Валентина Панкратова
На хвосте у миража
Кто и где определил границу, отделяющую измену от дружеского общения? На мой взгляд измена начинается внутри человека, в его душе. В тот момент, когда он про себя подумал, что может завести интрижку в тайне от своего партнера. На мой взгляд измена – это нравственная категория, а не физическая.
Достигнув в мыслях практически глубин мироздания, я засыпаю.
Глава 3. Рим
Светлана
Время около девяти. Поезд мчит сквозь темноту. Мелькающие за окном огни создают ощущение, что несемся сквозь галактику в космическом шаттле. Впрочем, долго любоваться мельтешением фонарей не интересно. Ужин съеден, спать рановато, и мы, обнявшись, можно сказать, вжавшись друг в друга, лежим на нижней полке своего межгалактического шаттла. Никому не хочется лезть наверх. Каждый лениво надеется на добрую волю спутника.
– Давай, что ли фильм посмотрим по моему ноутбуку, – предлагаю я.
– Что будем смотреть? – насмешливо интересуется Пашка. Он явно приступает к разыгрыванию нашего постоянного репертуара, и мой ответ ему приблизительно известен.
– Только не ужасы, – выдаю свою традиционную реплику.
– И только не лавстори, – собственно, интерпретация пьесы регулярно меняется в зависимости от настроения и обстоятельств, но приблизительное направление действия известно и роли распределены.
– Хорошо. Открываем торги. Что у нас есть более-менее нейтральное? – заученно, глядя в потолок, повторяю свою партию.
– А чем тебе ужастики не нравятся? Встряхнешься немного. Это же не в жизни, а в кино, – как обычно поддразнивает меня Чернышов.
– Замечательно, что это всего лишь кино. Но я даже после кино постом спать не смогу. Моя тонкая нервная организация сильно беспокоится за судьбы героев, – добавляю немного экспрессии и конъектурную привязку к сегодняшней реальности, – ты же сам говорил, что сегодня обязательно надо выспаться, ведь завтра по Риму целый день гулять. Мне, также как и тебе, необходимо быть в прекрасной форме. Так что лучше давай без ужастиков и без «тяжелых». Сам знаешь, если в фильме через одного убивают, да еще показывают это со всеми кровавыми подробностями, то я пас. И, кстати, если главный положительный герой погибает, то тоже. Даже если и без подробностей.
– Так вообще смотреть нечего тогда. Для тебя подходят исключительно слюнявые со слащавым концом.
– Павлушенька, не обязательно со слащавым, можно и с открытым. Ты же, наверно, знаешь, что открытый конец – это когда мы сами додумываем, чем же закончится история, – хочется позлить паршивца, поэтому специально разжевываю смысл выражения. Со злорадным удовлетворением вижу, как напрягается его лицо. Чернышова всегда раздражает такой менторский поучительный тон. – Я, конечно, неопределенность не очень люблю, но по крайней мере можно заверить себя, что все будет хорошо. Лучше уж так, чем когда точно знаешь, что герой помер.
– Ясно, – Пашка, наконец, встает и достает из рюкзака мой ноутбук, – что у нас с фантастикой?
– Можно, но легкую. Пашенька, все то же самое. Если много стреляют и убивают налево и направо, то это не ко мне. Я девушка ранимая. Моя нервная система…
– Триллер?
– Ну триллер – это же не ужастик и не боевик? Я правильно понимаю? Просто идет напряженная ситуация. Если с хорошим концом, то почему бы нет. Чернышов, ну что ты в самом деле? – не выдерживаю, потому что мне немного надоел этот традиционный перфоманс. – Ты же сам прекрасно знаешь, какие фильмы я смотрю. Прекрати выпендриваться.
– По науке триллер вызывает волнение, напряжение или страх, – ехидно просвещает меня мстительная вредина.
– Мне, пожалуйста, триллер без страха. Я и волнение-то с напряжением плохо переношу.
– И куда же ты переносишь волнение и напряжение? – откровенно издевается Чернышов.
– Хожу водички попить в самые пиковые моменты. А то ты не в курсе?!
– Н-да. Ну и как с тобой вместе фильмы смотреть? Тебя же хватает лишь на «мыло».
– Ну а чем тебе не нравятся комедии или хорошие любовные истории, а лучше все вместе. Там же тоже иногда бывает и фантастика, и напряжение. Главное, что там ничего нет про смерть. Ну или есть, но так… дальним фоном.
