Василий Львович Попов
В отражении бытия
– А вам… куда? – Но я не застреваю надолго в дверях.
И где же я!? Огромный кабинет с камином из серого камня и старинной мебелью из тёмного дуба (вот это вкус!), круглый стол, стулья с высокими спинками, шкафы с книгами и какими-то реликвиями…. Занавески цвета бордо, едва пропускающие дневной свет. За столом хозяин кабинета обсуждает что-то с коротко стриженной блондинкой. Между ними завис человек в строгом деловом костюме. Дверь за мной с тихим щелчком закрывается, привлекая всеобщее внимание – взгляды устремляются ко мне.
– Бруно!
Отто вскакивает как ужаленный, и устремляется ко мне… полы его халата на ходу развеваются, как паруса.
– Наконец-то, мой мальчик! – Он раскрывает объятья, и я оказываюсь в них как будто там и был всегда, и не было в жизни моей ничего роднее….
Я тоже был искренен, едва не пустив слезу – выражение «мой мальчик» я уже где-то слышал…
«Сука(!) в старых фильмах о фюрере…».
Блондинка развернула ко мне не только голову, но и то, что находилось под столом. И это впечатлило, непроизвольно вызывая сухость во рту.
– Хельга, это Бруно. Я тебе много говорил о нем.…, – представил меня Отто.
Хельга, подходя, протягивает руку для знакомства, а может и для поцелуя, но я лишь слегка пожимаю её.
– …Бруно, это Хельга.
– О ней ты мне ничего не говорил, но это и не требуется – её внешний облик говорит сам за себя! Это комплимент кстати…
– Хельга – мой бизнес-партнер, мой спутник жизни и еще много того, чего тебе знать и необязательно!
– Надеюсь не мама? – Я визуально сожалею. – Не расстраивайся, я к тебе совсем не за этим приехал....
– Ну и отлично! – смеется Отто. – Хельга, может поужинаем?
В ответ хитрый прищур красивых глаз и перевод взгляда со своего мужчина на меня. Легкое сжатие губ.
– Конечно. Вас позовут. – Хельга почти по-военному развернулась и… держа осанку «поплыла». Лучше бы она этого не делала – я едва не пошел за ней, напрочь забывая про Отто.
– Ну как?
«Хорошенькая!», – едва не срывается с моих губ. Вслух же говорю иное:
– Неплохой кабинет, выдержан в стиле.... Со вкусом, – киваю головой за его спину на портрет Адольфа Гитлера. – Твой предшественник?
– Перестань! – Со смехом Отто садится за рабочий стол. – Располагайся, поболтаем… Не слишком голоден?
– Ну что ты! Твои молодчики меня так напугали, что я теперь недели две есть не смогу. – Усаживаюсь в мягкое кресло возле книжного шкафа.
– Ты прекрасно знаешь, что с тобой вряд ли что-то случилось бы на этих территориях. Давай расскажи, как ты…?
Отто принимает вид активного слушателя, и я невольно рассказываю «как я», начиная с момента, когда покинул то учрежденье, в котором мы с ним находились под одной крышей и по сей день.
– Ну, а тебе все никак не успокоиться, – закачиваю вопросом свое не очень яркое эмоциональное повествование. – Не дают тебе покоя лавры кучки пепла, оставшейся после самосожжения? Все пытаешься осуществить свою хрустальную мечту, построенную на развалинах… Когда же ты повзрослеешь, Отто?
– Что за скептицизм, Бруно, я расту взрослею и что характерно – прогрессирую! И, в конце концов, не трогай усопших – это бестактно и против религиозных канонов! Упокой его душу…
– Знаешь, – я вторично оглядываю кабинет этого «деспота», – его упоминали столько раз, что его душа уже никогда не узнает покоя! А ты выбрал не ту дорогу, она пропитана кровью и проклятьями.
– Я не настолько туп как, вероятно выгляжу… – Отто нахмурил брови. – И тебе уже говорил: в то время было сделано много ошибок, но я не иду по кроваво-скользкому пути…– он, нервничал входя в роль диктатора сам того не замечая.
