Светлана Пригорницкая
Родинка в законе
Отношения с окружающими, у Тамары складывались по-разному, но такой откровенной жалости к ней, одной из самых богатых женщин города, не проявлял никто. Наконец, тело Балуева мягко перевалилось на спину, стоявшего внизу мужчины и тяжёлое шарканье утонуло в чёрной глубине подземного хода.
Сжавшись, Тамара сидела на краю подпола, растерянно глядя в пустую дыру. Вокруг всё так же сыпались стёкла, дверь, скрипя и рыча, прогибалась, а она обиженно глотала катившиеся по щекам грязные слёзы. «Я тебя найду» молоточком стучало в висках. Придурок, чего искать, если вот она, здесь, просто пальцем помани… Ну, хоть обернись…
С раннего детства Тамара мечтала стать знаменитой, лучшей, любимой и оберегаемой. Садясь за пианино, она искренне верила, что пройдёт немного времени и о ней заговорит вся страна. Подходя к зеркалу, точно знала, что подиумы Парижа уже осведомлены о её существовании и ждут, когда юная княжна Заглиани согласится стать ведущей моделью престижных домов мод. Несколько лет назад она, случайно спустившись в метро, встретила бывшую одноклассницу по музыкальной школе. Поддерживая руками огромный живот, девушка взахлёб рассказывала, что скоро родит третьего малыша, а главное, её наконец, взяли на работу музыкальным руководителем в сельскую школу. Тамара брезгливо отстранялась, разглядывая старенькое платье, неухоженные ногти, заросшие брови и не могла понять, почему же Татьяна просто светится от счастья. Неужели можно любить простого инженера, приносящего среднестатистическую зарплату, радоваться работе в сельской школе… И только сейчас, выделяя из общего шума тяжёлое шарканье Гурмана, поняла, что всю жизнь ждала корабль с алыми парусами, даже не задумываясь, что пиратские судёнышки, наполненные любовью, могут раскрасить небо над головой в самые непредсказуемые цвета.
Дверь в очередной раз громыхнула. Решение пришло само собой. Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед догонит гору и наваляет ей, чтобы знала, как бросать слабую женщину на растерзание всяким бандюкам. Бросившись к вешалке, Тамара сдёрнула куртку Гурмана и свою шубу. Сползая в подпол, она с трудом представляла, что будет делать дальше. Ноги противно тряслись, нащупывая опору и грозили вот-вот соскользнуть вниз, одеревеневшая рука нервно перескакивала с перекладины на перекладину. Наконец, она прочно встала на пол. Прислонившись лбом к холодной стене, несколько долгих секунд восстанавливала дыхание. Над головой снова что-то громыхнуло. Дёрнувшись всем телом, Тамара затравленно подняла голову вверх, развернулась и спотыкаясь, понеслась вслед за удаляющимся Гурманом.
Резиновые подошвы домашних тапок прилипали к бетонному полу. Расставив руки, Гурман держался за стены, выложенные белым
кафелем. Вспотевшие ладони скользили. Подземный ход от дома до гаража, где был припаркован внедорожник, был метров пятьдесят, не больше, но сегодня он показался бесконечным. Много лет назад, когда Гурман привёз сюда несколько гастарбайтеров, чтобы выкопать и облагородить ход, те удивлённо клацали языками: зачем переводить такой качественный кафель на подземный ход. Всё равно никто не увидит. А Гурману и не надо было, чтобы кто-то видел. Всё в своём доме он делал для себя. Чтобы было красиво, качественно. И неважно туалет это, зал или подземный ход.
Сегодня здесь было тускло. Гурман даже не сразу понял, то ли это оттого, что нервы напряжены, то ли огромное тело Балуя закрыло свет. Подняв глаза, он раздражённо скрипнул зубами. Из пяти лампочек, расположенных под потолком через каждые десять метров, две первые перегорели, третья и четвёртая слабо мерцали и лишь последняя ярко светила где-то в глубине тоннеля. Неделю назад Игорь заказал новые светодиодные лампы и именно сегодня после обеда планировал проверить электропроводку.
