноги были как ватные, от переизбытка адреналина меня пошатывало. Евстафьев же шёл с мрачной решимостью, и лишь сжатые в замок пальцы рук выдавали его возбуждение.

Они набросились без предисловий – всей стаей, не играя в благородство. Стоя спина к спине, мы дрались отчаянно и яростно. Но как печальный и вполне предсказуемый в таких случаях финал – мы оказались в грязи, избиваемые со всех сторон ногами. Сжавшись в клубок, я старался как-то уменьшить урон, что выходило плохо – удары градом ссыпались со всех сторон. Чей-то кроссовок прилетел мне в глаз – мир вспыхнул, как огромный пожар. Наконец, над бойней раздался крик-приказ:

– Стоять! Разошлись!

Удары прекратились. Обзору чертовски мешал заплывший глаз и налипшая грязь. Совсем рядом лежал хрипло дышавший Евстафьев с отекшим лицом. Я полагал, что мой видок был не лучше. Рядом, перешнуровывая перемазанные «ньюбэлансы»5, тяжело сопела братва. Надо мной склонилась, пожирая меня нездорово горящими светло-голубыми глазами, Стася.

– Ты мне кроссовки кровью испачкал, – Её голос звучал как-то хрипло, с придыханием.

Мысли медленно вращались в моей голове, и передо мной встала дилемма: просто послать её на мужской детородный орган, или ответить как-нибудь поостроумнее?

«Однако, здорово меня отбили», – мелькнула в голове отдаленная мысль.

– Молчишь? Ну и ладно, мне твои ответы не особо нужны, – Девушка коротко усмехнулась. – Однако, донесу до вас одну интересную мысль: это только начало. Вам жить не захочется – это я вам обещаю. Потому как с этого дня вы, считай, нелюди.

– Ты, что ли, человек? – Я смог приподняться в локте, заглянув в горящие слюдяные глаза Стаси.

– Сейчас, валяясь в грязи, ты менее напоминаешь человека, чем я.

– Человеком можно и в грязи оставаться, – Упираясь рукой в землю, я смог сесть. Еле ворочая языком, я говорил медленно, цедя слова. – Ну, а ты мразью при любом раскладе останешься.

– Ну что ж, – Стася встала. – Если выбирать «человечное» валяние в грязи и чистую юбку с вымытыми волосами, будучи мразью – я за второй вариант. Ну, а пока… – Её красивые, алые губы растянулись в издевательской гримасе. – До завтра.

Подворотня стремительно опустела. Кое-как подползя к Евстафьеву, я помог ему подняться.

– Нельзя нам такими домой идти, – заключил я, одной рукой придерживая Колю, второй – держась за стенку гаража.

– Согласен, – прохрипел Евстафьев в ответ. Его голова безжизненно повисла, сам он с трудом стоял на ногах.

– Пойдем в «макдак» – там в туалете можно будет отмыться от крови и грязи, и льду раздобыть.

Коля еле заметно кивнул, а затем крепко выругался…

***

– Ну так что? – Участковый угрожающе надвинулся на меня. – Будем дело на тебя заводить?

Я молчал. Смысла говорить не было: до справедливости, хотя какой там – до совести, обыкновенной человечности сидящих передо мной людей было не достучаться. И я отставил все попытки что-либо объяснить.

Хотя поначалу я пытался растолковать ситуацию школьному психологу – симпатичной женщине с быстрым, острым взглядом. К ней меня под эгидой «ты же воспитанным мальчиком был, учился хорошо, что же с тобой стало?», направили для проведения воспитательных бесед. Но, когда на втором сеансе она, качнув малахитовыми серьгами, сказала что-то вроде: «Все люди сами по себе неплохи. Быть может, проблема в тебе?», я больше не сказал ни единого слова. Молчанием я отвечал и на угрозы Блинова-старшего – лысеющего коренастого жлоба с близко посаженными глазками. Ни слова я не проронил и на многочисленных коврах перед директрисой. Пожалуй, единственным, кто искренне хотел мне помочь, была староста и инспектор из окружного ОВД. Как-то раз, когда я вышел из кабинета – как обычно измочаленный и уставший, он подошёл ко мне.