«Началось!» – Я вспомнил почему-то о сожжённом молодчиками Отто парне за секс с мулаткой, – «Ну да это же не часть кровавого пути. Так, наверное, и Гитлер забывал упоминать в моменты прихода к власти о своих началах…».
– …У меня повторюсь(!) свои взгляды на любую…
– Ладно, ладно, не заводись, я все понимаю. – И жестами и словами прерываю потенциальную вспышку гнева Отто, вспоминая о психа типе кумира моего друга. – Тебе и двух слов сказать нельзя, – продолжая так же примирительно: – А у тебя здесь есть бункер?
– У меня есть здесь много чего, это моя рейх канцелярия! – Отто даже приподнялся в кресле, портрет Гитлера очутился как раз над его головой.
В этот момент они оба смотрели на меня невозмутимыми взглядами.
«А в этом что-то есть… – знамение?».
Отто тут же понесло:
– А то, что тогда нашли тела, – он кивнул головой назад – на портрет, и, кажется он не раз на него кивал, – его и Евы… – это еще не факт, что это были именно они!
«Вот это да! Куда же тебя так-то?!».
– Но это же исторический факт, подтверждённый лечащими врачами, на месте суицида в комиссии присутствовал дантист… – я пытаюсь хоть как-то урезонить собеседника.
– Тогда могли подтвердить все что угодно! Это было нужно русским и их союзникам. Представь: если бы «Он» тогда остался жив, хотя бы на словах, это не сломило бы волю его верных сынов, не было бы капитуляции подписанной предателями! Это лично мое мнение – он доживал свои дни где-то на островах, или как поговаривают – в южной Америке…– Лицо Отто при этом было абсолютно серьезно.
– А как же союзники? Если бы он воскрес где-то внезапно, его бы сразу уничтожили, задушив заразу в очаге…
– Но многие до сих пор уверены, что он тогда ушел. – провозгласил этот преданный национал-социализму сын.
– Как ты и сказал – ты, тоже среди них?
– Знаю, продолжишь иронизировать, но да! – И Отто преданно взглянул на портрет своего идола.
–Ты неисправим…
Двери кабинета открылись. На пороге мальчик лет двенадцати-четырнадцати, одетый в форменные шорты и рубашку. Светлые волосы аккуратно зачесаны набок. Конечно же, голубые глаза, смотрящие на меня с интересом, на Отто – с вопросительной преданностью, в его голосе находятся даже металлические нотки:
– Вас ждут в зале для приема гостей! – Мальчик слегка склоняет голову.
– Спасибо, Вилли, – Появление подростка успокаивает эмоциональный разгул Отто, – мы уже идем, немного заболтались.
– Что это Отто, Hitlerjugend? – Когда дверь за подростком закрывается выражаю свое удивление.
– Мой воспитанник! – с гордостью отвечает тот.
Я лишь ухмыляюсь – о чем тут еще говорить?
Ужин проходит в дружественной обстановке, при зажженных свечах под ненавязчивую музыку. Двое слуг готовые по любому жесту или взгляду исполнить твою прихоть, касающуюся обеда, конечно.
Девиз вечерней трапезы: «когда я ем, я глух и нем» это видимо, одна из характерных черт местного этикета. И я тоже вынужден следовать традиции. Но появление незнакомого человека за столом мешает поддерживать строгие рамки.
Вилли все время стреляет в меня глазами, видимо пытаясь понять, как едят не нацисты. Он настолько увлекся, что уронил десертные принадлежности, чем сразу вызвал беспокойный и укоризненный взгляд Хельги.
Она сама – нельзя не отметить – появилась в вечернем платье алого цвета, легкий макияж, открывший новые прекрасные оттенки на ее и без того прелестном лице.
Бросает нетеплый взгляд на воспитанника и хозяин замка, суета прислуги… Я улыбаюсь этому. Вилли глядя на меня понимает: ничего страшного не произошло, но через несколько минут, при разломе индейки раздается треск и кусок мяса отлетая попадает в бокал с вином, из которого делал небольшие глотки Отто.
