Тамара Шаркова
Тринадцатый сонет
Кто- то засмеялся, с передних парт стали оглядываться на Женьку. Особенно развеселились девчонки. Жека знал, что бывает, если дашь слабину и покажешь, что тебя такое сравнение как- то задело. Потому, собрав всю волю в кулак, он заставил себя сидеть спокойно и даже снисходительно улыбаться. Ему вовсе не хотелось становиться долговременной мишенью для острот. Наверное, случись это год назад, он рассказал бы обо всем родителям. Папе уж наверняка. Но почему- то сейчас ему показалось это просто невозможным – обсуждать с кем бы то ни было такую тему. Женька посещал школу еще два дня, до конца недели, а в воскресенье твердо сказал Веронике:
– В музыкальную школу я больше ходить не буду.
И больше там не показывался.
Пока Вероника не пришла с работы, Женька бездельничал, даже рюкзак из передней к себе в комнату не перенес. Полазил по Сети, посидел у телевизора, два раза пил чай. Потом решился, приволок рюкзак и вынул мобильник. После четвертого сигнала решил отключиться, но в этот момент телефон откликнулся голосом Эвелины. Женька подождал секунду и выключил телефон. Сердце застучало так часто и сильно, что он сам его услышал. И тут же Жека сообразил, что его номер высветился у Эли. В панике он опять позвонил ей.
– Слушаю, – ответила девочка. – Кто говорит?
Теперь Жека понял, что она не знает его номера, но отступать было поздно.
– Это Женя Нелинов, – сказал он. – Я хотел узнать у тебя задание по биологии.
– А разве она не послезавтра? – спросила Эля, чуть помедлив. – Но если тебе нужно…
– Нет, нет! Значит, я перепутал! Извини! – и осекся.
Молчание затягивалось.
– Тогда до встречи завтра, – сказала Эвелина с едва уловимой насмешкой в голосе и отключила мобильник.
Женька швырнул трубу на диван и с досады на самого себя полез на… шведскую стенку. Впрочем, если бы он слышал объяснение Эли со своей бабушкой, последствия могли быть гораздо хуже.
– Кто звонил, Лина? – спросила она. – Мама?
– Нет, Ба. Мальчик из класса.
– Из новой школы? Тот, который иногда провожает тебя домой?
– Нет. Другой.
– Кавалер?
– Ба, там не может быть «кавалеров». Они оба просто мальчишки. Только один нормальный, а другой испорченный. Тот, что провожает, между прочим. Ужасно навязчивый!
– Так скажи Глебу. Он его быстро отвадит.
– Я сама это сделаю. Не хватало еще, чтобы Глеб выяснял отношения с каким- то семиклассником. Да еще перед конкурсом. Этот Виктор такой накачанный для своих лет. Тем более, ничего криминального не происходит. Просто волочится рядом со своим дружком, анекдоты пошлые рассказывает. «Прикалывается» одним словом.
– Что делает?!
– На туземном языке, бабуля, это обозначает что- то вроде кривляния и заигрывания одновременно.
В последнее воскресенье перед каникулами произошло событие, испортившее Жеке и его друзьям все каникулы. Они договорились пойти на очередную серию «Пиратов » с Джонни Деппом, и Мака ждала их всех у своего подъезда. Как назло опоздали не только Женька с Костей, но и «Настоящий полковник», обитающий с Машей на одном этаже. В ожидании ребят, Мака шлепала по лужам рядом с входной дверью. Скучающий в ожидании своего босса- депутата молодой шофер призывного возраста решил поразвлечься. Он открыл дверцу «мерса», припаркованного у подъезда, и позвал:
– Эй, не замерзла еще?
Мака взглянула на его помятую физиономию с многочисленными следами юношеских прыщей и ничего не ответила.
– Хочешь погреться? Музыку послушаем? А?
Мака не отвечала.
– Тебе говорю!
В это время дворник, подметавший тротуар, прислонил к стене рядом с дверью метлу и совок с длинной ручкой и отошел к мусорным бакам.
Шофер вылез из «мерса» и направился к девочке. Она попятилась. Но он успел схватить ее за рукав куртки и потянуть к машине.
