Уля Верховская
Три крайности
Десятая жизнь кота Бориса
Жизнь первая. Осталось восемь
Эх ты, Борька! Убил крысу, притащил её домой, в хозяйский трактир. А зверюга-то была блохастая, и чума сожрала город. Тебя тоже сожрали с голодухи. Эх, Боря-Боря, что же ты наделал, негодный кот!
Жизнь вторая. Осталось семь
Ты сильно поцарапал ловца бродячих животных, который пытался тебя увезти. Итог: заражение крови и смерть. Он троих детей в одиночку воспитывал, в детский дом они попали. А ты свою жизнь на живодёрне окончил. Жалко тебя, Боря!
Жизнь третья. Осталось шесть
Взяла тебя, Боря, с улицы старушка одинокая. Много у неё дома кошек было. А ты в тот же день лужу на полу сделал. Бабка не заметила, поскользнулась, ударилась головой. Её только через два месяца нашли.
Кошки все разбежались. А тебя, Борька, бомжи прирезали. Просто так, развлечения ради. Бедный глупый кот!
Жизнь четвёртая. Осталось пять
Хозяин твой был алкоголиком. Кормить тебя забывал. А ты всё крутился около его волосатых ног, ходить мешал. Вот он однажды и споткнулся о тебя. Пьяный был, выпал в окно. С девятого этажа. Только кошки всегда приземляются на четыре лапы.
А ты всё равно с голоду в пустой квартире подох. Сам видишь, лучше тебе не стало!
Жизнь пятая. Осталось четыре
Ничего такая жизнь. Хозяева были, люди приличные. Не богатые, но и не совсем нищие. Кормить не забывали, лоток чистили исправно. Ты отжил свои одиннадцать кошачьих лет, да и помер от старости. Впустую прошло, да что вам ещё кошкам надо?
Жизнь шестая. Осталось три
Жил, как все коты, никому не мешал, никому не пакостил, пока хозяин от скуки не начал с тобой смешные видео снимать, да в интернет выкладывать. Ему – деньги, подписчикам – хорошее настроение. А ты, собственно говоря, ничего не делаешь. Звезда ты у нас, Борька, звезда!
Жизнь седьмая. Осталось две
Ты, Борис, теперь король! Хозяйка твоя – известная певица. Только в жизни у неё всё не клеилось. Депрессия, наркотики, думала с собой кончать. А нет, подобрала на улице котёночка, стала о нём заботиться. Вот и выбралась изо всей этой грязи. И тебе хорошо, долгую жизнь прожил, сытную. Ничего, собственно говоря, не сделал, а всё равно молодец!
Жизнь восьмая. Осталась одна
В проводке что-то замкнуло, пожар дома начался, пока хозяева спали. А ты не свою шкуру спасать бросился, орать начал во всё горло, людей разбудил. Никто не пострадал, даже дом не сгорел, пожарные быстро приехали. До конца жизни хозяева тебя благодарили за спасение. Умница, Боря, хороший котик!
Жизнь девятая. Больше не осталось
Хозяйская дочка во дворе играла. Мяч выкатился на дорогу, она за ним и побежала. А тут как раз машина из-за угла выехала. Ты бросился под колёса, сам погиб, а девочка спаслась. Герой ты у нас, Борис, настоящий герой!
Вы достигли нового уровня. У вас есть восемь попыток.
Жизнь первая. Осталось семь
У твоих родителей, Борис Борисович, не было ни фантазии, ни желания заниматься твоим воспитанием. Поэтому ты практически жил на улице, воровал с пяти лет, а в двенадцать стал главой настоящей банды. В шестнадцать ты застрелил беременную женщину во время ограбления банка. В восемнадцать умер от передоза.
Эх, Борис Борисович! Поганый ты человек!
У тебя осталось семь попыток.
Слепой судьбе глаза не нужны
Книги были единственным, что имело значение. Из книги рождались и книгой же становились после смерти. Вместо смерти. Родители годами писали истории, чтобы из свежей рукописи появилось дитя с заранее уготованной судьбой, которая, впрочем, далеко не всегда воплощалась в реальность, изрезанная и переделанная всякими непредвиденными или вполне ожидаемыми обстоятельствами. Задавалась лишь начальная точка истории человеческой жизни, а дальше возможны были разночтения. Никогда не знаешь наверняка, в какую сторону пойдёт главный герой жизни, ведомый неистовым характером.
