Таня Лаева
Т9
Глава 14. Царь-колокол
Настя.
Только в наших стационарах прописывают лекарства, за которыми нужно еще и в аптеку сходить, а из медикаментов в наличии только бинты и вата.
Я лежала на трещащей по швам кряхтящей кровати и подглядывала на желтый потолок с оранжевыми пятнами, изучая замысловатые рисунки отслоившейся краски.
То ли на него брызнули снизу, то ли не выдержали с верхнего этажа.
Продавленный посередине матрас больше напоминал коврик для пилатеса, на котором я никогда не была… ну, или ватрушку. А пружины провисали практически до пола, и было ощущение, что я валяюсь в гамаке под рыжим солнцем. Палата на восемь коек, две тумбочки, раковина с зеркалом размером в одну маленькую плиточку и окна без ручек наводили тоску. Палата общая, потому что в других ремонт, и нет мест, и вообще, скажи спасибо, что не в коридоре положили.
Ремонт больниц, как и дорог, производятся на ежегодной основе, а потом всякие члены строят себе замки над обрывом.
Но больше всего меня убивал тот факт, что на мне была надета ночная рубашка, которую принесли из гинекологического отделения после какой-то роженицы.
Я, конечно, понимаю, что роды – это не курорт, но ведь в эту хэбэшную дырявую размахайку можно поместить, как минимум, всю чету пузатых Домниных.
Выцветшие голубые колокольчики украшали пятна не отстиранной крови и, вероятно, молока, а, может, и чего похуже. Завязочки на шее не помогали одеть мою грудь от слова совсем, хотя конструкция советской ночнухи вряд ли подразумевала сокрытие еды от младенца. Я вообще не поняла, зачем был верх у этого наряда от кутюр, можно было остаться в одних трусах. Но голой, как и, впрочем, в моем платье меня не пустили и принесли, как сказали, лучший вариант.
Без связи, без одежды, без документов, без денег… мой единственный знакомый неизвестно где, а в выходной день можешь сразу помирать.
Я вспомнила, как мы всем классом ходили друг к дружке в ЛОР отделение и ждали очередного несчастного с отвратительнейшей процедуры под названием «Кукушка». Мы заводили новые знакомства и играли в карты на щелбаны. Шкерились за полуразрушенной больницей и курили под гигантскими лопухами.
Не спорю, медицина безусловно шагнула вперед, но в больших городах и в платных клиниках. В провинции, конечно, тоже убрали обшарпанные кресла с актового зала из приемного покоя и греющихся бомжей вместе с ними, но и, собственно, больниц то больше тех не осталось. Медицина шагает прямо по зданиям и персоналу, не щадя физио и развивая фармацевтику.
Мне стало грустно. Я взглянула на часы, которые всегда показывали пять тридцать три.
В моей больничной палате неизменно пахло перегаром и кислыми щами. Я, конечно, прихерела, когда суп привезли в алюминиевом ведре, на котором был нанесен инвентарный номер. После того, как разносчица и уборщица по совместительству вышла, мужики завошкались, и я услышала звук льющейся воды и стук керамических кружек с тостом: «Ну, на здоровье».
Сердобольная медсестра Люба дала мне позвонить брату, и я терпеливо ждала его приезда. Ждала лежа, потому что сорочка хоть и была в десять раз больше меня, она совершенно не скрывала моей наготы и, если честно, позорила весь женский род.
В коридоре кто-то смотрел телевизор на полную громкость, и все слушали, на какую оценку станцевала очередная звезда в очередном танцевальном шоу. Зрители в холле громко критиковали как судей, так и выступающих.
Наверное, в прошлом олимпийские чемпионы.
Дежурный врач осмотрел следы от Вечного, которые он оставил в порыве ярости, полиция сняла побои с вопросом: «Заяву на мужа будешь катать?». Сразу вспомнила мать, которая «катала» и «откатывала» регулярно раз неделю.
Люба шепнула мне, что Леша в реанимации, что его состояние стабильно тяжелое. Мне стало страшно за его жизнь. Я боялась, что Сережа ворвется к нему и вырвет из его вен все катетеры, а потом задушит его трубками или подушкой. Я гнала от себя мысли о плохом, вновь и вновь покрываясь ледяной дрожью то ли от страха, то ли от возбуждения.