– Светочка, смотреть можно что угодно. Просто не интересно. Там же с первых кадров становится понятен конец.
– Ну и что. В чем проблема? В фильме иногда важен не результат, реально известный с самого начала, а процесс, – начинаю подлизываться к своему спутнику, намекая, что пора заканчивать препирания. – Ну тогда детектив, где поменьше стрелялок. Там и конец не известен, и напряжение бывает, а если найдешь с любовной линией или комедийной, то вообще красота.
– Ок. Сейчас поищу детектив.
Аллилуйя! Пьеса заканчивается выбором комедийного детектива «Охотник за головами» с Дженнифер Энистон. Занавес падает, зрители рукоплещут. Актеры дружно садятся смотреть фильм. Впрочем, спорила я в этот раз зря. Меня вырубает задолго до конца фильма. Точка в еще одном негласном споре, кто полезет наверх, поставилась сама собой.
Как ни странно, сон покидает меня часов в семь утра. Пашка дрыхнет наверху. Сажусь по-турецки с ногами на полку и изучаю вид из окна. Пейзаж не радует красотой. Солнца нет. Скорее даже в воздухе болтается нечто вроде измороси. Впрочем, это мои фантазии, потому что на стеклах нет капель воды. Мимо проносятся какие-то непонятные постройки и неказистые здания, иногда поля и переезды. Если бы я не знала, что через два часа мы будем в Риме, то решила бы, что еду по родному Подмосковью.
Итак, сегодня день Икс. Мне надо принять окончательное решение. Маорисио давно считает, что нам пора, наконец, пожениться и начать жить нормальной семьей. Я ему, понятное дело, пока не отвечаю. Он, узнав в среду, что завтра я буду в Барселоне, атаковал меня письмами и голосовыми посланиями, которые во время поездки я не рискую слушать через ноутбук при Чернышове. Что-то мне подсказывает, что ему это не понравится. Возможно, именно из-за темперамента любимого испанца я не сильно переживала, узнав, что мой смартфон не успели починить. Бабулин допотопный телефон без выхода в Интернет в этом плане случился очень даже кстати. В итоге, на данный момент влюбленный мачо не знает точное время моего прилета в Барселону.
Выходим из поезда и идем к палатке «Информация» перед вокзалом. Там нам назначил встречу Сергей. Я с ним еще в Москве договорилась о персональной экскурсии по Риму.
– Ну и где, этот твой мужик? – Пашка кивает на отсутствие особей мужеского пола около палатки. – Любишь ты связываться с частниками. У них же никаких обязательств перед тобой. Порядочные люди заказывают экскурсии в надежных местах.
– Ребята, вы случайно не Сергея ждете? – услышав русскую речь, обращается к нам молодая женщина в синей спортивной ветровке, синих джинсах и белых кроссовках. – Сегодня Сергеем работаю я. Вообще-то меня зовут Леной. И я готова представить вам мой любимый город во всей его красе.
– Но Сергей нас ни о чем не предупредил, – начинаю я и тут же вспоминаю про свой отключенный телефон. Впрочем, он и во включенном состоянии не способен общаться с Интернетом. Так что если Сергей мне что и писал на почту или в Whats App, то я все равно не смогла бы прочесть. – А впрочем, для нас главное посмотреть Рим и послушать что-нибудь интересное из его истории. Если Вы готовы провести нас по городу, то и мы готовы следовать за Вами. Вы же интересно нам все расскажете?
– О! Не сомневайтесь, в Риме просто не может быть неинтересно! Смотрите, как хорошо мы с вами смотримся я синяя, Света – ярко-желтая, а молодой человек – красный. Жизнеутверждающие яркие цвета! Небо, солнце и огонь.
– Ну тогда пора начинать. Что переливать из пустого в порожнее? Время-то идет, – Пашка отчего-то не в духе. Что ли плохо спал? Неужели его так расстроило, что Гидом оказалась женщина?
– Смотрите, – Лена понимающе оглядывает моего строгого спутника и немедленно переходит на деловой тон, – мы можем сразу начать экскурсию, а можем пойти в кафе, и я покажу вам как пьют кофе настоящие римляне.
– Они это делают как-то по-особенному?
– Ну, честно говоря, мы только что с поезда, и я бы не прочь выпить чашечку хорошего кофе, – назло Пашке хочется поддержать Лену и показать ей, что в нашей паре не все брюзжат.