Это взывает бурное смешение цветов на лице хозяина замка, волну смеха в глазах Хельги и очередную ухмылку на моем лице. Вилли застывает в ожидании ответной реакции. Отто, осмотрев всех присутствующих, останавливает взгляд на подростке:
– Вилли! Я бы хотел, чтобы такое больше не повторялось… а на сегодня для тебя обед закончен!
– Да, Отто! – Мальчик беспрекословно встаёт из-за стола и покидает зал, но при выходе за спиной главы семейства вытворяет комичную выходку, чем на лице Хельги вызывает улыбку.
– Отто! Это всего лишь ребенок. – Голос ее исходит, кажется, изнутри и так же приятен, как и его обладательница.
– Он прежде всего солдат, он способен защищать атаковать, стрелять в конце концов! А солдат – это прежде всего дисциплина, а дисциплинированным он должен быть всегда, и уж тем более в обществе за столом! – Отто явно не шутил, отталкивая вилку в сторону. – И я не потерплю любимчиков Хельга, а ты делаешь из него именно это…
Хельга, взглянув на меня и усмехнувшись, молча опускает голову, соглашаясь. Остаток ужина прошел в тишине. И я ее не нарушал, ведь я тактичный гость. Под занавес Отто решив, что на такой ноте нельзя заканчивать застолье пытается исправить положение:
– А не поехать ли нам куда-нибудь сегодня? Хочется развеяться, да и Бруно посмотрит, как мы здесь коротаем вечера. – Он суетился, ведя себя как ребенок пытающийся загладить вину.
«Разве это тот жесткий и принципиальный человек, которого я знал? Нет, присутствие Хельги дает о себе знать, значит чувства меняют не только обычных людей, но и диктаторов тоже. Ну конечно – он ведь наедине ей не «Mein kampf» цитирует…».
На предложение Хельга не реагирует, спокойно поглощая усыпанный кусочками ананаса десерт. Что еще больше заставляет нервничать ее мужчину. Тот явно негодует. Понятно, что в мое отсутствие они разобрались бы быстрее. А мне было интересно, чем все завершится, поэтому я медленно доедал мороженое, запивая его кофе.
Отто стратег по определению, и долго не раздумывает над следующим ходом:
– У тебя ведь сегодня не очень много дел, Бруно? – Вопрос звучит так, словно мы с ним остались вдвоем за столом.
– Да, Отто, я сегодня бездельник…
– Отлично. Значит мы сегодня можем с тобой поболтать спокойно в каком-нибудь уютном местечке без лишних ушей, – беглый взгляд в сторону Хельги – я тебе расскажу про мои планы, некоторые из них тебе должны понравиться.
– Я надеюсь на это, Отто…
Его женщина напрягается.
Прислуга отодвигает стулья, когда мы поднимаемся. Дойдя до дверей зала, я слышу мягкий грудной голос Хельги.
– Дело в том, дорогой, – она делает паузу дожидаясь, пока мы развернемся к ней лицом: неэтично разговаривать стоя спиной к фрау. – Дело в том, что я возможно подберу что-то в гардеробе к змеиным глазам и постоянной ухмылке нашего гостя…
«Какая форма комплимента! Слегка разгневанная, она еще прекрасней…»
– …Но на что надеешься ты, Отто, в своем костюме, в котором ты присутствовал на ужине? Ты, который говоришь о дисциплине тринадцатилетнему мальчику… – ее глаза красивы полыхающие в гневе, – Как ты сам себя ведешь, говоря с гостем полностью игнорируя мое присутствие?!
– Да, в самом деле Отто, ты сегодня не взглянул в зеркало перед обедом? – Я быстро принимаю сторону Хельги.
Отто держит руки в карманах шелкового халата, а на ногах его красуется пара тапок, надетых на босу ногу.
Он стойко держит удар, сравнимый с поражением Гитлера под Сталинградом:
– Ты знаешь Бруно, – Подбородок Отто гордо приподнимается, – есть масса мест, где меня пригрели бы и в подобном не потребном…
– Может назовешь их тогда, если не страшно?! – перебивает его «фрау Хельга», бросая эффектно салфетку на стол.
–… виде, и если подождешь меня какое-то время, то сможем отправиться туда вместе! – заявляет Отто, покачиваясь на носках и пятках игнорируя Хельгу.
