Таня Лаева
Т9
Глава 11. Годовщина свадьбы
Настя.
– Ты мне не нравишься, – произносит водитель Сергея, который обязался беречь мою честь на приеме у Домниных.
Андреев Мишаня лукавил, он люто ненавидел меня. Будучи не просто подчиненным, а единственным другом Вечного, он так и норовил влезть между нами.
Я приоткрываю окно и просовываю в узкую щель недокуренную сигарету. Моя рука ложится на мужское бедро в отутюженных брюках и перемещается по внутренней его стороне. Глаза Миши округляются от ужаса и неловкости момента.
– Да ты бы сам меня трахнул прямо на капоте Сережиного мерина… так, сладкий? – мой коготок царапает его щетинистую щеку, он уворачивается, а я продолжаю – Сколько раз ты за нами подсматривал в зеркало заднего вида и дрочил на мои стоны? Ну-ка, покажи свои волосатые ладошки.
Я расхохоталась, когда больно получила по пальцам.
– Ты озабоченная сука!
– Тише будь, – становлюсь серьезной и произношу в самой омерзительной манере, – Или твой друг заподозрит тебя в попытке изнасилования его женщины.
– Он тебе не поверит.
– Проверим?
Миша кипит, а я веселюсь, он просто в ярости, но сохраняет хладнокровие. Мы были с ним чем-то похожи. У него такие же голубые глаза, но волосы темно-русые. Его красивое мужественное лицо украшает глубокий рваный шрам от виска по густой брови. Он часто хмурится. Его костяшки сбиты, и его кулак кажется круглым.
– Гашетку придави, мы отстали.
Всю неделю я почти не виделась с Сергеем, потому что шла очередная презентация последней коллекции «Невская царица». Я провела пресс-конференцию, на которой ни одна продажная шкура и не вякнула о моих похождениях, опровержение которых вышло в тот же день. Спасибо моему любовнику, так желающему вторгнутся в мое личное пространство.
Я сказала Серому, чтобы он ускорил ремонт в моей квартире, и тогда мы сможем видеться чаще.
Самое главное, озадачить мужика и дать ему надежду на благодарность. И с ним нельзя поступать иначе. Он просто сволочь, любящая только ту, что смешивает его с дерьмом.
Я взглянула на Мишу и достала очередную порцию отравы. Он следил боковым зрением за каждым моим движением, настороженный и нахохленный.
– Твой друг мазохист. Смирись с этим.
Жалею в тот момент, что не села сзади, потому что напряжение между нами разрасталось все больше. Я окинула взглядом свой вызывающий наряд, поправила в ушах тяжелые бриллиантовые серьги, посмотрела на любимое кольцо, которое заставляло меня быть человеком, и матюгнулась про себя.
– Извини, Миш, я никогда бы так не сказала.
Водитель улыбнулся, не отрываясь от зеркал заднего вида, когда я закинула ногу на ногу, оголяя бедра до самой задницы. Темно красная шелковая ткань ласково скатилась по смуглой коже, я скинула туфли и не стала курить.
– Стерва ты, Лебедева. Но охеренно сексуальная.
Произносит Мишаня свой первый в наших с ним отношениях комплимент, в очередной раз доказывая мне, что все мужики одинаковые.
****************************
Мы въехали вслед за Тошей на грунтовую дорогу, ведущую к настоящему трехэтажному замку.
И как местные-то его не сожгли?
Раньше на этом месте готы устраивали голубиное жертвоприношение, и этот дом буквально стоит на костях.
Экзорциста бы позвать или священника…
Я посмеялась сама с собой, подходя ближе к Тоше, поправляя его черную бабочку, осматривая его безупречный смокинг.
Кидаю сумочку водиле, беру под руку брата, наше трио следует по вымощенной мозаикой дорожке к дому на обрыве, под которым бурлит стремительное течение. Мы входим в огромный холл, и я ужасаюсь масштабам коррупции в регионе. Вычурный дизайн Людовиков, статуи голых младенцев и греческих богинь и хозяева, расфуфыренные и чванливые матушка с папенькой с лоснящимся сынулей, встречают дорогих гостей. А за тремя кубышками-матрешками стоит робкая худющая Ниночка в нежно-розовом платьице, с собранной кичкой, а на ней висят трое ангелочков, внешне таких же невинных, как и она.
Чувствую, как Антон плывет, и отпускаю его поздороваться.
