bannerbannerbanner
Базар житейской суеты. Часть 3

Уильям Мейкпис Теккерей
Базар житейской суеты. Часть 3

Полная версия

Въ обществѣ выздоравливающаго сержанта, мистеръ Осбордъ немедленно предпринялъ путешествіе на поля Ватерлоо и Quatre-Bras. тысячи его соотечественниковъ совершали въ ту пору такія же поѣздки. Мистеръ Осборнъ посадилъ сержанта съ собою въ коляску, и отправился подъ его руководствомъ обозрѣвать поля, орошенныя британской кровью. Ему указали на пунктъ дороги, гдѣ впервые Трильйонный полкъ вступилъ въ дѣйствіе съ французской кавалеріей, которая преслѣдовала и тѣснила отступавшіе полки Бельгійцевъ. Вотъ то самое мѣсто, гдѣ благородный капитанъ Осборнъ поразилъ наповалъ французскаго офицера, отнимавшаго знамя у молодого прапорщика Стоббля: сержанты, охранявшіе знамя, были уже изрублены въ куски. По этой же дорогѣ они отступили на другой день, и вотъ знаменитый берегъ, гдѣ Трильйонный полкъ, подъ дождемъ и ненастьемъ, расположился бивуакомъ въ ночь на семнадцатое іюня. Немного подальше была позиція, которую они, прикрытые противоположнымъ берегомъ отъ неистовыхъ залповъ французской артиллеріи, заняли и удерживали впродолженіе слѣдующаго дня, безпрестанно отражая натискъ непріятельской кавалеріи. Вотъ здѣсь, на этомъ самомъ склонѣ, ввечеру, когда британскія колонны, повинуясь командѣ генераловъ, храбро выступили впередъ для окончательнаго пораженія отступившаго непріятеля, капитанъ Осборнъ закричалъ «ура», и размахивая своею шпагой, палъ навзничь, прострѣленный навылетъ непріятельскою пулей.

– Майоръ Доббинъ отвезъ въ Брюссель тѣло капитана, и похоронилъ его съ приличными почестями, заключилъ сержантъ тихимъ голосомъ. Это ужь, конечно, вы знаете, сэръ.

Когда солдатъ расказывалъ эту печальную повѣстъ, сметливые промышленики, готовые торговать всѣмъ что ни попало, обступили со всѣхъ сторонъ мистера Осборна, предлагая ему кресты, эполеты, орлы, изрубленныя кирасы и другіе остатки, подобранные ими послѣ сраженія на полѣ битвы.

Обозрѣвъ всѣ эти сцены послѣднихъ подвиговъ Джорджа; мистеръ Осборнъ щедро наградилъ своего проводника. Мѣсто, гдѣ похоронили его сына, онъ уже видѣлъ. Мистеръ Осборнъ съѣздилъ туда немедленно по прибытіи въ Брюссель. Тѣло Джорджа покоилось недалеко отъ города, на живописномъ Лекенскомъ кладбищѣ, гдѣ онъ самъ изъявилъ желаніе имѣть свою могилу, когда разъ случилось ему быть здѣсь съ веселыми джентльменами и леди, предпринимавшими загородную прогулку. майоръ Доббинъ положилъ своего друга въ уединенномъ углу сада, огражденномъ небольшимъ заборомъ отъ безконечнаго ряда склеповъ, палисадниковъ и кустовъ, гдѣ хоронили католическихъ покойниковъ. Старику Осборну показалось униженіемъ, что сынъ его, англійскій джентльменъ и капитанъ славной британской арміи, лежитъ вдали отъ мѣста; гдѣ погребены были другіе иностранцы. Кто изъ насъ можетъ опредѣлить вѣрно и точно, въ какой степени собственное наше тщеславіе проглядываетъ черезъ уваженіе къ милымъ для насъ особамъ, и въ какой мѣрѣ проникается эгоизмомъ чувство нашей нѣжнѣйшей любви? Мистеръ Осборнъ не размышлялъ объ этомъ, и не трудился объяснить, какимъ образомъ въ его натурѣ грубый эгоизмъ боролся съ благороднѣйшимъ инстинктомъ. Онъ твердо вѣрилъ въ непогрѣшительность всѣхъ своихъ поступковъ, и былъ убѣжденъ, что личное его мнѣніе для всѣхъ и каждаго должно имѣть силу непреложнаго закона. Его ненависть и злоба, какъ жало осы или змѣи, вооружались противъ всего, что преграждало ему дорогу. Онъ гордился своею ненавистью, какъ и всѣми чувствованіями, волновавшими его грудь. Быть всегда правымъ, идти впередъ зажмуря глаза и не встрѣчать нигдѣ ни малѣйшихъ сомнѣній – увы! какъ много философовъ на базарѣ житейской суеты, умозрительныхъ и практическихъ, которые безумно слѣдуютъ этому принципу?