Теленок в отключке, а я в общей палате с дружными соседями и храпящей громче телевизора бабкой под соответствующими препаратами после операции. С каждым ее дребезжащим вдохом мне казалось, что помещение немного сужается. Почему она лежала не в хирургии или не в послеоперационной? ПАТАМУШТА! Не в коридоре, и то хорошо.
Везли ужин, который я могла поесть только с ведра руками или с ладошек ртом, ибо посуда для больных была не предусмотрена.
Черт! Да даже жопу не вытереть, если вдруг у тебя нет туалетной бумаги.
Каталка с пловом громыхала так, будто на нас надвигалась стиральная машинка Сибирь или поезд в метро. Есть хотелось просто невыносимо, но, когда я увидела рис, где мясо больше похоже на волосы, а морковь не нарезана, аппетит улетучился мгновенно.
А как вам кулер без стаканчиков… и без ВОДЫ!
Я встала и, словно царь-колокол, поплыла к раковине, держась за грудь. Кран поприветствовал меня голосом из преисподней, его затрясло, он громко пернул, и из него хлынуло нечто, по виду квас, по запаху испражнения всех пациентов.
И этот хаос: сушняк, голод, вонь, орущий телек, бой колес, оглушительный храп, скрип кровати от каждого моего вздоха, – едва не свел меня с ума.
Здесь все болезни лечили антибиотиками, даже не дождавшись результатов анализов. После ужина принесли уколы. И остаток вечера я слушала причитания о фиолетово-синих задницах, на которых было невозможно сидеть, а потом о некой Верочке с легкой рукой и тяжелыми, цитирую, «бидонами».
Я притворялась спящей или мертвой, только лишь бы никто меня не тронул и ни о чем не спросил. Потом мне пришлось разгадывать сканворды вместе с двумя соседними палатами благодаря картонным стенам.
Больным положены книги и сканворды, но только не посуда и, тем более, упаси Господь, не тапочки.
– Насть?
Медленно поворачиваю голову и вижу встревоженного Антона. Нервно хихикаю, надеваю толстовку, скрывающую вселенский стыд.
– Египетский Бог, шесть букв – Анубис, – бросаю с барского плеча в дверях, а дядь Вася скрипит беззубым ртом.
– Эка ты вумная, третья-то «о».
– Апофис, – говорит шокированный брат и провожает меня за талию.
Перед тем, как окончательно покинуть этот ад на земле, я подхожу к Любе и пишу свой номер телефона на мини-анкете пациента, которые она печатает за свой счет.
– Вот, передай ему, когда очнется.
Люба широко улыбается и хлопает в ладоши, когда Тоша ставит на ее стойку две коробки бумаги А4.
Я старалась не думать о НЕМ, старалась выкинуть из головы, но, если бы не мысли об Алешке, я бы сдохла от голода без этих порхающих бабочек в моем животе. Бабочек, что сгорели в желудочном соке.
Потому что есть Алешка у меня…
Я обняла колени и натянула на голову капюшон, чтобы скрыть дурацкую улыбку от брата.
Только как бы заставить Серегу позабыть обо мне… нам нужно поговорить.
Глава 15. Ля-ля-ля
Настя.
– Доброе утро, Анастасия Георгиевна! – чирикает Ярослав, припрыгивая за моим плечом, ожидая похвалы за приготовленный завтрак.
Свежесваренная чашечка ароматного эспрессо и вазочка с безе ожидали меня на стеклянной столешнице рядом с запечатанной пачкой сигарет, и мой секретут получает нежные шлепки по впалой щечке.
– Как прошли выходные? – секретут порхал возле меня, снимая с плеч ядовито-синий пиджак, убирая его в молочного цвета шкаф.
От воспоминаний мой глаз забился в конвульсии и едва не повис на нерве, особенно на контрасте с воем мегаполиса за окном и дорогой обстановкой офиса. Но весь пережитый вчера стресс затмевали пьяные рваные поцелуи, что все еще горели повсеместно, и легкая дрожь волной прокатилась под кожей.
Сегодня я надела максимально узкую юбку карандаш, закрытую блузку и даже нижнее белье.
– Ярик, зайка, закажи мне омлетик с овощами, – выпускаю дым, и стеклянные двери растворяются, когда в них заплывает Сергей с букетищем голубых гортензий.
Я закатываю глаза. Тяжелые каблуки отполированных ботинок отбивают каждый свой удар и раздаются в моей груди. Ярослав прижимает блокнот к груди, как родного, и боится сделать вдох, но не шевелится.
