Татьяна Филатова
Живи
Глава 4
Война
Напомню, что я жила в небольшом городке в тогда ещё Донецкой области. В 2014 году мы все наблюдали государственный переворот в Киеве. Не хочу говорить о политике, скажу только то, что самолично видела и чувствовала лично в далёком четырнадцать году. Мы, жители будущей ДНР, действительно были против того, что произошло на Майдане. Мы действительно поднялись. Это действительно было народным восстанием. На митинги, протесты и другие мероприятия весны 2014 люди, в том числе и я, шли добровольно. Референдум 11 мая был всеобщим праздником, люди шли толпами. Мы правда не хотели, чтобы нас поглотила идеология западной Украины. А она надвигалась. Донбасс в большинстве своём – это русские люди, которые в советское время приехали покорять богатые недра этой щедрой земли. Мои родные приехали туда из Челябинской и Брянской областей, бывший муж родился в Смоленской области. Мои дети, как и я, по национальности – русские. Мы понимаем и чтим память предков и их подвигов не только в Великой Отечественной Войне, но и во всей истории России. Но по воле судьбы (или по чьей-то недальновидности и политической ошибке) Донбасс однажды стал частью Украины.
Даже тогда, когда бои шли уже за город Славянск, я не верила, что война доберётся и до нас. Я наивно полагала, что только что созданная Донецкая Народная Республика максимально быстро и безопасно войдет в состав Российской Федерации, как это сделал Крым. Да, так и произошло, но только спустя долгих и страшных восемь лет. А боевые действия все приближались…
Первого июля мы отметили второй день рождения сына. Гости, подарки, торт – все было так, как и должно быть. Но уже 28 июля меня с детьми буквально упаковали в машину и отправили в Ростов-на-Дону. ВСУ и отряды Правого Сектора (запрещён в РФ) подходили все ближе. Я ждала чуда, а точнее – армии РФ. Но они пришли только в феврале 2022 года. А тогда в 2014 году я вместе с детьми вынуждена была бежать.
Как любая жена, я отказывалась ехать без мужа, но мой дедушка взял решение этого вопроса в свои руки. Он договорился со своим знакомым, который ехал на машине в Воронеж и согласился довести меня и детей до железнодорожного вокзала Ростова-на-Дону, чтобы оттуда мы смогли уехать на поезде в Москву к моей бабушке. Я не брала тёплые вещи, ведь была уверена, что мы едем на месяц, максимум – на два. Но родные места мы смогли увидеть только спустя девять месяцев.
Я помню, как по дороге слева от нас полыхал город Шахтёрск. Я помню украинский блокпост, где досматривали машину. Военные с автоматами проверяли документы, сумки. Детям было страшно и непонятно. Мне тоже. У меня сохранено фото с уставшими и повзрослевшими лицами моих малышей, сидящих на заднем сиденье чужого автомобиля: еще неделю назад они гуляли с мамой в парке, а теперь рядом с ними – военные с оружием. Я боялась, что те проверят мой телефон, где выяснится, что я поддерживаю вовсе не проукраинскую позицию. Мне было страшно, но отъезд был единственным правильным, спасительным решением. Мои дети воочию не увидели войну, как другие, кто остался.
На границе с Россией тогда ещё стояли украинские пограничники. Требовалась доверенность от отца детей на вывоз их в Российскую Федерацию. Доверенность была, но написанная спешно и не заверенная нотариусом. Я помню наглую ухмылку на пухлом лице пограничника, доказывающего мне, что по такой бумажке он меня не выпустит. Я помню, как говорила ему примерно следующее: «Вы верите, что отец выступает против того, чтобы его дети уехали от надвигающейся войны?». А за нами буквально разрывались снаряды. Мы убегали. Но тот упорно стоял на своём, всячески намекая на возможности, у меня имеющиеся. Разумеется, я заплатила.
Помню женщину, которая с грудным ребёнком на руках отчаянно кричала и умоляла её пропустить, имея на руках лишь свидетельство о рождении без доверенности. Думаю, ей тоже пришлось дать взятку. Я не застала разрешения ее проблемы.