Возвращаясъ съ ватерлооскаго поля уже на закатѣ солнца, мистеръ Осборнъ встрѣтилъ недалеко отъ городскихъ воротъ другую коляску, гдѣ сидѣли молодой джентльменъ и двѣ женщины, сопровождаемыя офицеромъ, ѣхавшимъ верхомъ подлѣ ихъ barouche. Сержантъ, ѣхавшій съ мистеромъ Осборномъ, дотронулся до своей фуражки, отдавая честь офицеру, и тотъ машинально отвѣтилъ на его привѣтъ. Вдругъ Осборнъ задрожалъ и отпрянулъ назадъ, къ изумленію сержанта, вперившаго въ него свои глаза. Въ коляскѣ была Амелія съ молодымъ хромоногимъ прапорщикомъ, и насупротивъ нихъ сидѣла ея неизмѣнно-вѣрная подруга, мистриссъ полковница Одаудъ. Да, то была Амелія; но какъ она непохожа была на ту миловидную, свѣженькую дѣвушку, которую зналъ мистеръ Осборнъ! Она была теперь и блѣдна, и худощава, и тонка. Ея прекрасные каштановые волосы скрывались за вдовьимъ чепцомъ – бѣдное дитя! и мутные глаза ея были неподвижны. При встрѣчѣ двухъ экипажей, мистриссъ Эмми взглянула на Осборна, но не узнала его. Не угадалъ бы и ее мистеръ Осборнъ, еслибъ не увидѣлъ Доббина, ѣхавшаго подлѣ, но присутствіе его объяснило, кто была эта женщина, сидѣвшая въ коляскѣ. До настоящей минуты онъ не зналъ, повидимому, и самъ, какъ сильна была ненависть его къ женѣ покойнаго Джорджа. Когда экипажъ проѣхалъ мимо, онъ обернулся, и бросилъ на сержанта взглядъ, исполненный проклятія и злобы. Казалось, онъ говорилъ:

– Какъ смѣешь ты смотрѣть на меня, дерзкій человѣкъ? Знаешь ли ты, что я ненавижу эту женщину всѣми силами своей души? Она разбила въ прахъ всѣ мои надежды, съ презрѣніемъ попрала мою гордость, унизила, уничтожила меня.

– Скажи этому негодяю, чтобъ онъ ѣхалъ скорѣе, громко закричалъ мистеръ Осборнъ лакею, сидѣвшему на козлахъ.

Спустя минуту, послышался топотъ лошади на мостовой за коляской Осборна. То скакалъ мистеръ Доббинъ. При встрѣчѣ экипажей, мысли его бродили далеко, въ странахъ воздушныхъ, и онъ не прежде, какъ проѣхавъ нѣсколько шаговъ, припомнилъ, что въ глазахъ его отражался суровый образъ мистера Осборна. Онъ обернулся, чтобъ посмотрѣть впечатлѣніе, произведенное этой встрѣчей на мистриссъ Эмми, но бѣдная женщина, казалось, не замѣтила своего тестя. Тогда Вилльямъ, сопровождавшій ежедневно мистриссъ Джорджъ въ ея загородныхъ прогулкахъ, вынулъ изъ кармана часы, и сказалъ, что ему необходимо воротиться въ городъ, вслѣдствіе одного важнаго порученія, о которомъ онъ совсѣмъ забылъ. извинившись такимъ-образомъ передъ дамами, онъ поскакалъ назадъ. Амелія ничего не замѣчала. Она сидѣла безмолвно на своемъ мѣстѣ, устремивъ глаза въ туманную даль, куда нѣкогда проводила она своего Джорджа.

– Мистеръ Осборнъ! Мистеръ Осборнъ! закричалъ подскакавшій къ коляскѣ Доббинъ, протягивая свою руку.

Угрюмый старикъ, не дѣлая никакого движенія въ отвѣтъ на это привѣтствіе, приказалъ кучеру ѣхать еще скорѣе. Доббинъ ухватился за коляску.

– Извните, сэръ, сказалъ онь, – я долженъ видѣться съ вами. У меня есть порученіе къ вамъ.

– Отъ этой женщины? гордо спросилъ Осборнъ.

– Нѣтъ, сэръ, отъ вашего сына.

Мистеръ Осборнъ отпрянулъ въ уголъ коляски. Доббинъ поскакалъ сзади, не говоря болѣе ни слова до тѣхъ поръ, пока экипажъ остановился у подъѣзда гостинницы Парка. Тутъ онъ послѣдовалъ за старикомъ въ ето нумеръ. Джорджъ часто бывалъ въ этихъ комнатахъ, такъ-какъ здѣсь квартировали мистеръ и мистриссъ Кроли впродолженіе ихъ пребыванія въ бельгійской столицѣ.

– Что вамъ угодно, капитанъ Доббинъ… Ахъ нѣтъ, прошу извинить, майорь Доббинъ, потому-что съ тѣхъ поръ, какъ лучшіе люди умерли, вы заняли ихъ мѣста и щеголяете въ ихъ шляпахъ, какъ вороны въ павлиньихъ перьяхъ, смѣю сказать… что вамъ угодно, майоръ Доббинъ? спросилъ мдстеръ Осборнъ саркастическимъ тономъ.

