Светлана Александровна Захарова
Прививка против любви
11.Дача.
Стремительно мчится время, повсюду оставляя свои отметины. С годами стареют не только люди, но и деревья, и камни, и металл. Рассыпаются железобетонные перекрытия, мелеют реки, осыпается крутой берег. Всесильно и жестоко время.
Вот и они, кажется, совсем недавно были молодыми, а теперь? У Сергея на висках седина, у Тани вокруг глаз небольшие складочки, напоминающие ещё не считающей себя старой женщине о прожитых годах. Да и сын, хотя и не женат, вполне уже зрелый мужчина, опять же безжалостно разоблачающий их немолодой возраст. Наверное, они могли бы уже иметь внуков, но нет, не сделал их Андрей бабушкой и дедушкой, не пришло ещё их время. Тем не менее и о приближающейся старости, и о будущих внуках они думали и нередко заводили разговор о их грядущей и непонятной пока жизни на пенсии.
– Я жду, не дождусь, когда можно будет уйти на пенсию, – рассуждала Татьяна, – это же благодать! Представляешь, утром никуда не надо торопиться, можно поспать подольше, потом посмотреть утренние передачи по телевизору, почитать всласть какой-нибудь роман, пока никого нет дома, и никто не мешает. Можно вообще весь день никуда не выходить, грязь не месить осенью, под дождём не мокнуть, в метро опять же не толкаться…
Муж выслушал жену очень внимательно, но посмотрел на неё недоверчиво.
– Размечталась, старая, – сказал он, хитро улыбаясь. – Это только сейчас ты так говоришь, а потом сидеть дома тебя не заставишь. Ты же всегда говоришь, что не домохозяйка, не служанка, кричишь даже иногда, чтобы мы с Андреем сами за собой убирали. Да и пожилой женщиной ты себя не считаешь…
– Что значит, не считаешь? А кто считает? Не ты ли?
– Нет, что ты! Ты для меня молода, как прежде. Да никто и не даёт тебе истинного возраста. Молодец!
– А где видно, что я пожилая, – не унималась Татьяна, – седины у меня нет, потому что волосы светлые. Вот брюнетки, они рано седеют, да и стареют раньше, чем блондинки. Тройного подбородка и гармошки на шее, как у некоторых моих ровесниц, тоже нет. Да и фигура у меня вполне сохранилась – ни живота, ни варикоза. На меня ещё молодые мужчины заглядываются.
– Не сомневаюсь, – согласился муж, – но улыбки на его лице уже не было,– не знаю, как двадцатилетние, но на молодых пенсионеров ты ещё можешь рассчитывать – на генералов там, полковников в отставке. У них пенсия большая, не пропадёшь.
– Уже обиделся? А кто назвал меня старой? Провинился – получай по заслугам.
– Так я же пошутил!
– Вот и я пошутила – так за так!
– Как же! Ты всю жизнь мечтала, как бы найти себе кавалера покрасивей и побогаче, чем я.
– Мечтала? Да если бы я мечтала, я бы давно его нашла. Ты меня недооцениваешь. А если не нашла, значит, ты меня вполне устраиваешь… И правда – что это я к тебе так привязалась? Не Ален Делон, не Игорь Костолевский…
– Костолевский? Это уже что-то новенькое.
– Да нет, старенькое. А что же ты не скажешь, что и я сама – не Мэрлин Монро, не Софи Лорен…
– Почему это я должен сравнивать с ними мою жену? Она у меня гораздо лучше.
– Вот за это я тебя люблю и ни на кого не променяю! – и Таня погладила шевелюру мужа.
– Ты помнишь, где и когда мы с тобой первый раз поцеловались? – спросила она.
– Не помню,– ответил Сергей, – никогда ты меня не целовала.
– Ничего себе, склероз. А на дачу кто меня возил ещё в студенческие годы? Самое приятное воспоминание тех лет. Вот я и думаю: а почему у нас нет дачи? Надо её вернуть!
– Но она давно продана, как мы её вернём? Там, наверное, есть хозяин.