И как он уговорил меня на эту авантюру? А ведь мне еще хряка обхаживать, брать, так сказать, удар на себя. И как это сделать на глазах у Мишани? Ну, Тоша!
Мы следуем в столовую, где накрыт торжественный богатый стол, играет легкая тихая музыка, и всюду снуют официанты с подносами. На трехметровых стенах висят семейные фотографии, в том числе, и с шикарной свадьбы. Я неудачно поворачиваюсь, и что я вижу?
Мой влюбленный птенчик берет за руку какую-то мышь, которая тут же кончила от этого прикосновения. Он это делает только тогда, когда понимает, что я заметила их.
Все понятно. Влюбленная дурочка. Идеальная девочка. Ниночка два.
Но какого черта он тут делает?!
И тем не менее, я не могла не заценить его преображения. Белая рубашка слегка сборила на широкой груди, черные брюки трещали на бедрах. Ну, а девчонка явно надела платье с выпускного, ибо она была похожа на персиковый зефир в «жутких розочках».
Я смотрела на него и гипнотизировала его волю, я знала, что он как теплый пластилин в моих руках. Стоило мне щелкнуть пальцами, и девочка бросится с обрыва в реку, что течет под безвкусным дворцом, не пережив горечь скоротечного расставания.
Он смотрел на меня, просто любовался. Такой взгляд ты видишь на себе лишь единожды, и этот раз был первым в моей жизни. Снова проклятая чесотка засвербела в груди, снова желудок кто-то надул… не знаю, наверное, через задницу. Но когда я оглянулась, сзади не было никого. Никого кроме Миши, который отрицательно покачал головой и демонстративно обнял меня за талию.
– Даже не думай, Лебедева. Сережа убьет его… или я.
Поворачиваюсь к нему и в ответ незаметно для всех впиваю острые алые стилеты в его шею. Водила морщится, но терпит, подключая вторую руку, уводя меня на танцпол, где пошатывались уже успевшие накидаться дикошарые, как мне потом представили, представители районной администрации.
– Давно мечтал полапать меня, Андреев?
– Не все такие гандоны, как ты рисуешь в своем больном воображении, змея, – он прижимает меня крепче к себе, доказывая обратное, но ситуацию спасает Домнин, буквально вырывающий меня из цепких лап Михаила.
– Я украду вашу партнершу? – спрашивает, а ответа не дожидается.
Взглядом нахожу Тошу, танцующего с Ниной и кучей ее крикливых детей.
А вот это уже в отца.
Интересно, как зовут старшего сына… Фемистокл?
– Потрясающе выглядишь, Анастасия. Я надеялся, что ты приедешь.
Я просто тону в его жировых складках, а его смазливая внешность теряется за запахом жареных пирожков. Миша встает неподалеку и следит коршуном, но не за нами, а за Лешей. И все шло по плану: Тоша с Ниной, я терплю и борюсь с рвотными позывами, слушая о достижениях местного принца, все постепенно напиваются. Миша почти спит за столом, нализавшись халявной самбуки, практически не закусывая.
У всех свои причины, и все очень устают.
Датый Роман Домнин повел меня на экскурсию по поместью. Подмигнув брату и показав им с Нинкой кулак, я приподняла подол и последовала за холодцом, слегка покачиваясь.
Вазы, картины, обои с 3D рисунком… ну круче, чем в Вестминстерском аббатстве.
Я восхищалась, была вежлива и учтива, но в один момент немного отстала размять уставшие ватные ноги. Я сняла туфли и поставила босые ноги на мягкий тонкий ковер из натуральной шерсти. Не замечая ничего вокруг, Роман продолжал ссать мне в уши и закидывать свои деньги мне в сердце.
Пиздит, как дышит, а дышит часто.
Вдруг чьи-то руки утащили меня во тьму одной из комнат, и я сразу догадалась чьи.
Глава 12. Теленок
Настя.
Я должна закричать, но слова застряли в горле. Алкоголь будоражит кровь, а Алешенька так близко сейчас, что хочется выпрыгнуть из этого дурацкого платья.
– Что ты здесь делаешь? Я же сказала, что у тебя шансов нет! – шепчу и выдаю себя с потрохами, что мечтала об этом похищении с того момента, как увидела его с этой бледной оглоблей.
– Не обольщайся, малышка. Рома – мой брат, а я почетный гость.