– Лучшіе люди умерли, ваша правда, сэръ, подтвердилъ Доббинъ, – и я пришелъ говорить съ. вами объ одномъ изъ этихъ лучшихъ людей.

– Въ такомъ случаѣ, сэръ, не угодно ли вамъ безъ обиняковъ приступить къ дѣлу, сказалъ Осборнъ, бросая суровый взглядъ на своего незванаго гостя.

– Я стою передъ вами, какъ другъ вашего сына, продолжалъ майоръ, – и какъ исполнитель его воли. Онъ составилъ свое завѣщаніе передъ выступленіемъ въ походъ. Извѣстно ли вамъ, сэръ, какъ ограничены были его средства, и въ какомъ стѣсненномъ положеніи находится теперь его вдова?

– Я не знаю его вдовы, сэръ, отвѣчалъ Осборнъ. Пусть она воротится назадъ къ своему отцу, если ей угодно.

Но джентльменъ, къ которому обращены были эти слова, рѣшился быть упрямымъ до самаго нельзя, и продолжалъ, пропустивъ мимо ушей замѣчаніе Осборна.

– Извѣстно ли вамъ, сэръ, критическое положеніе мистриссъ Джорджъ? Ея жизнь и разумъ едва не сокрушились отъ удара, который обрушился надъ ея головой, и еще мы не знаемъ навѣрное, оправится ли она отъ этого удара. Есть одна только надежда на ея выздоровленіе, и о ней то собственно пришелъ я говорить съ вами. Мистриссъ Джорджъ скоро должна быть матерью. Падетъ ли оскорбленіе родителя на голову его дитяти, или напротивъ, вы простите младенца, изъ уваженія къ памяти его отца?

Въ отвѣтъ на это, мистеръ Осборнъ-старшій разразился рапсодіей самохвальства и упрековъ. Съ одной стороны, онъ вполнѣ оправдывалъ свои поступки передъ судомъ своей собственной совѣсти; съ другой – преувеличивалъ непокорность Джорджа. Нѣтъ во всей Англіи отца, столько великодушнаго къ своему сыну и едва-ли найдется сынъ, столько гордый и упорный, какъ Джорджъ. Онъ даже передъ смертью не счелъ нужнымъ признаться откровенно въ своей винѣ. Пусть же теперь, за могилой, беретъ онъ на себя послѣдствія своей безпорядочной жизни.

– Что-жь касается до меня, майоръ Доббинъ, я былъ всегда и надѣюсь быть впередъ господиномъ своего слова, продолжалъ мистеръ Осборнъ, сопровождая свою рѣчь патетическимъ жестомъ. Я поклялся, что эта женщина никогда не будетъ моей дочерью, и вы можете быть увѣрены, что никакія побужденія не заставятъ меня, на старости лѣтъ, быть нарушителемъ своей клятвы. Можете сказать это Амеліи, если вамъ угодно, и вмѣстѣ съ тѣмъ, прошу васъ, майоръ Добоинъ, избавить меня разъ навсегда отъ своихъ визитовъ.

Итакъ, не было съ этой стороны ни малѣйшей надежды. Вдова должна жить своимъ крошечнымъ пансіономъ, и тѣми деньгами, которыя вздумаетъ предложить ей Джозъ.

«Говорить ли объ этомъ мистриссъ Эмми? съ горестью думалъ майоръ Доббинъ. Незачѣмъ, да и не стоитъ: она не пойметъ, и не будетъ слушать.»

 

Всамомъ дѣлѣ, мысли бѣдной женщины еще ни разу не обращались на этотъ пунктъ, и подавленная своей горестью, она равнодушно смотрѣла на все, что происходило вокругъ нея. Добро и зло, ненависть и дружба, не имѣли никакого значенія въ ея глазахъ. Ласки и добрые совѣты она выслушивала безсознательно; погруженная въ свсяо вѣчную печаль.

* * *

Вообразите, что послѣ этихъ переговоровъ прошло мѣсяцевъ двѣнадцать въ жизни нашей бѣдной Амеліи. Первую половину этого времени она провела въ такой ужасной и, повидимому, неисцѣлимой тоскѣ, что мы, имѣвшіе случай наблюдать и описывать движенія этого слабаго и нѣжнаго созданія, должны были отступать нѣсколько разъ при видѣ жестокой скорби, способной облить кровью всякое чувствительное сердце. Молча обойдите безпомощное ложе страждущей вдовы. Осторожнѣе заприте дверь завѣшанной колнаты, гдѣ она лежитъ, подражая, въ этомъ отношеніи, сострадательнымъ особамъ, которыя ухаживали за ней въ первые мѣсяцы ея болѣзни.