– Всё равно, надо купить дачу. Сейчас мы вполне можем себе это позволить. За роскошью гоняться не будем, она нам ни к чему, лишь бы можно было там жить и дышать свежим воздухом. Видимо, с годами такая потребность ощущается сильнее. Да и воспоминания приятные. Фактически наша с тобой любовь началась там…
– Неужели только там? До этого ты меня совсем не любила? А потом, на даче, увидела, какой я богатый, и тут же полюбила. Так получается.
– Да ну тебя, вечно ты фантазируешь. Ясно, что тебя надо лечить от склероза, ничего ты не помнишь. И в этом случае тоже дача пригодится. А помнишь, когда мы оттуда на электричке в Москву возвращались, усталые, но счастливые, откуда-то звучала музыка. И песня про любовь, как в кино бывает: между героями фильма зарождается чувство, только-только возникает, а за кадром звучит лирическая песня, которая отражает настроение героев. В нашем случае было точно так же. Опять не помнишь? Жаль, песня старая, сейчас её уже не поют. Но я тебе спою:
Вас хочу будить утром,
С вами быть хочу в полдень,
Возле вас встречать вечер,
Закат и рассвет.
Но прошло без вас утро , Наступил без вас полдень,
Пролетел без вас вечер,
И в полночь вас нет…
Так ты вспомнил эту песню? Это было очень символично. Просто судьба.
– Не помню я никакой песни, – недовольно пробурчал Сергей.
– Я так и знала, опять склероз. А он ещё от дачи отказывается.
– Склероз тут ни при чём. Сижу рядом с девушкой, очаровательной, любимой. И ты думаешь, мне есть дело до какой-то там песни, воспевающей неизвестно чью любовь? Мне тогда своей любви хватало. Это тебя я хотел будить утром – и без всяких там песен. Это ты всё вокруг замечала, а я видел только тебя.
– Ну и ну! Приятно слышать, не спорю. За склероз я тебя, так и быть, прощаю, считай, что оправдался. Но дачу всё равно надо попытаться вернуть, выкупить. Её же твой покойный отец строил, она твоя. Да и бабка, наверное, довольна будет.
– Да, мама очень скучает по даче. Но как мы её вернём? Тридцать лет прошло, она уже не наша. Продавать её никто не собирается.
– Всё равно надо съездить в Малаховку, посмотреть на неё. Это, слава богу, недалеко. Посмотрим, узнаем, кто там живёт, а потом будем принимать решение.
– Хорошо, давай съездим в ближайший выходной. Только теперь уже поедем не на электричке. Довезу на машине, как королеву.
Татьяна кивнула, улыбнулась – всегда приятно чувствовать себя королевой, но потом вдруг задумалась и осторожно подбросила мужу свою идею.
– А может быть нам не стоит ехать на машине, привлекать к себе излишнее внимание? Доедем на электричке, прогуляемся, как простые дачники или даже бомжи, проведём разведку… Заодно спросим, не продаётся ли там какой-нибудь завалящий домик.
– Я не понимаю, какая тут разница? Если ты собираешься что-то спрашивать у местных жителей, значит, всё равно засветишься, разведчица липовая.
– Ну и пусть. Всё равно не хочу на машине. Давай вспомним молодость, почувствуем себя студентами, как в тот единственный раз, когда я туда приезжала.
– Я сделаю всё, что ты хочешь, – ответил Сергей. Дождавшись воскресенья, они встали пораньше и оделись по-спортивному, будто собираясь в поход.
Надев брюки, свитер и куртку, Татьяна бросила взгляд в зеркало и осталась довольна тем, что её фигура пока позволяет носить молодёжную одежду.
Они вышли на улицу. Вчера была уже весна, сквозь серые тучи пробивались лучи солнца, согревая первую травку, а сегодня опять было мокро и зябко, как в конце февраля, серое небо висело низко, моросил дождь, и Татьяна пожалела, что оделась так легко. Даже в апрельский день иногда не помешает шуба, потому что простудиться в такую погоду можно быстрее, чем в мороз. Однако возвращаться не хотелось, и она, стараясь не отставать от мужа, быстро зашагала к метро.
На Казанском вокзале, куда они приехали, как всегда, царила суета, он гудел, как муравейник. Люди спешили, задевая друг друга, тащили свои баулы и чемоданы, и у всех было одно и то же выражение лица – выражение сосредоточенности и в то же время растерянности от этого непрерывно жужжащего муравейника. Все думали только о том, как бы не опоздать, не отстать, не перепутать и ничего не забыть.