– Чего «пупкуешься»!
И в эту минуту из подъезда вышел «Настоящий полковник».
– Борька! – закричала Машка. – Борька!
Василевский, ни минуты не колеблясь, схватил совок и плашмя огрел им шофера. Удар пришелся обидчику по плечу, но острый металлический край слегка зацепил и мочку уха. Шофер ойкнул, схватился свободной рукой за ухо, но Маку не выпустил. Тут одновременно рядом с ними оказались подбежавшие на крик Маши Женька с Костей и двое солидных мужчин, подошедших к подъезду со стороны детской площадки. Позже выяснилось, что это были депутат местного совета и его помощник. Один из «дядечек», как потом назвала их Мака, схватил «Настоящего полковника» за ворот куртки. Жека и Костя сразу же принялись освобождать друзей. Шофер, отпустив Маку, стал, ругаясь непристойными словами, вытирать платком кровь с уха и руки.
Шофер уже сам был не рад тому, что произошло, и стал просить босса, который догнал и ухватил Машу за плечо, «отпустить эту…». Тут он произнес такое слово, услыхав которое Женька изловчился и влепил ему пощечину. Депутат стал багровый, как вареная свекла, и приказал своему помощнику вызывать милицию.
Милицейский наряд отвез всю компанию в районное отделение, туда же прибыл и депутат с «пострадавшим» и помощником. Депутат кричал, что не допустит, чтобы «в его районе орудовала «Бригада- 2» из малолетних беспредельщиков». Пока его успокаивали в кабинете начальника, женщина в строгом черном костюме привела ребят в сопровождении рядового милиционера к себе в комнату и принялась заполнять анкеты на каждого «правонарушителя». Первым начал было отвечать Боб, но еще не остывший после баталии Женька, когда- то посмотревший несколько серий американского фильма «Человек и закон», резко сказал ему:
– Замолчи! Они не имеют права допрашивать нас без родителей!
– О! Какой законник, – насмешливо сказала женщина. – А причинять увечья взрослым в отсутствие родителей вам разрешается?
Женя вынул мобильник.
– Я лично звоню отцу, и пока он не приедет, ни на какие вопросы отвечать не буду!
– Мальчик! Я Анна Васильевна Дорохова, инспектор по делам несовершеннолетних. И поверь мне, в том, что я хочу узнать ваши имена и фамилии, нет ничего предосудительного. Я делаю это именно для того, чтобы связаться с вашими родными.
– Мы с ними сами свяжемся, – парировал Жека.
Дорохова немного подождала, а потом, поджав губы, удалилась, строгим голосом предупредив, что до прихода родителей с ними посидит сотрудник отдела.
Симпатичный молодой человек в обычной одежде, джинсах и толстовке, занял ее место за письменным столом. Убедившись, что на его шутки никто не реагирует, он принялся разгадывать кроссворд в газете «Комсомольская правда», то и дело переворачивая лист вверх ногами, чтобы сверить ответы.
Алексей Иванович появился в отделении через полчаса. Из принципа Жека не стал отвечать на вопросы отца при сотруднике. Мака тоже молчала.
– Ладно, – сказал молодой человек. – Я выйду. Пойду, скажу Анне Васильевне, что один «родитель» уже пришел.
Как только дверь за ним закрылась, ребята окружили Нелинова, пытаясь не только рассказать, но и показать в лицах, как все происходило. Алексей Иванович представление прекратил и попросил Маку рассказать обо всем, как можно точнее. И вскоре Нелинов уже обладал информацией в полном объеме.
Через четверть часа инспектор Дорохова появилась у себя в кабинете.
Анна Васильевна была дамой средних лет, Волосы ее, постриженные каре, были неестественного иссиня черного цвета, а на лице не наблюдалось никаких мимических морщин. «Официальность и искусственность», – так подумалось о ней Алексею Ивановичу.