– Возьми цветочки и иди, дорогой, пришли мне план на неделю на электронку.
Мальчик стоит.
– Что-то еще? – я ласково спрашиваю и замечаю на его махонькой жилеточке новую золотую брошь в виде лилии.
Сережа берет стул, что всегда стоял перед моим столом для посетителей, и ставит рядом со мной, вальяжно усаживаясь очень близко.
Ярик еще мнется несколько секунд под моим испытывающим взглядом, а потом храбро выдает.
– Я, если что, рядом!
Он хватает веник, разворачивается на пяточках и оставляет нас наедине.
– Здравствуй, сладкая, – целует мою руку и с издевкой произносит, – Ну как тебе, удалось стать ближе к народу?
Еще и издевается…
Не понимаю, какую игру он затеял, и к чему он ведет, поэтому нагибаюсь и ловлю взгляд Вечного, скользящего по полупрозрачному белому шелку.
– И вам не хворать, Сергей Николаевич… говори прямо, зачем пришел?
Отвлекаюсь в монитор ноута, заношу пальчики над клавиатурой, только хочу ввести пароль, как крышечка закрывается, и Сережа придвигается еще на несколько сантиметров.
– Ты не сможешь так жить, Настя. Это тот мир, из которого ты вырвалась когда-то. Или ты забыла? Ты добилась невероятных высот своим кропотливым трудом… – он подкатывает мое кресло к себе вплотную, – Своим талантом, своим упорством, характером. Не позволишь же ты мимолетному увлечению разрушить все это?
– Ты мне угрожаешь? – провожу ладонью по щетинистой щеке и получаю еще один поцелуй.
– Я никогда не причиню тебе боль или вред, и ты знаешь это лучше меня, – его руки ползут по моим бедрам к талии, он вздыхает – Поэтому и крутишь мной, как хочешь.
– Не надо… – шепчу, когда он приближается.
Сережа вдруг отступает, что так на него не похоже, и толкает заготовленную речь.
Судя по красным белкам и изнеможенному взгляду, он репетировал ее всю ночь.
– Вчера, я надеюсь, ты вкусила все прелести той жизни, что ждет тебя с этим пацаном, ибо скатишься ты до нее очень быстро. Такие, как он, требуют жертву, эгоистично овладевают, и ты слепо отдашься ему ради своей временной влюбленности. Ты лишишься покровительства, – его фраза заставила меня взглянуть на свою любимую зажигалку, – А твои конкуренты сожрут тебя на раз два, ведь они только и ждут твоего малейшего промаха, такого, как этот Леша, например. Твои позорные ролики покажутся тебе просто цветочками.
Я улыбнулась и попыталась съехать с неприятной темы. Хотелось закрыть уши и громко кричать «ля-ля-ля».
– Неужели ты думаешь, что я настолько глупая и…
– Ты не глупая от слова совсем, девочка моя, – он перебивает, мягко касаясь подбородка, так преданно смотрит, и в его голосе я слышу лишь доброту и заботу, – Но очень наивная, как и любая провинциалка. Я за это и люблю тебя, Настя… за твою простоту и честность, – это слово на букву «л» режет без ножа, а Вечный выносит приговор, – Этот маленький город уничтожит вас, он не примет ни тебя, ни ваших жертвенных отношений, а мальчишка бросит тебя, как только поймет, что ты положила свой мир к его ногам. Ты не для него, а он не для тебя.
Его проповедь раздражает меня, потому что он чертовски прав прямо сейчас. Я знаю, что Сережа никогда не бросается словами.
Он – мой холодный рассудок… он тот, с кем я буду, как за каменной стеной.
Сомнения поселились во мне и пустили первые корни.
И правда… куда я несусь, сломя голову. Я же его даже не знаю… позажигала и хватит! Пора возвращаться в реальный мир, где для необдуманных чувств нет места.
– Строители обещают закончить ремонт на этой неделе, ты можешь пока пожить у меня, – снова пустился в атаку упрямец, который неустанно нахрапом берет свое.
– Втроем будем жить?
– Аля уехала. Сегодня утром я отправил ее последние вещи, – решительно настроенный самец снова распушился.
Он тянет мою руку за запястье и усаживает меня к себе на колени. Его горячая ладонь медленно скользит по моей спине, а вторая безуспешно по внутренней стороне бедра, поэтому Серому пришлось ограничиться коленями и икрами. Я смотрю на свою любимое кольцо, пока губы тяжело дышащего мужчины оставляют на шее легкий засос. На столе загорается дисплей входящим сообщением с неизвестного номера.
