Валерий Столыпин
Потому что это колдовство
Пирожки к чаю
Контора совхоза к перерыву опустела, остались только Виктор и бухгалтер, Алевтина Матвеевна, добродушная полноватая женщина, молчунья, никогда не участвующая в разговорах, спорах и сплетнях.
Она всегда перекусывает на рабочем месте, ничем не выделяется и вообще старается быть незаметной.
Витя частенько заказывает у неё выборки из отчётности, которые нужны для экономического анализа, советуется. Что касается учёта и отчётности, Алевтина Матвеевна человек незаменимый.
Виктор пьёт голый чай с горбушкой хлеба. Молодой специалист, не так давно приехал в село по распределению. У него и хозяйства никакого нет, и зарплата аховая. Живёт по-холостяцки, всё больше по столовкам, сам только макароны с маргарином готовит.
На ночь Виктор оставался у любимой девушки, практикантки с другого берега реки.
Утром от любимой приехал, не успел ничего купить в сельском магазине. Собственно там и покупать нечего: морская капуста, килька в томате, майонез да хлеб.
Первая любовь у парня. Чувства неземные, волшебные. Романтика. Два месяца как познакомились, а он до сих пор не может решиться её поцеловать. Гуляют, танцуют, обнимаются, мечтают, разговаривают, спят в одежде.
Витька и тому рад до смерти.
Сидят сослуживцы, жуют молча.
Виктор тело питает, а душой в иных мирах скитается, где яркие краски, сумасшедшие эмоции, сказочная жизнь с милой и мечты, мечты, мечты.
Из кружки у юноши поднимается ароматный горячий пар, на лице блаженная улыбка. Он и не замечает, что жуёт чёрствый сухарь, потому, что сладкие грёзы посылают в мозг лакомые сигналы.
Какое ему дело до того, что во рту, когда жизнь преподносит романтические деликатесы оптом.
В кабинете между тем аппетитно пахнет пирогами. Этот запах назойливо лезет в сознание через нос, отвлекая Витьку от самого главного. Он даже сердится немного на старушку.
– Не могла домой сходить на обед. Дразнит, зараза. Нет у меня денег на столовку, нет. На цветы и торт, последние копейки потратил. Подумаешь, пирожки!
Алевтина Матвеевна подняла глаза, видимо уловила чуткой интуицией, что парень оглядывается на кулинарные изыски, улыбнулась, всплеснула руками.
– Извини, Витюша, задумалась. По тому, как носом водишь, вижу, что пахнет аппетитно. Угощайся. Сама пекла. Уже остыли. Я теперь одна живу, но пирожки по-прежнему каждую неделю стряпаю. Муж у меня года три как на погосте. Очень по нему скучаю. Дети, внуки, заботы, ан, нет, не стало милого друга, и жизнь остановилась. Супруг – это очень серьёзно.
Женщина замолчала. Витьке даже показалось, что глазу у неё влажными стали.
– Вот! Он, супруг, ближе и роднее не только отца и матери, но и детей с внуками. Это я только теперь поняла. Да! Хоть и жили мы с ним по-разному. Бывало, даже погуливал. Точнее пытался. Я зорко следила. Как увижу, налево глаз косит, девок взглядом раздевает, тут же меры принимаю. Деревенская жизнь не простая. Любую красавицу, обабит.
Алевтина Матвеевна отставила свою чашку, задумалась, с умилением глядя на Витьку.
– Ты ешь, ешь, не стесняйся. Люблю смотреть, как мужчины едят. Вот милок, как. Был да сплыл милёночек мой. Хвороба проклятая. На охоте застудился шибко.
– Каждая из нас потихоньку в замужестве в дурнушку превращается, следить за собой перестаёт. Какая может быть красота, если весь день в телогрейке и сапогах резиновых бродишь, наравне с мужиками тяжёлую работу исполняешь. Это-то мне понятно было, быстро смекнула, что к чему. Мужикам завлекалочка нужна, разнообразие, праздник, иначе они стареть ещё в молодости начинают или по бабам шарохаются.