– Я подожду тебя, само собой… – как двойной агент я тут же переметнулся на другую сторону.
Вслед за Отто удаляется и Хельга. На ее лице блуждает улыбка полководца перед решающим сражением.
Несомненно, Отто добился многого идя к поставленной перед собой цели. Он оградил себя от остального мира – мира, недостойного существования в нем такого человека, как он. Создал сепаратистское «государство», со своими порядками и законами, приемлемыми для него и таких как он.
За идеей неонацизма потянулись люди, видя в Отто сильного признанного и харизматичного лидера, обладающего жесткими волевыми качествами. Он прошёл трудный и тернистый путь от мальчика, рисующего свастику на городских стенах и выкрикивающего расистские лозунги, до идеологического и духовного гида, ведущего поверивших в него к «светлому будущему». Не пряча истинные планы за ширмой либерализма и демократии (как это принято теперь) в открытую выставляя напоказ суть самого «нового» движения.
Многие обратили внимание на новые порывы уже давно стихшего ветра. Власть. Люди, имеющие капиталы, желающие стать частью правящими миром, стали искать всевозможные пути для того, чтобы сблизиться с этим человеком и с помощью него и инвестиций в его борьбу добиться того, чего стало невозможно достичь другими путями. Конечно они должны учитывать, что у Отто есть и свои взгляды на всё и вся, ведь любой человек в такой «игре» не раскроет до конца свои карты.
Но на данный момент все выглядит неплохо, империя Отто цветет и прогрессирует.
Мои мысли прерывает служащий, приглашающий в одну из комнат. На удивление обычная современная обстановка: мягкая мебель, огромный телевизор и огромная музыкальная система. Высокая полка с винами.
– Вы будете не против, если Вилли – воспитанник Отто, побудет с вами какое-то время? Он выполнил весь объем сегодняшних заданий и не знает, чем заняться… – Провожатый слегка приглушает голос: – Он в опале.
– Конечно! Конечно, я буду очень рад… – отвечаю в тон не менее заговор чески.
Мальчик появившись не дал мне и рта раскрыть, стремительно подходя к креслу заговорил:
– Бруно! Это правда, что вы отбывали наказание вместе с Отто?
– Какая осведомленность! Вас, юноша, готовят не в начальники служб разведки или безопасности при империи?
Интонация вопроса несколько не смущает подростка:
– Я думаю сарказм, что брызжет из вас, – это лишь уловка, для того чтобы было время обдумать ответ.
«Какое дарование!».
– Даже если это и так, то мне нечего от тебя скрывать. Всё верно, мы с Отто находились в одно время в одном из исправительных заведений.
Вилли слушает ответ, пристально глядя мне в глаза.
– В этом нет ничего предосудительного… Многие из перевернувших ход истории и великих отбывали сроки. Я думаю, именно там и рождаются гениальные идеи…
Мальчик гордо поднял подбородок кивнув несколько раз перед этим монументально эпохальным движением.
– Да, наверное, – Я с интересом наблюдаю за поведением этого индивидуума, – как и лидер национал-социалистов в начале своего пути….
Вилли морщит лоб, словно мое упоминание о Гитлере доставляет ему давно надоевшую зудящую боль.
– Это только усиливает и укрепляет дух… – Он в продолжении своей же мысли избавляется о неуместном упоминании. – Впоследствии такого человека трудно сломать, а идейную готовую идти до конца личность, сломать просто невозможно! Знаете, Отто не раз говорил, что вы сильная личность. А его словам я, несомненно, верю и не кривя душой скажу: я уважаю вас и хочу предложить вам свою руку! – Он подкрепляет свои слова действиями протягивая открытую ладонь. – Если вам понадобится моя помощь, то можете на меня рассчитывать! А сейчас я должен покинуть вас: неотложные дела, простите.
– Как вам будет угодно! – Слегка кивая, жму протянутую руку.
– Я не прощаюсь. – И гордо подняв голову Вилли удаляется.
«Вот это феномен! Таких еще поискать надо…». – Я остаюсь наедине со своими мыслями. – «Что будет со мной, если я задержусь здесь, хотя бы на недельку? Ну, Отто!».