Татьяна была рада, что оказалась здесь. Ей нравилась эта суета, это дорожное настроение, когда душа рвётся куда-то вдаль, когда забываются все болезни и бытовые неурядицы, и любой человек ждёт от жизни чего-то хорошего.
– Как хочется поехать куда-нибудь далеко, – вздохнула она и с надеждой посмотрела на мужа, – скоро наступит время летних отпусков, можно было бы куда-нибудь прокатиться.
– Кажется, мы как раз и собираемся ехать далеко, – сказал Сергей, не желая дальше развивать эту тему.
Он не любил дальних поездок, предпочитая отдыхать в каком-нибудь подмосковном доме отдыха. Дальняя дорога требовала много денег, большинство из которых тратилось, как он считал, впустую. Татьяна же считала, что самая разумная трата денег – это как раз путешествия.
Уже десять лет прошло с тех пор, как они выбрались на отдых в Крым, а у неё до сих пор повышается настроение, когда она вспоминает об этом. Красота крымской природы до того поразила её, что она, глядя на горы, голубое небо и морской прибой, чувствовала небывалый прилив сил.
В Крыму они отдыхали в Гурзуфе. От Симферопольского аэропорта до санатория добирались два часа на автобусе, поэтому приехали уже к ночи. Местных достопримечательностей в темноте не разглядели, тем приятнее их удивило утро. Спустившись из своего номера, располагавшегося на четвёртом этаже, в столовую, они остановились от неожиданности. Передняя стена обеденного зала была сплошь стеклянной, и сквозь неё просматривался главный крымский пейзаж: знаменитая Медведь-гора и две примыкающие к ней скалы на фоне голубого моря ярко освещались солнцем.
– Потрясающе, – сказала Татьяна, – ради одного такого пейзажа стоило ехать на край света.
Конечно, во время отдыха они изучили и другие пейзажи и достопримечательности Крыма: прошлись по набережной Ялты, где гуляла когда-то чеховская дама с собачкой; и ведь недаром гуляла она именно здесь – дача писателя Чехова с садом, где круглый год что-нибудь расцветало, находилась тоже здесь, в Ялте. Посетили Ливадию и Алупку, наслаждаясь красотой Ливадийского и Воронцовского дворцов, вспомнили Сталина, который встречался в Крыму с Рузвельтом и Черчилем – получился ещё и экскурс в историю.
Сергей-то мало думал о том, как эта Крымская красота была связана с историей, но Татьяна напоминала ему об этом, даже таскала его в Пушкинский грот – Пушкин ведь бывал в Гурзуфе в тот период своей жизни, когда ухаживал за сёстрами Раевскими – с ними-то он и приехал в Крым. Так что Крым оценили давно – недаром здесь была ещё и резиденция русских царей.
Но история – историей, а если вспомнить о самом сильном впечатлении, то наряду с Медведь-горой им очень понравился замок “Ласточкино гнездо” в Мисхоре – совершенно сказочный замок, буквально висящий над морем. Они долго любовались им издали, а потом решились взобраться на скалу и подойти к нему поближе, потому что дорога туда была уже проторенная – не они первые. Но когда Татьяна, держась за руку мужа, смело направилась к опоясавшему замок балкону и прошла по нему, то сердце её от страха ушло в пятки.
И зачем наши правители, привыкшие единолично решать всё за всех, подарили Крым Украине? И вот теперь он не наш, заграница. Почему союзные республики так поспешили отделиться? Кто их обижал? Во времена дефицита и пустых полок в российских магазинах, пустых даже в Москве, все республики жили лучше нас.
За воспоминаниями Татьяна и не заметила, как они доехали. Вот и Малаховка. Электричка затормозила возле перрона, и они вышли на улицу, с удовольствием заметив, что дождь кончился, и на небе появилось весеннее солнце. Они прошли мимо автобусной остановки, не желая воспользоваться никаким транспортом, потому что ещё дома, в Москве решили пройти этот посёлок – Татьяна не решалась назвать его городом – только пешком, изучив каждый дом и каждый кустик. Сергей быстро взял правильное направление, Татьяна же не могла вспомнить, где она когда-то бывала.