– Слышь, Домнин…
– Я не Домнин, я Быков! – перебивает меня, а его голос заставляет мои колени подогнуться.
Темно. Хоть глаз коли. Очень жарко. А страсти все накаляются, я начинаю снова его подстегивать.
– Бычок, значит. Так вот, ты никакой не бык, ты теленок. Пиздуй к своей корове и паси ЕЕ, – я кричу на него шепотом и почти говорю в голос, потому что кровь закипает, и мне становится чертовски больно.
Леша все приближался, а мне было просто некуда отступать. Я прижалась к двери, но не вышла из нее, приняв решение, которое изменило мою жизнь навсегда.
– Я только одного не пойму, ты че такая пиздодельная? – произносит он, а я больше ничего не могу возразить ему и просто впиваюсь в его губы со сладким привкусом дорогого шампанского.
Как же мне этого не хватало… Боже мой… каждый гребанный день я жевала свой несчастный рот, пытаясь ощутить вчерашний день.
Помните, как целовались в аргентинских сериалах? Вот ТАК Леша целовал меня! До стука зубов, до гланд, до крови на языке.
Я отталкивалась от двери, хваталась за короткостриженый затылок, чтобы как можно ближе прижаться к его твердому, горячему телу, а он впечатывал меня обратно, наваливаясь всем весом. В какой-то момент я поняла, что не дышу уже несколько минут. Я отстранилась, пытаясь восстановить дыхание.
Попробуйте в тридцать пробежать стометровку. Думаю, примерно то же самое, если конечно не сдохнуть по дороге от пердечного приступа.
Леша уперся рогами в мой лоб и ударил в дверь ладонями.
– Настя… – тихо произносит мое имя, а я беру его руку и опускаю к глубокому вырезу на бедре.
Он получит свое и отстанет от меня. Пока он не удовлетворит свою похоть, так и будет шататься за мной… а я не смогу выкинуть его из своей головы, пока не удовлетворю свою.
– Леш, пойми, я тебе нравлюсь, только потому что отшиваю тебя.
– Нет, я просто вижу больше, чем другие.
Его ладонь скользит под платье, и он тихо мычит, когда понимает, что я без белья.
– Моя сумасшедшая малышка, – шепчет, а мои пальчики гуляют по ремню, пытаясь расстегнуть и освободить нас от этой взаимной зависимости.
Леша тормозит мои руки, заводит их вверх по двери, перехватывает мои тонкие запястья в свой огромный кулак. Свободной ладонью он забирается в вырез глубокого декольте и медленно сжимает голую грудь, пропуская сосок между грубых, неумелых пальцев.
– Не спеши, – он оставляет легкие укусы на мочке, скуле, челюсти, прокладывает дорожку из нежных влажных поцелуев по шее, ключице, возвращается к губам, выдыхая в них, – Я мечтал об этом больше десяти лет.
– Ты дрожишь, – не обращаю внимание на странности в сроках ожидания, когда вижу, как теленочек нервничает и становится мокрым, как мышь, а его сердце бьется так сильно, что отзывается своим пульсом в моем.
Его руки с упоением гладят мою талию, спускаются к ягодицам. И в этих движениях нет ни миллиграмма пошлости. Он двигается по внутренней стороне бедра и останавливается в миллиметре от так сильно вожделеющей его прикосновений светло-розовой плоти.
– Леша, пожалуйста…
Впервые умоляю мужчину дотронуться до меня, раскрываю губы, чтобы впустить его, но он дразнит меня и убегает, а я ловлю лишь воздух. Я жалобно скулю, когда слышу треск ниток, а пальцы Алексея проходят так близко к заветной цели и так и не доходят до финиша.
– Умоляй, – резко произносит, а я слышу в этой кромешной тьме, как он улыбается, и сам едва сдерживается.
– Пошел ты!
Пытаюсь вырваться, но безуспешно, сильные руки крепко прижимают меня к себе. Медвежьи объятия сдавливают меня с такой силой, что мои кости начинают крошиться, а органы выжиматься. И тут Леша произносит то, что хочет услышать каждая женщина в своей жизни.
– Я тебя никуда не отпущу и никому не отдам.
И снова целует меня, неистово, быстро, облизывая буквально все мое лицо, будто пытаясь проглотить мою голову.
– НАСТЯ! – раздаются из коридора мужские голоса, и мы начинаем пятиться к зашторенному окну, держась за руки.