Небо, наконецъ, умилосердилось надъ несчастной. Пришелъ день, исполненный тревожныхъ ожиданій, надежды, страха, изумленія – день, когда бѣдная вдова прижала къ своей груди младенца съ глазами Джорджа, малютку-мальчика; прекраснаго какъ ангелъ Божій. Съ какимъ отраднымъ изумленіемъ она услышала первый крикъ дитяти! Какъ она плакала и смѣялась; и съ какою быстротою въ сердцѣ ея снова пробудились и надежда, и любовь, когда младенецъ пріютился у ея материнской груди! Амелія была спасена. Доктора, опасавшіеся за ея жизнь и разсудокъ, съ нетерпѣніемъ ждали этого кризиса, чтобъ промзнести свой окончательный приговоръ относительно ея жизни или смерти. Взоры мистриссъ Эмми снова залучезарились искрами разумнаго сознанія, и съ благодарностью обратились на окружающихъ особъ. Эта минута служила достойнымъ вознагражденіемъ за ихъ продолжительныя опасенія и тревоги.

Другъ нашъ Доббинъ былъ въ числе этихъ особъ. То былъ онъ, что привезъ мистриссъ Эмми въ Англію, въ домъ ея родителей. Мистриссъ Одаудъ, повинуясь настоятельному вызову полковника Одауда, принуждена была оставить свою паціентку. Посмотрѣли бы вы, какъ Доббинъ няньчилъ ребенка, и какъ въ то же время смѣялась мистриссъ Эмми, упоенная материнскимъ восторгомъ! Это была умилительная картина. Удостоенный счастія быть крестнымъ отцомъ, Вилльямъ напрягалъ всѣ силы своего природнаго остроумія при покупкѣ чашекъ, ложечекъ, коралловъ и бубенчиковъ для обожаемаго малютки.

Едва-ли нужно докладывать читателю, какъ нѣжная мать кормила его, лелѣяла, одѣвала, отстраняла отъ него всѣхъ нянекъ и не позволяла постороннимъ рукамъ прикасаться къ его нѣжному тѣльцу. Это ужь само собою разумѣется. Величайшая милость, какой удостоивался майоръ Доббинъ, состояла въ томъ, что ему позволяли повременамъ няньчить на своихъ рукахъ маленькаго Джорджа. Ребенокъ былъ для мистриссъ Эмми ея бытіемъ, физическимъ и нравственнымъ. Все ея существованіе олицетворилось и сосредоточилось въ материнскихъ ласкахъ. Слабое и безсознательное созданіе было окружено ея любовью, близкою къ безпредѣльному благоговѣнію. То была въ полномъ смыслѣ жизнь, физическая и нравственная, что младенецъ всасывалъ въ себя изъ материнской груди. По ночамъ и наединѣ въ своей комнатѣ, Амелія наслаждаласъ тѣми неизъяснимыми восторгами любви, которые могутъ быть понятны только женскому сердцу. Это чувство – инстинктъ любящей матери и нѣтъ въ немъ даже тѣни эгоизма. Вилльямъ Доббинъ любилъ на досугѣ вдумываться въ эти движенія мистриссъ Эмми и, должно отдать ему справедливость, отгадывалъ чутьемъ почти всѣ оттѣнки чувствованій, волновавшихъ ея сердце, но увы! онъ видѣлъ также съ удовлетворительною ясностью, что для него самого не было въ этомъ сердцѣ никакого уголка. Но зная это, майоръ Доббинъ не ропталъ, и съ покорностію переносилъ свою судьбу.

Думать надобно, чтю мать и отецъ мистриссъ Эмми сознавали въ нѣкоторой степени намѣренія майора, и чуть-ли не готовы были поощрять ихъ съ своей стороны. Доббинъ ходилъ къ нимъ каждый день, и сидѣлъ по цѣлымъ часамъ то съ Амеліей, то съ хозяиномъ дома, мистеромъ Клеппомъ, и его семьей. Всѣмъ безъ исключенія, каждому и каждой, онъ приносилъ почти каждый день подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ, какіе-нибудь подарки, и хозяйская маленькая дочка, амеліина фаворитка, называла его не иначе, какъ сахарнымъ майоромъ. Эта дѣвочка разыгрывала обыкновенно роль церемоніймейстерши, докладывая мистриссъ Осборнъ о прибытіи майора. Однажды она расхохоталась, когда сахарный майоръ прикатилъ въ Фольгемъ, и вытащилъ изъ своего кабріолета деревянную лошадку, барабанъ, трубу и другія воинственныя игрушки, еще слишкомъ неудобныя для маленькаго Джорджа, потому-что ему было въ ту пору не больше шести мѣсяцовъ отъ роду. Ребенокъ спалъ.

– Тсс! шепнула Амелія, обезпокоенная, вѣроятно, скрипомъ тяжелыхъ сапоговъ майора.

И она съ улыбкой протянула ему руку, которой, однакожь, Вилльямъ не могъ взять, пока не разставилъ по различнымъ мѣстамъ разнообразныя принадлежности своего груза.

– Ступай внизъ, Мери, сказалъ майоръ маленькой дѣвочкѣ, – мнѣ надобно поговорить съ мистриссъ Осборнъ.

Амелія съ удивленіемъ взглянула на Вилльяма, и осторожно положила спящаго младенца на постельку.