– Возьмите аппаратики. Вы сможете сами регулировать звук в зависимости от внешнего шума. И вот наушники. Слушать можете, как вам удобно: или держать аппарат около уха, или через наушники, или вообще без всего. А теперь идемте! – улыбается Гид.
Выдвигаемся неспешным шагом. По дороге Лена вкратце рассказывает нам о городе, его истории, знаменитых жителях, зданиях, фонтанах. Минут через пятнадцать входим в кафе. За столиками сидят немногочисленные посетители. Некоторые стоят у барной стойки.
– Пойду займу место, – предлагаю я, зная, что Пашка любит подолгу выбирать, что пить, – мне двойной эспрессо без сахара и круассан без начинки.
– Будем пить кофе как римляне? – улыбается Лена.
– Конечно, – улыбаюсь в ответ.
– Тогда нам не нужен никакой столик.
Лена покупает три микрочашечки эспрессо, и мы вслед за ней базируемся тут же за стойкой, освободив место у кассы для других посетителей. Пашка поджимает губы, но я беру его за руку в надежде, что он постарается изобразить воспитанного молодого человека. Лично мне интересно, что нам расскажет Лена, так что пусть немного потерпит.
– Обратите внимание, – аккуратно глазами указывает Гид, – все, кто сидят за столиками, это туристы. Можете пройти мимо них и услышите, они говорят на разных языках. А вот у барной стойки клубятся римляне или часто бывающие в Риме.
– Что так? – кривит рот мой воспитанный товарищ, – брезгуют?
– Кофе для итальянца – это неотъемлемая часть жизни. Он не может без него. Кофе за столиком, где обслуживает официант, стоит три евро, а у барной стойки один евро. Если человек пьет кофе в среднем три-четыре раза в день, то, согласитесь, разница существенная. Особенно, в пересчете на месяц.
– Вот уж не ожидал, что итальянцы такая расчетливая нация. Я это скорей про немцев или австрийцев подумал бы.
– Дело не только в деньгах. Официанта надо ждать, а если римлянин выбежал из офиса на пару минут, чтобы подкрепиться кофе, то у него просто нет времени на это. Так же, как и у нас с Вами сейчас.
– Согласен, – впервые за наше утреннее знакомство Пашка делает что-то вроде реверанса женщине.
– А еще обратите внимание, что римляне пьют исключительно эспрессо и никто из них ничего не ест с кофе. Для них это просто кощунство. Они, кстати, не воспринимают в качестве кофе капучино, американо и прочее. Кофе для римлянина – это эспрессо.
Выходим из кафе. Если Пашка и думал повозмущаться, что Лена вместо экскурсии решила приятно провести время в кафе, то у него явно это не получилось. Мы провели там не более десяти минут. К тому же с пользой. На будущее четко осознаю, насколько лично мне плевать, что все римляне видят во мне туристку. Я девушка из России и не собираюсь этого скрывать. И следующий свой кофе в Риме буду пить за столиком в прикуску с круассаном и говорить буду принципиально на русском!
– Сейчас идем к Колизею, – останавливается на улице Лена, – смотрите, вы молодые. Мы можем идти быстрым шагом, я на ходу буду рассказывать. Если устанете, то остановимся, где скажете. В быстром темпе сможем больше территории обойти. Как вам такой вариант?
– Я так понимаю, что есть и другой? – вредничает Пашка.
– Конечно. Можем двигаться, не торопясь, как шли от вокзала сюда. В этом случае вы гарантированно не устанете. Количество информации не уменьшится. Рассказывать я буду тем же темпом. В процессе экскурсии я просто буду рекомендовать вам, куда хорошо бы самим потом сходить, и немного рассказывать об этих местах.
– Не понял, – дотошность Чернышова может вывести из себя любого, – скорость речи и объем информации не меняются. Скорость передвижения и охват территории увеличиваются. Но ведь выдаваемая нам информация должна соответствовать территории. Я правильно понимаю?
– Все очень просто, – Лена профессионал и нисколько не тушуется под критическим напором придирчивого клиента, – сейчас мы идем прямо к Колизею. Но на параллельной улице есть очень интересный объект, о котором я вам обязательно расскажу. Так вот, если мы идем медленно, то я вам покажу фотографию, – Лена достает из рюкзачка папку, – и словами опишу, где это строение находится. А если мы идем быстро, то мы делаем небольшой крюк…
– Понял… – прерывает Лену Чернышов.