– Мои туфли, – шепчу, едва ли не плача.
Леша героически спасает их, и спрыгивает в сад. Он ловит меня, и мы бежим, прячась в тени деревьев, глупо хихикая, максимально нагибаясь за фигурными кустами. Какими-то окольными путями мы добрались до пляжа, где я наконец взглянула в лицо своему похитителю.
Мне никогда не забыть ослепительный свет его счастливых глаз и его щеки, и губы, измазанные моей красной помадой. Я вытерла особенно яркую полосу под нижней губой и подарила ему короткий поцелуй с оттяжкой под огромной полной луной.
Я сделала несколько шагов назад и сняла бретельки. Платье сорвалось с груди, и я не помню, как мы оказались в воде.
– Ты дашь мне свой номер? – спрашивает между мокрыми поцелуями красавчик.
– Зачем? Ты знаешь, как меня найти.
– Я буду смски тебе писать, – произносит он и усаживает меня к себе на пояс.
– Ты забудешь обо мне уже завтра-а… Ле-еш…
Он входит в меня, как по маслу, вместе с теплыми потоками ласковой воды и так сильно обнимает мою спину. Несколько толчков, буквально пара минут, и парня согнуло пополам, он захрипел мне в шею.
– Что? И все?!
– Я только начал…
Леша повалил меня на прибрежный песок, щедро отдавая все то, что хранил лишь для меня. В ту ночь я впервые подчинялась такому неопытному мужчине, который даже не догадывался, насколько делал мне хорошо, и я не притворялась, и не преувеличивала. Я целовала его, как никого и никогда, а он меня, я просто уверена в этом.
Дальше все было словно в тумане… помню, как долго поднимались в крутую гору, как Леша нес мои туфли. Помню, как прошли музей, где раньше тусили бомжи и пугали туристов с соседней страны через реку. Рынок.
Помню головокружительные поцелуи в лифте и в его дверях, которые беспощадно лупили по нашим телам под обезболивающим. Помню теплый душ и мягкую постель, тяжелую мужскую руку и утренние, уже вялые чмоки, когда мы засыпали с рассветом. Последняя мысль, что посетила мою почти трезвую голову была…
Что же ты наделала, Настя… что будет, когда закончится этот приторно-сладкий сон, и вы завтра проснетесь?
Глава 13. Убийство
Сергей.
Всю ночь я не спал, я сидел в кабинете, нажираясь в хлам. Единственным моим собутыльником был монотонный голос женщины из динамика. Гудки плавно перетекли в «не абонента». Я бесконечно прикладывал к уху горяченный гаджет и слушал одно и то же. Я не помню, сколько выпил, не помню, сколько раз позвонил Михе перед тем, как вызвать доставку и сорваться в чертову дыру, прихватив хрустальный квадратный графин.
Уже на выходе меня окрикнула Аля.
– Опять кинула тебя твоя шлюха?
Изображение плыло, фигура жены в размашистой ночной сорочке троилась и рябила. Я ощутил позыв к рвоте и отрыгнул едкие отравленные пары. Чужая мне женщина усмехнулась и фыркнула.
– Я все равно доберусь до этой мрази… если ты, конечно, сам ее не придушишь.
Я не мог ничего ответить, лишь пытался натянуть проворные туфли, прокручивая в своей голове, как буду месить всех, кто встанет сегодня на моем пути.
Как только очнусь от беспробудного пьянства…
– Те-бе по-зев-ло се-… – пауза, мое рычание, и ноги наконец обулись, – го-дня…
Иду по стене, на автопилоте нащупываю ручку.
– ПОСМОТРИ НА СЕБЯ! – крикнула Аля, и я замер, словно протрезвел на долю секунды, – Она смешала тебя с грязью, ты просто жалок, – вдруг она быстро подошла и обняла меня сзади, – Сережа, пожалуйста, не уходи… прошу тебя…
Ее слезы пропитали мою грязную, пропахшую потом и пролитым коньяком рубашку. На мои лопатки словно лили расплавленный свинец, от которого мне не было больно. Ее слезы не значили для меня ничего, ровно, как и мои для Насти.
Аля много плакала, и я больше не мог выносить этот дешевый спектакль. Она пыталась спасти то, что давно было разрушено, то, что не должно было начинаться.
Но если бы не она, я бы никогда не встретил Настю, и не перенес бы свой офис прямо над ней.