Смахнув капельку пота, Гурман слегка сдвинул тело Балуева, устраивая поудобнее. Сколько раз говорил ему, чтобы занялся спортом, но Балуев искренне считал себя в отличной форме. И сейчас все сто килограммов «отличной формы» повисли, растёкшись по его спине. В связке со «светом в конце тоннеля», настроение, и без того безрадостное, становилось просто суицидальным. Уже через пять минут пот катился по вискам, ноги подкашивались, но Гурман продолжал упрямо топать вперёд. Безжизненное тело Балуева с каждым шагом всё больше и больше плющило его, перекрывая дыхание. В какой-то момент Гурман остановился, прижался лбом к обледенелому кафелю стены. Переведя измученный взгляд, он снова увидел, что свет, последней, самой яркой лампочки, вместо того чтобы приближаться, становится всё дальше и дальше. Грубый мат летел из- за спины, резал слух. Грохот сапог соскакиваемых в проём бойцов эхом отскакивал от стен и волной бил в спину. То, что дойти до выхода у него не хватит сил, Гурман понял уже через несколько метров, но ноги, не останавливаясь, несли его вперёд. До боли сжав зубы, он делал шаг за шагом.
Каким-то шестым чувством, Гурман скорее ощутил, чем услышал едва различимое, глухое шарканье. Автоматически прислушавшись, выделил его из общего грохота. Шарканье приближалось гораздо быстрее, чем стук сапог. Не сбавляя хода, Гурман попытался определить происхождение незнакомого звука, но мозг уже отказывался работать.
Внезапно прозвеневший за его спиной голос дрожал в морозном пространстве, отскакивал от стен и разбивался на тысячи ледяных осколков:
–– Стойте. Не подходите. Иначе он меня убьёт.
Преследователи подавились на полуслове. В туннеле повисла угнетающая тишина. Шипящее дыхание вылетало из горла Гурмана, словно из старой дырявой трубы, формировалось в белое облако, рваными скачками поднимаясь к потолку. Перед глазами плыли разноцветные круги, а в голове было только одно желание, упасть и сдохнуть.
Острый кулачок стукнул его по плечу вроде и не сильно, но дрожащие ноги подогнулись. Всё ещё держась руками за стены, Гурман заставлял себя медленно двигаться вперёд. Наконец, голова уперлась в закрытую дверь. Одеревеневшие пальцы шарили по стене. Нащупав рычаг, Гурман упал на него всем телом. Не издав ни звука, металлическая дверь отошла в сторону, впуская беглецов в подземный гараж. Чёрный джип сверкнул сигнальными огнями. Дверца плавно открылась. Аккуратно опустив Балуева на заднее сидение, Гурман вскочил за руль. Не дожидаясь приглашения, Тамара подбежала к передней двери и, открыв, плюхнулась на соседнее кресло. Вжав палец в кнопку автоматического открытия ворот, Гурман навалился на руль. Визг шин эхом пронёсся по маленькому гаражу. Скользнув на запорошенном снегом выезде, машина вылетела на дорогу.
Уровень адреналина в крови зашкаливал. Внедорожник то и дело заносило на обледенелой, припорошенной снегом лесной дороге. Не сводя глаз с белой колеи, Гурман не замечал ни холода, ни глубоких ям. Автомобиль, как и всё, чем он пользовался, был в идеальном состоянии, и даже сейчас они выскакивали из сложной ситуации с минимальными потерями. Ветер со свистом залетал в раскрытое окно, выхолаживая нагретый за время стоянки в гараже, салон. С заднего сидения донёсся тихий стон. Гурман нажал на кнопку, поднимая стекло и сбавил скорость. Погони не было, но этот факт не радовал, а скорее напрягал. При таком раскладе, боевиков Давида можно было ждать за каждым поворотом.
–– Куда едем?
Хрипловатый голос Тамары вывел его из состояния внутреннего ажиотажа.
–– К нашему доктору. Потерпи, это недалеко.
Скосив глаза на сидевшую рядом девушке, Гурман протянул руку и крепко сжал её ладонь. Надо же было так подставиться с Тамарой и деньгами. И это с Балуевской-то чуйкой. Впрочем, вбрасывая липовую информацию об участии Тамары в отравлении и похищении чемодана, неизвестный противник изучил ситуацию до мельчайших подробностей. И вот теперь девушка подвергается опасности наравне с ними.