– Я пришелъ проститься съ вами, Амелія, сказалъ майоръ, слегка прикоснувшись къ ея рукѣ.

– Проститься, Вилльямъ? Да.

– Куда жь вы ѣдете? спросила она улыбаясь.

– Можете пересылать ко мнѣ письма черезъ моихъ лондонскихъ агентовъ, отвѣчалъ майоръ Доббинъ, – имъ будетъ извѣстенъ мой адресъ. Вѣдъ вы будете писать ко мнѣ, Амелія, не правда ли?

– Какъ же, какъ же! Я стану писать къ вамъ о Джорджинькѣ, сказала мистриссъ Эмми. А на долго вы уѣзжаете?

– Надолго, Амелія, и еще неизвѣстно, увидимся ли мы.

– Скажите, какъ это жаль! Вы были такъ добры къ нему и ко мнѣ, милый Вилльямъ. Посмотрите, какой онъ ангелъ!

Красныя ручонки малютки Джорджа безсознательно обвились вокругъ пальца честнаго Вилльяма, и Амелія посмотрѣла на его личико съ лучезарнымъ материнскимъ восторгомъ. Самые жестокіе взгляды непримиримой ненависти и злобы не могли сразить майора сильнѣе и рѣшительнѣе, чѣмъ этотъ взоръ безнадежной ласки. Онъ склонился надъ матерью и младенцемъ, и съ минуту не могъ произнести ни слова. Собравъ наконецъ всѣ свои силы, онъ проговорилъ:

– Благослови васъ Богъ, Амелія!

– Благослови васъ Богъ, Вилльямъ! сказала мистриссъ Эмми.

Затѣмъ она приподняла свою голову, и поцаловала его.

– Ахъ, тише, пожалуйста! Не разбудите Джорджиньку, прибавила она, когда Вилльямъ Доббинъ заскрипѣлъ своими неугомонными сапогами при выходѣ изъ дверей.

Амелія не видѣла и не слышала, какъ майорскій кабріолетъ отъѣхалъ отъ воротъ: она смотрѣла на своего Джорджиньку, который въ эту минуту улыбался ей во снѣ.

Глава XXXV
Нуль годоваго дохода и десятки тысячъ расхода

Я думаю, милостивые государи, что всѣ мы, больше или меньше, любимъ повременамъ размышлять о мірскихъ дѣяніяхъ своихъ ближнихъ, и едва-ли найдется какой-нибудь философъ на базарѣ житейской суеты, который бы, примѣромъ сказать, не интересовался знать, какъ живетъ-поживаеть сосѣдъ его Джонсъ, или какимъ образомъ пріятель его Смитъ ухищряется сводить концы съ концами по истеченіи каждаго года аккуратно. Я съ своей стороны питаю глубочайшее уваженіе къ пріятелямъ своимъ, Джинкинсамъ, потому-что обѣдаю у нихъ два или три раза въ мѣсяцъ, но признаюсь чистосердечно, я не перестану удивляться до конца своей жизни, какимъ-образомъ Джинкинсы выѣзжаютъ въ Лондонскій Паркъ, чуть-ли не каждое гулянье, въ великолѣпной коляскѣ съ гайдуками на запяткахъ. Правда, я знаю, что экипажъ этотъ берется напрокатъ, и всѣ джинкинсовы люди продовольствуются только жизненными припасами, не получая денежнаго вознагражденія за свои труды, но все же эти три человѣка и великолѣпная коляска должны представлять собою ежегодный расходъ по крайней мѣрѣ шестисотъ фунтовъ стерлинговъ британской монеты. Притомъ, извѣстно мнѣ въ достовѣрной степени, что семейство Джинкинсовъ даетъ весьма часто блестящіе обѣды, содержитъ двухъ мальчиковъ въ Итонскомъ Коллегіумѣ, нанимаетъ для дѣвицъ привилегированныхъ гувернантокъ и учителей, предпринимаетъ заграничныя поѣздки, проживаетъ осенью въ Истбурнѣ или Вортингѣ и, вдовершеніе эффекта, даетъ ежегодно блистательный балъ съ роскошнымъ ужиномъ отъ Гунтера… Замѣчу здѣсь мимоходомъ, что кондитеръ Гунтеръ приготовляетъ для Джинкиисовъ самые изящные первостатейные обѣды, какъ это я очень хорошо знаю, потому-что однажды, за неимѣніемъ наличнаго гостя, я самъ приглашенъ былъ принять участіе въ одномъ изъ этихъ парадныхъ обѣдовъ, и здѣсь открылось для меня, что эти угощенія, изящныя въ совершеннѣйшемъ смыслѣ, не имѣютъ ничего общаго съ обыденной трапезой, къ которой обыкновенно допускается низшій сортъ джентльменовъ и леди, имѣющихъ счастіе пользоваться знакомствомъ съ этимъ благороднымъ семействомъ… Кто же, спрашивается, послѣ всѣхъ этихъ вещей, не вправѣ выразить своего изумленія относительно того, какимъ-образомъ Джинкинсы обдѣлываютъ свои дѣла?