Я ненавидел женские слезы, но, если бы плакала Настя, я бы выпил каждую ее слезинку, впитал бы каждую соленую, кристальную капельку, забрал бы всю ее боль и жестоко отомстил бы тому, кто обидел ее.
– Ты что думаешь, я по пьяни на тебя залезу? – я ощутил прилив сил и выпрямился.
Я сбросил с себя тонкие руки нелюбимой и сказал напоследок.
– Чтобы завтра тебя здесь не было, – я протрезвел на несколько минут, чтобы сказать этой лживой, мерзкой лярве с изуродованным пластикой лицом, – Либо ты уйдешь по-хорошему, либо я тебя урою вместе с твоей гени… неги… гинекологической картой! Но перед этим… я зачитаю тебе весь твой венерический букет, а точнее венок. И еще, – силы покидали меня, а язык снова начинал заворачиваться, сон одолевал, ровно, как и ожидающий меня водитель, – Увижу рядом с Настей, убью.
Хлопнув дверью, я еле добрался до машины и отключился, как только почувствовал нагревающуюся кожу под задницей.
*****************************
Противное треньканье разорвало мою чугунную голову и все существующие в ней примеси, но обратно она собралась как-то неправильно, ибо ее боль была просто невыносимой. Я был все еще пьян.
Циферблат показывал полдень. Малознакомый мне водила терпеливо ждал моего пробуждения, наверняка несколько раз обоссавшись.
– Воды.
Он ушел и вернулся в сухих брюках и ледяной минералкой. Опустошив бутылку и снова опьянев, я наконец поднял трубку.
– Говори, – я просто охренел от своего баса, а Миха припечатал.
– Она с пацаном. Она опоила меня и сбежала с ним.
Ревность. Самый страшный порок. Самое мучительное чувство из всех, что были мне когда-либо известны. Страшнее лишь гнев, который заставлял меня захлебываться от ненависти и забывать о похмелье.
– Где они?
Ревность порождает ярость. Я смотрю на золотую печатку на отекших пальцах. Ее подарила мне Настя.
Но она же хоть что-то значила?
– У него, – Миха говорил виновато, но в тот момент я не придал значения, как это, интересно, Настя умудрилась напоить его.
Я отпустил машину, когда мой мерин медленно подкатил к автозаправке. Друг смерил мой вид сочувствующим взглядом и ничего не сказал. Даже не стал читать мне нотации, что также меня насторожило.
Серая кирпичная девятиэтажка была через дорогу и пару клумб. Убогий деревянный лифт со стертыми кнопками умчал нас на самый верхний этаж.
Я никогда не забуду этот гребанный день…
Мишаня выбивает хлипкий замок с трех ударов. Я влетаю первым и вижу свою голую любовь в объятиях другого.
– Я предупреждал, – говорю, голова раскалывается, а сердце разлетается на миллионы осколков, ибо где-то внутри него сработал детонатор.
Настя что-то громко говорит, а я будто погружен под воду. Я не дышу и не слышу, просто отдаю. приказ.
– Покалечить.
Они не успевают ничего понять или сделать. Я поднимаю грязное платье, хватаю СУКУ и тащу пешком вниз по лестнице со зловонным мусоропроводом, от запаха которого снова испытываю мощный прилив извержения.
Из квартиры раздаются звуки битого стекла и ломающейся мебели. Настя верещит и избивает меня свободным кулаком.
Больно. Очень больно.
Она рвет мою рубашку. Царапается. Пытается укусить. Ощущаю, как кровь бежит по уху и шее. НО чувствую невозможное облегчение от того, что моя сластена снова рядом со мной. Запихиваю орущую истеричку на заднее сидение, швыряю ей в лицо влажную тряпку и строго и тихо произношу.
– Одевайся!
Сажусь за руль и медленно начинаю отъезжать со двора. Упрямица натягивает подранный кусок ткани, и даже такая… лохматая, помятая, оттраханная чужим мужиком… она так дорога мне.
– Останови, – шипит дикая кошка.
Я отрицательно качаю головой, опуская шторку, чувствуя, как она успокаивается.
– Я сейчас тебе тачку обоссу, припизднутый!!! – орет и жалобно стонет.
Сдаюсь и поворачиваю к проклятой заправке.
Но стоит мне остановиться и разблокировать двери, как неугомонная бросается обратно к дому, где теперь будет проживать ее ненаглядный инвалид.