– Не утомила ещё? Тогда слушай дале. Это присказка. Не просто так разговор завела. Я мигом причёску накручу, лицо, руки отпарю, с травками ароматными намоюсь в душистой воде. Шить выучилась, чтобы не наскучить дролечке серыми нарядами. Нашью, бывало, юбок да платьев: хоть каждый день меняй. Покрасуюсь, завлеку и под бочок. Он, совсем как ты сейчас, носом поводит, словно унюхал чего, облизывается как кот, обнимает, целует. Я млею, ног под собой не чую. Небо падает или я куда улетаю. —
Алевтина Матвеевна засветилась, улыбка озарила её лицо, бесцветные глаза засверкали ярко.
– Целует, милует он меня. Бывало, что утомит вконец. Устану, а он остановиться не может: разгорячится и любит, любит!
Женщина посмотрела на Витькино смущение и его алые уши, улыбнулась широко, прижала руки груди, вздохнула чувственно.
– Да ты не красней, милок. Это правда жизни. Без него, без сексу, никак. Ты ведь тоже, как я понимаю, невесту присмотрел. Скажи правду – давает али не давает? Ладно, не отвечай, молодой совсем, как мой, когда в женихах ходил. Я ведь не из любопытства. Сам видишь, в толковищах бабских не участвую. Это очень важное в семейной жизни обстоятельство, чтобы давала. У мужиков, ежели бабы не давают, кровь закипает, дурной становится, густеет.
Витька поперхнулся, прикрыл ладонью глаза, закашлялся.
– Ты слухай, худа не скажу. Вам, мужикам, кажен день лишний пар сбрасывать надо. Иначе по сторонам начнёте жалом водить. У вас, мужиков, главный мозг в штанах обитает. Мне как-то анекдот рассказали. Смешно, но, правда. Мальчонка, махонький совсем, моется в тазу и яички свои разглядывает. Мамку спрашивает, – мама, а это у меня мозг? Та отвечает, – пока нет, но будет.
– Привыкай, батьки рядом с тобой нет. Кто, если не я, расскажет тебе о жизни семейной? Вот! Приходится нам, бабам, этот мозг обихаживать, а то до беды не долго. Семейный очаг – забота бабья. Мужик знает, когда и куда идти, а баба – зачем это нужно делать. Доедай последний-то пирожок.
– Одно без другого не бывает, хиреет, как дерево без корня. Мужик без бабы доброй краёв не видит, а баба без хорошего мужика вовсе потеряется. Вот и получается, слишком мы с вами разные, но по отдельности функционировать не могём, пропадаем зазря без пары. Что фундамент без стен, что стены без опоры, всё едино – разрушение и тлен. Ты невесту свою береги, да доглядывай за ней, доглядывай. Бабы, они не меньше мужиков налево норовят, хотят узнать что слаще, иначе с кем бы те миловались на соседском сеновале. Ты уж прости меня, дурочку старую, что с такими разговорами к тебе. Свой ум задним порядком силён, когда исправить уже ничего невозможно.
– Эх, вернуть бы милого мово! Хоть на денёк, хоть на часик. Рано мне ещё к нему-то в гости. Лучше бы он ко мне. Завидую тебе, Витька, ой как завидую. Счастливый. Люби её, невесту свою, но наставления мои не забывай.
Алевтина Матвеевна стала на дверь поглядывать, со стола прибирать. Вот-вот женщины с обеда вернутся.
– Ну как пирожки? А ты на выходной с подругой своей в гости ко мне заглядывай. Интересно поговорить с ней. Может, чего и ей присоветую. Коли есть возможность чужим опытом воспользоваться, никогда не отказывайся. Прожить столько, чтобы научиться на собственном опыте, без ошибок жить, человеку не дано. Слишком короток век. И не обижайся на старуху, что наговорила такого, о чём другие молчат. Чтобы делиться чем-то, это что-то ещё иметь нужно.