– Я за быстрый шаг, чтобы большую территорию пометить, – быстренько ставлю точку в Пашкиных раздумьях, пока он не успел что-нибудь напортить.
Бодрым шагом наша троица начинает кривообразное движение к Колизею. Я столько раз видела его на картинках и по телевизору, что при приближении античное строение кажется мне знакомым. Вот когда мне жутко не хватает смартфона. Каждый раз хватаюсь за рюкзачок, чтобы вытащить его. Собственно, мне нужен фотоаппарат. Так и тянет запечатлеть амфитеатр. Он сначала казался точкой, размером не больше сантиметра, а теперь визуально вырос до метрового здания, хотя до него еще идти и идти. Пашка, чувствуется, тоже в нетерпении. Он делает то, что безумно хочется сделать мне – через каждые несколько шагов фотографирует Колизей.
Подходим к очередному перекрестку. Дождавшись зеленого света, я нетерпеливо выступаю на проезжую часть.
– Стой, – Чернышов хватает меня за локоть и оттаскивает назад.
– Что не так? – удивляюсь я, шарахаясь от промелькнувшей мимо меня легковушки. – А какого фига он тут проехал! Это же нам зеленый горит. Вот гад. Он же чуть не сбил меня! Почему они не соблюдают правила дорожного движения? Или у вас в Риме все по-другому?
– Да, ребят, у нас есть такая особенность, – Лена берет нас под руки, и мы все вместе переходим улицу, – для автомобилей, поворачивающих на улицу слева, и для пешеходов одновременно горит зеленый свет.
– Как это? Машины могут давить пешеходов? От лишних туристов так избавляются?
– Нет, конечно. Пешеходы имеют преимущество. Правда, водители не всегда об этом помнят. Поэтому всегда надо быть настороже.
Чтобы мы с Пашкой не бухтели по поводу сволочей водителей, а заодно и мотоциклистов, Лена принимается рассказывать нам всякие интересности о зданиях, мимо которых мы идем в сторону главного центра притяжения. А он с каждым нашим шагом вырастает все больше и больше, постепенно превращаясь в огромное монументальное строение.
– Колизей был построен вокруг пруда…
– Не понял. Там внутри была вода? А как же бои гладиаторов?
– Да-да. В первые годы там проводились «морские» бои на лодках. Позже пруд осушили…
Некоторые вещи не стыкуются с тем, что мы когда-то изучали в школе. Ну да и бог с ними. В Лене живет великий актер. Она рассказывает нам истории в лицах, точнее, в голосах, словно мы в театре одного актера. Причем уровень ее актерского мастерства гораздо выше того, что мы выдавали вчера при постановке полусемейной пьесы по выбору фильма. К сожалению, из-за того, что идем довольно быстро, не всегда есть возможность увидеть лицо рассказчицы. Зато его видят встречные прохожие. Они с улыбками оборачиваются на нашу троицу. Но мы уже перестали обращать на них внимание, увлеченные событиями прошедших эпох.
На какое-то время торможу всех около уличных художников. Процесс создания картин увлекает меня, словно ворону блестяшка. Молодой парень в перчатках и маске расположился прямо на тротуаре. Справа от него стройными рядами выставлены баллончики с разными красками, слева стопка плотной бумаги и трафареты. А перед ним на всеобщий обзор разложены его картины с изображением Колизея. Абсолютно на всех картинах Колизей, зато в разных цветовых сочетаниях. По моим прикидкам на создание картины у парня уходит не более пяти минут. Четко отработанными движениями он, используя трафареты, пшикает краску в нужные места. Где надо, немного растушевывает губкой, где надо, кистями создает брызги.
– Крутяк, – восхищаюсь я, – на фига ему столько одинаковых картин?
– Светлана, в Риме туристов гораздо больше, чем коренных жителей. Этот парень здесь будет пахать целый день, и поверьте мне на слово, у него раскупят все картины.
– Это грабеж. За такую дрянь десять евро, – пока мы перешептывались с Леной, Павел успел уточнить стоимость. – то же мне, искусство. Вот у нас в Сочи на набережной сидят художники. Они также рисуют в присутствии людей, также краской из баллончиков. Однако картины у них все разные, и никаких трафаретов. Все по-честному.