– Знаешь, что, дорогой?
– Что, любовь моя? – мурчит Вечный.
Тем, кто прохавал жизнь с самого низа, посвящается… – крадусь к его уху, прислоняясь к колючей скуле, провожу по нему языком и сладко вещаю.
– Ебала я в рот своих покровителей и конкурентов.
Отталкиваю мужчину от себя и спрыгиваю на шпильки.
– А меня? Меня тоже?! – Сергей встает следом и надвигается на меня.
Телефон снова моргает, когда я прижимаюсь к окну спиной, не зная, что ответить.
– Сереж, ты знаешь, как я отношусь к тебе…
– НЕТ! НЕ ЗНАЮ! – он срывается на крик, он не может смириться со своей беспомощностью, и чем больше он наступает, тем меньше уверенности у меня остается хоть в чем-то.
Этот теленок перевернул мой мир с ног на голову… а телефон все булькает, не переставая. Мне никто никогда так настойчиво не пишет, и я догадываюсь, кто это может быть.
– Ты мне очень дорог, – тихо произношу и целую уголок его губ, касаясь кончиками пальцев лица, – Дай мне время, Сереж… пожалуйста.
*****************************
Сергей Николаевич покорно отвез меня вечером к брату. Сам. Без свидетелей. Мне понравилось ехать рядом с ним на переднем сидении и подставлять свою коленочку под ласковые поглаживания. Иногда мы держались за руки.
Интенсивное движение, бесконечные пробки и даже олени на дороге не смогли спровоцировать его ни на один мат, ни на одно нервное движение. Он просто держал меня и не отпускал ни на минуту.
Тяжелый рабочий день наводил приятную усталость, которую я давно не испытывала, забивая свою голову мыслями о романтичном мальчишке. И жизнь будто бы вошла в нужное… я бы даже сказала, правильное русло.
Я решила сменить номер телефона и даже перенести свой офис подальше от центра, но, когда я закрывала глаза, я неустанно видела кареглазого бычка без сознания, которого я в очередной раз бросила на произвол судьбы.
Что-то нужно было решать, с чем-то определяться.
Тридцать лет, а ума нет.
– Можно поцеловать тебя, – спрашивает Сережа, а я не могу, просто не могу и не хочу этого сделать.
Я отрицательно покачала головой и молча вышла из машины в компании вибрирующей сумочки.
Только в лифте я наконец открыла непрочитанный миллион сообщений, конечно же, от Леши.
Очнулся бычок.
Я открыла первую и рассмеялась так звонко, что сама испугалась, не говоря о худенькой бабулечке ростом метр, что прижалась в углу.
«Мне позвонили из рая и сказали, что от них сбежал самый красивый ангел, но я тебя не выдал».
Куча гифок с цветами и ангелочками. Пролистывая милые картинки и слащавые смски, я вошла в квартиру… а со стороны спальни доносились очень громкие охи-вздохи.
Я ворвалась в спальню, где Тоша распиливал через задницу Ниночку.
– Я вам не мешаю? – деликатно рявкнула я на кролей, который даже не заметили моего появления.
Глава 16. Крылья
Настя.
Ниночка заверещала так, будто я достала пульверизатор, начала распылять святую воду и жечь ее девственную красную кожу.
– Ты что тут делаешь?! – пытался как можно скорее скрыть свой неприкрытый зад Тоша и заодно закрыть свою святую мандулу.
– Ой, что я там не видела, – махнула на них рукой, как на самых настоящих шалунишек, – У нее там, что, поперек, а не вдоль?
Нинка упала с трехспальной кровати и застряла в узком расстоянии до стены, дрыгая тощими и ручками, как таракан.
– Я же написал тебе не приезжать!
Антон закричал, а я едва не заплакала. Точнее заплакала, но потом.
Променять меня, самого родного человека, на паршивую шкуру, чужую дырку… мать троих детей, что сорвалась стоило ей увидеть член не из-под брюха.
– То есть ты, зная, что мне некуда пойти…
– Тебе всегда есть, куда пойти, – перебил меня брат и вонзил мне ржавый гвоздь в сердце, – А я впервые в жизни счастлив.
– Благодаря мне, – говорю чуть громче, а Антон помогает выбраться Ниночке за скрещенные в ножницы ручки.