Дверь резко открывается, и голова все того же Вилли просовывается в ее проем, он заявляет, глядя на меня:
– И остерегайтесь Хельги, она ревнует вас к Отто. Это же очевидно…– Тон юноши был настолько серьезен, что я не мог не улыбнуться.
– Спасибо. Я обязательно учту это!
«Вот она уязвимая точка Отто, хотя чему удивляться – женщины всегда были слабой стороной мужчин. И диктаторы тут не исключения. Этот преступник с претензией на звание номер один обладает пылкими чувствами к молодой женщине и в моем присутствии ведет себя как ребенок, не зная, как поступить…».
Дверь снова открывается, теперь твердой походкой входит Отто. На нем бордовый бадлон, черные брюки и лакированные ботинки. Золотые часы известного бренда на руке. Очки в круглой оправе.
Я не видел Отто до этого в очках, и они придают ему некий деловой вид. Хотя в данный момент по внешнему облику вряд ли можно определить, к какой именно прослойке общества принадлежит этот человек. Вид респектабельный – походка и манеры поведения сами говорят за себя. В лучах света блестит перстень – все тоже золото и символика нацизма, инкрустированная драгоценными камнями.
«Ну конечно, куда ж без этого!».
– Ее еще не было!? – В вопросе или утверждении обеспокоенность задержкой Хельги.
– Нет! Выглядишь божественно, и я думаю она сейчас появится.
– Перестань Бруно, ты же знаешь эти женские сборы.
– Ну, кто не знает? В этот момент мужчина тратит наибольшее количество нервных клеток! Некоторые даже седеют, лысеют и стареют на глазах….
– Тоже находишь? А они в этот момент думают: «Если любит – подождет» … – хватается за мою мысль Отто.
– Это все обыденно и понятно, но скажи Отто, как получилось так, что мы сейчас сидим в твоем замке, позже поедем в увеселительное заведение, которое как я понял находится на территории прилегающей к замку, и этот район явно автономный? Поделись как добиться такого успеха! Что это, наследство Мартина Бормана?
Отто думает с минуту.
– Когда мы с тобой бесцельно прожигали года в лояльном корпусе Подгауза, на тот момент действительно ничего не было, не было и дальнего родственника, обладающего огромным состоянием, которое он жаждал оставить мне в наследство. – Он делает паузу, поглядывая на дверь. – Но зато остались на свободе преданные друзья, которые видели, за что я пострадал. За веру в идею. В ответ на мой арест и заключение парни сделали несколько дерзких вылазок, которые принесли немалый доход. Им не только заплатили, но и предложили очень удачно вложить заработанные деньги – финансировать некоторые не совсем прозрачные проекты. Ребятам повезло. И они не забыли того, кто сплотил их. Они попытались к моему освобождению максимально приблизить организацию к той, к которой мы изначально и стремились.
Да, чем они занимались противозаконно, но как тебе известно, в нашем мире сейчас очень мало законного и даже там, где это должно быть необходимо в первую очередь. Сейчас ты мало найдешь судей и прокуроров, которые выполняют обязанности, придерживаясь хотя бы одной буквы закона. Они, как правило корыстны и продажны, червь коррупции уже давно откармливает свое жирное тело в этой куче прогнившей «плоти». Так что я ничего не вижу противоестественного в том, что деньги зарабатывались на строительство этой империи не легальным путем. Я воспринял это нормально и по достоинству оценил то, что в мое отсутствие ребята не сидели сложа руки. Скажу больше – я был этому рад!
Наиболее преданных идее было всего-то человек пятьдесят. Это был основной костяк, сейчас уже треть из них погибла в борьбе за наше дело, часть находится в заключении, но никто, – Отто встает увлеченный рассказом забывая об отсутствии Хельги, – никто из них ни на секунду не жалеет о посвящении всей своей жизни идее. А замок, – Отто снисходительно улыбается, – когда-то принадлежал одному из наших недругов, он после некоторых наших силовых манипуляций решил уступить его за смехотворную сумму. Далее было уже дело техники – вложить заработанные капиталы в прилежащие районы, ну остальное ты уже видел или тебе еще предстоит увидеть. Финансирование сильными мира сего до сих пор имеет место, но не до такой степени, как это было необходимо Адольфу… Мы стараемся отказываться от этого по мере возможности, стремимся стать полностью самостоятельными. Знаешь, Бруно, самостоятельность и свобода – это огромная сила.