– Спрос рождает предложение, – улыбается Лена, – если у сочинских художников картины будут отрывать, что называется, «с руками», то и они придут к оптимизации процесса. Будут рисовать на автомате одно и то же, да еще и с трафаретом. И скажите спасибо, если у каждого будет свой трафарет, а не как в Риме.
Лена ведет нас к следующему художнику, сидящему дальше метрах в десяти. Около него разложены точно такие же картины с Колизеем. Отличие наблюдается только в цветовой палитре. Как будто художники являются членами одной мафиозной семьи, захватившей рынок картин, и торгуют на каждом углу своим единственным продуктом, не пропуская другие. Между прочим, было бы не плохо, если бы мафия переключилась бы с наркотиков на картины. Это многим сохранило бы здоровье.
– Попробуйте угадать, почему у этой лестницы такие странные ступени, – неожиданный вопрос вырывает меня из очередных бредовых фантазий.
Мы поднимаемся на Капитолийский холм по довольно необычной уличной лестнице. Высота ступеней низкая, около десяти сантиметров, зато глубина их на два-три человеческих шага.
– Все очень просто! – включаюсь в игру. – Один из денежных мешков был стар или болен и еле шевелил ногами. Поэтому специально для него сделали лестницу, на которой не требуется сильно поднимать ногу, чтобы наступить на следующую ступеньку. И глубину ступеней сделали такую, чтобы товарищ мог отдышаться, сделав несколько шагов по горизонтальной поверхности.
– Павел, у Вас есть варианты?
Чернышов пожимает плечами и заинтригованно смотрит на молодую женщину. Кажется, он немного оттаял. По мне, так просто невозможно равнодушно слушать Ленины рассказы. Незаметно смотрю на часы и с сожалением вижу, что почти половина отпущенного нам времени уже прошла.
– Света практически угадала. Денежный мешок, как она выразилась, действительно был стар. Подниматься на холм ему было тяжело. Именно поэтому он приказал построить лестницу, – Лена делает торжественную паузу, – для лошадей, чтобы въезжать на холм в коляске.
Пашка прыскает от смеха и хлопает в ладоши, оценивая по достоинству изощренность древних властителей.
Мы идем к площади Навона[13], потом к Фонтану де Треви[14], потом к Испанской лестнице.[15] Здесь Лена с нами прощается.
– Ну что ребят, последняя точка нашего путешествия лестница, соединяющая Испанскую площадь, где находится посольство Испании, и французскую церковь, что стоит на холме, – пока Лена рассказывает, мы потихоньку поднимаемся вверх по широкой многомаршевой каменной лестнице, состоящей из нескольких террас, с посажеными на них деревьями и кустарниками. – Обязательно посмотрите на город со смотровых площадок. Но сразу напоминаю, сидеть на ступенях нельзя. Совсем недавно, месяца три назад власти запретили. За это теперь можно схлопотать нешуточный штраф.
– Серьезно? Можно ходить, но нельзя сидеть? Почему? – все-таки иногда дотошность Пашки мне нравится, и я полностью с ним соглашаюсь.
– Власти хотят защитить памятники. А туристы, сидя на лестнице, часто начинают есть, мусорят… На самом деле многие римляне не понимают этого указа. Но лучше не нарываться, – с улыбкой заключает наш Гид.
Расплачиваемся и с сожалением сдаем аппараты.
– Наушники одноразовые, так что оставьте их себе на память, – смеется Лена и, помахав рукой, покидает нас.
– Ну как?
– Могу резюмировать… Гид сильно скрасила впечатление о городе. Ставлю ей пять, – Пашка плюхается на ступени лестницы.
– Что значит, скрасила? – от удивления у меня вытягивается лицо. – Тебе не нравится Рим?! Кстати, вставай быстро. Тебе же Лена русским языком объяснила, власти Рима запретили сидеть на ступенях Испанской лестницы. За это могут очень сильно оштрафовать. Я читала про четыреста евро.
– Отстань. Вон, все сидят, – Чернышов оглядывается, обводя рукой сидящих на ступенях людей.
– Пашенька, золотце, я прошу тебя, не лезь на рожон, – абсолютно не хочется попасть напоследок в неприятную историю, поэтому уговариваю здорового переростка, словно маленькую дитятку не делать бяку. А эта дитятка смотрит непонимающе, писает в свой подгузник и тянет ручки, куда не следует. Интересно, какой размер подгузника у этого упрямца? – Ну, Паш! Посмотри внимательнее, сколько людей проходят по лестнице и не садятся. Таких глупышек, как ты, не так уж и много.