На улицах Малаховки было пустынно, прохожие попадались редко, хотя дачи здешние годились на любое время года, отапливались, и многие дачники жили здесь и зимой. Они шли, изучая местную деревянную архитектуру – у кого наличники резные на окнах, у кого балкончик замысловатый или мансарда.
– Небось, сердце у тебя стучит, детство вспоминаешь, – спросила Татьяна мужа, останавливаясь у очередного “теремка” и глядя вверх на установленную на крыше вертушку.
– Вспоминаю. И не только детство. Вспоминаю отца и не могу понять, почему он так рано умер. Я вот не считаю себя стариком, но приближаюсь к тому самому возрасту… Как-то не по себе становится, что через каких-нибудь пару лет и я могу оказаться кандидатом туда…
– Куда это ещё?
– Туда, на тот свет.
– Да ты что, как ты можешь такое говорить? Совсем свихнулся! Лучше скажи, зачем на крыше вертушка?
– Так просто, ветер дует – крутится. Детям интересно. Да и направление ветра можно определить – некоторым нравится этим заниматься.
– Делать им нечего. Мы без вертушки обойдёмся, лучше российский флаг повесим. Ты говорил, у тебя на работе валяется старый флаг – так принеси…
– Принесу, когда будет, куда вешать. Пока мы здесь туристы.
– Так где же наша дача-то?
– По-моему за тем поворотом. Но я что-то не уверен, давно здесь не был.
Когда искомая дача была наконец-то найдена, им, желающим приобщиться к дачной жизни, она показалась весьма странной. Окно фасада было треснуто, тропинка к крыльцу заросла бурьяном – даже в апреле там торчало множество голых стволов, а на двери висел огромный замок.
– Вид у дома явно нежилой, – сделал вывод Сергей, но, может быть, это и к лучшему?
– Неизвестно. Надо спросить у соседей, почему здесь никто не живёт. Возможно, дача продаётся – разве не этого мы хотели? Купим по дешёвке – дача не в лучшем состоянии.
– Но это точно наша дача, никаких сомнений у меня нет. Только деревья выросли чуть ли не до небес. А остальное даже не изменилось. Краски потускнели, конечно, но ведь столько лет прошло…
– Н-да, работы тут много. Давай подойдём поближе, заглянем в окно.
Они вошли в сад – там было очень грязно. С северной стороны дома ещё лежал снег, а с южной чернела мокрая земля.
– Нет, мы тут утонем. Придётся приехать ещё раз, когда высохнет, – решил Сергей.
– Я вот думаю: хозяин, наверное, умер, потомству дача не нужна, и тут живут привидения.
– Выдумала, тоже. Привидений не существует.
– Ты в этом уверен? Мы не можем судить о том, чего не знаем. Великие тайны мироздания нам не доступны. Однако поинтересоваться у соседей надо – вдруг они уже знают про привидения.
Соседей, живущих в Малаховке, нашли с трудом, и ничего интересного Поляковым они не рассказали. Они вообще не помнили, что здесь кто-то жил. Сергею и Татьяне ничего не оставалось, как вернуться домой и отложить дачный вопрос хотя бы до мая, когда в дачном массиве Малаховки будет многолюднее.
Однако мать Сергея Римма Степановна, узнав о поездке, очень оживилась и сказала, что знает, кому была продана дача, поскольку сама этим занималась. Она достала какой-то блокнот, долго листала его, вооружившись очками, и наконец выдала детям адрес и фамилию покупателя. Тане с Сергеем следовало найти гражданина Калашникова, живущего (если он ещё жив) на Сретенском бульваре.
Они поехали туда вечером после работы, но Калашникова не нашли. Дверь им открыла женщина средних лет, оказавшаяся его дочерью. Она очень удивилась, узнав о цели их визита, потому что после смерти отца о даче все забыли. Первое время её пытались продать, но, не найдя покупателя, больше попыток не делали.
– Я женщина одинокая, не очень здоровая – дача мне ни к чему, лишняя обуза, – объяснилась женщина, – так что продать её я согласна. Но почему вам понравилась именно эта дача?