Вот так нас от самих же себя не хотела бесплатно отпускать Украина.
Мы уехали, а меньше, чем через месяц, в нашем городе начали рваться снаряды. ВСУ разбили подстанцию, и город несколько месяцев жил без света. Посидев какое-то время дома, мой бывший муж возложил ответственность кормить наших троих котов на мою маму, и ушёл в ополчение. За это я его по-человечески уважаю. Но тогда, находясь от него очень далеко, а именно – у бабушки в Челябинске, куда мы поехали после Москвы, я места себе не находила. Я хотела оставить детей, сорваться и полететь в Ростов-на-Дону, а оттуда – к нему. Слава Богу, мне не дали этого сделать.
Август 2014 года выдался страшным для нашего города. Первый обстрел произошёл 17 числа на семидесятилетие моего дедушки. В соседний с моим домом дом за все время боевых действий было целых два попадания в один и тот же подъезд. Прилёты были везде, в каждом уголке города, ведь было, куда метить: подстанция, Дом Культуры (там было бомбоубежище с людьми), детский сад (выгорело целое крыло), огромная шахта, храм. Упало во дворе дома моего деда и в его огород. Дедушка тогда говорил, что как раз спускался в подвал, и иди он на минуту позже, то погиб бы. На День независимости Украины было несколько страшных прилетов. Один из них пришёлся на детскую песочницу во дворе жилого дома – имена погибших тогда деток записаны на Аллее Ангелов в Донецке. Второй прилёт практически полностью уничтожил православный храм, в котором тогда проводилась служба – там тоже не обошлось без погибших. Эти данные легко проверить, ведь в интернете сохранились об этом записи и видео: храм Иоанна Кронштадского, август 2014 года, ДНР. В направлении, откуда летели снаряды, никто не сомневался – траекторию падения рассчитал бы и ребенок: снаряды летели со стороны, где стояли украинские военные формирования. Дома и дороги были изрешечены с той стороны. Для такого маленького городка, как мой родной город, разрушения были огромными, количество жертв – тоже. Я рада, что мои дети не видели этого. Не пропустили это через себя. Но я проживала каждый день своего города так, будто находилась в нем. Ведь там были мои муж, мама, бабушка и дедушка.
Это был сложный период. Сейчас в моем родном городе стоит памятник погибшим во время войны жителям, на котором на века выгравировано моё стихотворение:
И тех, кто на защиту встал,
За город наш кто храбро пал,
И кто погиб, хоть мирно жил,
Кого фашист здесь погубил,
Чьи жизни унесла война
Нельзя забыть сквозь времена.
Всех деток, женщин и мужчин
Мы помним. Вечно. Мы скорбим.
2015 год
Эту боль пропустил каждый житель бывшей Донецкой области, а ныне – Донецкой Республики. Мою семью Бог помиловал – все остались живы. Муж после моих уговоров вернулся домой. Я хотела начать новую жизнь. Война не закончилась, она будет длиться ещё долго. Но наш город так и не был занят украинскими военными, а после марта 2015 года перешёл пускай не в глубокий, но тыл. После того к нам еще прилетало, в 2023 году от украинского снаряда на шахте погиб человек, но в целом люди привыкли и немного расслабились. Немного, но не до конца – это просто невозможно сделать в тех условиях.
Помню июль 2014 года, еще до отъезда. Тогда существовала высокая вероятность бомбардировок украинскими «сушками». Тогда же был сбит Малайзийский пассажирский самолёт – взрыв и огромный гриб дыма мы видели из своего окна. Тогда же «сушка» ударила по жилому дому в городе Торезе – недалеко от нас. Помню страшные кадры разбора завалов. Мы жили на пятом этаже пятиэтажного дома. Я понимала, что, если попадут в наш дом, мы будем первыми… Когда истребители пролетали над нами, я заставляла детей залазить под кровать или выходила с ними на балкон. Знаю, это был тот ещё метод спасения, но я мыслила так: если над нами обрушатся крыша и плита, металлическая кровать может хоть немного задержит падение, а выжить с обрушенного балкона шансов больше, чем под бетонной плитой. Да, соглашусь, логические доводы не доработаны, но к такому нельзя приготовиться заранее. Мысли о спасении приходят спонтанно.