– Да кто такой Джинкинсъ, позвольте васъ спросить?

– Фи! какъ вы этого не знаете? Онъ служитъ коммиссіонеромъ въ сургучной конторѣ.

– Неужели?

– Увѣряю васъ, и получаетъ всего только тысячу двѣсти фунтовъ въ годъ.

– Это удивительно; но вѣроятно мистеръ Джинкинсъ женился на богатой, и у супруги его есть особое имѣніе.

– Помилуйте! мистриссъ Флинтъ – дочь бѣднаго помѣщика и у него одиннадцать человѣкъ дѣтей. Всѣ доходы мистриссъ Флинтъ ограничиваются одной только откормленной пулярдкой, которую присылаютъ ей на святки, и за эту пулярдку она обязана содержать въ домѣ своего мужа двухъ или трехъ своихъ сестеръ, и давать квартиру со столомъ всѣмъ своимъ братьямъ, когда пріѣзжаютъ они въ городъ.

– Скажите, пожалуйста! Какъ же этотъ Джинкинсъ сводитъ балансы своихъ доходовъ?

– Не знаю.

– Какъ же это случилось, что его до сихъ поръ не посадили въ тюрьму? Не лишили его правъ состоянія?

– Не знаю, не знаю и не знаю.

Само-собою разумѣется, что этому Джинкинсу суждено здѣсь представлять собою собирательное лицо и вѣроятно каждый изъ читателей находитъ его образъ и подобіе въ комъ-нибудь изъ своихъ или чужихъ знакомыхъ. Всѣ мы не прочь, вѣроятно, выпить рюмку вина у своего сосѣда, но это отнюдь не мѣшаетъ намъ допытываться, какими судьбами онъ добылъ это превосходное вино.

Когда, года три или четыре спустя по возвращеніи изъ Парижа, Родонъ Кроли и его супруга обзавелись хозяйствомъ на широкую ногу въ уютномъ домикѣ Курцонской улицы, что на Майской Ярмаркѣ (Mayfair), многочисленные пріятели, угощаемые за ихъ столомъ роскошными обѣдами, едва-ли не всѣ до одного предлагали себѣ на досугѣ какой-нибудь изъ вышепомянутыхъ вопросовъ. Какъ романистъ и писатель историческій, я знаю все, что происходитъ на свѣтѣ, и слѣдовательно, я въ состояніи извѣстить почтеннѣйшую публику, какимъ-образомъ Родонъ и его прекрасная супруга могли жить припѣваючи, имѣя ровно круглый нуль годоваго дохода. Только здѣсь да позволено мнѣ будетъ сдѣлать воззваніе къ издателямъ газетъ, имѣющимъ похвальную привычку дѣлать каждомѣсячно нѣкоторыя замиствованія изъ разныхъ періодическихъ изданій: я прошу васъ, господа, не перепечатывать на своихъ столбцахъ слѣдующвхъ достовѣрныхъ вычисленій и фактовъ, собранныхъ мною на рынкѣ житейскихъ треволненій послѣ многихъ хлопотъ, соединенныхъ, разумѣется, съ весьма значительными издержками изъ моего собственнаго кармана.

– Сынъ мой, сказалъ бы я, если бъ у меня былъ сынъ, – ты можешь, если захочешь, посредствомъ глубокихъ изслѣдованій и соображеній, допытаться какимъ-образомъ человѣкъ на семъ свѣтѣ можетъ жить комфортэбльно безъ гроша въ карманѣ. Только я совѣтую тебѣ не вступать, ни подъ какимъ видомъ, въ короткія спошенія съ джентльменами этой профессіи. Дѣлай свой вычисленія издали, теоретически, точь-въ-точь какъ ты рѣшаешь математическую задачу посредствомъ логариѳмовъ, въ противномъ случаѣ, повѣрь мнѣ, работа на самомъ мѣстѣ наблюденій обойдется тебѣ слишкомъ дорого, и впослѣдствіи ты самъ увидишь, что игра не стоила свѣчей.

Имѣя такимъ-образомъ нуль годоваго дохода, Родонъ Кроли и его жена, впродолженіе двухъ или трехъ лѣтъ, о которыхъ, впрочемъ, мы не намѣрены представлять подробнаго отчета, жили весьма счастливо и съ большимъ комфортомъ въ геродѣ Парижѣ. Въ этотъ періодъ времени, Родонъ взялъ отставку и вышелъ изъ службы. О томъ, что онъ полковникъ, мы знаемъ теперь только потому, что на визитной его карточкѣ явственно обозначенъ этотъ чинъ,

Было уже сказано, что Реббека, вскорѣ по прибытіи въ Парижъ, заняла блестящее положеніе въ обществахъ этой столицы, и ее радушно принимали во многихъ знатныхъ домахъ. Британскіе львы того времени, проживавшіе въ Парижѣ, наперерывъ ухаживали за прекрасной Англичанкой, къ великой досадѣ и отчаянію своихъ женъ, которыя продолжали смотрѣть съ гордымъ презрѣніемъ на эту заносчивую выскочку, лишенную всякихъ правъ на принадлежность къ ихъ джентльменскому кругу. Впродолженіе многихъ мѣсяцовъ, салоны Сен-Жерменскаго предмѣстья, гдѣ мѣсто Ребекки было, такъ-сказать, завоевано ея талантами, и гдѣ ее принимали съ явнымъ предпочтеніемъ передъ другими иностранками, постоянно кружили голову мистриссъ Кроли, и отумаыили ее до такой степени; что она уже начинала смотрѣть свысока на скромную молодежь, составлявшую обыкновенное общество ея супруга.