Сразу же за Анной Васильевной в кабинет постучала мама Машки, родители Кости и дед Бориса. При них по предложению Нелинова Мака повторила свой рассказ. Теперь заполнение анкет уже выглядело, как оформление документов пострадавшей стороны. Но Алексею Ивановичу очень не понравилось что- то в глубине стальных инспекторских глаз. Особенно, когда она смотрела на Женю. Но он постарался отогнать от себя нехорошие предчувствия, поскольку если обсуждаемое событие для шофера и депутата могло иметь какие- то последствия, то инспекторши это не касалось.
Когда возвращались домой, ребята шли впереди, то и дело опережая родителей, а затем останавливаясь и поджидая их.
Дедушка Боба колобком катился рядом с Нелиновым. Он был похож на бессменного телеведущего «Поля чудес», только несколько ниже и размера на два полнее.
Машкина мама, очень высокая, в длинном пальто, полы которого, расходясь, обнажали стройные ноги, до колен укрытые узкой юбкой, походила на старшую сестру своей дочери Она все время пожимала плечами, разводила руками и повторяла: « Ну и де- пу- тат!
Индюк надутый! Притащил детей в милицию, обругал ни за что и после этого даже не извинился!»
После каждого такого восклицания ее сумка на длинном ремешке сползала с плеча, и она поправляла ее, задевая локтем Костиного отца. Тот вздрагивал и старался вместе с женой отойти подальше к кромке узкого тротуара. Костин папа работал в аптеке провизором. У него было худое неулыбчивое лицо и сухощавая фигура с длинными ногами и руками, движения которых были как- то по- особенному точны и экономны. Это казалось естественным для человека, который все время бережно взвешивает, растирает и растворяет обозначенные в рецептах вещества, потому что в этой аптеке торговали не только готовыми формами. Его жена работала там же кассиром.
У самого дома ребята окружили родителей:
– Можно мы немого погуляем во дворе.
– Нет, – твердо ответил Нелинов, опережая ответы других. – Все расходятся по домам.
– Па, – с обидой в голосе сказал ему Жека, когда они поднимались на лифте.– Ты не разрешил нам остаться во дворе таким тоном, как будто мы все- таки в чем- то виноваты. Почему?!
– Не виноваты. А почему всем нужно разойтись и успокоиться поймешь потом.
Не успел Алексей Иванович вставить ключ в замок, как дверь распахнулась. На пороге стояла Вероника.
Еще не расстегнув куртку, Жека стал сбивчиво рассказывать ей о том, что произошло.
– Так, – прервал его Нелинов, – представь, что ты набрал полный рот воды, и остановись. Разденься, помой руки, переоденься, и потом мы поговорим с мамой.
Вечером все было, как обычно. Вместе смотрели по телевизору балет в постановке Нуриева. Женька изображал дона Базилио и едва не опрокинул торшер. Потом Алексей Иванович и Женька готовили на ужин сырники, пачкали друг другу носы мукой. Вероника наблюдала за их возней и улыбалась.
До того, как родители напомнили ему, что пора ложиться спать, Женька успел поиграть в компьютерную «стрелялку» и отослать очередное послание Коське. Потом Нелинов принес ему в постель стакан теплого молока и напомнил, что через полчаса придет проверить, выключен ли свет.
Да, все было вроде бы как обычно, но Вероника чувствовала, что Алексей неспокоен, хотя и очень старается это скрыть.
– Леша, – спросила она мягко, – что с тобой? Вы мне не все рассказали или еще что- то случилось?
– Ничего не случилось. Просто остался неприятный осадок в душе после сегодняшнего происшествия. Знаешь, на каникулах я, пожалуй, возьму Женьку с собой на работу. Пусть денек- другой побудет без своей команды. Возбуждены они очень. «Все за одного»! «Отстояли справедливость!» В таком состоянии опять попадут в какую- нибудь историю. Может, и ты оформишь себе несколько отгулов. Пойдете с Жекой куда- нибудь, развлечетесь.