Война может сломать самого здорового человека. Она забирает слишком много. Но нужно жить дальше.
Глава 5
Наша песня хороша – начинай сначала
В 2015 году дочка пошла в первый класс. Мирная жизнь в нашем городке налаживалась, хотя до линии фронта было совсем недалеко. Мы часто слышали обстрелы других городов, слышали работу полигонов – все привыкли к этому. Все хотели Жить.
Именно в 2015 году началось моё тесное знакомство со спортом. Когда в мае того года я впервые пошла в тренажёрный зал, мой муж мне сказал, что меня не хватит и на три месяца. На момент написания этой книги я в спорте уже более восьми лет, а вот его со мной рядом нет давно.
В нашем городе тренажерный зал был всего один, и он был полупустым. Люди, уехавшие от войны, вернулись ещё не все (да и потом многие решат не возвращаться), денег у жителей не было, ведь главная кормилица города – огромная угольная шахта – стояла в простое после множественных обстрелов. У меня на тот момент были кое-какие деньги, потому что я на протяжении всей своей «челябинской ссылки» работала удалённо – создавала и обслуживала сайты для одного из новоиспеченных министерств ДНР, а после, уже по возвращению – для одного из их государственного дочернего предприятия. У меня было много времени и еще больше – желания. Я начала стабильно посещать тренажёрный зал.
Сейчас, когда я являюсь тренером с большим опытом работы, я никому не советую начинать тренировки с нуля без помощи персонального тренера. Конечно, если вы не такой же упертый баран, каким тогда была я (пожалуй, каким я являюсь и сейчас), с полной уверенностью того, что вы не только научитесь всему самостоятельно, но и сможете после обучать других. У меня болели колени, и от этой боли я не могла спать ночами. Я убивала поясницу. Я делала все неправильно. Но я не останавливалась. Когда я поняла, что совершаю ошибки в упражнениях, я стала углубляться и изучать это великую науку – спорт. У меня вдруг (о чудо!) откуда-то появилось множество подруг и знакомых, которые просили научить их. Разумеется, бесплатно. Пускай, я не жалею – для меня это было хорошим стартом и началом наработки опыта.
Но я ещё не была тренером. Об этом немного позже…
Я верила, что после пережитого наша семья наконец-то станет такой, где все друг друга ценят и любят, ведь мы могли потерять друг друга, нас навсегда могла разлучить война. Мне было уже двадцать семь лет, а я все ещё верила в сказки… Нет, разумеется, лучше не стало. После пережитого и увиденного на войне мой муж стал ещё более агрессивным. Добавился новый пункт в его агрессии: обвинять «моего Бога» в происходящем.
Мелкие обиды я не припомню сейчас, не обращала я на них внимания и тогда. В гипсокартонных стенах моей прежней квартиры все еще множество замазанных дыр от его кулаков (следующие жильцы найдут много латок, делая ремонт), остались вмятины на холодильнике, над раковиной в кухне был отбит кусок плитки, в которую он как-то запустил своей кружкой. На такие «мелочи» никто уже давно не обращал внимания. Это были чуть ли не ежедневные моменты.
Как-то я пришла домой (это было ещё до нашего бегства в Челябинск), а у заплаканной дочки был вырван клок волос. На макушке зияла проплешина размером с пятак. Тогда и она, и папа сказали, что волосы вырвал младший брат – ведь маленький дети со своей цепкой хваткой так часто выдёргивают другим людям волосы. И только спустя какое-то время дочь мне призналась, что волосы ей вырвал папа, но велел обвинить в этом младшенького. Это очень удобно – свалит вину на того, кто даже не в состоянии сказать ни слова в свое оправдание.