 

Но самъ мистеръ Кроли зѣвалъ немилосердно въ обществѣ французскихъ аристократовъ. Старухи, игравшія съ нимъ въ экарте, шумѣли изъ-за пяти франковъ до того, что не стоило даже терять времени за карточнымъ столомъ. Онѣ говорили безъ умолку, и можетъ быть остроуміе сверкало въ каждомъ ихъ словѣ, но что въ этомъ толку, какъ-скоро не понимаешь французскаго языка?

– Да и ты, Ребекка, право, я не понимаю, говоорилъ Родонъ, – что тебѣ за охота вертѣться безпрестанно въ этомъ кругу?

Но мистриссъ Кроли имѣла свои собственные расчеты, несогласные съ видами ея супруга. Скоро она стала выѣзжать одна въ эти блестящіе салоны, между-тѣмъ какъ Родонъ спокойно предался обычнымъ занятіямъ и увеселеніямъ среди короткихъ друзей своего собственнаго круга.

Приступая теперь къ главному сюжету этой главы, мы должны напередъ сдѣлать маленькую оговорку. Говоря, что такой-то джентльменъ живетъ превосходно, безъ гроша въ карманѣ, мы хотимъ собственно сказать, что намъ неизвѣстны средства, употребляемыя этимъ джентльменомъ для покрытія своихъ издержекъ. Слово «нуль» принимается здѣсь въ смыслѣ неизвѣстнаго числа.

Да будетъ теперь извѣстно, что пріятель нашъ Родонъ владѣлъ превосходнѣйшими способностями ко всѣмъ возможнымъ играмъ, такъ-что, въ нѣкоторомъ родѣ, онъ былъ игрокъ по призванію, ex-professo. Цвѣтущія лѣта первой юности, когда быстро начинаютъ развиваться всѣ интеллектуальныя силы, онъ посвятилъ исключительно картамъ, бильярду и костямъ. Продолжая эти задушевныя занятія съ неутомимымъ терпѣніемъ и настойчивостью, онъ достигъ въ нихъ, съ теченіемъ времени, совершеннѣйшаго искуства, неизвѣстнаго всѣмъ этимъ профанамъ, которые имѣютъ глупость играть для такъ называемаго препровожденія времени. Управлять кіемъ на бильярдѣ, по-моему, то же самое, что владѣть перомъ, кистью, смычкомъ, флейтой ил рапирой; сначала вы, при всей остротѣ соображенія, рѣшительно ничего не сдѣлаете со всѣми этими орудіямй, но чѣмъ больше станете упражняться, тѣмъ больше пріобрѣтете навыка въ ихъ употребленіи, и наконецъ, если только вы человѣкъ съ талантомъ, наступитъ пора, когда вы сдѣлаетесь истиннымъ художникомъ на поприщѣ избраннаго вами искуства. Мистеръ Кроли, сначала только дилеттантъ жолтыхъ и красныхъ шаровъ, превратился мало-по-малу въ превосходнѣйшаго маэстро бильярднаго искуства. Встрѣчая соперника на этомъ поприщѣ, онъ употреблялъ методу, достойную замѣчанія. При началѣ партіи, мистеръ Кроли бывалъ вообще довольно слабъ и дѣлалъ безпрестанные промахи даже, вътакихъ случаяхъ, гдѣ, по ходу игры, успѣхъ повидимому казался на его сторонѣ; по мало-по-малу его глазъ и рука пріобрѣтали удивительную меткость и ловкость; геній его, какъ у великаго полководца, возвышался по мѣрѣ трудности борьбы; неожиданные и великолѣпные удары упрочивали рѣшительную побѣду, и всеобщее удивленіе, сопровождаемое нѣсколькими тысчячами франковъ, служило обыкновенною наградой за смѣлый подвигъ. Само-собою разумѣется, что тѣ, которые разъ были свидѣтелями подобныхъ состязаній, не рѣшались подвергать опасности свой кошелекъ противъ игрока, слабаго и робкаго въ началѣ, но неустрашимаго и твердаго въ концѣ игры.