– Она была нашей, её строил мой отец, известный в то время архитектор. А когда он умер, понадобились деньги на мою свадьбу, и мать её продала, – ответил Сергей.
– Ах, вот в чём дело… Понимаю. Дорого не возьму, сговоримся.
Договорившись с женщиной встретиться ещё раз, супруги вернулись домой с чувством исполненного долга. Они были довольны и счастливы, что их мечта осуществится в самое ближайшее время.
– Вот только дел там невпроворот. Наверное, и полы прогнили. Придётся приглашать дядю Петю, – вздохнула Татьяна.
– Это ты хорошо придумала – именно дядю Петю. Он человек отзывчивый, не откажется, – согласился Сергей.
И супруги, решив все вопросы, спокойно отправились спать. Они ещё не догадывались, что старая заброшенная дача хранит в себе такие тайны, о которых лучше не знать.
12.Дядя Петя
Дядя Татьяны Пётр Николаевич был двоюродным братом её матери Таисии Михайловны. Человек во многом примечательный, он ещё в детстве произвёл на Таню странное, почти мистическое впечатление. В шестилетнем возрасте она гостила с бабушкой у тёти Лиды, сестры матери, в Рязанской области. Стояли тёплые июльские дни, на огороде было полное изобилие: росли огурцы, зрели помидоры, на вьющихся плетях висели стручки гороха… Тане очень нравилось в огороде, там она и проводила большую часть времени. Специально для неё двоюродный брат Василий сделал качели и принёс из оврага несколько вёдер чистого песка.
Однажды после завтрака, когда Таня играла в своей песочной куче, из дома вышла баба Дуся, оглядела огород, бросила взгляд на внучку, а потом внимательно посмотрела на небо. Не увидев ничего необычного, вышла за калитку, прошлась по дороге к какому-то большому дереву и вернулась в огород очень довольная.
– Что-то сегодня вороны громко кричат, – сказала она не Тане, а скорее самой себе, – наверное, Петька скоро придёт.
Таня удивлённо посмотрела на бабушку Евдокию Васильевну, не улавливая связи между воронами и каким-то Петькой, которого она не знала. Но вечером за ужином бабушка поделилась этой новостью с дочерью Лидой, и Таня опять удивлённо подняла на неё глаза.
– Очень громко кричали птицы за калиткой – это неспроста. Петька должен приехать – давно пора.
Тётя Лида не выразила никакой радости по поводу сказанного.
– Только его нам не хватало, своих забот нет, – недовольно проворчала она, – да и вряд ли он одумался. Такие не исправляются.
– Что ты, что ты, – запричитала бабушка и замахала руками, – не говори так. Он обещал, что больше грешить не будет.
– Он всю жизнь обещает, а потом опять за своё. Это уже врождённый порок… Зря ты его всю жизнь жалеешь, не стоит он того.
– Так кто же его пожалеет, если нет ни родителей, ни жены. Он племянник мне, родная кровинушка. Он ведь меня ни разу не обидел ничем, ни словом, ни делом. Ласково тётей Дусей называл.
– Ну, ну, радуйся. Бог сына не дал, так племянник ласковый. Хотя и разбойник.
– Не разбойник он, Лида, никого из людей и пальцем не тронул. На человека руку поднять – это ведь грех какой…
– А то, что он делает, не грех? В Библии, между прочим, написано…
Таня ничего не поняла из разговора двух женщин. Но через пару дней после того, как баба Дуся произнесла свою таинственную фразу про ворон, в доме появились двое незнакомых мужчин. Она видела, как они открыли калитку, вошли во двор и, не обращая на неё никакого внимания, направились прямо в дом. Послышались радостные возгласы бабушки, звук поцелуев и мужские голоса. Татьяна совсем не собиралась знакомиться с этими подозрительными типами, она предпочитала остаться в огороде, но вскоре услышала крик бабушки.
– Таня, иди скорее домой, дядя Петя приехал.
Она не спеша встала, сняла сандалии, высыпала из них песок, опять надела – и только после этого поплелась к двери.
– Вот, Петя, это Таечки моей дочка… – начала бабушка.
– Помню, помню. В колыбельке лежала, кричала… Я её еле успокоил. А чего худая какая? Прямо синьтя…
– Не ест ничего. Молоко и то пить перестала.