Умирая, каждый член семейства превращался в книгу. Чем богаче и праведнее была душа, тем более роскошные узоры украшали её корешок, а чем насыщеннее жизнь – тем больше страниц вмешалось под твёрдой обложкой. И речи здесь не шло о событийной основе, о фабуле судьбы, ведь можно прожить ярко и полноценно, не покидая стен собственного дом или черепной коробки, путешествуя по мирам воображения, гуляя среди мыслей и великих идей. Дети усопшего аккуратно ставили книгу в огромную библиотеку, составляющую самое сердце особняка, откуда любой потомок мог взять её, чтобы с уважением и вниманием ознакомиться с жизнью и душой своего родственника.
Вместо семейного кладбища у семьи Кифаса была библиотека, а порча книги каралась самым страшным способом – посмертным сжиганием уже твоей истории. Впрочем подобные крайние меры ни разу не применялись. Разве рискнул бы кто-то целой книжной Вечностью в угоду собственной глупости или неосторожности? С книгами обращались очень аккуратно, как с любимыми людьми, трепетно и нежно.
Когда родилась Коринэ, единственная дочь и наследница Ингама Кифаса, родители с ужасом обнаружили, что её глазницы совершенно пусты. В семье, где выше всего ценилось прочтение наибольшего количества предков, а основной целью жизни было – написать истории своих детей, дабы дать продолжение роду во всей его красе, рождение слепой дочери стало настоящей катастрофой. Безутешен был любящий отец. Он потратил много лет и усилий, вложил весь свой талант, чтобы написать историю для дочери, на вторую ему не хватит уже ни лет жизни, ни воображения. Коринэ должна была стать его единственным ребёнком. Теперь род Ингама обречён был прерваться, как обрубались уже не единожды безграмотные ветви большого семейства Кифаса. Без детей, без наследия, без истории.
Бабки, читавшие все книги в библиотеке, истории будущих поколений и поколений ушедших, посовещавшись, пришли к выводу, что не могут вспомнить, чтобы хоть где-то среди многотысячной истории Коринэ Кифаса упоминались глаза. Не было описано ни их цвета, ни формы, нигде не сказано, что девушка посмотрела, бросила взгляд или увидела что-то. Ингам, тщательно составлявший судьбу дочери, щедро наделявший её всевозможными счастливыми подробностями, радостными деталями, большими и маленькими победами, попросту забыл такую мелочь, как глаза. Но жизнь не прощает небрежности.
Он поцеловал спящую дочь в сомкнутые веки, поднялся в свою комнату, опустился на колени и долго раскачивался из стороны в сторону, оплакивая своё горе. Через три дня жена подняла с пола толстый томик стихов в бархатном переплёте, расписанном золотом, и поставила его на самое видное и почётное место семейной библиотеки. После смерти Ингам стал поэмой, прекрасной и печальной.
А девочка так и осталась расти без отца да и, в общем-то, без матери. Сурима Кифаса из всех сил пыталась полюбить дочь, ставшую невольной причиной гибели обожаемого ею мужа, но так и не смогла. Один лишь взгляд на пустые глазницы Коринэ приводил женщину в отчаяние, так что она почти швыряла дитя в кроватку, и убегала в другой конец дома, чтобы обильными слезами смывать с лица своё горе и свой позор. Немного такой жизни выдержала она, бедняжка. Постоянные погружения в жалость к себе, к мужу, к их несчастному ребёнку добили хрупкую Суриму, которая так и не смогла по-настоящему полюбить незрячую дочь.
И мать умерла через год после рождения Коринэ, тихо ушла, став тоненькой, полупрозрачной книжкой из рисовою бумаги в сиреневом переплёте, повествующей и трагической и романтичной истории женщины, выданной замуж за нелюбимого и погибшей от любви к нему же. Эту брошюрку сестра Ингама положила в отдельный прозрачный ящик книжного шкафа, чтобы не испортить хрупких страниц. Редко кто осмеливался взять в руки историю Суримы Кифаса, столь возвышенной своими невероятными страданиями.
Коринэ же осталась без глаз, без судьбы, без отца и без матери, на попечении многочисленных дальних и близких родственников, которые все вместе жили в одном семейном особняке дома Кифаса, ютились к фамильной библиотеке. По наставлению тётушки девочка научилась плотно смыкать веки, чтобы не пугать окружающих клубящейся тьмой своих пустых глазниц, в каждой из которых разверзалось по бездне. Мало кто решался заглянуть туда, так что Кора привыкла скрывать своё уродство.