Дом для любимой
«Я куплю тебе дом у пруда в Подмосковье и тебя приведу в этот собственный дом. Заведу голубей и с тобой, и с любовью. Мы посадим сирень под окном…» – поёт некий лирический персонаж голосом Сергея Коржукова.
Прочувствованно выводит шансонье балладу о романтике, глуповатом мечтателе.
Душа от мотива и повествования разлетается в клочья. Эмоции и чувства слушателя бурлят, вызывают симпатию, заставляют сопереживать.
Вот ведь затейливая судьба у человека. Даже тюрьма не выветрила желание дарить, плюс всепоглощающая любовь! И нет никому дела до того, что мечтатель, всего лишь теоретик, чувствительный не в меру идеалист.
По жизни этот персонаж недотёпа, неудачник. Никогда у него ничего не было, нет, и скорее всего не будет.
« А пока ни кола, ни двора и ни сада, чтобы мог я за ручку тебя привести. Угадаем с тобой, самому мне не надо, наши пять номеров из шести…» – разрывает он оголённые чувства Марата, сорокапятилетнего предпринимателя тоже не очень удачливого мечтателя.
По совести сказать, были и у Марата моменты взлетов. Были же, были…
Сидит он в гордом одиночестве в огромном зале трехэтажного дома, выстроенном по частному, очень не дешёвому проекту. Для Викуси старался, для ней любимой…
В руке мужчины стакан, наполовину заполненный искристой янтарной жидкостью.
До употребления водки Марат пока не опустился. Пьёт только хороший коньяк. Закусывает его малосольной сёмгой, помидорами, сырокопчёной колбасой.
Муторно ему, противно.
Четыре этажа, считая подвальный, по триста квадратов каждый, итого тысяча двести метров элитного жилого пространства. Это без гаража, пристроек, оранжереи, сауны, веранды и огромной голубятни. Почти как в песне.
Прудик выкопал, лебедей запустил, домик для них выстроил. Про сирень и говорить нечего, кустов двадцать. Сортовая, многоцветная. Жасмин, яблони в белой пене ажурных бутонов, вишни, сливы… Живи, не хочу.
– Дура! Дура, дура! Да, что говорить… Чего этим глупым бабам нужно? Не пил, всё в дом тащил. Вон, какую махину отгрохал. С размахом. Любо-дорого. Чтобы как у людей. Да что там, у кого ещё такое богатство есть? Сам бы жил, да деньги надо… С наличностью, конечно, облом. Но, это сейчас полоса такая пошла. Раньше-то завались бабла было. Не с неба же всё это падало. Мозгами работал, крутился, изворачивался.
Не потянул немножко. Временные трудности. У кого не бывает. Чего убежали, спрашивается? Бросили. От богатства и достатка разве скрываются, причём в неизвестность, совсем в никуда? Что она нашла в той своей неприкаянной жизни с двумя ребятишками? Моими, между прочим, дочерьми. Кровиночками, можно сказать, – беседовал сам с собой мужчина.
– Шустрые девчоночки, с косичками. Младшая, Людочка, та в мамку пошла. Вылитая. А Каринка, явно моя порода. Один в один. Сам имя выбирал. Кариночка. И где, где они, спрашиваю, теперь? С чужим дядькой живут. Хозяйство, видите ли тяжело вести. Своё гузно – не грузно. Потому что собственность. Личное достояние.
Марат выпил залпом очередной бокал и всплакнул.
– Почему Маратику не в тягость, а Вике, королевне, бля с голубой кровиночкой, тяжело? В своём дому прибраться, твою мать, обременительно. Это, как? Дура и есть. Не чужое обихаживаешь, родное. Дитям после достанется. Да, не подарок я. А где их взять, идеальных. Все не без греха. Погуливал иной раз, было дело. Не влюблялся же. Так, сунул-вынул, дурь сбросить, напряжение так сказать. В её же интересах. На чужую бабу эмоции спустил, домой, зато, возвратился жизнерадостный, весёлый, – причитал жалобно Марат.
Даже кошки у него теперь не было.