– Ты уже выросла, Настя. Отпусти меня, пожалуйста.
Захотелось влепить ему пощечину или громко топнуть ножкой по винирам Домниной… до этого времени он был только моим, и делиться братом было безумно тяжело. Это как отцу-вдовцу позволить вступить в новые отношения.
– Вы, детки, совсем страх потеряли? Муженек узнает, каждую коронку твою выковыряет, Нино!
Женщина в страхе прижалась к Антону и затрусила в меру надутой губехой, упирая микроскопические ладошки в его непривычно для нее мускулистую грудь.
Интересно, каково это, когда руки проваливаются по локоть в мужские сиськи? – хотела спросить я, но добавила.
– Ты, Тош, ее одну берешь или со всем выводком?
Они молчали, они безответственно действовали, опираясь на аргументы своих половых органов.
– Разберемся без тебя, – буркнул Лебедев.
Внутри что-то хрустнуло, какая-то жизненно важная косточка.
Как же я не люблю этих бесхребетных мышей… но в тихом омуте…
Проглотив каменный ком, я молча собрала вещи и ушла по-английски, хлопнув дверью за собой.
Близилась полночь, когда я заняла низкую скамью на три доски вместо пяти со своим квадратным компаньоном.
Зазвонил телефон.
Если уж рубить, то сразу и с плеча.
– Ты куда пропала, малышка? – я услышала его хриплый, как у недавно оперившегося подростка, голос и поплыла… потекла… поехала…
Начал накрапывать теплый летний дождик.
– Леш, мы не можем быть вместе.
Я наконец-то моргнула, и все то, что я копила с момента судьбоносной встречи с Ромео на стероидах и Джульеттой с тройней, вылилось по горящим щекам.
– Насть, о чем ты говоришь? Что, блядь, произошло за эти несколько часов? Ты была готова заслонить меня от пули, а сейчас…?
Слышу, как он кашляет и стонет от боли, а сама готова завыть одиноким волком. Поднимаю лицо навстречу пасмурному темнеющему небу.
– Ничего, ты просто мне не подходишь… – шмыгаю носом.
– Я же слышу, что ты плачешь! Мы все преодолеем… я никого не боюсь, понимаешь? – делает паузу, – Он угрожал тебе?
Молчу, слезы льются бесконтрольно, я не могу вдохнуть.
Я так давно не плакала…
– Где ты?
Не отвечаю, только отвожу в сторону телефон. Не могу скинуть, хочу слушать его голос или хотя бы дыхание…
– Насть, я люблю тебя, слышишь?
Капли дождя зависают в воздухе словно приклеенные к невидимой паутине. Я вижу в одной из них свое отражение и кристально прозрачное намерение быть рядом с ним…
– Да как ты можешь полюбить меня, едва узнав? – спрашиваю вопрос, на который сама знаю ответ, но Леша произносит совершенно не то, что я предполагала.
– Я влюбился в тебя с первого взгляда… ты была одета в змеиную черную кожу, и я не мог отвести взгляда от твоей неземной, сногсшибательной красоты.
Картинки. Кадры из давно ушедшей юности начали всплывать.
Взрыв… дым… визги… и пацан… кареглазая дерзкая малолетка у подножия лестницы.
– Так ты тот долбоеб, который устроил теракт на выпускном?
Захотелось дать ему отцовского леща, но бычок был и так не хило покалечен.
– Убедил?
Слышу его улыбку и кусаю губу.
– Значит, изменял мне все эти годы?
– Нет.
Дождь вдарил ледяной стеной, и я встала на тонкий красный каблук, когда поняла, что стала его единственной раз и навсегда.
– Где ты, Насть?
*****************************
Алешка.
Мое тело не чувствует боли, я судорожно натягиваю привезенные Кузей джинсы и толстовку. А друг стоит под окнами и периодически сигналит.
Ему уже сегодня на работу в отличие от меня.
Это уже второй раз за последние сутки, когда я его так нагло эксплуатирую.
– Куда же ты на ночь глядя, глупой? Ты же еле ходишь! – плескала руками Вера Пална, протягивая мне ручку, подписать все необходимые бумаги задне-передним числом.
– Никогда себя лучше не чувствовал, Ве-роч-ка, – хватаю женщину в косынке за локти и кружу полную старшую медсестру, – Только не выписывай меня, пожалуйста.