Никто особенно не заботился о её воспитании и образовании. Куда же ей с таким изъяном рассчитывать на удачное замужество? Да хоть на какое-нибудь замужество. Посвятить себя какому-нибудь делу девочка тоже не смогла бы. Чем же может заняться незрячая? Разве что лепить горшки из жирной глины этих земель. Но не пристало девушке из столь знатного рода, пусть даже неполноценной его части, марать руки в грязи. Так и предоставили её самой себе, позволили бесконечно бродить по дому, осторожно держась за стены, и играть с многочисленными детьми семейства Кифаса, если те не отталкивали слепую сестру.
Много времени Коринэ проводила в библиотеке, и хоть сама она не могла прочесть ни строчки, ей нравилось прикасаться к книгам, брать их на руки, баюкать, будто детей, гладить пальчиками бархатные и кожаные корешки. Сначала её боялись оставлять с книгами наедине, но заметив, что девочка предельно аккуратна со своими предками, позволили ей общаться с ними подобным образом. Пусть уж развлекается маленькая калека.
Особенно Кора любила томик отца. Поймав одну из бабок за длинный рукав широкого халата, она оттащила её в библиотеку и заставила прочитать отца вслух от корки до корки. Щурясь и с трудом разбирая буквы, старуха справилась с этой задачей за несколько недель, сумев извлечь Ингама Кифаса из его второго тела. Коринэ внимательно выслушала всю поэму и запомнила её наизусть, приучив себя повторять услышанные строки каждый вечер перед сном, чтобы легче было засыпать в воображаемых отцовских объятиях.
Потом она увлеклась резьбой. Непонятно, кто и из каких-таких необъяснимых и неподдающихся обычной человеческой логике соображений дал слепой девочке нож, но она научилась мастерски с ним управляться. Её фигурки были исполнены в такой изящной манере и так правдоподобно передавали жизненные красоты, которых Коринэ уж точно не могла увидеть в силу своей полной слепоты, что домочадцы только диву давались. Откуда этот не её опыт? Где могла она взять такие образы?
Правда, не долго длилось это увлечение. Вскоре Ган, старший брат Ингама, решительно потребовал отобрать у Коры нож и прекратить опасные игры. А раз уж девочке так хочется заняться каким-то делом, то пусть уж лучше сядет вместе с бабками ткать ковры и петь песни. Девушка подчинилась воле дяди.
Целыми днями она училась искусству ткачихи. Её узоры, сначала путанные и дикие, напоминающие безумство необузданных лесов местностей, где она никогда не бывала, со временем обрели чёткость и образность. Ей далеко не сразу удалось так подбирать и сплетать нити, чтобы они вырисовывались ровными линиями, но через какое-то время Коринэ постигла и эту науку, как постигла искусство резьбы. Правда, она не пела. Помимо зрения, судьба обделила её и музыкальным голосом. Лишь изредка девушка принималась мурлыкать нараспев стихи из отцовского тома.
Коринэ Кифаса шёл на тот момент уже шестнадцатый год. Тёмные свои волосы она заплетала в три тяжёлые косы, по одной на каждый из возрастов женщины, как обычно это делали в её краях. Когда возраст проходил, одну из кос обрезали, чтобы носительница причёски не забывала, как течёт её время. Но девушка знала, что так и отходит всю жизнь «троекосой», ведь познать таинство брака и любви ей так никогда и не будет суждено.
Мастерство её росло с каждым днём и теперь ковры Коринэ были украшены такими невероятными и замысловатыми узорами, что окружающие лишь диву давались. Люди, звери, другие города и страны, о которых девушка не могла иметь ни малейшего понятия. Среди вытканных ею фигур узнавались члены семьи, соседи и прочие горожане. И так похожи были герои её сюжетов на свои живые прообразы, что родственники не переставали удивляться: откуда Коринэ могла так точно узнать внешность своих натурщиков? Единственное, ни у кого из них на лице не было глаз, даже пустых глазниц, как у самой девушки. Видимо, она не считала эту часть тела чем-то настолько незаменимым.
Вскоре начали замечать, что сюжеты её работ приняли скверную привычку исполняться в точности. У бездетной, как считалось, соседки Ады родился наконец хорошенький ребёнок. Жена главы города и правда была застигнута со своим любовником в кровати супруга, а бедняк Рушка, что жил на самой окраине с восемью дочерьми, нашёл древний клад в своём огороде.
Горожане оживились. Целые толпы направились к дому Кифаса, чтобы узнать свою судьбу. Всем хотелось увидеть собственными глазами будущее, заключённое в переплетении нитей. Предприимчивый дядя Ган быстро сообразил брать плату за знания, столь ценные для каждого человека. И брать в десять раз дороже за покупку ковра, чтобы никто не узнал грязных секретов завтрашнего дня.
Одним июньским утром Коринэ создала особый ковёр, потрясший своим исполнением большое семейство. Все сразу же узнали три фигуры, изображённые на полотне. То был Великий Правитель, Песчаная Женщина и сама Коринэ, стоящие в гостиной дома Кифаса. Стало понятно, что пора готовиться к приходу гостей.
В самом деле, не прошло и нескольких дней, как Великий Правитель вместе со своей прекрасной наложницей проездом оказались в их городе. Услышав о девушке, умеющей воплощать несуществующее в материальное, они решили навестить её дом. Песчаная Женщина, дитя бескрайней пустыни, тоже добывала удивительные знания из ничего, чем и заслужила любовь и уважение своего господина. Её носили на руках в огромной золотой клетке, уставленной роскошной мебелью, чтобы обеспечить полный покой и все возможные удобства любимице Правителя.
Когда вся пышная свита заполнила собой дом Кифаса, который сразу будто бы съёжился в волнении и почтении перед наплывом столь знатных гостей, золотую клетку двенадцать сильных рабов поставили прямо перед Коринэ, сидевший, опустив голову, на полу. Песчаная Женщина поднялась со своего ложа и подошла к прутьям клетки. Тонкая полоска песка тянулась за ней следом, а шаги её босых ног напоминали шелест барханов.
Женщина внимательно оглядела девушку, окружённую своими коврами, жестом попросила поднести поближе тот, что изображал их с Великим Повелителем приезд. Долго она молчала, изучая работу Коры, и все молчали вслед за ней. Потом она отошла на середину клетки, взмахнула рукавом своего золотого одеяния, и вслед за движением её руки рассыпались золотые искры. Песчаные завихрения упали на пол, и женщина внимательно вгляделась в сложившиеся узоры.
– Ты не провидица, – сказала она наконец. – Я вижу будущее, прошлое и настоящее. Ты же не видишь ничего. Ты его создаёшь. Твоя слепота не позволяет тебе изучать этот мир, но ты можешь менять его с помощью своего ткацкого искусства. Ты не предсказываешь события, ты их вызываешь. Ты не предсказала визит Великого Правителя, ты призвала нас сюда. Мой господин, – произнесла она, обращаясь к своему хозяину, возьми эту девушку в свой дворец. Она поможет тебе достичь того величия, а котором ты мечтаешь.
Великий Правитель, как всегда, внимательно прислушивающийся к словам своей мудрой наложницы, согласился с ней и на этот раз. Коринэ была передана в собственность правителя страны вместе со всеми своими коврами.
Она не жалела о том, что приходится покидать родной дом, который никогда не был ей по-настоящему родным. Жаль ей было лишь двух книг, томящихся на полках семейной библиотеки: Ингама и Суримы Кифаса. Отца она знала наизусть, а вот к матери ей так и не дали притронуться, но их близость укутывала её душу в тёплое осознание, что и она некогда была нужна на этом свете. Теперь же приходилось смириться с разлукой и вечным одиночеством. Семье Кифаса щедро заплатили за потерю столь ценной своей части, так что дядюшка Ган не стал возражать против отъезда Коринэ. Только старухи оплакивали утрату любимой внучки и правнучки, которая полюбилась им за годы совместной работы своим усердием и спокойствием.
Кору посадили в одну клетку с Песчаной Женщиной и увезли в столицу. Всю дорогу провела она в беседах с наложницей Великого Правителя. Та рассказывала, как выросла в пустыни, рождённая из самого горячего её песка, без отца и матери, как плясала среди барханов и читала истории и судьбы в переливах песчаной бури. Как попала в плен Королю Пустыни и как он принуждал девушку помогать ему в его жестоких и грязных делах. Как пал Король Пустыни перед могучей силой Великого Правителя. Как милостивый господин взял её в свой дворец и сделал своей правой рукой, мудрой советницей, знающей всё. За время поездки женщины стали настоящими подругами, ведь им предстояло работать вместе ради блага своего народа.
Так и стала Коринэ Кифаса третим лицом в стране. Она жила в роскошных покоях в окружении множества слуг, которые предугадывали каждое её желание, носили по дворцу в роскошном паланкине, а самые красноречивые певцы и сказители в красках описывали ей убранство дворца и всё происходящее вокруг, полностью заменив девушке отсутствующее зрение. Целые дни Кора проводила рядом с правителем и Песчаной Женщиной. Последняя рассыпала пески по полу своей клетки и, всматриваясь в них, давала советы своему господину, как лучше поступить, чтобы привести их страну к величию, а Коринэ ткала ковры, переплетая нити судеб и реальностей. И вскоре маленькая жаркая страна начала расправлять крылышки.
Раздвигались границы, насаждались новые законы, прибавлялся политический вес. Всему миру пришлось считаться со словом Великого Правителя, ведь его армии были непобедимы, а действия точны и решительны. Эта троица была неудержима, и наверное, так и захватила бы все земли от южных морей и до северных гор, но Коринэ начала терять силы.
Её ковры по-прежнему были красивы и искусны, и занимали порой целые комнаты, так много нужно было вместить в них воли правителя. Но воля его неизменно искажалась и трактовалась не так, как ему бы хотелось. Впервые его армии узнали, что такое поражение. Территории отрезались, словно движением огромного ножа, и хоть потери были в общем масштабе были не так уж трагичны, Великий Правитель впервые призадумался, чего ради страдает его народ? Не ведёт ли он, желавший поставить на колени весь мир, свою империю в бездну? Не обрекает ли на погибель, как пали до неё столько других амбициозных и жадных цивилизаций?
К тому же, новые беды постигли Великого Правителя: он просил Кору сотворить для него сына, смелого и милосердного, как он сам. Но в положенный срок его супруга разрешилась от бремени маленькой хорошенькой девочкой, и это стало полной неожиданностью для повелителя, который привык, что его желания сбываются так, как ему того хочется. И хотя малышка была прекрасна, как полная золотая луна, Великий Правитель погрузился в мрачные размышления: уж не прогневались на него боги за гордыню, раз даже его главная помощница, которая ни разу не подводила его за эти годы, оказалась бессильна перед лицом их воли.
И поумерил Правитель свой завоевательный пыл, направив силы на процветание своего народа, раз уж новые земли не даются ему больше с такой лёгкостью. Строились новый города, развивалось образование, росли семьи. Страна, пусть и не разлилась на весь материк, как чернильное пятно по карте, но точно стала одной из самых богатых и развитых.
И лишь Коринэ Кифаса и Песчаная Женщина знали, в чём причина его поражений. Каждый день они подолгу беседовали, сидя клетке наложницы Правителя. Предсказательница полулежала на кушетке, попивая пряный напиток из украшенной камнями драгоценной чаши. Коринэ устроилась на подушках на полу и расчёсывала роскошные локоны маленькой дочки Повелителя.
– Когда ты уходишь, Ткачиха? – спросила Песчаная женщина, полуприкрыв глаза.
– С наступлением нового месяца, – ответила Кифаса, которая глаз не открывала никогда.
– А Повелитель знает?
– Нет, конечно, нет. Но он и не стал бы меня останавливать, ибо теперь считает совершенно бесполезной.
– Иногда это очень хорошо – быть бесполезной. Или считаться таковой.
– Я тоже так думаю, – просто заметила Коринэ, чьи три косы заметно посветлели и поредели за долгие годы службы.
– Куда теперь отправишься? – спросила Провидица так, будто и не знала сама.
– Найду какой-нибудь тихий город, буду ткать ковры. Обычные, без судеб и узоров. Мои силы и правда изрядно иссякли за это время.
– Тебя ждёт хорошая, достойная старость, – кивнула Песчаная женщина. – Ты много трудилась и сделала свой народ великим. И вовремя смогла остановиться. И остановить его.
– Ты же сама мне сказала, что нужно делать, – пожала плечами Коринэ. – Ты увидела, кем он станет, если не прекратит идти туда, куда идёт.
– Да-да, мы предотвратили восхождение нового тирана, в которого господин постепенно превращался, а сын его стал бы ещё более жестоким и деспотичным, чем отец. Мы остановили реки крови, спасли сотни тысяч невинно страдающих душ, не дали ему запятнать свою репутацию бесконечной жаждой завоеваний всё новых и новых территорий любой ценой. Пусть же в памяти потомков он останется Великим Правителем, а не жестоким и кровожадным. И дочь его станет великой и мудрой повелительницей своему народу.
– Да будет так! – кивнула Коринэ Кифаса.
С началом месяца она навсегда покинула дворец и уехала в маленький тихий городок, где открыла свою собственную лавку ковров. Её изделия продавались хорошо, но былого успеха она не имела, ведь теперь она ткала обычные ковры, красивые и мягкие, но никак не влияющие на ход истории. Но она не искала успеха и славы. Она просто хотела дожить свой век, прежде чем превратится в пёстрый томик хороших сказок, половина из которых будет правдой, а половина станет ею однажды. Она просто хотела превратиться в книгу, как и все, принадлежащие роду Кифаса.