– Не приносил ведь заразу никакую, ни одного разочка. Проверялся, если сомнения были. Да и с дороги никогда не брал подружек одноразовых, избегал грязи. Другие мужики чаще налево смотрят. Хоть кого пусть спросит. Психологи пишут, что измена, не всегда блуд. Когда ради сохранения семьи, во избежание скандалов, то на пользу.
– В семью не хотел проблемы приносить. Да чего там! Может, вернётся ещё? Я же их так люблю! Всех. Всех трёх. Суки! Бросили, бля. Одного с бедой оставили.
С юности Марат всерьёз рассчитывал получить дом деда в наследство. Спал и видел, как начнёт перестраивать его под себя, всё проекты рисовал. Для этого даже тетрадку отдельную завёл.
Из-за этой страсти и с девчонками никогда не гулял. Им нужны любовь да игрушки, а у него мечта, серьёзная: одна на всю жизнь.
Он и учиться из-за этого пошёл на строительную специальность. По окончании получил диплом с отличием.
Дед поднял старые связи, опустошил копилку и пристроил внука на должность, начальником участка в энергосеть. Заодно выправил ему освобождение от армии по некой секретной болезни, название которой Марат затруднялся выговорить. Но, это и неважно, главное в армию идти не пришлось.
И работа, хорошая. Нудная, конечно, неинтересная, но перспективная и денежная. Не зря дед хлопотал. Спасибо ему огромное!
Виктория в его жизни появилась внезапно, ошеломив девственного парня ураганом эмоций и шквалом новых переживаний. Сама пошла на сближение, научила увальня целоваться. Он ведь симпатичный юноша был и силушкой не обделён.
Попробовав сладкого, Маратик уже не мог от изысканного удовольствия отказаться. Это было похоже на бабушкины малиновые пирожки, только гораздо вкуснее. Теперь Марат вполне понимал деда, который всегда говорил, что важнее любви ничего в жизни нет.
– Любовь, это да… это, – мечтательно смаковал юноша в предвкушении свидания.
Передать своё состояние словами Марат не мог, сразу лез целоваться. У него совершенно не стало хватать времени. Ни на что. Нахлынувшие эмоции забирали все силы без остатка. Даже спать перестал. Разве чуточку, когда забывался от изобилия грёз.
Он и представить себе не мог, что можно настолько раствориться в личности другого человека, по сути, совсем чужого, но отчего-то сразу ставшего больше, чем родным.
Когда Вике становилось больно, Марат испытывал физические страдания. Если девушка мучилась духовно, безоговорочно следовал за вектором развития её эмоционального состояния, хворал от того же, томился тем же.
Марат даже научился угадывать наперёд Викины мечты и желания. Появляется, например, ни с того ни с сего, вдруг, идея купить пару килограммов апельсинов или банку икры. Приносит Вике: оказывается, любимая именно об этом мечтала, весь день исходила слюной, только не имела возможности приобрести на свою маленькую зарплату. Может и притворялась, но это неважно.
Что значит для Маратика какая-то получка: горстка банкнот. В сравнении с желаниями его милой Вероники – пыль, пустота.
Она для него больше, чем жизнь. Она, Ве-ро-ни-ка. Этим всё сказано.
Да одна её веснушка дороже прочих богатств Мира, а за поцелуй и объятия он готов расплатиться жизнью. В это он свято верил до поры. Как же иначе?
Вероника вместе с Маратом мчалась на скором поезде любви без остановок. Она только со стороны казалась более опытной, на самом деле была просто решительной.
Когда Вика округлилась, Маратик прыгал от радости, без устали целовал её повзрослевший животик. Ведь там обитает не только его физическая копия, но и часть мужского эго, которая непомерно раздувается от величины своей земной значимости. Он – отец!
Когда Каринку забрали из роддома, Марат никак не мог поверить, что трогает, берёт на руки и целует своё создание. Отец, больше, чем просто человек, он – со-зи-да-тель, почти бог.