Салон автомобиля постепенно наполнялся теплом, но сухие глаза Тамары искрились ледяными колючками.
–– Тебя не удивляет, что нас никто не преследует? – чуть подрагивающим от напряжения голосом, спросила она. – Если бы ты ранил кого-нибудь из наших, где бы ты его искал?
–– У Крокодила. Понятное дело, – автоматически ответил Гурман.
–– Правильно. Вот и наши, чем переводить бензин между соснами, неспешно направились к вашему Рыбаку. Спорим, они нас ещё и перегонят.
Выводя машину на пустую трассу, Гурман кусал губы от чувства собственного бессилия. Конечно, Тамара права. То, что Рыбаков Сергей Львович уже много лет неофициально режет, штопает, а иногда и достаёт пули из пацанов Балуева, не афишировалось. Но если они были осведомлены о существовании Крокодила, то, было логично предположить, что только ленивый из клана Заглиани не знал о раскладе обязанностей у соседа.
Гурман ещё больше сбавил скорость. Теперь огромный джип крался по дороге на скорости шестьдесят километров. Серая «Тойота» без труда обошла его и худощавый парнишка с пирсингом в брови, высунувшись в окно, показал им неприличный жест. В любой другой момент Гурман не спустил бы обиду, но сегодня, казалось, даже не заметил. Ситуация сложилась ужасная. Не везти Балуя к хирургу было нельзя, но и везти, зная, что там их ждут, тоже нельзя.
–– При въезде, поверни в Первомайский район, – безучастным голосом приказала Тамара. – Познакомлю тебя с лучшим хирургом нашего города. Только бы он был на месте.
Часы на панели автомобиля показывали без двадцати шесть.
Пробка на дороге растянулась. После рабочего дня люди возвращались домой. Тихо матерясь, Гурман не сводил глаз с мигающих огоньков идущего впереди «Опеля». Снова остановка. Развернувшись всем телом, он бросал воспалённый взгляд на Балуя. Прерывистое, хрипящее дыхание раненного напоминало испорченный насос. Внутри что-то булькало, клокотало и всё это заставляло Гурмана ещё сильнее вжиматься в руль. Наконец, машина свернула в переулок и пошла быстрее.
Тусклый свет фонарей терялся в более интенсивном свете, льющемся из окон квартир. Сквозь полупрозрачные шторы кухонь, словно в японском театре, отражались силуэты женщин с кастрюльками, мужчин, не поднимающих глаз от телефонов. Люди вернулись с работы и занимались обычными домашними делами.
Остановив автомобиль у подъезда обычной пятиэтажной «хрущёвки», Тамара прищурилась, вглядываясь в выходящего из подъезда мужчину в серой куртке. Неспешно натягивая перчатки, незнакомец прошёл к припаркованному на обочине «Мерседесу». Словно киношный спецназовец, Тамара кивнула, указав пальцем на незнакомца. Гурман тут же выскочил из машины. Поскользнувшись на ледяной дорожке, он упал на спину и прокатился прямо под ноги мужчине. Испуганно опустив глаза, тот попытался скрыться. Подскочив к «Мерседесу», он нос к носу столкнулся с Тамарой. Кажется, девушка в норковой шубе нараспашку и домашних тапочках напугала его ещё больше, чем упавший под ноги незнакомец. Но уже в следующую минуту лицо доктора расплылось в довольной улыбке. Предоставив Тамаре объяснять причину столь срочного вторжения, Гурман бросился вытаскивать из салона автомобиля Балуева.
Он не знал, сколько предложила Тамара доктору за услуги, но глядя, как быстро тот потрусил в клинику, предположил, что сумма должна быть впечатляющей. Ещё пару минут понадобилось на то, чтобы хозяин клиники переоделся, приготовил операционную. Сняв с раненного Балуева одежду, Гурман ещё некоторое время стоял, не зная, что делать, пока не увидел свирепый взгляд доктора.