БЛЯДЬ…
Несусь следом на проезжую часть, бегу за босоногой дикаркой, и вижу, как из-за угла выворачивает щегол с окровавленной рожей.
Живучий, сука! Но это ненадолго…
*****************************
Настя.
Утром я открыла глаза и встретилась с ласковым взглядом карих глаз.
– Доброе утро, малыш, – его хриплый сладкий голос посылает холодок по позвоночнику, и я кусаю нижнюю губу, чувствуя тяжелую мужскую руку на своем бедре.
– Привет, Быков.
Приподнимаю одну бровь, смотрю на его гладкое лицо без единой морщинки. На высокий лоб спадает небольшая хулиганская челка, зачесанная на бок. На переносице красуется тонкий едва заметный шрамчик.
Такой красивый…
Теленок касается моей скулы большим пальцем, приближается и мягко целует меня. Наши губы немного слипаются и отщипывают друг у друга кусочек, когда я отстраняюсь и смотрю на его большую ладонь.
Рабочие руки…
Огрубевшая кожа покрыта мелкими рубчиками и зажившими мозолями, но нежнее нее я ничего никогда не ощущала. И снова воздух заполнил меня до предела.
– Ты скажешь мне свой номер, Настенька? – целует шею, и от места его прикосновения мурашки наперегонки несутся к кончикам пальцев ног.
– Нет, – начинаю ластиться нежной кошечкой и только закидываю ножку за спину молодому жеребчику, как раздается первый удар в дверь.
*****************************
На ходу я выскочила из машины и рванула обратно к Лешиному дому, уже одетая. Я даже не думала в тот момент, сколько людей наблюдало за нашей драмой и побегушками туда-сюда, от заправки до девятки.
Сердце билось так сильно, что я думала оно раскрошит мои ребра и уничтожит легкие. Я не чувствовала боли в голых ступнях и передавленных до синевы запястьях… я просто бежала, как никогда в своей жизни. Миша был раза в два больше Леши и мог не просто покалечить его, но ненароком или даже спецом убить.
И в этой безумной гонке, совершенно неожиданно, из-за крутого поворота здания вылетел мой Бычок. Мы едва не столкнулись, а я будто воспарила над землей, тут же шмякаясь с огромной высоты о криво выложенную плитку. Толком еще незажившее лицо было снова разбито, как и его кулаки. Глаз был залит кровью из рассеченной брови.
Андреева не было на горизонте, и я влетела в обнаженную грудь парня в обычных спортивках, пытаясь закрыть его избитый безжалостными ударами торс. Он заключил меня в объятиях и спрятал от надвигающегося разъяренного рычащего Вечного.
– Руки убери, выродок!
– Хуй ты угадал, дядя, – Леша встает передо мной и сплевывает алую вязкую слюну.
Заносящий кулак мужчина был уже на подходе, когда между нами ворвался до боли знакомый пацан и загородил нашу пару от коварного разлучника.
– Отвали от них, мудила! – пискляво, но невероятно мужественно прокричал маленький богатырь, и Сергей просто опешил от сочетания возраста и словарного запаса.
Послышался вой приближающихся сирен.
– Позже поговорим, – вот так спокойно произнес Питерский «бизнесмен», к которому уже подковылял его «водитель» с гематомой под глазом и с расквашенной челюстью.
Они быстро удалились и со свистом стартанули с заправки. Я выпуталась из вцепившихся в меня сильных рук и нагнулась к мальцу.
– Добрынюшка, а ты тут откуда, маленький?
– Мама за хлебом послала, – буркнул нелюдимый оболтус, – А тут тебя спасать надо!
Я похлопала младшего Усынина по макушке и звонко чмокнула мягкую щечку.
– Спасибо, мой рыцарь. Маме «привет».
Добрыня потер место поцелуя и понесся в магазин с пустым пакетом, который летел за ним маленьким парашютом.
– Тебе надо в боль…
Плюх. Я развернулась на тело без сознания, опустившееся по кирпичной стене бывшей художественной школы.
Воющая колымага с мигалками вальяжно подкатила, и оттуда вывалились два длинных дрища в форме. Я оглянулась на толпу собравшихся зевак, которые наверняка кляли меня за убийство первого парня на деревне. Они это делали молча и безучастно, как и любой человек нашей необъятной страны.