Женька нечасто бывал у отца в институте. За все школьные годы несколько раз и то в младших классах. Кабинет у Нелинова был довольно большой. Центральное место в нем занимали два стола. Один – письменный, а к нему языком был приставлен другой, овальный, для заседаний, окруженный стульями. В углу у окна расположились персональный компьютер с принтером и ксерокс. Противоположную от окон стену занимали полки с книгами и толстыми одноцветными картонными папками, которые отличались друг от друга только надписями на корешках. В общем, обычное офисное помещение. А Жеке хотелось поскорее попасть в лабораторию, где папины сотрудники в белых халатах ставили свои опыты. Раньше, когда он бывал у отца, ему разрешали там смотреть в микроскоп и взвешивать на электронных весах разноцветные порошки в стеклянных стаканчиках. Умные весы показывали вес порошка, вычитывая вес тары до четвертого знака после запятой. Не то, что школьные – с коромыслом и двумя чашками. Их сто лет нужно было уравновешивать. Правда, возиться с гирьками было прикольно.
Женька долго скучал в ожидании, когда же отец закончит, наконец, с какими- то обязательными звонками по служебному телефону. Но тот все набирал номер за номером и то диктовал кому- то мудреные фразы из документов, лежащих на столе, то наоборот набирал что- то в своем ноутбуке. Несколько раз в кабинет заходили сотрудники, приносили на подпись бумаги, разговаривали с Нелиновым на каком- то своем тарабарском языке. И обязательно спрашивали: «Это Ваш сын, Алексей Иванович?» Женька здоровался и улыбался дежурной улыбкой. От скуки он листал толстый – в толщину ладони – журнал с картинками лабораторной посуды и забавными фотографиями белых мышей и морских свинок. Когда Алексей Иванович поднялся с кресла и уже совсем было собрался отвести Жеку в лабораторию, на пороге появился высокий грузный человек. Он не поздоровался с отцом, а с порога спросил:
– Заседание в два часа или в три?
– В два, Николай Виленович.
– Добро, – пробасил посетитель, а потом, уже повернувшись к двери, заметил Женьку.
– Тот мальчик?– спросил он, бесцеремонно разглядывая Жеку.
– Это мой сын, – ответил Нелинов после небольшой паузы каким- то осипшим голосом.
– Ну, ну. Здравствуй, молодой человек.
Женя ответил.
Собственно, в этом обмене репликами как будто не было ничего особенного. И все же вопрос этого последнего посетителя и ответ папы как- то не стыковались и потому ненадолго застряли в Женькиной памяти.
В комнате, куда отец привел Жеку, все было в странном беспорядке. На полу стояли пустые картонные коробки, стулья сидели друг на друге, а в углу большой медузой лежала запачканная известкой полиэтиленовая пленка.
– Вот, Вадим… Петрович, привел тебе помощника, – обратился Нелинов к высокому длинноногому человеку с веселыми глазами и шапкой кудрявых темных волос, покрытых яркой изморозью седины. – Когда к Вам мастера придут?
– Дня через три. А помощник – это очень кстати. Девочки мои что- то расхворались.
И потом Жене:
– Будем знакомы, доброволец. Я – Вадим Петрович Железнов. Химик по образованию и в некотором, так сказать, соответствии с фамилией. А Вас как величать?
– Жека, Евгений то есть. Очень приятно.
– А уж как мне…
Отец ушел, а Женька, приуныв, принялся помогать Вадиму Петровичу: выносил в коридор стулья и картонные коробки с бумагами и какие- то склянки. Одну из них взял в руки, показал «работодателю»:
– В каком- то сериале в такой носатой колбе алхимик яд растворял. Раскачивал из стороны в сторону и дно рассматривал.
Железнов рассмеялся.
– Хороший же у них был консультант! Смотри, какая колба толстостенная, что там рассмотришь. А ты интересуешься химией?
Жека пожал плечами.
– Лабораторные я люблю, а задачки решать мне не нравится.
– Отец помогает?
– Да, когда болею. А так – сразу получаю от ворот поворот. Он говорит, что на собственных ошибках учатся, а на присвоенном успехе далеко не уедешь.
– Волевой человек. А мои внучки, так те просто кладут передо мной учебники, и попробуй отвертись. Зацелуют! Так что я давно капитулировал. И дочка такая же была. Теперь вот театральный художник.