– Плохо. Есть не будешь, заболеешь и умрёшь. Я уж не говорю, что титьки не вырастут, – сказал дядя Петя и захохотал.
Второй мужчина, который до сих пор молчал, поддержал его смехом. Тане совсем не нравилось стоять и выслушивать насмешки, и она ждала, когда можно будет уйти обратно в огород. Она молча рассматривала незнакомцев.
– Ну что, синьтя, получай гостинец, – дядя Петя вынул из кармана шоколадку и протянул племяннице. Таня взяла её, не забыв сказать “спасибо”.
– И запомни: я дядя твой, родня. Я тебя нянчил, – улыбаясь, сказал новоявленный родственник. Таня нехотя кивнула головой.
– И долго они здесь пробудут? – спросила тётя Лида, когда пришла с работы и осталась с матерью наедине.
– Потерпи, дочка, – прошептала Евдокия Васильевна, – друг уедет через два дня – ему домой, на Урал. А Петьке-то устраиваться на работу надо. Может быть, ему лучше к Таисии, в Москву ехать. Работать устроится, а там, глядишь, общежитие дадут. Загостились мы с Таней у тебя – вот вместе и поедем.
– Ладно уж, не торопитесь, отдохните немного, – разрешила тётя Лида.
Но планам бабушки не суждено было сбыться. Сначала её ошарашил друг Пети, который перед отъездом пришёл к ней на кухню, прикрыл за собой дверь и сугубо конфиденциально доложил: ваш племянник, тётя Дуся, неисправим, он меня уже звал на дело…
– Куда, куда? – испугалась бабушка.
– А туда, тётя Дуся, откуда прямой путь за решётку. Спасибо вам за приют, за чай, я поехал домой.
Евдокия Васильевна перекрестилась, постояла перед иконой, которая висела в углу, и пошла искать племянника. Дядя Петя сидел с Василием на скамейке в огороде , вальяжно положив ногу на ногу ,и с аппетитом ел огурец. Выражение лица у него было самое блаженное, но в то же время гордое и немного надменное. Он явно считал себя суперменом.
– Вот я Ваське говорю, дом-то надо ремонтировать и достраивать, – обратился он к своей тётушке, – уже сто лет здесь мужская рука ни до чего не дотрагивалась.
– Твоя правда, – обрадовалась Евдокия Васильевна, – дом старый, ещё я с покойным мужем здесь жила, помнишь?
– Как можно забыть, я здесь провёл свои лучшие годы! Поправим дом, а потом я, глядишь, и себе что-нибудь построю. Вот Вася, друг, мне поможет. Ох, и заживём…
– Дай бог, дай бог, – запричитала бабушка, уже забыв, зачем искала Петра. А она хотела поговорить с ним, отвести беду. Кто знает, смогла бы она это сделать или нет, но потом баба Дуся очень каялась.
– Мы с Васей прогуляемся немного, – сказал дядя Петя как-то вечером.
– Куда на ночь глядя? – забеспокоились и Евдокия Васильевна, и Лидия Михайловна.
– На луну поглядим, говорят, она здесь большая, – ответил дядя Петя, поднимая глаза к небу,– не могу понять, почему в деревне небо так близко, что звезды висят прямо над головой, а в Москве оно так высоко, что и звезд не видно.
На луну мужчины любовались долго, часа два. Баба Дуся не ложилась спать, три раза выходила за калитку посмотреть, не идут ли племянник с внуком, но тщетно. Однако она рано начала волноваться – в этот вечер не случилось ничего. А ровно через неделю произошло ЧП – то самое чрезвычайное происшествие, о котором предупреждал друг Пети. Как потом выяснилось, дядя хотел взять в сообщники Василия, обещая ему златые горы, но восемнадцатилетний племянник категорически отказался принимать участие в афере. Тогда дядя Петя нашёл подходящую кандидатуру из местных пьяниц, и они вдвоём ночью пошли… грабить магазин.