В сентябре 2015 года я записала дочку на секцию тайского бокса. Я хотела не только приобщить ее к спорту, но и показать ей, что она может быть сильной в этой жизни, может постоять за себя. (Сейчас я понимаю, что подобная сила преподаётся только собственным примером). Мне было очень удобно: я тренируюсь в тренажёрном зале, она – в соседнем, на секции. Как-то дома она на самом деле подралась с младшим братом, они били друг друга игрушечными детскими пластмассовыми мечами. Я не смогу сейчас уже сказать, из-за чего конкретно у них возник конфликт, да это и неважно, но, судя по реакции отца, дочка слишком уж стукнула брата. За это папа тем же пластмассовым мечом отбил ей все бедро от ягодицы до колена. Тренер по боксу знал, что в нашей семье не все ладно, знал, что мой муж распускает руки. Но когда он увидел черно-фиолетовое бедро моей дочери, он молча, не оповещая меня, вызвал на тренировку человека из администрации города. Тогда я и испугалась, и обрадовалась одновременно. Я была рада, что наконец моего мужа справедливо накажут (не моими руками), но боялась, что из-за этого он разъярится ещё больше. Я знала, что меня так же могут наказать за молчание. Знала. И справедливо бы понесла наказание. Но его не было. Мой муж снова вышел сухим из воды. И его, и меня вызывали в отдел комиссии по делам несовершеннолетних. Дошло до того, что он чуть ли не ссылался на контузию (которой не было), но так вышло, что человек, которого вызывал тренер, хоть и имел влияние, но был другом моего мужа, а работница в комиссии – соседкой его матери. Прелести маленьких городов! На том и порешали…
А моя дочка, мой маленький пушистый котенок, снова и снова была битой, превращаясь в ту самую злую и дикую кошку, о которой я писала выше.
Младшему тоже начинало «прилетать» от папы. Мне и не прекращало.
Весной 2016 года я первый раз официально подала на развод. Ключевое слово: первый. Квартира, в которой мы жили, была моей и куплена была до брака. (Именно на неё тогда я просила денег у своего отца, после чего он сказал мне забыть о нем). Я не могла выгнать мужа из квартиры (подобное у меня получалось только после глобальных конфликтов, после которых с меня можно было снимать побои – тогда он уходил сам, а я через время… ну вы знаете). Просто не могла это сделать физически. У меня не было отца, который вытолкал бы его за шкирку (перед этим поговорив «по-мужски» о том, как тот бил его дочь и внуков), не было братьев. Единственный дядя погиб в Москве, а родному дедушке было уже за семьдесят лет. За меня некому было заступиться физически, а морально тогда я ещё не доросла. Да и позже я не рисковала идти на рожон, зная, что в бешеном состоянии этот монстр мог совершить страшные вещи.
Я забрала детей и переехала на три недели к подруге и её мужу. Они жили в двухэтажном доме, места хватало – нам выделили комнату. Но, разумеется, мы их стесняли – кому нужны два чужих спиногрыза?
До этого, я писала об этом, были случаи, когда после серьёзных скандалов я выгоняла мужа, и он уходил на какое-то время, чаще – к своей матери. К слову – не всегда спешно. Я уже говорила, что ни разу не довела дело до конца, не смогла воспользоваться его уходом. Но тут ушли мы. Он был в ярости. Я объявила ему, что подала на развод и на алименты. Это привело его в еще большее бешенство: он звонил, угрожал, оскорблял, но в дом наших друзей сунуться не решался. Муж моей подруги старше её на восемнадцать лет, он на тот момент был уже взрослым и весьма успешным и уважаемым человеком, а выступать против таких у моего муженька кишка была тонка. Он силен только против тех, кто не может дать ему отпор, и не важно – физический или эмоциональный.
(Один раз он пришел домой, а на его кроссовке была кровь. Он сказал не волноваться, ведь это была не его кровь. Оказалось, что он и еще один парень – оба слегка выпили – не смогла поделить дорогу, по которой шли. Судя по тому, что мой гордился тем, что кровь принадлежит не ему, второй парень был более пьян, соответственно – имел меньшую возможность дать отпор. В подобные моменты я сгорала от стыда за него.)