Я на работе частенько получал травмы и шила меня исключительно Вера. Такое совпадение не могло быть случайным. Относилась она ко мне, как к сыну, и знала каждый мой шрам.
Батя на работе, Мать в больничке. Так тоже бывает. Когда неродные люди любят и заботятся больше, чем… неважно, впрочем.
– Я те че, эт самая, хоттабка?
ХОТТАБКА!!!
Это слово я не слышал более пятнадцати лет. Мы мелкими играли в квадрат во дворе девятки, а Анька постоянно примазывалась к нам. Ну, а что ей было без дела стоять, она за мячом гоняла. Только и слышно было от Кузьмы: «Хоттабка, мяч!».
Я заржал в голос и голову раскололо на тысячу осколков. Я открыл дверь, выворачивая себя наизнанку.
– Ты уверен, братишка?
Я кивнул и закинул в рот четыре жвачки вместе с прописанными таблами.
– Ладно, поспи, Лех. Я разбужу, когда мы, эт самое, доедем.
Машина подъехала к гостинице, и я почувствовал себя проституткой.
– Тебе помочь?
Сон помог мне не сдохнуть. Я взъерошил еще влажные после больничного душа волосы и с благодарность взглянул на верного друга детства.
– Спасибо тебе, Юрас.
Юра Кузьмин был мне как брат. Вот так я сегодня мысленно создал себе семью.
Теперь идем брать штурмом свою будущую жену и, при этом, надо остаться в живых и не остаться инвалидом…
– Скажешь в кадрах, что я на больничном.
Схватил охапку роз и поспешил к своей мечте.
*****************************
Темное помещение напомнило мне наш первый поцелуй, и я покрылся мурашками. Но магия полумрака рассеялась быстро, когда Настенька включила настольную лампу.
– М. Покупные цветы… по какому поводу?
Сидит в белом кресле, в белом халате и полотенцем на голове самая красивая девушка на всем белом свете и закидывает гладкую смуглую ножку на острую коленку.
– Зарплата пришла, – гордо произношу и кладу веник на край белоснежной кровати.
Сам сажусь на другой, почему-то подальше от снежной королевы, что не сводила с меня глаз.
– У нас нет будущего, теленок.
Равнодушно произносит и нервно теребит махровый пояс.
– Тогда зачем сказала, где находишься? Зачем свой номер оставила? – иду в атаку, ва-банк, ставлю на карту свой последний и единственный шанс на счастье.
Молчит. Опять. Жует губы.
– Я никогда не буду идти с тобой рядом с гордо поднятой головой, потому что ты босяк. И ВСЕ! Все будут тыкать тебя носом в твои нищебродские ссаки.
Ауч… неприятненько! Ну, на правду не обижаются…
– Я могу спрятать нас ото всех… я стану невидимкой или гребанным призраком, лишь бы быть с тобой.
– Нас найдут, отследят, Леш. Тебя убьют.
Она стала грустной, такой трогательной и задумчивой.
– У тебя мания преследования, – вижу надувающиеся губки и меняю тактику, – Мы будем пользоваться кнопочными телефонами. Вспоминай функцию Т9.
Настя встала, и я повторил вслед за ней.
– Предлагаешь мне роль любовницы?
– Это предлагаешь ты, я тебе уже говорил, на что претендую.
Шаг навстречу друг другу. Она смеется надо мной и правильно делает, ведь я просто дурак, влюбленный в принцессу, мечтающий утащить ее из хрустального дворца в свою ветхую лачугу. Белое полотенце падает к ногам красавицы.
Я подхожу к ней вплотную, распахиваю развязанный по пути халат, обхватываю ее тонкую талию в кольцо и рывком заставляю обнять меня.
– Леша… – она касается моего опухшего подбитого лица, заставляя меня поморщиться.
– Что?
Ее нежные пальчики обводят контур моих едва заживших губ. Переливающийся взгляд скользит от них до глаз и обратно. Она говорит еле слышно.
– Скажи еще раз, что любишь меня.
Целую теплые подушечки, смотрю в бездонный голубой океан, тону в ее минутной слабости, которой сейчас достаточно… купаюсь в этой взаимности. Понимаю, что мы просто обречены. Глажу ее ребра, лопатки и ощущаю, как сзади пробиваются ее крылья. Медленно спускаю халат по плечам, чтобы дать им свободу.
– Я люблю тебя, – шепчу, поднимаю обнаженного ангела на руки и укладываю на холодные подушки.