– Согласен. Кто свободен тот силен, если находятся силы ограничивающие твою свободу, пытаясь унизить тебя и твою гордость, надо найти в себе дух и силу быть выше всего этого. Я буквально перед тобой разговаривал с Вили, в его словах слышны отголоски твоих речей – достойный ученик!?
– Этот мальчик ставит иногда и меня в тупик смелостью мыслей и дерзостью поступков, но он ребенок, еще ребенок… – По лицу Отто видно, что ему приятно говорить о сильных качествах воспитанника. – Я тебе и раньше говорил о том, что мне нужен такой человек, как ты. Необходим!
Я не успел отреагировать на «заманчивое» предложение – в дверях появилась Хельга. Ее одеяние – вечернее платье для коктейлей с декольте – было несколько кричащим, но четко выделяющим ее утонченную фигуру. Макияж опять же на удивление минимален, но искусно наложен.
В дверях с сарказмом в голосе она задает вопрос:
– Я вас не задержала? – И не дождавшись ответа продолжает: – Не хотела выглядеть недостойно в таком обществе!
– Ну что вы…– Я склоняю театрально голову.
– Напротив Хельга, мы с Бруно так мило болтали… Просидели бы до утра, если бы ты нас не остановила!
– Ни секунды не сомневалась. – закатила глаза та в ответ, крутанулась на каблуках разворачиваясь к нам спиной. – Еще бы(!) – старые фронтовые воспоминания....
«Ну и гиены! Палец им в рот не клади… отсюда безруким инвалидом уедешь…».
Лестница к вестибюлю полуосвещенный коридор, гараж под открытым небом. Здесь красуется с десяток автомобилей, в наличии и коллекционные модели. Мы садимся в черный лимузин, сконструированный на базе BMW. Черный седан сопровождения заполняют люди в чёрных же одеждах.
– Мы как всегда, так одиноки…– заостряет внимание на охране Хельга.
– Ты прекрасно знаешь, что это в целях нашей же безопасности.
– Да, но мы в Маленьком Берлине! – Я впервые слышу это название местности. – Или мы собираемся выбраться за пределы? – Ноты надежды слышаться в голосе Хельги.
– Еще не знаю. – Хотя ясно, что сам Отто уже давно все решил.
– Маленький Берлин – где это? – Я смотрю на гордый вид хозяина владений.
– Это там, где мы находимся – за воротами замка, все названия улиц и заведений носят имена того времени.
– Ты ужасен, Отто!
– Вот и я… не устаю об этом повторять… Но он будет еще ужасней, если мы сегодня не выберемся за «ворота» в какое-нибудь местечко, где мы ни разу не были! – Хельга бросает многозначительный взгляд, ища во мне союзника. Я же нейтрально притупляю взор. – К примеру, я не была в «Экзотике», но столько слышала о ней.
– Ты слышала о ней от своей сумасбродной сестры, для которой не остаться в нижнем белье перед мужчинами приравнивается к «даунизму»!
Даже я почувствовал, как от слов Отто пахнуло нафталином – он слишком вжился в свою роль почти вековой актуальности.
– Если Ева – сумасбродка, то почему ты притащился к нам в дом? Насколько я помню, именно из-за нее… – весь вид Хельги подтверждает, что тема «сестры» не раз подымалась на семейном «совете».
– Я тебе говорил неоднократно: в тот момент меня заинтересовало имя, да и я тосковал после одного из разрывов! А затем увидел более серьезную материю для работы… а в процессе – Отто поднял указательный палец вверх, – уже испытал безумные чувства!
– Материя… Хорошо хоть она женского рода! – Молодая женщина разгорячилась основательно. – Но обратил-то ты внимание на эту «материю» только через год, и то из кровати моей сестры – ты только тогда прозрел?