 

– Нелегко тебе сейчас, паря, – По-отечески потрепав меня за плечо, сказал он. – Вижу я, чем вся эта перхоть дышит, да сам по рукам и ногам связан. Однако, кое-что я всё-таки могу…

Инспектор порылся в кармане пиджака и, вытащив на свет божий визитку, вручил её мне.

– Эту гниль, Блинова, беру на себя. Дело на тебя он завести не посмеет, – продолжал инспектор. – За это ручаюсь. Если что – сразу звони. Ну, и это, – Мой собеседник замялся, запустив пятерню в седеющую шевелюру. – Дерьмо случается, паря. Это надо перетерпеть. Сломаешься, дашь слабину, и они тебя с потрохами сожрут. Так что крепись, и не сдавайся.

Крепко пожав мне руку, он удалился.

И вот сейчас, сидя напротив исходящего слюной участкового, я апатично смотрел в его красное, злое лицо. Рядом бесновалась директриса с психологом, осуждающе на меня смотрела моя мать.

Дома меня тоже ожидала головомойка, слёзы, истерики – её уже не в первый раз вызывали с тех самых пор, как началась вся эта история. И было отчего – Стася держала своё слово. Я стал часто просыпать, ходил не глаженным – да и какой смысл был прихорашиваться, если в конце дня меня опять повалят в грязь? Моё лицо задубело от побоев, всё тело было раскатано вдоль и поперёк.

В определенные моменты, когда, казалось, силам было уже неоткуда взяться, мы поднимали свои руки, чтобы раз за разом быть поваленными на землю, избитыми, но…не сломленными. Жалость к самому себе я гнал в шею, и лишь злился, все больше и больше. За это время мы с Колей стали самым настоящим спаянным тандемом, иначе нам было не выжить.

И именно в таких условиях стали проявляться настоящие характеры тех, кого, казалось, знаешь уже не первый год. В повседневной жизни это было почти невозможно, но не сейчас, когда Стася, движимая желанием унижать и травить, поделила класс на гонящих и гонимых…

Пара одноклассников с подносами замерли перед нашим столом, затем резко развернувшись, двинулись к соседнему.

– Смотри, как засеменили, – недобро ухмыльнулся Коля, сплёвывая.

– Я присяду? – прерывая Евстафьева, спросила Оля, ставя на стол поднос.

– Садись, конечно же, – ответил я, подвинувшись.

Поблагодарив, староста присела.

– А чего не с остальными? – хмуро поинтересовался Коля.

– Я вам мешаю?

– Нет, конечно же, – Евстафьев вернулся к ковырянию борща. – Просто тебе самой-то не страшно?

– Я – не все, – отрезала Оля. – Приятного аппетита.

И действительно – в классе нас сторонились, как чумных. Было лишь небольшое исключение в виде Оли и ещё пары человек. Класс словно отгородился от нас невидимой стеной. Причиной тому был страх оказаться с нами в одном положении, но…

– Да, приятного аппетита, – с издевкой в голосе поздоровалась Стася, проходя мимо. За ней уже семенила братва.

…На всякое действие есть противодействие. Так случилось и сейчас.

Стася взяла себе одну тарелку супа. Вопреки ожиданию, с торжественным видом она прошествовала мимо нас, прямо к столу, за которым сидело большинство наших одноклассников. Коля исподлобья смотрел на пасынков времени, проходящих мимо, я же интуитивно сжимал побелевшими от напряжения, вспотевшими пальцами вилку. Стоит ли говорить, что само появление Стаси в столовой могло означать только одно – она здесь далеко не ради еды.

– Привет, ребята. Всем приятного аппетита, – Грохнув поднос на стол, девушка приветливо улыбнулась. Рядом, проталкивая сжавшихся в ожидании нехорошего одноклассников, присаживалась братва.

– А пожелать приятного аппетита в ответ? – В дотоле дружелюбном голосе Стаси послышалась угроза. Отсюда мне было прекрасно всё видно и слышно.

– Приятного, – раздалось то тут, то там. Лица сидящих посерели, вытянулись, как если бы школьная братия увидела полусгнившего мертвеца.