Перед обедом заглянул отец, попросил Вадима Петровича взять с собой в буфет и Женю. Там было многолюдно и похоже на школьную столовую. Только взрослые, как отец и старше, не держались отдельно от молодых сотрудников, а объединялись с ними по каким- то своим правилам. Жеке было приятно, что он по настоящему помогал Железнову и заслужил сегодня право обедать вместе со всеми. Это чувство было дороже удовольствия от взвешивания всякой ерунды. Правда, многие проявляли к нему особый интерес, особенно девушки, и это немного смущало.
На следующий день Женька так освоился, что даже стал давать Вадиму Петровичу советы, куда и что поставить в коридоре и как накрыть пленкой то, что нельзя было вынести из комнаты. Помимо обеда, они устроили себе в этот день дополнительное чаепитие. Вскипятили на лабораторной газовой горелке воду в железном чайнике с обгорелой ручкой и со стеклянных половинок чашек Петри ели клубничный конфитюр, приготовленный самим Железновым по всем правилам науки о вкусной и здоровой пище. Горелка была похожа на железную свечу, а пламя, если подвигать рычажок у ее основания, меняло окраску. Если из фиолетового становилось красно- оранжевым, значит, газ сгорал не полностью.
– Вадим Петрович, – спросил Жека, – а вы могли бы ДНК из одного волоса получить? Или в вашем институте этим не занимаются? Вообще – это правда, то, что в американских фильмах показывают? Мне в сериале «Морская полиция» криминалистка очень нравится. Она в своей лаборатории за один день состав любого вещества узнает и ДНК получает из слюны на зубной щетке.
– Ну, что же. И наши девочки так могут. Но, вообще- то, в нашем институте криминалистикой не занимаются. У нас определяют гены наследственных болезней, создают новые поколения лекарств. Этими работами Кит руководит. Я хочу сказать – директор наш, академик Богуславский Никита Гордеевич. Ну а ты- то сам знаешь, что такое ДНК?
– Мы в школе этого еще не проходили. У нас сейчас «Зоология», в восьмом будет «Человек», а генетика только в девятом. Но я недавно по телевизору фильм смотрел – «Белые одежды». О генетиках. Папа мне объяснил, что ДНК – это дли- и- инная такая молекула в виде лестницы, закрученной спиралью. Ступени в ней составлены из четырех более простых молекул. В разных сочетаниях. Это как бы четыре буквы. Ими в ДНК записаны слова – гены.
– А гены – это что? – спросил Железнов.
– Ну, это биологические слова, которые нужны, чтобы от людей рождались люди, от слонов – слоны, от картошки – картошка, – пожал плечами Женька. – И еще там записано, какого цвета будут у потомства глаза, волосы, у животных шерсть и все такое.
Вадим Петрович лукаво улыбнулся.
– А фильм- то тебе понравился?
– Очень. Но мне непонятно. Это же незадолго до папиного рождения происходило, не в средние века. Так как же в передовой советской стране, как нам на истории рассказывали, взрослые люди верили, что пшеница в рожь может превратиться, а от сосны елка вырасти. И как могли генетику в своей стране запретить и настоящих ученых за правду держать в тюрьме или убивать.
– Это, дружок, в любой стране, где диктатура хоть класса, хоть человека и в любом веке произойти может.
– Но у нас ведь такое никогда уже не повторится?!
Вадим Петрович потрогал чайник, решил, что вода в нем остыла, и зажег под ним газ в горелке.
– Никогда не говори никогда, – сказал он после паузы. – Разных людей могут выбрать во власть. А если в нее какие- нибудь психопаты вцепятся, то науке несдобровать. Заставят ученых любое непотребство поддерживать и оправдывать.
– Силой заставят? – Женькин голос от напряжения дал петуха.
Вадим Петрович ответил не сразу. Переложил со стола в коробку несколько старых затрепанных справочников, накрыл их новой газетой и только после этого сказал:
– Надеюсь, при моей жизни этого не произойдет, да и тебе с моими внучками повезет. Кстати, спроси у отца книгу «Геном человека». Там, между прочим, написано, как получить ДНК в домашних условиях
– Вадим, это кому же ты лекцию читаешь? – спросил чей- то голос. Женька оглянулся и увидел того человека, который вчера спрашивал у отца, когда начнется совещание.