Прошло совсем немного времени, Каринку оторвали от груди, Вика опять забеременела. Мальчик, мечтал Марат, хочу наследника. Чувствовал, видел, что это именно сын. И назовут его Фёдором, как дедушку.
Родилась опять девочка. Имя ей дали Людмила. Это нисколько не уменьшило размер восторга от появления на свет нового человека, самого близкого родственника.
Марат и Виктория были безразмерно счастливы.
В их жизни появилось всё: много счастья, несчётное количество любви. Если этому чувству может быть мера, пусть оно будет вечным и бесконечным. Ну, хотя бы как у дедушки с бабушкой, которые не устают повторять, даже в свои преклонные годы, слова любви и признательности.
Жизнь семьи сорвалась в штопор неожиданно, резко.
Перестройка, бес ей в ребро, спутала карты всем, бросив в омут неизвестности, поставив перед выбором: ты или тебя.
Каждый поступил по-своему, все вместе совершили прыжок без парашюта в бездну.
Организацию Марата акционировали. Он неожиданно получил целую пачку акций, на которые тут же началась охота.
Деньги предлагали большие, даже огромные. Многие сослуживцы соблазнились деньгами, продали паи, заработав, как им казалось, сумасшедшие деньги. Марат выжидал, думал. Но и его засосала эта трясина. Не выдержал, обналичил свою долю золотоносной жилы. Денег выручил много, очень много.
На них, думал он, можно прожить безбедно всю жизнь, ещё и внукам останется.
Мысли у Марата зашевелились, поскакали по бездорожью.
Вот когда вспомнил он про свою юношескую мечту. Нет больше необходимости ждать наследство деда. Ему теперь тот хилый дом совсем не надобен.
Отыскал парень тетрадку заветную с чертежами, выкладками и рисунками, начал узнавать, что почём, прикидывать вновь появившиеся возможности.
По всему выходило, дом он осилит. Да не такой, о котором мечтал. Дедова халупа в сравнении с тем, что он наметил, обыкновенный сарай.
Три этажа, полноразмерный подвальный этаж, оранжерея. Это не просто грёзы, реальный проект, который можно осуществить немедленно.
У Марата перехватило дух, затряслись от нервного напряжения руки и ноги, загудело в голове.
Это же бинго, джек-пот. Он станет богатым и счастливым. Только сначала нужно прикупить бизнес для пополнения казны. Начать можно хотя бы с торговли. Например, несколько ларьков.
Марат окунулся в океан неуёмных страстей, в манящее небо безразмерных возможностей, слушал песни влекущих неизвестно куда сирен.
Бросил Марат работу, открыл один, потом пять, затем двадцать ларьков. Принялся строить дом: огромный особняк, намного больше, чем наметил вначале. Аппетит на размер рос вместе с прибылями, даже быстрее.
Именно в этом гигантском доме Марат сейчас и сидит, проливает слёзы о неудавшейся жизни, поманившей безразмерным счастьем, мечтой и оставившей ни с чем.
Дворец есть, счастья нет. Если так дальше пойдёт, то и особняка не будет.
По сути, дома тоже нет. Никто, кроме него, на стройке не живёт. Готовы лишь стены, кое-какие коммуникации. Не дом – строительный объект. Размахнулся не в меру, не рассчитал возможности, не послушал любимую жену, пытающуюся отговорить от соблазна.
Чтобы такую махину обслужить, нужно на это жизнь потратить.
Вика уговаривала его отказаться от неподъёмной, совершенно ненужной идеи, показывала расчёты и выкладки. Это, что касается денег. Даже если удастся построить, как в таком жить? Для содержания дворца нужны огромные доходы.
Виктория приводила мужа к знакомой, где дом обихаживал штат наёмных работников. Муж подруги работал в нефтянке, деньги не считал. Уборщики весь день мыли и прибирали. Дом этого магната был меньше, чем тот, что соорудил Марат.
– Не хочешь, не мой. Сам справлюсь. Больно вы нежные. Подумаешь, пол пропылесосить. Да я…
– На здоровье, Маратик. Только мы с девочками, уж позволь нам самим выбирать, как жить, остаемся в квартире. В ней места для счастливой жизни вполне хватает. Приборки, кстати, и там достаточно.