Упрямое дитятко с раздражением смотрит сначала на меня, потом переводит взгляд куда-то слева за мной и практически сразу встает. Выражение его лица меняется на «я просто мимо проходил». С удивлением оглядываюсь через плечо и ниже нас ступенек на пять вижу полицейского в желтом жилете, что-то строго выговаривающему чернокожему парню. Тот упрямо продолжает сидеть и спорит с представителем закона. Краем глаза замечаю, что немногие сидящие на ступенях, глядя на эту сцену, один за другим встают и тихо сливаются подальше от полиции.
Мы также отходим на несколько шагов в сторону от греха подальше.
– Видел? – язвительно усмехаюсь, но, передумав, возвращаюсь к прерванной теме, – так что значит «Гид скрасила впечатление от Рима?». Тебе реально не понравился город? Ты посмотри, какая красота.
– Отдельные места высший класс. Но в целом… – Пашка на секунду задумывается, – слушай, хранить исторические развалины – это одно. Это дело, можно сказать, благое. А вот держать относительно современные здания в качестве развалин… Уж простите меня! Ты видела их жилые дома? Понятно, что все постройки тут по сто-двести лет и старше. Но ты видела, в каком обшарпанном состоянии они? Разве их нельзя оштукатурить, покрасить, привести в нормальный вид? Там же люди живут.
– Ты, видать, голоден. Пошли посидим где-нибудь. А то я тоже устала.
– Да, поесть не мешало бы. Но я сыт по горло этой толчеей. Не город, а московское метро в час-пик. Давай пообедаем где-нибудь в парке.
– Так это надо было у Лены спросить, где тут ближайший парк, – я оглядываюсь кругом: дома и туристы, тыкающие пальчиками в карты всех размеров и видов.
– Мы когда шли к Колизею, проходили мимо парка. По пути зайдем в магазин, купим чего-нибудь, а там сядем на скамеечке. Мне срочно надо на природу.
– Ты представляешь, сколько туда идти-то?! Это же к практически к началу экскурсии!
Родимые ножки издают жалобные вибрирующие звуки. Мы стоим на самом верху многомаршевой лестницы. Однако, чтобы спуститься вниз надо пройти сто тридцать шесть ступеней.
– Успокойся, мы пойдем по навигатору прямым ходом. Не будем заходить в самые толкучки, – Пашка протягивает мне свой смартфон, чтобы я могла сравнить пройденный нами путь с тем, что предстоит еще пройти. Знание, что он действительно гораздо короче, успокоения моим ножкам не приносит.
– Паш, во сколько мы уезжаем с Термине?
– В семь надо быть на вокзале, чтобы спокойно доехать на поезде до аэропорта.
– А во сколько здесь темнеет? – ответом мне служит кокетливое пожимание плеч. Другого и не ожидаю, – тогда давай пройдем мимо фонтана де Треви ну и мимо Колизея. Хочется там медленно пройтись и даже постоять, чтобы в памяти как следует отпечаталось.
– Ок. Любой каприз. Помнится, кто-то совсем недавно жаловался на усталость.
– Пошли, – мужественно шагаю вперед, но что-то дергает меня назад, – Чернышов, перестань дурачиться, и так еле стою.
– Держи своего камикадзе, – Пашка вытаскивает мою меховушку, застрявшую в лямках его рюкзака, – видишь? Опять колечко растянулось. Кстати, я сегодня в поезде уже цеплял его к твоей сумке. Он в купе на полу валялся. Вроде сильно сжимал. Короче, не долго ему осталось болтаться.
– Давай, я попробую его привязать.
Пашка медленно выдвигается на спуск, а я старательно прилаживаю брелок к сумке. Звено между карабином и медвежонком действительно болтается скорее для красоты, а не в качестве соединительного элемента. Дерни, и меховушка опять отвалится. Запихиваю брелок в сумку, но мишка слишком большой для моей залипупочки и не дает застегнуть молнию. Догоняю ушедшего вперед Пашку и на ходу засовываю меховушку в боковой карман его рюкзака. Медвежонок, я с тобой не прощаюсь. Пусть пока твоим домом побудет Пашкин рюкзак. Не скучай, я потом что-нибудь придумаю. Мне совершенно не хочется потерять память о Мишане. И как обычно мысли об Акимове накрывают меня светлым облаком грусти.