***
Выйдя в зал ожидания, он сел на стул, рядом с Тамарой. Взгляд рассеянно бродил, изучая интерьер. Хотя клиника находилась в старом районе города, Гурман мысленно отметил, что денег в неё вложено немало. Кожаные, мягкие стулья, с высокой спинкой были специально рассчитаны для длительного ожидания, свет регулировался, на полочке лежала коробка с набором зарядок для мобильных телефонов, полный кулер, пластиковые стаканчики с принтами каких-то собачек. Увидев кулер, Гурман почему-то вспомнил, что выпить чая после обеда они так и не успели. Протащив Балуева пятьдесят метров до гаража, затем занеся в клинику, он практически слился с ношей. Теперь же, сдав его на попечение врача, организм расслабился. И тут же боль, колючей проволокой, оплела тело. Руки гудели, спина болела и по-стариковски хрустела при каждом движении, шершавый налёт саднил горло, не давая глотать. Сейчас Гурман ощутил, насколько вымотал его сегодняшний день.
Часы в тишине громко отсчитывали секунды, ожидание становилось невыносимым. Поднявшись, он долго разминал затёкшие ноги, затем некоторое время занимал себя, изучая развешанные на стенах фотографии. Доктор с удавом на шее. Доктор рядом с породистым арабским жеребцом. Эти фотографии были понятны. Но когда дальше пошли снимки доктора в компании мелких собачек, кроликов и крыс. Гурман вопросительно посмотрел на Тамару. Свернувшись калачиком, девушка сидела, вжавшись в стул. Вид её был таким усталым, что расспрашивать он не стал. Гламурные журналы на столике тоже были нетипичные для частных клиник. Пролистав несколько ярких экземпляров «ЗооСовета» «Добермана», каталог
«Элитные собаки России», Гурман снова швырнул их на место. Наверное, у каждого посетителя свои тараканы. Взгляд рассеянно скользнул по полочке с фарфоровыми игрушками и сердце пропустило удар. Сине-белый набор из графина в виде рыбы и шести маленьких рюмок-мальков он увидел первый раз именно в доме Балуевых. Родители Миши всю жизнь проработали в торговле и полочки их серванта ломились от тяжести ярких импортных сервизов «Мадонна», глиняных расписных горшочков. Там же стоял и сине-белый, керамический набор рыбок. Словно при встрече со старым знакомым, усталое сердце затопила волна ностальгии и Гурман уже точно знал, что всё будет хорошо. Просто не может быть иначе.
В комнате зашуршало. Оглянувшись, Гурман смотрел, как Тамара, с отрешённым лицом, пытается стянуть с себя грязную, мокрую шубу. На полу что-то глухо стукнуло. Взгляды Тамары и Гурмана скрестились на розовом прямоугольнике, упавшем под стул.
–– Мобильник. Я его искала, – безразлично прошептала Тамара, поднимая телефон. – А он, оказывается, в кармане шубы. Разряжен.
Подойдя к полочке, она долго перебирала чёрные кабели зарядных устройств и, найдя подходящее, включила в сеть.
–– Двести семнадцать пропущенных, – улыбнулась девушка, кладя телефон на полку. – Когда всё закончится, позвоню отцу.
Доктор вышел из операционной, снимая на ходу окровавленные резиновые перчатки. Испуганно сжавшись, Гурман пытался поймать его взгляд, но мужчина старательно отводил глаза в сторону.
–– Он будет жить? – спросил Гурман.
Поднявшись со стула, он удивлённо прислушался. Вроде громко сказал, а сам себя не услышал. Сухое шипение продиралось сквозь шершавую гортань и растворялось, где-то между зубами.
–– Нет, – ответил доктор, заходя в ванную. – Удивительно, как вы его вообще довезли живым.
Розовые струйки воды сплетались в белой раковине, рисуя размытый сложный узор. Гурман молчал. Мишка Балуев был рядом с ним и в детстве, и в юности. Он был, как рука, как почка. Ты его, вроде, не замечаешь, просто он есть и всё.
Глядя на побледневшего Гурмана, Тамара впервые в жизни почувствовала спазмы, сжавшие горло. Плакала она часто, ещё в детстве сообразив, что женские слёзы лучший мотиватор для мужчин. Именно слезами проще всего добиться игрушек, побрякушек, денег… Но то были слёзы искусственные, они не вызывали в сознании никакой реакции и высыхали сразу же после исполнения возложенной на них функции. Сейчас же Тамара чувствовала их внутри. Солёные капли собирались, образовывая жёсткий, разрастающийся ком и не могли выйти наружу.