Марат ничего не услышал. Продолжал строить, тратя всё больше, увязая в долгах.
Попутно начал прикладываться к рюмке.
– Ничего страшного, дорогой коньяк. Даже полезно. Давления не будет.
Где выпивка и гулянье, там и женщины без комплексов. А чего собственно стесняться: нормальные позывные здоровой физиологии. Любят девчонки заниматься сексом, в этом их женское призвание. Зов предков предписывает пользоваться естественными человеческими возможностями, пока молодость и здоровье позволяют.
Сначала было немножко не по себе изменять, как-никак предательство. Есть же любимая.
Но, так уж устроена человеческая психика: уговорить себя совсем несложно. Стоит только захотеть.
Марат стал испытывать неутолимую жажду быстрого одноразового секса. Это затягивало, расслабляло.
А что такого? Все так живут.
Разнообразие не насыщало, но дразнило, манило обещаниями. Что с того, что ничего не исполнялось? Такая дурацкая жизнь: развешивает разноцветные огоньки именно там, где пустота и грязь. Маркетинг, мать его растак.
Если переводить на русский, это когда из дерьма конфетку делают. Обвесит такая красавица себя мишурой: рекламная акция, два в одном. Смотри сколько добра в моём чулане. Бери оптом – не прогадаешь.
Обещание не похоже на реальность, но что дальше? Наверно, не с того края откусил. И давится, не хочет признаваться, даже себе, что идиот. Хлоп по дурной головушке грабельками. Не помогает.
Никогда Виктория в дела мужа не лезла, если только они лично её не касались. Ревнивой тоже не была. Однако не заметить, что муж днюет и ночует в барах, приходит оттуда под утро, каждый день новыми духами пахнет, а рубашки сексом насквозь пропитаны, просто невозможно.
Маялась жена, страдала. Устала вконец. Решила поставить вопрос ребром. За это и получила в глаз.
Такое стерпеть Вика никак не могла. Собрала барахло, покидала в чемоданчик и ушла с девочками к мамке.
Маратик ещё и обидеться умудрился, что не понимают его, не видят в нём мужчину.
А какой он отец и глава семьи, если ведёт себя как самец мартышки в дикой природе?
И вообще, для чего нужен муж, который постоянно в аренду себя сдает? Вот Вика и решила: нечего со всем светом делиться, пусть целиком забирают, с издержками, недоделками и непутёвым строительством, как есть.
Тем временем долги у мужчины и главы семейства, Марата Петровича Струкова разрослись, как ветви у столетнего баобаба. Подпирать их больше стало нечем. Приплыл коммерсант, сел на мель.
И стройка встала.
Королевы красоты на пустой карман тоже не клюют. Короче, полный штиль. Того и гляди, волна в другую сторону пойдёт. Как бы ни смыло.
Кредиторы между тем, как водится, обратились к лицам, способным разгребать и разруливать. Те репу почесали, обмозговали, и изъяли из оборота предпринимателя пять ларьков в счёт погашения долга.
Плюс три магазинчика за беспокойство. Ещё попросили, чтобы точку в вопросе поставить, поляну с девочками накрыть и сауну на сутки снять.
Куда парню, деваться?
Гульнули, заодно и он кудесниц интимного бизнеса опробовал: уплачено, чего добру даром пропадать.
Кажется, нарвался. Зудит в паху.
Не уверен Марат, что заразу подхватил, но нужно, обязательно нужно к врачу сходить.
– Ладно уж, завтра полкажусь.
И ведь проблема не только в этом. Мужики, что вопрос решали, люди серьёзные. Если и у них… это же залёт, хуже случайной беременности. Всё к чертовой матери отнять могут. Мечту тоже.
– Дом, дом, что же ты со мной делаешь?
Между тем из динамиков громко и мелодично лилась душераздирающая лирика, – а белый лебедь на пруду качает павшую звезду, на том пруду куда тебя я приведу…