Напарник предложил обезвредить сторожа ударом по голове, но дядя Петя не хотел жертв – бабушка вполне справедливо считала его добрым и ласковым. Решили сторожа связать в надежде на то, что в темноте он не разглядит лиц грабителей. Лиц он и не разглядел, но фигура дяди Пети всегда выделялась среди других человеческих фигур. Высокий, под два метра, худой, как жердь, он никогда не оставался незамеченным. Почему этого не понимал сам дядя Петя, было для всех загадкой. При какой-нибудь заурядной, среднестатистической внешности его могли и не узнать, но при такой…
Дядю Петю забрали уже наутро, вскоре после того, как обнаружили в магазине связанного сторожа. Его сразу взяли под стражу, потому что криминальная биография преступника не давала ему никакого шанса остаться на свободе. Судья припомнил всё: и неоднократные судимости, и побег из зоны, и поддельные документы на чужую фамилию. Адвокат не смог облегчить его участи: Пётр Николаевич получил максимальный срок. Но напарника своего по последнему преступлению не выдал.
Все последующие годы Таня помогала бабушке, которая была почти неграмотной, писать дяде Пете письма, в которых, по обыкновению, рассказывались все семейные новости. Он на письма отвечал, желая всем родственникам счастья и долголетия. Евдокия Васильевна неоднократно просила свою дочь Таисию, которая была партийным работником и имела связи, похлопотать за досрочное освобождение племянника. Таисия Михайловна пыталась что-то сделать, но ничего не помогло. Второе знакомство с дядей Петей произошло через много лет, когда Таня только что вышла замуж, а Евдокии Васильевны уже не было в живых.
После освобождения дядя Петя приехал из мест не столь отдалённых к своей двоюродной сестре Таисии Михайловне. Она сама пригласила его, чтобы помочь обустроиться, а главное, сделать ему внушение и взять слово не возвращаться к прошлым ошибкам. Дядя Петя такое слово охотно дал: у него самого давно не было желания совершать преступления. Ему было уже за сорок, здоровье ухудшилось, накопилась усталость. От бывшего суперменства не осталось и следа. Правда, в заключении он времени зря не терял: освоил профессию строителя, прочитал множество художественной литературы из местной библиотеки и, скорее всего, пересмотрел свои взгляды на жизнь.
Таисия Михайловна помогла своему двоюродному брату устроиться прорабом на стройку, поручившись за него. А вторая сестра Лидия Михайловна подсуетилась и нашла ему невесту из своих знакомых женщин, к которой дядя Петя тут же проникся доверием. Тётя Вера, которая была моложе Петра Николаевича на пять лет, действительно показалась всем родственникам очень приятной женщиной. В её биографии было неудачное замужество, которое закончилось сразу же после рождения дочери. Дочь тёти Веры давно выросла, вышла замуж и жила отдельно.
Дядя Петя после недели знакомства переехал к” дорогой Верочке”, как он её называл, и попал прямо в рай: двухкомнатная отдельная квартира, рядом парк, на кухне изумительная повариха. Тётя Вера заведовала производством в одной из городских столовых, дефицита продуктов дома никогда не было, а готовила она так, что даже Таня с Сергеем никогда не отказывались от приглашения побывать у неё в гостях. К тому же тётя Вера была такой доброй, такой открытой людям, что никому не пришло бы в голову назвать её лживой, коварной, жадной или заподозрить, что она носит камень за пазухой. За свою жизнь таких людей Таня встречала немного.
Все радовались, что дядя Петя встретил своё счастье и начал новую жизнь. Таня с удовольствием разговаривала с ним о книгах и давала своему дяде читать то, что он ещё не успел. Сергей вёл с ним мужские разговоры о жизни и даже прислушивался к его мнению. К тому же дядя Петя оказался человеком отзывчивым и помогал всем не только словом, но и делом. Он сделал грандиозный ремонт в квартире своей Верочки, а потом помог с ремонтом Тане с Сергеем, когда они отделились от свекрови и стали жить самостоятельно.
С тех пор прошло много лет, целая жизнь. Дядя Петя давно был на заслуженном отдыхе, прихрамывал, тётя Вера тоже вышла на пенсию, но жили они по-прежнему вместе, их дом также дышал радушием и светился тем добрым светом, к которому всегда тянутся люди. Поэтому нет ничего удивительного, что именно о нём, о дяде Пете, вспомнили Поляковы, когда решили возродить дачу в Малаховке. Дядя Петя им поможет – он всегда знает, что и как надо делать.