–– Зайди, – устало произнёс доктор, бросая косой взгляд на Гурмана. – Он хочет поговорить с тобой.
–– Я тоже зайду, – с трудом шевеля одеревеневшими губами, прошептала Тамара.
Операционная, как и положено была выдержана в бело- металлических цветах. Белые стены, белые шторы-панели, белые шкафчики с инструментом. Ощущение стерильности нарушала белая простыня, укрывавшая тело Балуева, с коричнево-красными отпечатками пальцев и тазик с окровавленными перчатками под столом.
Локальная анестезия медленно покидала тело и боль сворачивала мышцы лица Балуева. Гурман почувствовал, как в его ладонь протиснулась холодная рука Тамары. Сначала он подумал, что девушка хочет поддержать его, но потом понял, что сейчас ей самой необходима поддержка. Стиснув зубы, Тамара с трудом сдерживала истерику. Тусклый свет лампы отражался в шторах, рисуя на белой ткани серые змеиные разводы. Гурману всегда казалось, что белый свет должен успокаивать, но сейчас он навалился грязным снежным комом, забивая дыхание и стирая мысли. Было страшно. Балуев лежал на столе по плечи укрытый простыней. Совсем недавно живые, чёрные глаза теперь утонули в опухших веках. Полные щёки, не поддерживаемые мышцами, сползли в разные стороны, делая лицо похожим на непропечённый блин. Помутневший взгляд, направленный в потолок, казался неживым. Гурман видел, что именно сейчас перед глазами человека, который попортил немало крови своим конкурентам, демонстрируется самый последний и самый знакомый фильм, свёрстанный им самим за неполные сорок пять лет жизни.
Взяв себя в руки, Гурман повесил на лицо улыбку и медленно проковылял к операционному столу.
–– Привет Мишок, – тошнота подкатила к горлу, перекрывая дыхание. Нервно дёрнув шеей, он протолкнул комок и снова заставил себя улыбнуться. – Классно выглядишь. На поправку тебе недельку и в дело. Залёживаться нам никак нельзя.
Тамара слушала, как балагурит Гурман, и всё сильнее сжимала его ладонь. Как никто, она понимала, каких усилий стоил ему этот цирк. Звонкий шлепок прогремел в операционной полноценным выстрелом. Эхо повторило его, отстреливая от стен. Тамара опустила глаза. На идеально чистый кафельный пол упали несколько красных капель. Переведя взгляд, она долго рассматривала, как ногти Гурмана, впившись в ладонь, прорвали кожу, окрашиваясь пузырящимися потёками крови.
–– Прости меня, Игорь, – просипел Балуев.
–– За что? – растянул губы в глупой улыбке Гурман.
–– Если всё перечислять, то я до следующего рождества не сдохну.
–– А я не тороплюсь. И тебе не советую. Вот с завтрашнего дня и начнёшь каяться.
Взгляд Балуева сконцентрировался на белой стене. Старчески моргая, он напрягал зрение, пытаясь рассмотреть игру светотеней. Проследив за его взглядом, Гурман почувствовал, как в серых, колышущихся тенях растворяются последние минуты жизни друга.
Тамара тоже знала Балуева с детства. Но никогда их жизненные пути не пересекались настолько, чтобы хорошо узнать друг друга. До сих пор она думала, что смерть человека можно почувствовать только близкой душой. Почему ощутила её она, человек малознакомый с умирающим, было непонятно. Впрочем, скосив взгляд на Гурмана, Тамаре показалось, что он тоже увидел это тёмное, вязкое «нечто», окутывающее тело Балуева.
–– Помнишь, когда мы брали инкассаторов в девяносто девятом, на месте нашли твои ключи с отпечатками. Тогда мы не понимали, как связка могла вывалиться из кармана. Так вот, это я их подбросил. Когда ты вышел из тюрьмы, у тебя на книжке лежала довольно крупная сумма. Ты так радовался. Но это было всего несколько процентов от того, что мы взяли.
Новость оказалась настолько неожиданной, что Гурман растерянно шлёпал губами, стараясь подобрать нужные слова. Слова, способные выразить бушующие внутри эмоции и не ранить и без того умирающего друга.