– Нет… Я долго присматривался, приценивался и… восхищался. К тому же меня могли придать суду за склонность к педофилии, тебе же тогда не было и шестнадцати!
– Извините, что прерываю ваши политические дебаты, но я хотел бы переодеться. – Я взялся за ручку двери автомобиля.
– Ты отлично выглядишь! – в один голос язвит высокопоставленная семейная чета.
– Хочу выглядеть скромней, дабы не создавать конкуренцию потенциальному властелину мира!
– Остро…
Но я не дослушал Хельгу. В багажнике «баварца» всегда имелось несколько комплектов одежды на разные случаи жизни. Это не раз выручало меня, с учетом импульсивных отношений с Сани. Поэтому я никогда не забывал сменить гардероб и в автомобиле.
Чтоб хоть как-то выглядеть элегантно, я достал из мобильного гардероба кремовую рубашку из шелка, свободные брюки из легкого материала мятого вида, что модно в наше время, наилегчайшие кожаные туфли. Ну и золотая цепочка дополнила мой облик.
– Бруно, возьми с собой телефон, за пределами сигнал будет, а если надо позвонить сейчас, то воспользуйся местной связью. Здесь в лимузине…
– Спасибо, но это необязательно.
Оценивающие взгляды моего внешнего вида – словно дотошное жюри с показа мод.
– Что!?
– Ты изменился в лучшую сторону, – с ухмылкой подмечает Отто.
Хельга, глядя в окно всем видом дает понять, что пейзажи за ним гораздо интереснее меня. Но ни с того ни всего вдруг цитирует строки русской классики:
– «Златая цепь на дубе том…».
Я натянул улыбку на лицо, что оказалось заразительным: в течение нескольких минут мои спутники молча улыбаются.
«Какая теплая компания! В ней уютно как дома. Хочется даже тапочки надеть…»
Минут десять кружим по просторам «Маленького Берлина». В салоне царит тишина. Я незаметно для себя прилипаю к окну. На улице темнеет и медленно зажигаются фонари. Такое ощущение, что они – эти не яркие источники света в витиеватой «оправе» горят еще с той эпохи военного времени. Загораются вывески и окна пивных и других заведений.
В сравнении с дневным временем на улицах «берлинцев» так же преимущественно молодежь. Молодые люди улыбаются активно общаясь. С радостью приветствуют тех, кто попадается им навстречу. Складывается впечатление, что у этих людей не существует забот. Вновь отмечаю, неестественность здешней всеобщей эйфории, какая возможна лишь в состоянии счастья или прострации, в котором я иногда пребываю, конечно не без помощи запрещенных препаратов.
А прохожие гуляющие по узким тротуарам смело заглядывают в окна автомобиля, пытаясь разглядеть пассажиров. Конечно – они знают кому принадлежат машины. Они выкрикивают имя своего идола и машут руками. Я вновь начинаю молча улыбаться, что как по цепочке вызывает улыбки и у моих компаньонов.
«Власть – это в первую очередь популярность, слава!»
– Будь добр Бруно, не надо – я знаю твои слова наперед… – просит виновник оживления масс снаружи.
– Но я не знаю, – буквально взвывает ехидно Хельга. – Будь добр Бруно я бы хотела услышать это....
– Прекрати дорогая! Сегодня я обыкновенный человек и прошу не акцентировать на мне своё внимание!
– Да неужели такое возможно? – Хельга неумолима.
– Ты популярен Отто и более чем, – я, задумавшись и разглядывая толпу размышляю вслух. – А популярность иногда приносит подпорченные плоды.
– Такое уже было. – Хельга, видя мой удивленно-вопросительный взгляд, продолжила, чуть снизив тон: – Настоящее покушение…
Я не понимая шутит она или нет поворачиваюсь за ответом к Отто.