Я выдвинула требование – чтобы он уходил из квартиры. Разумеется, он никуда не ушёл. Когда он был на работе, я приходила проведать своих котиков и взять что-то из вещей. Видеться с ним желания не было. Да и боялась. К тому времени у меня уже была коллекция фотографий со следами побоев на моем теле: содранная родинка на спине, разбитая, опухшая губа, синяки на руках и теле. Но я из-за глупости, страха и нерешимости не подавала заявления в полицию. Я хотела развестись тихо и мирно. Он же не хотел никак.
А зачем ему было разводится? Его все устраивало: он жил в квартире (в которой на протяжении тринадцати лет обещал завершить ремонт – безуспешно), ему готовили, стирали, убирали, терпели все его выходки, все оскорбления зачем ему было что-то менять? Его устраивало абсолютно ВСЁ! Не устраивало только меня. Поэтому и менять нужно было мне. Но в 2016 году мои «фаберже» только лишь начинали отрастать, поэтому, подавая на развод, я сразу подсознательно знала, что и это дело до конца не доведу.
Мой дедушка уехал на какое-то время в Челябинск, и мы с детьми перебрались в его квартиру, чтобы больше не стеснять семью подруги. Ярость и гнев моего мужа сменились на лесть и наигранную заботу. Снова рекой полились обещания. Он купил дочке ее первый телефон, а сыну – планшет, в очередной раз удалил с компьютера игры (ведь большая часть скандалов происходила на фоне его зависимости от компьютерных игр – он был слишком раздраженный, когда его отвлекали, или же из-за того, что терпел поражения и неудачи на игровом поприще). Он, кажется, даже обещал сходить со мной к психологу или в церковь, хотя после войны называл себя настоящим атеистом. В общем, как всегда, обещаний был немерено.
У меня началась ломка. Опять. Не от его отсутствия, а от отсутствия тех гормонов, которые я получала, живя с ним. Ведь я же могла тогда переждать, настоять на своём и развестись. Я неплохо зарабатывала, работая дистанционно, у меня была квартира, мои дети были при мне. Живи спокойно! Но на первом же заседании суда я отозвала иск о разводе. (Вот кто меня тогда умной назвал бы?) И естественно потом я много-много раз пожалела об этом. Этот человек не менялся. Жизнь наша не менялась. Каждый прожитый день в том аду губил моё здоровье, губил психику моих детей. Я снова и снова проявляла слабость, а он снова и снова чувствовал безнаказанность за свои действия.
Десятки тысяч женщин подвергаются домашнему насилию. Основная часть из них молчит об этом. Кто-то и вовсе погибает от рук мужа или сожителя. И вовсе необязательно это должна быть семья алкоголиков: часто с виду это абсолютно нормальная ячейка общества, своим видом на прогулке вызывающая милую улыбку у случайных прохожих. Причины молчания женщин в таких семьях у всех одни: страх, стыд и надежда. Отчасти оправдан в этой ситуации только страх, но только если это страх за свою жизнь, а не за то, что вы потеряете своего любимого тирана. Но при первой же возможности надо бежать. Бежать без оглядки. Стучать во все двери: родные, полиция, всевозможные инстанции. Нужно собрать волю в кулак, уйти от психически неуравновешенного мужа, забрать детей и устраивать жизнь самостоятельно. Учиться брать на себя ответственность за свою же жизнь. Да, тиран, агрессор, абьюзер – назовите, как хотите, безусловно повинен в том, что с вами делает. Но ответственность за то, что вы допускаете это снова и снова лежит именно на вас. Как когда-то лежала на мне. Не вина, нет, а именно ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. Когда я жаловалась другой своей подруге на своего мужа, она мне говорила в ответ: «Но тебя же все устраивает». Я возмущённо отвечала ей, что меня ничего и ни разу в этой ситуации не устраивает. На это она говорила: «Не устраивает – меняй». И тут я приводила стопятьсот аргументов, почему нельзя менять, почему я не могу окончательно разорвать отношения. У меня были отговорки на все. Она невозмутимо продолжала: «Значит не жалуйся, потому что тебя все устраивает». Я по новой ей повторяла, что все плохо. И мне это не нравится, а она снова говорила: «Тогда меняй». Я поняла её слова через пару лет после того, как она мне их говорила. Теперь эти же слова я говорю многим другим девчонкам, с которыми мне доводится работать: «Не нравится – меняй. А не меняешь – значит тебя все устраивает. Тогда и не жалуйся. А жалуешься – так меняй».