–– Балуй, ты гад, – наконец взорвался он. – Теперь ты просто обязан поправиться, а то, кому я буду морду бить. Я ведь маленьких и убогих не обижаю.
Балуев расслабленно улыбнулся, снова фокусируя взгляд на стене.
–– Рассказал бы я тебе об этом, если бы она за мной не пришла.
–– Кто она? – нарочито громко прокричал Гурман, и Тамара опустила глаза. Артист из него был плохой. – Тамара что ли?
–– Я не знаю, как её зовут, но стоит она у меня в ногах и отсчитывает последние минуты.
Балуев улыбнулся. Тамара подумала, что никогда не замечала какая красивая у него улыбка. Впрочем, она никогда и не видела, чтобы Балуев улыбался. А может это только последняя, исцеляющая душу улыбка получилась такой прекрасной?
–– Ты простишь меня, Игорь? – настойчиво повторил вопрос Балуев.
–– Нет, – зарычал Гурман. – За такие вещи надо отвечать.
–– Видишь, как мне повезло, – скрипнул зубами мужчина.
По тому, как резко побелело и обострилось его лицо, Тамара поняла, что жить Балуеву осталось секунды. На мгновение в операционной воцарилась оглушительная тишина. Тамара безразлично слушала, как слёзы, со скрипом выкатываясь из глаз, шуршали по проторенным на грязных щеках бороздам и звонко разбивались о кафельные плиты пола. Если бы несколько дней назад Тамаре сказали, что, стоя рядом с умирающим Балуем, она будет искренне плакать и искать слова, способные проводить врага в последний путь, она бы долго хохотала. Но сейчас несвойственные ей чувства переполняли сердце, вынося на поверхность всё, что долго пряталось в потайных извилинах сознания.
–– Иди с миром, Миша. Все мы там встретимся, потому что все мы грешные. Мой отец всегда считал тебя достойным врагом.
Закрыв глаза, Балуев удовлетворённо вздохнул и, найдя руку Тамары, сжал её последним усилием.
ГЛАВА 18
ЕЩЁ ОДНА СМЕРТЬ
Мягкая перина, обволакивала тело, согревая и не причиняя вреда. Много лет назад Лола и Тамара модернизировали спальни, закупив на все кровати жёсткие матрасы с наполнителями из кокосовой койры. Целый месяц Давид пытался приспособиться к нововведению, но позвоночник отказывался радоваться «новой жизни», обещанной в рекламном проспекте.
Холодной осенней ночью, хозяин дома разбудил обслуживающий персонал, обзвонил знакомых и к пяти утра в дом торжественно была доставлена лёгкая перина, наполненная отборным гусиным пухом. Завалившись спать в половине шестого утра, Давид проснулся только к вечеру и впервые, за долгое время, почувствовал себя полностью отдохнувшим.
Капля в пластиковом цилиндре капельницы долго росла, наполнялась, затем дрожала и, оторвавшись, падала. Давид постарался абстрагироваться от посторонних звуков, и представить именно этот звон. В сознании он был чистым, мелодичным, диссонирующим с окружающим его в последнее время сопением, кряхтением и жалостливым придыханием. Стоявшие рядом ребята расстроенно прятали глаза, теребили в холёных руках брендовые барсетки, демонстрируя всем своим видом абсолютную преданность. Давид осторожно вздохнул. Кажется, начало отпускать. Лёгкие наполнились, не причиняя боли сердцу. Когда-то знакомый доктор рассказывал, что мышца, называемая сердцем, не может болеть, болит всё, что её окружает. Тогда Давид не стал вникать в вопросы анатомии, но сейчас точно знал, что болит всё, и сердце, и то, что его окружает. Посмотрев на батарею аккуратно выставленных на тумбочке лекарств, он вдруг осознал, что за последние две недели выпил больше таблеток, чем за всю жизнь. И впервые узнал, как действует капельница. Конечно, можно было бы устроить разнос этим маменькиным сыночкам, которые почему-то решили, что их основная задача – тупо качать бабло, но, пожалуй, ничего от этого не изменится. Не та пошла братва. Впрочем, и время не то.