– Забудь об этом! – в приказном тоне говорит Отто, но заметив мой интерес погружается в воспоминания: – Это была внутренняя война… Представь, – в таком маленьком «государстве» появилась оппозиция, требующая, чтобы мы придерживались строго идеологии Гитлера, а в наше время – это утопия! Крауз тогда со своими молодцами слишком зверски обошелся с выходцами из исламистской организации, мало того они не только перегнули палку, но и еще разрисовали все вокруг свастикой, написали соответствующие лозунги, что бросило тень на всех нас. Это в тот момент, когда мы были так слабы, после…– Отто с видимой горечью вспоминает те безрадостные дни, ладонь Хельги ложиться на кисть его руки, что возвращает его к нам обратно.
– И?..
– …конфликт был улажен, но ценой больших невозвратимых потерь. Исламисты не заставили себя ждать. Когда Крауз всё понял, было уже слишком поздно. Мы с трудом выжили тогда. Как я и сказал: мы были слишком слабы….
– Ну, хватит о грустном! – прерывает скорбное уныние Хельга. – Может, для начала посидим в «Лодке»?
Её умоляющее лицо вызывает наши улыбки.
Это самая настоящая подводная лодка времен второй войны. Издалека она выглядит хищно, «уткнувшись» носом в парковку машин. Ее силуэт отверстия шахт торпедных аппаратов рулевые кили и бортовая пушка эффектно подсвечены неоном. Вырез нижней части носа лодки ассоциируется с раскрытой пастью делая вид субмарины более хищным. Парковка у входа. Номер «U-999» на корпусе корабля, свастика и эмблема немецких морских сил второй мировой войны.
Машин на парковке достаточно, самое близкое место к входу – не занято, нетрудно догадаться для кого оно. Из открытой «пасти» лодки спускается лестница, обтянутая красной материей придавая субмарине тот самый элемент кровожадности.
– Это самая настоящая боевая единица? – я не скрываю своего удивления. – И участвующая в сражениях?
В момент моего разглядывания с разинутым ртом этой морской боевой громадины, раздается голос позади:
– Отто нашел ее в ремонтных доках, субмарина затоплена в мае 45-го где-то в бухте Гельтинга, «999»-я, говорят предназначалась для особой операции и в боевых походах почти не участвовала, хотя кто знает…
Человек из машины сопровождения знакомит меня с историей лодки. Внешне он похож на итальянца. В дополнение крепкое тело высокий рост и безжалостный взгляд. На нём идеально подобранный костюм подчеркивающий фигуру. Отто беря меня за руку представляет нас друг другу:
– Бруно, знакомься, это Генрих, – он как-то странно улыбнулся, – мой помощник…
–Генрих?.. Вы больше похожи на итальянца, визуально…
– Я и есть итальянец, – Улыбаясь Генрих переводит взгляд с меня на Отто, – а имя это…
– Имя – это моя просьба, – Широко улыбается и Отто. – Не будь занудой, Бруно.
«Прими я предложение Отто вступить под его знамена, следующим шагом будет смена имени на … Фрица и навряд ли с титульной приставкой «фон» в фамилии…».
– Адольф готовил особую миссию в конце войны, на остатки «волчьих стай» адмирала Денница возлагались большие надежды…. – Отто с тоской в голосе и со мной под руку поднимается на борт корабля.
Генрих раздает приказы своим людям по охране периметра.
Внутри субмарины – сохранен интерьер боевой машины. Вырезана сердцевина лодки, на двух палубах вдоль стен по всей длине – столики с посетителями. Ограждены металлическими перилами, лестницы и переходы, соединительные проходы с рубки в хвост лодки. Тут и там передвигающиеся по ним официантки в морской форме.
Наша компания размешается в хвосте лодки. Десятки глаз прикованы в основном к моим спутникам. На лицах посетителей улыбки. Гул оживления связанный с нашим появлением на борту глушит музыку. Пол лодки дрожит, создавая эффект работы двигателей подводного корабля.
Сам столик, изготовлен из алюминиевого сплава. Кресла, не имеющие ни куска мягкого материала против логики удобны. Минимализм военного времени. В корабельной рубке светится бар оттуда и спешат к клиентам морячки-официантки. Под баром в лучах световых пушек, движение танцовщиц внутри стеклянной шарообразной сцене, которая медленно спускается и поднимается. Человек в форме капитана – хозяин заведения подойдя по-военному отдает честь, приложив руку к фуражке:
