Уля Верховская
Три крайности
Тройная бутилированная беда
Даже обидно как-то, что именно Марго нашла ту бутылку. Это ведь она была единственным членом нашей компашки, кто не скучал на дурацком острове. Марго твёрдо решила насладиться каждой минутой, каждой копейкой, заплаченной за отпуск. «За что уплочено должно быть проглочено!» – в очередной раз объявляла она и отправлялась ловить рыбу, купаться в изумительно чистой и тёплой воде, слушать пьянящие крики чаек. Но наш путь был иным: мы ныли.
– Нафига мы вообще сюда припёрлись? – в очередной раз вздыхал Антон, для друзей Тонька. – Скучно, солнечно, море там всякое, чайки, ракушки, бар, all inclusive – что тут делать-то? Лежать и загорать целыми днями, что ли?
– Ага, первые три дня было прикольно, конечно, но теперь не то. Поработал бы лучше в это время, что ли, – поддакнул Женька.
– Ага, – я поправила солнцезащитные очки и погрузила ногу поглубже в тёплый бархат песка, – этот ваш отдых сильно переоценён.
– Определённо, – поддакнул Женька.
– Ребята, смотрите, что я нашла! – закрыв собой безжалостно-прекрасное солнце, передо мной выросла увенчанная нелепой панамкой фигура Марго.
– Бутылка, вау! – приподнял левую бровь Тонька. – Общество заботы о чистоте пляжа может тобой гордиться!
– Это не просто бутылка, это очень загадочная бутылка! Смотрите, какая она глиняная, запечатанная и со странным символом. Как вы думаете, что там?
– Карта сокровищ?
– Джинн?
– Записка с просьбой спасти кого-то с необитаемого острова?
– Давайте откроем и узнаем!
Пробка поддалась на удивление легко. В бутылке оказалось… сразу всё. На песок вывалилась карта сокровищ, написанное кровью письмо и жутко недовольный джинн.
– Совсем обалдели! – набросился он на нас с упрёками. – Зачем меня надо было выпускать, вот кто вас просил?
– Э-э-э, ну ведь ты был там заточён, так? – уточнил Тоня.
– Да, был. И отлично себе существовал! Так нет же, припёрлись, вытолкали в суровую, обдуваемую всеми ветрами пустошь реальности, ещё и общаться с людьми заставили! За что?
– Джинн-интроверт, – покачал головой мой друг.
– Просто уму непостижимо! – поддакнул Женька.
– Но раз уж ты здесь, то должен выполнить три наших желания, так ведь? – захлопала в ладоши Марго. – Во-первых, спаси с необитаемого острова тех бедняг из записки. Во-вторых, откопай для нас клад. А в-третьих…
– Ну уж нет, это миф! – рассмеялся джинн. – Лучше я вас убью, что бы чтобы неповадно было! Я очень зол на всех вас!
– Зашибись, Марго! – бросил грозный взгляд на подругу Тоня. – Стало, конечно, намного лучше!
– Да ну тебя, Антон, я хотя бы пыталась устроить что-то интересненькое! – закатила глаза Марго.
– Получилось, поздравляю! По-моему, умирать неинтересно, но, может, ты считаешь иначе?
– Нет, я считаю так же.
Повисла напряжённая тишина. Прервать её решилась я.
– А вы, вообще-то, верите в джиннов?
– А как в них не верить? – опешил Антон. – Вот же он, прямо перед нами.
– Да, но лично я в него не верю, – настаивала я на своём. – Я твёрдо знаю, что никаких джиннов не существует. А поскольку реальность субъективна, то этот конкретный джинн ничем нам навредить не может, потому что его просто-напросто нет.
– То, во что ты не веришь, не существует, – начал понимать Тоня. – Тогда я тоже в него не верю!
– И я! – поддакнул Женька.
– Но ведь, но ведь…
– Марго!
– Ладно, ладно, будь по-вашему! Я тоже в него не верю!
– Да ну вас всех! – вздохнул джинн и исчез, будто его никогда и не было.
– Давайте, что ли, хоть тех бедняг спасём с острова? – тоскливо предложила Марго. – Или клад отыщем.
– Да ты посмотри на состояние этого письма – там спасать-то уже лет двести как некого, – хмыкнул Антон. – А клад-то нам нафига? Мы тусим на дорогом курорте по программе «All inclusive», лично мне денег хватает.
– И мне, – поддакнул Женя.
– Да ну вас! – вздохнула Марго и отправилась собирать ракушки.
– Скучно! – тоскливо протянула я. – И что тут делать-то ещё целых десять дней?
С мертвецами в online
Изначально по физике у меня всë было откровенно хреново. Потому что физик был явным психом, а я полным дебилом, в плане способностей к наукам уж точно.
Потом сосед по парте Афанасий предложил гениальный план. Мне до сих пор непонятно, отчего больше никому эта мысль в голову не взбрела. Хотя… А кто их знает, этих закоренелых отличников, матёрых ботанов, которые получают исключительно высшие оценки, выглядя при этом свежо и бодро, будто и не учатся вовсе, а, как нормальные люди, спят по ночам. Кто их знает, может они тоже халтурят!
Ну так вот, раньше я над каждой задачкой сидел и мучился по два часа с минимальным, прямо-таки отрицательным результатом. Или же смотрел на неё две секунды, а потом бросал всё к чертям. Но теперь я начал учиться легко и продуктивно.
Достаю учебник, читаю задачу, достаю ноутбук, открываю почту, пишу боту: «Товарищ Альберт, помогите решить задачу: лыжник спускается с горы с постоянным ускорением…» Вот и всë. Покойный уже почти как сотню лет Альберт Эйнштейн решает за меня домашку по физике, остаётся только всë переписать в тетрадь. А ведь он ещë и подробно объясняет мне каждую закорючку, очень вежливый тип! И отчисление мне из-за несчастной физики больше не грозит, красота!
Говорят, раньше существовали специальные сайты, на которые добрые люди сливали ответы на все задания. Сейчас с этим стало строже, всë забанили, не оставив никакой возможности для среднестатистического ученика откосить от учёбы! Но, как говорится, хочешь деградировать – умей вертеться!
О чатах с покойниками я, конечно, слышал и раньше, но не слишком-то интересовался. Думал, что эта фигня только для безутешных родственников и вдов, к делу это не приспособишь. Да, можно пообщаться с умершим человеком, будто с живым, специальный бот будет тебе отвечать так, как ответил бы сам мертвец. Одна засада: код для доступа к чату можно получить только непосредственно на могиле, никак иначе.
Гениальная идея посетила Афанасия, когда он с родителями посещал музей здравоохранения и медицины, убей не помню, где он находится. Там как раз хранится то ли прах, то ли что-то ещё, оставшееся от некогда известного физика Эйнштейна.
И тогда Афанасия как громом поразило: почему бы не приспособить гениальный мозг учёного для помощи его менее одарённым потомкам? Вот так мы и начали пропускать все свои домашки через бота.
Что интересно, пока я, значит, списывал у Эйнштейна, я начал что-то в физике понимать. Даже экзамен решил сдавать. Мать не нарадуется!
Так что я хочу ещë одну еë мечту воплотить: стать поэтом. Очень уж она Пушкина любит!
Пришлось смотаться в Псков, отыскать могилу этого самого Пушкина, чтобы получить код. А там уж остаётся только запросить новое стихотворение, выдать за своё и прославиться.
Я даже конкурс подходящий нашёл, как раз «Соискание литературной премии имени Пушкина» называется.
«Буря мглою небо кроет,
Где-то стонет, что-то моет,
Ой, не шляйся за порог,
Отморозишь себе бок!
Буря мглою небо кроет,
I'm sexy and I know it.
Тихо шифером шурша,
Крыша едет не спеша!»
Мать будет рада!
Надо сохраняться!
Широким движением разлетаются по холсту щедрые сочные мазки. Плавно, не торопясь творится магия. Искусство требует жертв и не терпит спешки. Шедевры рождаются в восторге и мучении, самозабвении и страхе.
Чуть откидываюсь назад, прищуриваюсь. Вблизи выглядит неплохо, даже очень, если моё мнение принимается в качестве экспертного.
Поднимаюсь с места, палитра угрожающе нависает над некогда белой полотняной юбкой, которая теперь являет истинное воплощение мечты импрессионистов. Её испачкать, конечно, не жалко: новые пятна только дополнят сложившийся узор, но заново раскладывать краски всё равно не хочется.
Пячусь, пока лопатки не упираются в до смерти надоевшую серую стену, кисть, зажатая в правой руке, оставляет смелый багровый росчерк на монохромной поверхности. Чёрт, нужно будет смыть, пока хозяйка не увидела, а то снова сдерёт штраф за порчу имущества, чем я буду платить? Поворачиваю голову то так, то эдак, приседаю, привстаю на цыпочки, прищуриваюсь, расфокусирую зрение – шедевр, как ни посмотри!
Довольная, сажусь на место, отпиваю из кружки, в которой концентрация краски примерно равна концентрации чая. Что ж, опять моя чудовищная невнимательность!
Интересно, насколько они токсичны, эти дешёвенькие краски? Не в смысле, что лезут с неприятными замечаниями или дают непрошеные советы, а в самом прямом, химическом значении слова? Через сколько месяцев мой организм накопит смертельную дозу? В конце концов, это же так поэтично: умереть, отдавшись любимому делу, принеся себя в жертву искусству!
Но пока я умирать не собираюсь, даже во имя высшей цели.
Окидываю быстрым взглядом свою-чужую спальню, она же мастерская, гостиная, столовая, кухня, поэтический клуб, а порой и фитнес-зал, но очень редко. Живём мы небогато: просевшая до самого пола железная кровать, прикрывшая свою наготу тоненьким матрасом и горой одежды, некачественная подделка под Моне в «красном углу» комнаты, различные шедевры искусства макраме, сглаживающие тут и там серую убогость скромного быта, да любимый фикус Игнат Аполлонович, лучший друг и спутник во всех переездах.
«Моя коморка сера и убога,
Сюда не ходи, не гневи лучше Бога!» – сами собой складываются строки. На всякий случай запишу на полях скетчбука, авось пригодится!
Стипендия, кажется, почти кончилась, чайный пакетик придётся использовать ещё несколько раз. А потом – ровно как в известном анекдоте: «Ниточка у него оторвалась! А рук-таки совсем нет пришить?» М-да, нужно срочно искать новую работу, иначе с ума сойду от нехватки чая в организме. Что же делать, из кофейни меня попёрли за драку с клиентом: не сошлись взглядами по поводу творчества Ван Гога. Нужно было беседовать о политике – всё бы закончилось мирно. А, чего уж теперь!
Поднимаюсь, ещё раз окидываю ласковым взглядом новорожденное творение. Потягиваюсь, подставляя лицо скудным лучам солнца, проникающим в моё аскетичное жильё сквозь грязное окно. Затёкшую ногу тут же сводит лёгкой судорогой, чертыхаюсь и ещё пять минут сижу на полу, разминая голень.
Умыться, выпрыгнуть из высокохудожественно запятнанной юбки и нырнуть в рваные (это вовсе не дань моде) джинсы – дело трёх минут. Набросить узорчатый свитер, собрать волосы в кривой пучок, уложить ещё не высохшую до конца картину в футляр (лишь бы не размазалась!), крикнуть: «До вечера, Игнат Аполлонович!» – и выскочить за дверь – ещё пять. Отлично, пока не опаздываю!
Момент, когда «ой, ещё куча времени» переходит в «вот же, твою ж…» я никогда не успеваю заметить. Мрачные лица прохожих, весёленькие старые дома с обвалившейся местами штукатуркой, сухие скелеты деревьев сливаются в бесконечное колесо образов, фигур, слов…
– Опять опаздываете?
– Прошу прощения, профессор, – робко уверяю я и вываливаю на мольберт свой шедевр.
– Что ж, весьма недурно, – подслеповато щурясь, оценивает преподаватель. – Вы явно доработали этот пейзаж. Какие выразительные блики, надо же! Что ж, зачёт!
Эту картину я не могла доработать, потому что села за неё только сегодня ночью. Профессор видит её в первый раз, ну да ладно. С выводом я полностью согласна – шедевр!
На выходе из аудитории меня встречают взволнованные одногруппники:
– Ну что? Сдала? Что сказали?
– Высший балл! – пожимаю плечами я, скромно опустив глаза в пол. – Что ж, сегодня меня не отчислили.
– А, тогда поздравляем, ты большая молодец, – говорят они как-то без восклицательного знака в интонации. Мне слышится даже некоторое разочарование.
– Ну, всем пока!
Я выбегаю из академии, пританцовывая. На душе легко! Мир снова стал праздничным и классным.
Вернувшись домой, я долго сижу напротив картины, потягиваю чайную жижу из кружки с изображением австралийского зяблика.
Мне немного грустно, как и всегда в момент перезагрузки. Это и правда лучшая работа. Сошлось всё: плавность линий, мягкость закатных красок, совершенство форм и очертаний, которые выражают что-то моё, что-то по-настоящему моё. Чувство? Настроение? Душу?
Что ж, будут картины и лучше!
Я медленно тянусь к пульту, вздыхаю, вдавливаю указательный палец в кнопку. Ну вот и всё – откат! Холст снова бел, как моё лицо после поездки на «американских горках», тюбики полны красок, палитра чиста, в кружке свежезаваренный чай. Всё, как и в момент сохранения. Пора снова браться за кисти!
Наверное, я по-дурацки трачу свой талант сохранять определённые вещи в жизни, как в компьютерной игре, а потом возвращаться к первоначальному моменту. Опять оказываться в исходной точке, где героя ещё не съела чупакабра, и можно пробовать снова, снова и снова, пока не пройдёшь на следующий уровень. А я вот так же умею в реальной жизни использовать бесконечное число попыток, и это бывает очень полезно.
Что поделать бедному художнику, который не может позволить больше одного холста, набора красок и кистей?
Разве что вечно писать и стирать, начинать всё заново, чтобы снова уничтожить? Тяжела судьба служителя искусства!
Зато вовремя
Есть у меня одна суперспособность…
Нет, не так. Сначала не было у меня никакой суперспособности, а была супернеспособность приходить вовремя. Я опаздывала виртуозно и профессионально.
Научилась с грацией настоящего легкоатлета метать тяжеленные чемоданы в последний вагон уходящего поезда, куда вслед за ними в небывалом балетном па устремлялась и моя тушка, вспотевшая от спринтерского бега по вокзалу. Ежедневно выполняла изящный цирковой трюк, одновременно крася ресницы, придумывая десятитысячную отмазку для начальника, просматривая новости и ведя машину. Мои оправдания были витиеваты, многословны и доходчивы. Я вкладывала в них столько чувства, а также литературного и актёрского мастерства, что мне верили поневоле. К тому же, говорят, у меня на удивление честные глаза. Дошло до того, что друзья бессовестно мне лгали о времени начала встречи, чтобы был хоть какой-то шанс увидеть меня на своём пороге во время, относительно близкое к назначенному. Но даже это редко срабатывало.
Правда, иногда я впадала в другую крайность. В такие дни мне приходилось непринуждённо болтать с сонными бомжами, сидя на ступеньках перед офисом, куда не пришли ещё даже утренние уборщицы и где унылый сквозняк гонял по пустым коридорам одинокий пакетик из-под чипсов. В такие дни робкие рассветные лучи заставали меня, ожидающую ночного вылета, в пустынном кафетерии аэропорта. В такие дни я уже в пять утра бодро стучала в двери ещё мирно спящих друзей, опрометчиво пригласивших меня на ужин.
А в остальном я была очень хорошей девочкой. И поэтому именно мне сделали особое предложение по специальной программе для очень хороших девочек: выбрать себе любую суперспособность или же превратить накопившиеся бонусы в плюсики для кармы, дабы использовать их в следующей жизни для получения лучшей инкарнации. Я выбрала первое.
И тогда я стала абсолютно везде приходить вовремя.
В первый день мне совершенно необходимо было успеть на одну важную рабочую встречу. Я поднялась по будильнику, поела, собрала вещи, накрасилась, вдумчиво выбрала одежду и вышла из дома аккурат, чтобы успеть к назначенному времени. Напевая песенку из рекламы, я погрузила себя в лифт, с удовольствием отмечая, что предложение оказалось не разводом, как я подумала сначала, а очень даже выгодной акцией. Бум! Лифт качнулся, нервно моргнул светом треснувшей лампы и остановился.
«Всё-таки развод», – обречённо подумала я.
Через полтора часа лифтёр вызволил меня из железного плена, я хмуро залезла в машину и поехала на совещание, с ужасом воображая, в какой аппетитный фарш перекрутит меня любимый начальник. Отмазка с лифтом была уже не раз израсходована, а придумывать новую у меня не было ни сил, ни настроения.
Когда я наконец оказалась на месте, начальник взглянул на меня с одобрением и даже некоторым восхищением.
– Надо же, впервые вовремя!
Я изо всех сил постаралась не упасть в его глазах:
– Да, конечно, самодисциплина – это главное.
Отойдя в сторонку, я тихо поинтересовалась у коллеги:
– А почему мы до сих пор не начали?
– Ну мы же перенесли на два часа, ты разве не видела сообщения в чате?
«Однако, – подумала я. – То есть, всё-таки вовремя».
С тех пор, если куда-то опаздывала я, опаздывали все. Фильм начинался на полчаса позже заявленного, поезд выходил из строя, самолёт задерживался из-за непогоды, мой парень внезапно был вынужден принимать трудные роды у своей кошки, пока я стояла в полуторачасовой пробке на пути к месту свидания. Если я умудрялась выйти из дома заранее, то происходило что-то вынуждавшее меня притормозить. Я вспоминала, что забыла выключить утюг, бегала пополнять баланс проездного в самый дальний автомат, потому что все ближайшие не работали, стояла долгую очередь за кофе, заправляла машину…
Я везде стала приходить вовремя: ни минутой позже, ни секундой раньше.
Если же событие внезапно отменялось… О, тут было хуже всего! Я не приходила вовсе: поскальзывалась на лестнице и ломала ногу, внезапно сваливалась с гриппом, попадала под колёса очумелого электросамокатчика.
Меня рано или поздно прикончило бы одним из этих происшествий, но всё закончилось через полгода. Дело в том, что из-за этих неприятностей я произнесла столько «ласковых» слов в адрес учредителей той акции, что была, в конце концов, вычеркнута из списка очень хороших девочек и понижена до уровня «так себе девочка», лишившись при этом всех привилегий.
Что ж, жаль, конечно, вот так потерять потенциальные плюсики в карму, но всё к лучшему. Я снова опаздываю всегда и везде и при этом абсолютно счастлива.
А плюсики я, наверное, как-нибудь сама заработаю. Или переведут меня в тело змеи после смерти, что ж плохого? Лежишь себе на камушке, шипишь, прохожих пугаешь. Никуда не надо, значит, никуда и не опаздываешь – сказка, а не жизнь!
Хроники Акаши
– Кто ты, о человек?
– Я искатель, алчущий Знания!
– Как ты попал сюда, искатель?
– С помощью упорного труда и долгих медитаций.
– Знаешь ли ты, куда попал?
– В великий Зал Записей, известный так же под именем «Хроники Акаши», место, где хранятся все истины, доступные и недоступные сознанию человека.
– Знаешь ли ты, кто я?
– Ты – Абсолютное существо, стерегущее Зал, бессмертный защитник всех знаний, собранных богами и людьми.
– Много ужасов ты открыл для себя во время скитаний по этим комнатам. Ты на своей шкуре почувствовал боль, которая необходима для получения истинного знания. Ты прош`л мимо демонов-охранников, ты сразился с адскими тварями, вышедшими из абсолютной тьмы, и победил их. Ты доказал, что достоин получить доступ к Хранилищу.
Теперь, когда ты лежишь у ног моих, ответь: ради чего ты проделал весь этот великий путь, какой правды ты алчешь?..
– Так я это, ответы на контрольную по матеше хотел узнать. Она итоговая, а там трояк в четверти светит. А я ни черта в этой теме не понимаю. Помоги, а?..
Негатив
Почему
Почему, объясни мне. Все эти годы, а их прошло, знаешь ли, немало, я задавалась одним-единственным вопросом: почему?
Я лежала ночами на остывшей постели, слушая грохот взрывов, и кусала губы, чтобы не закричать от боли и страха. Я вспоминала твоё лицо. Твои застывшие навеки глаза.
Почему ты это сделал? Тогда, на фронте, ты мог умереть тысячу раз. Тебе оторвало ногу, но ты выжил. На старом костыле ты пришёл домой, постаревший на десять лет, и я плакала от счастья, потому что ты был жив. Ты часто смотрел на меня невидящим взглядом и не откликался, когда я звала тебя, но ты был жив. Так почему же?
Ночи без тебя были самыми страшными. Когда над головой летали самолёты и сбрасывали на деревню тяжёлые железные бомбы, которые, словно камни, валились нам на голову, я думала о том, что тебе там, в грязных окопах, среди трупов и огня, должно быть, намного страшнее, чем мне.
Но когда ты умер, когда ты исчез, мне уже было нечем себя утешать. Осталась только холодная постель, горячее небо, разорванное взрывами, и маленький тёплый кусочек жизни у меня в животе.
Да, ты так и не узнал, что стал отцом. Это произошло через семь с половиной месяцев после твоей смерти. Тогда я всë ещë видела твои пустые глаза, засыпая.
Почему ты не погиб на войне? Почему ты решил окончить свою жизнь у нас в сарае? Просто так, не прощаясь, без предсмертной записки. Почему я получила твоё застывшее тело и брошенный, ненужный костыль, вместо треугольного письма? Я бы горевала и плакала ночами в подушку, как любая порядочная вдова. Мне не приходилось бы выкрикивать раз за разом в темноту комнаты прощальное: «почему?! почему? почему…»
Ты так и не увидел своего сына. Он унаследовал твои глаза. И когда я смотрю в них, то вспоминаю твой мёртвый взгляд. И тогда я вздрагиваю, прижимаю его к груди и в сотый раз приношу клятву вечно защищать его. Не дать ему умереть, как умер ты: без надежды, от отчаянья.
Ты так и не увидел победы. Да, ты не дожил до неё совсем чуть-чуть. Ты не был на этом празднике, ты не победил. Ты так и остался проигравшим, свисающим с балки сарая неудачником.
А я победила. Победила смерть, победила войну, победила страх. Победила тебя, перестав задаваться бессмысленным вопросом «почему». Да, мне стало это безразлично. Какая разница, почему? Тебя уже нет. Да и меня нет тоже. Я умерла, много лет спустя, вырастив сына, которому всю жизнь врала, будто ты погиб на войне. Умерла, окружённая детьми и внуками. Да, у меня были ещë дети, от другого мужчины. И я умерла победителем.
Да нет, не так. Кому я вру? Не было никакой победы, не было долгой и счастливой жизни. Сына твоего тоже не стало. Он умер вскоре после рождения. Ему повезло. Он не увидел, как разрушился и сломался мир. И ты не увидел. Зато я почувствовала это в полной мере.
Знаешь ли, я умерла в концлагере, перегрызя себе вены. Потому что не было сил терпеть, не было сил смотреть на ад, в который они превратили нашу землю. Да и на то, чтобы умереть, едва хватило сил.
В последние секунды своей жизни я пыталась понять, почему. Почему я верила, верила в тебя, в себя, в победу, в долгую и счастливую жизнь? Ведь не бывает здесь счастливых концов, нет их. Есть только боль, страх и отчаянье. И, знаешь ли, в итоге я поняла, что ты был, чёрт тебя дери, прав, когда вешался в нашем сарае.