Во второй половине семидесятых, когда он собирал по спортивным сообществам, да на дворовых качалках свою первую бригаду, ребята понимали куда шли и что светит, если кто-нибудь из них ошибётся. Пацаны возвращались из Афгана, опалённые войной, безденежьем. Работы у него было невпроворот, конкуренция – сильная, разборки – кровавые. Да и менты были грамотными профессионалами. Работать не рвались, но, если партия приказывала, разбивались в лепёшку, а сажали их брата. Это сейчас Давид проводит время в офисе да за компьютером, а когда-то вместе со своими ребятишками на стрелки ездил. Мог жизнь за них отдать и точно знал, что каждый из ребят станет под пули, чтобы прикрыть его. Разве сравнить с нынешними. Давид обвёл глазами парней и презрительно сплюнул. Что можно ожидать от людей, которые при наличии точных координат, значительного перевеса в силе и ресурсах, умудрились упустить одного человека, обременённого раненым и пленницей.
Гурман всегда вызывал у Давида уважение и абсолютное непонимание его дружбы с Балуем. Трудно было представить людей более полярных: может не блещущий умом, но смелый, рисковый, честный Гурман и подленький, хитрый Балуй. И тем не менее, за много лет дружбы, Гурман ни разу не предал своего шефа.
Итак, Тамара снова исчезла в неизвестном направлении. Если бы дочь оказалась в компании одного Гурмана, Давид не так бы переживал, но иметь дело с Балуем, даже с тяжело раненым, никогда бы не хотел. Худшие качества: непредсказуемость, некомпетентность, полное игнорирование законов, в Балуеве цвело полным цветом. Единственный из местных авторитетов, который мог нарушить договор, взять деньги и не выполнить заказ… Всё это заставляло держаться от него подальше. Да и нишу Балуй занял такую, к которой честный вор и не подойдёт.
Много лет назад Гора Капитонов начинал с перегона старых автомобилей, а на сегодняшний день семья владеет несколькими центрами, создающими транспортные коридоры, цепи, совместно планируют производство с транспортировкой по всей стране. Работу какого количества складов и гаражей контролирует Димка лёгким движением руки, Давид даже представить не брался.
Его бизнес так же бурлил и несся по закрученной спирали. Весь спектр топливно-энергетических предприятий был сконцентрирован в его и Костиных руках.
Балуевцы же начинали с мелких грабежей, затем пошли рейдерские захваты, проституция, игорный бизнес. Дела доходные, но грязные. Во всяком случае, так считал Давид.
Протянув руку, он взял с тумбочки мобильный телефон. Надел очки и долго искал номер. Абонент на другом конце провода, казалось, ждал звонка.
–– Ты уже в курсе? – не здороваясь спросил Давид. Очень не хотелось, чтобы Ника почувствовала его ухудшившееся самочувствия. Собрав волю в кулак, он придал голосу командирские нотки. – Балуй не сможет далеко уйти без лепилы, но у Рыбака они не появлялись. Подключи своих по старой дружбе. Потом сочтёмся.
Несложное действие забрало последние силы. Дорогой ай-фон выскользнул из вспотевшей ладони и глухо упав на пол, залетел под кровать. Давид проследил, как несколько парней резво нырнули следом. Переживал он не столько за аппарат, сколько боялся остаться без связи.
Просить помощи у конкурентов Давид всегда считал ниже своего достоинства, и пойти на этот шаг мог только в отношении Ники. Ни Гора Капитонов, ни Дава Заглиани никогда не давали обещаний, ни клятв насчёт детей, но обидеть ребёнка (даже ребёнка бывшего друга), считалось признаком дурного тона. Поэтому Давид всю жизнь, не афишируя, следил, чтобы «капитоновские мальки» не попались в правоохранительные сети. Впрочем, и Ника, и Вася так быстро сориентировались в круговороте жизни, что теперь Давид лишь смущённо покряхтывал, наблюдая, как девчонки уверенно щёлкают зубами в сторону врагов.
***
Кусочек сала, подвешенный на ветке старой яблони, качнулся. Ника невольно перевела взгляд за окно. Пара красногрудых снегирей повисли вниз головой, старательно отклёвывая мороженные кусочки. Всего несколько дней назад они с Димкой вернулись из Чинья-ворыка, а такое впечатление, что прошла вечность Поездка далась тяжело. Подзабыли они, что такое настоящие сибирские морозы. Димка сразу подцепил насморк и несколько дней провалялся в кровати. Деревянная тумбочка, ручной работы в доме Василисы была заставлена лекарствами, горчичниками и горячим чаем с малиновым вареньем, которое он терпеть не мог.
Ника снова сконцентрировала взгляд за окном. Метровый настил снега был безупречно белым. Таким же белым, как и в Чинья-ворыке, но там он был какой-то злой и колючий, а дома родной и пушистый. Заехав в свою комнату, Димка подкатил к рабочему столу, закутал ноги серым оренбургским платком и вздохнул так счастливо, что Ника даже расстроилась. Она уже заметила, что в последнее время брат всё тяжелее переносит их нечастые перелёты. Хватит. Пусть уж лучше Вася приезжает в гости.
Светлое покрывало смялось. Пожалуй, в другое время, она никогда не села бы на кровать, но сегодня было какое-то расслабленное настроение. Швырнув мобильник, Ника скрестила ноги калачиком и вынув из-под подушки плед, тоже укрыла ноги. Плед пах любимым одеколоном Димки и даже имел свою историю.
Несколько лет назад брат решил жить отдельно. Ника была категорически против, но зная его характер, не отговаривала. Даже помогла выбрать квартиру. В новом доме с пандусом у подъезда. Не в центре, но, рядом с парком. Собрав самые необходимые вещи, Димка торжественно въехал в собственную квартиру. Мебель, посуду, постельное бельё Ника купила новое. И только старый плед переехал вместе с хозяином. Наняв брату домработницу, она два месяца гордо держалась и лишь по телефону узнавала о его жизни. Когда она, наконец, решилась навестить Диму, попала в самый эпицентр головокружительных событий.
Юная домработница из Молдавии уже собрала все необходимые документы, подписи, печати и через пару дней готовилась вступить в брак с Димкой и, как следствие, стать хозяйкой квартиры. Скандал получился грандиозный. Пройдоха нотариус, узнав кем на самом деле является скромный инвалид, которого он собирался кинуть, упал в обморок и, не приходя в сознание, испарился. Девушка, не понявшая намёка подельника, решила лично закончить дело. Глядя, как Ника, забрав брата, вышла из квартиры, горе-домработница триумфально швырнула ей плед, но хлопнуть дверью не успела. Что случилось с аферисткой ни Ника, ни Дима так и не узнали, но после этого парень больше не решался на подобные демарши. Дима и плед вернулись домой, а квартиру продали в срочном порядке.
Постукивание пальцев по клавишам успокаивало. Расслабившись, Ника опустила голову на подушку. Взгляд сосредоточился на работающем за компьютером брате. Тонкие пальцы парня скользили по клавиатуре, изредка зависая в воздухе. Ника улыбнулась, как всегда, вспоминая отрывок из любимой сказки: «Там царь Кощей над златом чахнет». Именно в такой позе, по мнению маленькой Ники, должен был чахнуть злодей, с той лишь разницей, что Димка был Кощеем более чем привлекательным. Наконец, парень снял очки и потёр переносицу. С хрустом потянувшись, он повернул кресло в её сторону и, прикрыв покрасневшие глаза, начал тихонько насвистывать «Чардаш». У Димки был идеальный слух. Аня, его мать, мечтала, чтобы сын пошёл по её стопам и стал музыкантом, с единственной разницей – музыкантом он должен был стать гениальным. Ничего, что не соответствовало бы данному стандарту, женщина на дух не переносила, хотя сама всю жизнь преподавала музыку в средней школе. Но Димку в десять лет посадили за компьютер и с тех пор судьба парня оказалась решена. Умная машина стала его работой, его отдыхом, досугом, развлечением. Журналы он читал только специальные, тряпочки для монитора покупал только в брендовых магазинах, продукты для ухода за системным блоком – только лучшего качества. Аня злилась, винила во всём Капитоновых, но, когда мальчик в тринадцать лет заработал свою первую тысячу долларов, пересмотрела взгляды на технику и тоже занялась облагораживанием жизни компьютера.