– Здравствуйте, Николай Виленович, – ответил Железнов, поднимаясь со стула. – Вот с помощником «перекур» устроили. Знакомьтесь, это сын Алексея Ивановича.
Женька встал, поздоровался. Тот, кого Железнов назвал по имени и отчеству, кивнул в ответ головой.
– Знаю, виделись. Помогает, значит?
– Да, работает за двоих. Девочки мои разболелись некстати.
– Ну- ну! Идем, возьмешь у меня бумаги. Страницы две придется набрать заново, я там начеркал ручкой.
Когда Вадим Петрович вернулся, Женька спросил:
– Кто это был?
– Тужилин, член- корреспондент Академии наук.
– Тужилин? У нас в классе Витька Тужилин занимается.
– Однофамилец, наверное. Детей у Николая Виленовича нет, есть брат, депутат чего- то, – прокомментировал Железнов.
Он собрал со стола посуду, направился к глубокой фаянсовой раковине с диковинными латунными кранами, похожими на круто изогнутые лебединые шеи.
– Вадим Петрович, а правда, что есть ген, по которому можно узнать, что человек будет преступником?
– Так просто? – засмеялся Железнов. – Нет, дружок. Во- первых, за душевные качества отвечает не отдельный ген, а целая команда. И между ее членами очень сложные отношения. Во- вторых, воспитание и окружение для их формирования имеют такое же значение, как и гены. Кстати это еще древние греки знали, хотя, конечно, о генах представления не имели. Вот жил в Афинах мудрец Сократ. Увидел его один провидец, который славился умением определять характер по чертам лица, и сказал: «Этот человек жаден, развратен, гневлив, необуздан до бешенства».
Жители Афин назвали его обманщиком и хотели поколотить, потому что не было в городе человека более доброго, щедрого и спокойного, чем Сократ.
Но мудрец их остановил: «Не трогайте его, потому что он сказал вам правду. Я в молодости чувствовал в себе и гнев, и жадность, но сумел воспитать себя таким, каким вы меня знаете».
Домой Алексей Иванович и Женька вернулись поздно. Жека так устал, что даже компьютер свой не включил после ужина и в десять часов уже крепко спал.
– Хватит с него трудотерапии, Леша, – сказала с укоризной Вероника, когда они пили чай на кухне. – Не бери его завтра в институт. Пусть денек дома побудет.
– Я и не собирался. Но он молодец, помогал Железнову добросовестно. Вадим ему на радостях видала, сколько всего для школы подарил? А Тужилин в своем репертуаре. Пришел вчера ко мне в кабинет, уставился на Женьку и спрашивает: «Тот мальчик?» Нет, если он в кабинет Кита переберется, то понесет наш институт «без руля и без ветрил».
– И что, нет другой кандидатуры?
– У нас только два член- корреспондента. Второй – человек талантливый и порядочный, но «кабинетный ученый». Категорически отказывается занимать эту должность. Кстати, Никуша, Вадим сказал, что Женька интересовался генетикой и задавал ему весьма толковые вопросы. Может, увлечется Жека биологией?
– Ну, уж нет, – засмеялась Ника, – по твоим стопам Женька не пойдет. Он чистой воды гуманитарий.
– Такой уж чистой, – обидчиво возразил Нелиной. – Стихов, во всяком случае, он не пишет.
– Таких глупых, какими я исписывала свои тетради в школе, не пишет. Верно. Но ты погоди минутку, я сейчас что- то тебе покажу.
Вероника встала и направилась из кухни в кабинет, откуда через четверть часа возвратилась к Нелинову с ученической тетрадкой в руке.
– Прочти!
Алексей Иванович посмотрел на обложку. Раскрыл. Пролистал несколько страниц.
– Классная работа… Домашняя… Словарный диктант… Господи, «ПерЕспектива», «гостинНая»!! Да уж, гуманитарий!
– Дальше, дальше смотри! Вот: «Как я провел лето».
– «Этим летом я открыл для себя Небо», – начал было читать Нелинов сочинение сына вслух. Но вдруг замолчал и стал водить глазами по строкам с выражением крайнего изумления.