Девица потянулась к ложке, принявшись преспокойно есть. Минута, две… Стася попросту обедала, как могло показаться. Но не мне.

«Ну да, спуститься похлебать борща в компании хмуро смотрящих по сторонам приматов», – Я отодвинул тарелку – аппетит пропал совершенно. – «Просто, рядом, по-соседски. И никакого подвоха».

– А чего это все так притихли? – внезапно спросила Стася, отложив ложку. – Когда я зашла, вы о чём-то так оживленно переговаривались, но сейчас все молчат.

Мои предположения оказались верны: до этого была лишь прелюдия к этому паскудному спектаклю. А тем временем, Ясенева, поправляя манжеты на униформе, продолжала:

– Класс – это как большая семья, в которой ни у кого не должно быть секретов. Верно, Вань?

Долофеев, к которому неожиданно обратилась Стася, вздрогнул.

– Да, – только и выдавил заметно побледневший Ванька.

– Ну, раз так… – Стася подняла свою наполовину полную тарелку, передавая её сидящему рядом Ковалёву. Тот, набрав побольше слюны, от души плюнул в борщ. Затем передал следующему. Гогоча, в тарелку высморкался Блинов, хихикая сплевывали туда и «девочки». Пройдя круг, тарелку с содержимым поставили прямо перед носом Долофеева, который бледнел всё больше. Один из сидящих напротив отморозков снимал всё на камеру.

– Отведай нашего гостеприимства, – Стася наклонила голову. – Стесняться не нужно – ведь мы одна семья.

– Прекрати это, – Староста резко поднялась, не в силах терпеть это. – Ты что, совсем свихнулась?

– Чё встала? Ща ляжешь! – рявкнул один из холуев, с силой пихнув Олю. И лежать бы Оле с разбитой головой, если бы не подоспевший вовремя Коля, подхватившей её. Я уже выбегал из-за стола.

– Стоять! Мы же с тобой договорились, Оленька, – не сводя с Ваньки режущего, выбивающего всю волю взгляда, холодно сказала Стася. – Или ты всё ещё хочешь продолжить наш разговор? Сидите и не рыпайтесь.

– То, что ты творишь… – Староста запнулась, не находя нужных слов. И не нашла бы – елейно-слащавый синоним «беспредел» для описания подобного никак не подходил.

– Если у тебя помимо нотаций есть что-нибудь ещё, выкладывай, – пренебрежительно кинула Стася. – А если нет…Супчику, кстати, не хочешь?

Оля не ответила. До крови закусив губу, она быстро пошла к выходу.

– Я за ней, – шепнул мне Евстафьев. – Всё равно здесь ничего хорошего мы не увидим.

Братва проводила его смешками и сальными шуточками, я же, дождавшись, пока хорошо сбитая фигура Коли исчезнет за поворотом, вновь обратился к столу.

– Кушай на здоровье, – Стася, подперев голову руками, зло улыбнулась.

– Я… – просипел Долофеев, мотая головой.

– Или ты брезгуешь нами? – Братва угрожающе надвинулась на сжавшегося Ваньку, который переводил взгляд то на одно, то на другое лицо, ища поддержки. Но все вокруг молчали, уткнувшись в тарелки и делая вид, что это их не касается. Да что там – все боялись даже пошевелиться, а дежуривший по столовой учитель намеренно игнорировал происходящее, отойдя в дальний край столовой.

–Ешь, – Стася хищно ухмыльнулась.

– Пацаны, не надо, давайте как-нибудь… – Голос обезумевшего от страха Долофеева дрожал.

– Жри, не то свои потроха собирать по полу будешь! – Блеснуло лезвие ножа, приставленного к боку Ваньки. Киря Лизанный с обезображенным от гнева лицом нетерпеливо дрожал. – Ну, давай!

– Давай, давай! – кто-то бахнул по столу кулаком. – Живее!

Трясущейся рукой, Ванька взял в руки ложку. Зачерпнув из тарелки, ложка, дрожа и запинаясь, двинулась к его рту…

Борясь с порывами тошноты, я, матерясь, не в силах больше смотреть на это отвратительное зрелище, пошёл к выходу.