В 2019 году в мой День рождения (мне отчаянно все время «везло» в этот день) умер мой любимый кот. Он несколько месяцев болел, я каждый день делала ему уколы. У кота была онкология. Я понимала, что все шло к его смерти. Но, конечно же, это было больно. Кот умер в клинике, мы с мужем забрали его и поехали за город, чтобы похоронить. Слова супруга меня просто добили: «Давай только без нытья». У МЕНЯ УМЕР КОТ. Любимый. В мой День рождения. И я не плакала. Нельзя было. Волю чувствам я дала себе только на следующий день, когда осталась одна дома.
Со стороны такой мужчина женщине-невротику (а точнее ее искаженному либидо) кажется привлекательным: этакий брутальный мачо, умеющий громко и властно стукнуть кулаком по столу. Но на самом же деле истинное название данного мужчины лишь немного отличается от «мачо», но несёт кардинально иной смысл, ведь такой мужчина на самом деле слаб и труслив. Таким «мужикам» смелости командовать хватает только дома, они могут обидеть только тех, кто слабее их: жена, дети, даже домашние животные. Однажды мой бывший муж просто так дал пинка под хвост нашему коту по кличке Серый, что чуть не привело к гибели животного, ведь Серый как раз отходил от операции по стерилизации – после удара началось воспаление под швами, оперировать пришлось повторно, котик чуть не умер от обезвоживания и воспаления за пару дней. Сегодня я безумно рада, когда вижу его вальяжную походку по квартире, ведь при прежнем хозяине он передвигался преимущественно на полусогнутых лапах, а еще нередко «ходил под себя», когда тот ради развлечения загонял кота в угол. Сегодня упитанного котика носят на руках, и никого из членов нашей семьи он не боится. Но психотравма у кота осталась: к новому хозяину он привыкал долго, относился с опаской, а если к нам кто-то приходит в гости, то кот словно растворяется в самых укромных уголках квартиры.
Психически здоровому и уверенному в себе мужчине не надо доказывать свою силу, срывая её на слабых. Он и так знает о ней. Она – неотъемлемая часть него, а значит и гордиться ею, и доказывать её наличие окружающим ему нет нужды. И только слабохарактерный человек будет самоутверждаться за счёт тех, кто не посмеет оспорить его превосходство.
Владимир Турчинский, он же непревзойденный Динамит, однажды сказал великую и вечную фразу: «Любой нормально ориентированный мужчина – подкаблучник. Выпендриваться нужно поступками во внешнем мире, на работе, на войне и так далее. А дома то чего? Что же, я буду самоутверждаться за счет своей жены? Да ну». Умный Мужчина был…
Проблема женщин, подвергающихся домашнему насилию (и допускающих насилие над своими детьми) в том, что они считают себя во всем происходящем виноватыми (и кто же им эту мысль навязывает?) и пытаются исправить опять же именно себя, становясь еще более терпеливыми и лояльными по отношению к своему домашнему тирану. Мужчину им не исправить. И нет, они не виноваты. Но исправляться им самим все же нужно, но не так, как они думают: не заниматься улучшайзингом, дабы растопить его ледяное и колючее сердце, а менять свое отношение к себе, учиться любить себя и корректировать свое либидо. И, разумеется, все это неизбежно приведет к расставанию с мучителем, которого так долго идеализировали. Иначе, без правильной работы над собой, даже уйдя от тирана, такие женщины, недолго думая, находят себе подобное «счастье», только в новой обертке. И они снова и снова продолжают заниматься своей любимой забавой: страдать и жаловаться, жаловаться и страдать.
Пора менять жизнь кардинально.