« Уже много лет самое жаркое время года мы с родителями проводим на Азовском море в тех местах, где были древние греческие поселения. И с тех пор, как я научился плавать, я проводил в воде большую часть дня. Я засыпал и просыпался с одной мыслью, как встретит меня море утром: пенными шлепками у берега, острой колючей зыбью или штормовыми валами. И также непредсказуемо и загадочно было погружение в морские глубины, то прозрачные, то в паутине из тонких лент водорослей.
В это лето я по- прежнему не вылезал из моря. Но появилось и нечто другое. Я поднял голову и увидел… небо! Наверное, открытие – это не обязательно встреча с чем- то незнакомым. Открытием может стать новый взгляд и на что- то привычное.
Так вот, как- то я проснулся незадолго до рассвета и вышел во двор. Рыбаки, в доме которых мы жили, тихо переговариваясь, загружали в старый проржавевший газик какие- то предметы. Они собирались идти в море «выбирать сетки». Я посмотрел вверх. Из- за знойного дня мы с вечера засиделись на скамейке под черешней, наслаждаясь вечерней прохладой, и легли спать за полночь. Тогда небо было похоже на накидку из темно синего бархата с нашитыми на нем желтыми звездами. Такое банальное сравнение пришло мне в голову, когда, крутя головой, я отыскивал на нем несколько известных мне созвездий. Теперь кто- то нам наверху менял декорации. Небо походило на лист акварельной бумаги, с которой осторожно смывали лишний «густой» тон. Оно светлело на глазах. И вдруг, оттолкнувшись от густых зарослей шиповника, наливаясь яркостью, быстро- быстро стало подниматься вверх Солнце. И кто- то торопливо принялся выстилать ему дорогу чистой лазурью.
Рыбаки оставили машину у самой кромки прибоя, столкнули в воду небольшую килевую лодку и вскоре скрылись из глаз. А я поплыл им вслед по золотистой солнечной дорожке, которую зыбь разрисовывала причудливыми узорами.
Этим днем я не лежал на берегу как всегда, уткнувшись носом в песок. Я наблюдал за жизнью неба. Солнце поднималось все выше, лазурь выцветала, а из- за горизонта стали появляться белые облака, издали похожие на шары из ваты. Но вот они поплыли прямо надо мной, и это были уже не облака, а суровые крепости, изящные замки и пирамиды. Нет, я и раньше видел в очертании облаков китов и крокодилов и забавлялся этим. Но сейчас небо не шутило со мной. В эти мгновения оно благосклонно откликалось на мое внимание к себе, одаривая феерией прекрасных видений. Как Океан в «Солярисе».
– И это написал Ежик?!!
– Это написал Евгений Алексеевич Нелинов собственной персоной. Правда, не без влияния Станислава Лемма и Афанасия Фета. Хотя я не припомню, чтобы Жека как- то особенно относился к его «Воздушному городу». А про зыбь, это от Николая Степановича Гумилева: «сравниться осмелится только Луна, дробясь и качаясь на водах широких озер». «Жираф» – это же его любовь с младенчества. Помнишь, как он просил: «Расскажи мне «веселые сказки таинственных стран».
Нелинов вздохнул.
– Смотри ты, держит свои литературные успехи от меня в строгой тайне.
– От меня тоже. Впрочем, он, по- видимому, ничего особенного в этом не увидел. Я об этом сочинении узнала, когда ты был в Пущино. Вера Павловна позвонила. Новая учительница. Попросила меня придти. Показала Женькину тетрадь и спросила, не помогал ли ему кто- нибудь из взрослых. Потом объяснила, что, если это его самостоятельная работа, то поставит пятерку и исправлять грамматические ошибки не будет, просто подчеркнет карандашом. Потому что это настоящее эссе. Вот такое «открытие» для нас с тобой.
– Не знаю, что и сказать. Дурачился, как обычно, умных разговоров не вел, а поди ж ты, каким размышлениям предавался.
– Да, Леша, – после небольшой паузы сказала Вероника, – я еще денек поработаю, а потом до конца каникул дома буду. Оформила отпуск за свой счет. Ты доволен?