***

Я снова сидел на уже знакомом, обитом плюшем диване. Несмотря на его удобство и уют, он был сродни электрическому стулу – директриса всегда усаживала провинившегося на этот диван, после чего начинала по кирпичику разбирать человека. А перемывать кости она умела. Точнее, перемалывать.

– Ну, и долго будем яриться? – коротко спросила директриса, не глядя на меня.

Я неопределенно пожал плечами – что я мог ей сказать? Пока Стася со своей сворой меня окончательно не сломают или забьют насмерть? Или пока я не забью насмерть саму Стасю? Да, пожалуй, эта мысль мне начинала нравиться всё больше.

– Молчишь? – из задумчивости меня вывел душный, как июльский полдень, голос директрисы. – А следовало бы говорить. Вот скажи мне – к чему весь этот концерт?

– Мне тоже было бы интересно, – буркнул я.

– Не ерничай, – пыхнула порохом глава школы. – Ты что же, совершенно не беспокоишься за свою характеристику? Ведь всё, что ты творишь плачевно отразится на твоём будущем, при поступлении в институт, на работу… Заведенное дело погубит тебя – так зачем же ты втаптываешь в грязь сам себя?

– Это за меня делает Стася.

– Стася? – Директриса округлила глаза. – Да она, скорее, последнюю рубаху тебе отдаст! А ты хамишь, мордобои устраиваешь, против неё коллектив – который уже повсеместно её принял – настраиваешь…

Тут я уже не смог стерпеть, едко усмехнувшись. Директриса моего смешка не заметила, продолжая свою восторженную речь.

– …Она очень хорошая девочка. Начитанная, эрудированная, все учителя её хвалят. Спортом занимается, на чемпионаты ездит, родители у неё замечательные. Воспитанная. И чего ты на неё взъелся? Зачем её преследуешь, лезешь на рожон?

Я впервые изумленно вперился в директрису взглядом. До этого момента я считал, что она попросту слепа, как крот, и не хочет или не может видеть творимое Стасей по какой-либо причине…

– Слушай, ты ведь парень неплохой – помню скворечники на деревья вокруг школы прибивал, да и на олимпиадах по истории и физике места брал… Давай я тебя от греха подальше в другую школу переведу? На Севастопольском6, это совсем рядом с метро. Характеристику отличную напишу. Директор той школы, мой хороший знакомый…

Каждое слово, каждый жест директрисы были пропитаны фальшью. Она всё прекрасно знала и понимала с самого начала, но выносить сор из избы не собиралась, чтобы не портить репутацию школы. Да и спонсорскую поддержку со стороны министерства образования и богатых, обеспеченных связями родителей Стаси, Блинова, и прочих она терять тоже не хотела. А из всего, как выразилась директриса, «дружного коллектива» только я и Евстафьев сопротивлялись тому беспределу, что чинила братва. Все остальные боялись и молчали, тоже самое касается учителей – переходить дорогу отпрыскам денежных мешков и власть имущих, а значит и им самим, никто не хотел.

22 Ктулху – представитель пантеона подводных, хтонических богов литературной вселенной Г. Лавкрафта «Мифы Ктулху». Ктулху своим тёмным зовом способен воздействовать на разумы людей.
3«Stone Island» – итальянская компания, производитель одежды премиум класса. Символика одежды является опознаваемым атрибутом околофутбольной субкультуры (футбольные хулиганы), зародившейся в середине двадцатого века, в Англии.
4Биг Смоук (англ. Melvin «Big Smoke» Harris) – персонаж компьютерной игры «GTA Сан Андрес». По инициативе данного персонажа игрок должен съездить в ресторан фаст-фуда, и заказать огромный заказ, продиктованный Биг Смоуком. Пищевая ценность заказа составляет около 9050 Ккал.
5Кроссовки «New balance» аналогично фирме «Stone Island» являются элементом отличия околофутбольной субкультуры.
6Севасто́польский проспект – проспект в Южном и Юго-Западном административных округах города Москвы.
Рейтинг@Mail.ru