Въ картахъ, за зеленымъ столомъ, мистеръ Кроли придерживался такой же, точно системы. При началѣ вечера ему обыкновенно не везло, и онъ проигрывался въпухъ, бросая карты съ такою безпечностью и нерадѣніемъ, что вновь приходившіе партнеры составляли весьма низкое понятіе о его талантѣ, но впослѣдствіи, когда игра начинала принимать запальчивый характеръ, замѣчали вообще, что Родонъ Кроли совершенно измѣнялъ свою тактику, и обнаруживалъ такія глубокомысленныя соображенія, что партнеръ его подвергался опасности потерять въ одинъ вечеръ весь свой кошелекъ. Вообще, въ этомъ искуствѣ Родонъ не находилъ себѣ достойнаго соперника, способнаго, даже при самыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, одержать надъ нимъ побѣду.

Длинный рядъ блистательныхъ успѣховъ мистера Родона долженъ былъ, по естественному ходу вещей, возбудить зависть въ нѣкоторыхъ сердцахъ, и побѣжденные соперники дѣлали о немъ довольно оскорбительные отзывы. И какъ Французы говаривали въ свое время о герцогѣ Веллингтонѣ, что одинъ только изумительнный рядъ счастливыхъ случайностей дѣлалъ изъ него неизмѣнно-счастливаго побѣдителя, такъ и теперь оказывалась необходимость въ предположеніи, что мистеръ Родонъ постоянно окруженъ былъ ротозеями и глупцами.

Хотя Frascali и Salon были въ ту пору для всѣхъ и каждаго открыты въ веселомъ Парижѣ, однакожь бѣшеная страсть къ игрѣ распространилась до такой степени, что публичные притоны не вмѣщали больше задорныхъ игроковъ, и многія частныя семейства вынуждены были уставить свой комнаты ломберными столами. Вечернія собранія у Кроли были очаровательны во всѣхъ отношеніяхъ, но эта роковая забава обуяла рѣшительно всѣхъ гостей, къ великому огорченію милой и доброй мистриссъ Кроли. Кромѣ картъ, здѣсь съ одинаковымъ усердіемъ играли и въ кости. Ребекка говорила о пагубной страсти своего мужа съ глубочайшей тоской, и жаловалась на него всѣмъ джентльменамъ, приходившимъ въ ея домъ. Она упрашивала молодыхъ людей не дотрогиваться ни до картъ, ни до костей, и когда молодой Гринъ проигралъ весьма значительную сумму, Ребекка провсла всю ночь въ слезахъ, и на колѣняхъ умоляла своего мужа простить неопытному юношѣ этотъ долгъ, и бросить въ огонь его росписку. Такъ по крайней мѣрѣ расказала объ этомъ несчастному молодому джентльмену горничная мистриссъ Кроли. Но дѣло извѣстное, что Родонъ никакъ не могъ согласиться на просьбу своей жены. Онъ самъ недавно проигралъ такую же сумму гусару Блаккстону и некоему Пунтеру, ганноверскому кавалеристу. Грину, пожалуй, еще можно дать отсрочку недѣли на двѣ или на три, потому-что онъ добрый малый; но сжечь росписку – fi donc! – кости не дѣтская забава, и Гринъ, какъ честный джентльменъ, обязанъ заплатить.

Всѣ другіе молодые люди, по большей части прапорщики и подноручики, окружавшіе прелестную мистриссъ Кроли, возвращались съ ея вечеровъ съ вытянутыми лицами и пустыми карманами, проигрывая все, до послѣдняго франка, мистеру Родону. Вскорѣ начала распространяться дурная репутація о домѣ достолюбезныхъ супруговъ. Возмужалые и уже искусившіеся джентльмены предостерегали юношей, лишенныхъ необходимой опытности. Такъ, нѣкто Михаилъ Одаудъ, полковникъ Трильйоннаго полка, успѣлъ предостеречь во-время и кстати поручика Спуни, состоявшаго подъ его командой. Однажды по этому поводу произошелъ даже сильный и загаристый споръ между полковникомъ Одаудомъ и его супругой съ одной стороны, и между Родономъ Кроли и его женою съ другой. Это, собственно говоря, случилось въ Café de Paris, за общимъ столомъ, гдѣ сидѣли обѣ эти почтенныя фамиліи. Сперва, какъ и водится, сцѣпились между собою прекрасныя леди. Мистриссъ Одаудъ щеликнула своими пальцами прямо въ лицо мистриссъ Кроли, и объявила во всеуслышаніе, что вупругъ ея – шулеръ. Дѣло, какъ и слѣдовало ожидать, получило весьма серьёзный оборотъ. Родонъ Кроли сдѣлалъ формальный вызовъ Михаилу Одауду. Услышавъ объ этой ссорѣ, дивизіонный генералъ немедленно послалъ за господиномъ Кроли, уже приготовлявшимъ свои ппстолеты, извѣданные на поприщѣ дуэлей. Онъ собщилъ нашему герою отеческое наставленіе, вслѣдствіе котораго дуэль не состоялась. Говорили даже, будто Родона хотѣли, по этому поводу, отправить назадъ въ Англію, но Ребекка бросилась на колѣни передъ милордомъ Тюфто, и уладила все дѣло. Послѣ этого происшествія, мистеръ Кроли нѣсколъко недѣль игралъ только съ одними мирными гражданами французской столицы.

Рейтинг@Mail.ru