– А ты как думаешь?! Я уже боялся спрашивать. Послушай, но я никак не приду в себя. Этим «эссе» Ежик меня сразил наповал. Вот уж действительно: необычное в обычном! Может, когда- нибудь прочитаем и о том, почему он музыкальную школу оставил? И это «тайное» станет «явным».
– Вот на это я бы не очень надеялась, – засмеялась Вероника.
Все каникулы погода была ненастная. По небу торопились куда- то дымные тучи, изредка проливаясь на землю злыми колючими дождями. Во многих окнах, за которыми прятались от непогоды люди, дни напролет горел свет. Женькина компания собиралась по очереди то у Маки, то у Нелиновых. Один раз ходили в кино. Смотрели «Любовь- морковь – 2». Мнения разделились. Жека сразу же захотел уйти. Борька ржал весь сеанс. Маке и Косте что- то понравилось, а что- то нет. Последние три дня не встречались, потому что Маша простыла, а к Борьке приехали в гости родственники с девчонкой, которую нужно было развлекать.
Женька поймал себя на мысли, что радуется этим спокойным дням, проведенным дома без друзей. Мама неслышно хозяйничала на кухне, затем, уютно устроившись в кресле, читала или вязала. А когда приходила звать его поесть, тонкий аромат ее духов наполнял Жеку каким- то невыразимо сладким предчувствием чего- то волшебного, что вот- вот должно с ним произойти. Несколько раз он пытался дозвониться до Эвелины, но «абонент был временно недоступен». Тогда он извел целую стопку бумаги, пытаясь нарисовать ее. Сначала всю фигуру в стиле анимэ Миядзаки, потом одно лицо. К своему удивлению, он убедился, что помнит ее черты весьма туманно. То есть он мог мысленно представить себе в общем ее лицо, но рисунок губ и носа ему совсем не удавался, не говоря уже об ушах. Их он не помнил совершенно, как будто ушей у нее не было вовсе. Что получалось более- менее правдоподобным, так это прическа и в какой- то мере брови. Он отправился в кабинет отца, нашел толстый том «Искусство в истории человека» и стал листать его, искать женские портреты.
Но там было так много интересного, что вскоре он позабыл, ради чего снял с полки эту книгу. Он рассматривал Египетские фрески, Фаюмские портреты, греческие скульптуры, потом увлекся искусством Возрождения, но, наконец, остановился. Решил унести книгу к себе в комнату, чтобы не только посмотреть картинки, но и прочитать текст. Задумавшись, Жека перевернул еще несколько страниц, увидел картины фламандца Рубенса, знакомые полотна Рембрандта и вдруг с одного из портретов «малых голландцев» на него отстраненно и чуть насмешливо взглянула Эля.
«Адриан Ханнеман. «Портрет дамы». 1653 » – прочитал он подпись под иллюстрацией. Собственно, у дамы были карие, а не голубые, как у Эли, глаза и слишком удлиненное лицо, но поворот головы на грациозной шее и взгляд были совершенно узнаваемы! И еще ему бросились в глаза изящные длинные пальцы правой руки, тщательно выписанные живописцем. Женька сразу же вспомнил тот разговор с Эвелиной, когда она призналась, что из- за маленьких рук не смогла бы стать солисткой.
Удивленная тишиной в его комнате, заглянула в детскую Вероника. Жека лежал на животе, подперев подбородок руками и уставившись в большую толстую книгу, раскрытую почти на середине.
– Ма, – сказал он. – Рубенс – фламандец, детектив Пуаро – бельгиец, а вообще- то это раньше была одна страна. Нидерланды. И Левенгук папин, который микробы открыл, тоже оттуда. Я раньше их знал как- то по отдельности, и только теперь они у меня в голове объединились. А в пятнадцатом веке там жил художник Ян Ван Эйк, который первым стал писать картины масляными красками. То есть, эти краски были известны еще в античности. Но Ван Эйк сделал так, что ими стало удобно пользоваться. И после него в этой технике стали писать и итальянцы, и французы, и испанцы – все. И еще. Ван Эйков была целая династия. Но старшие, братья Ян и Губерт – самые известные.
