Sunon Boy
Хроники Ламмеры: Летучий Фрегат
Глава 21 "Пронзённый стрелой гранат. Часть 2"
Дзин Пан попался в ловушку, оказавшись в одном помещении с Субхути Бхатом, кардиналом Империи Лакшата, однако оба ещё не догадывались о том, что враг находится так близко. И только когда Субхути окончил речь, внутри Дзина войдерум ветра стал колебаться и противиться странному чувству, и это заметил кардинал, что пристально следил за странным визирем Глилом. И когда Дзин пришёл в себя, то вслух сказал: "Я не должен быть здесь!", отчего Субхути насторожился и почувствовал от тёугана неосязаемые потоки ветра, будто они гудели внутри головы кардинала, но источник этого чувства был прямо перед ним:
– Кто ты такой, молодой визирь? Я чувствую своим нутром войдерум ветра внутри тебя, неужели ты не из Ламмеры? Назовись! – требовал Субхути, медленно подходя к Глилу и совсем не обращая внимания на взволнованность окружающих.
– Я? Я… я… Глил! – в панике ответил, раздумывая, как поскорее избавиться от подозрений.
– Откуда ты родом? Почему твоя душа противится чуду?! – разгневался Субхути, понимая, что его силы перестали действовать.
– Убегайте! – сказал во всеуслышание Дзин, взглянув на каждого человека в храме. – Сейчас злой рок нападёт на всех, я защищу вас! – неуверенно, но громко заявил Глил, придумав, как в одиночку сразить Субхути и не предать бой огласке.
Субхути остановился и наблюдал за реакцией людей, но когда его взгляд пал на крайне взволнованного и вспотевшего Глила, всё встало на свои места:
– Вы слышали его, бегите прочь, если не хотите попасть под влияние злого рока, спасайтесь! – подыграл Субхути, и тут же люди доверились ему и убежали, оставив кардинала с визирем наедине. – Иноземец, ты посмел потревожить покой наших граждан, что тебе нужно от меня? Я дам что хочешь, чтобы ты оставил народ этих земель в покое. – спокойно спросил Субхути, не желая проливать лишнюю кровь.
– Ты ведь важный человек, да? – аккуратно спросил Глил, думая, как избежать сражения.
– Да будет тебе известно, иноземец, что я – кардинал и верный подданный Императрицы. И если ты что-то замышляешь против неё и её народа… – не успел Субхути договорить, как Дзин, осознав важность этого человека в грядущем сражении, ринулся на него с кулаком, ускоренным воздушными потоками.
Субхути Бхат и Дзин Пан начали битву, где молодой парень получил преимущество первого удара! Очки Дзина вылетели и показали решительный взгляд тёугана, что намеревался одним ударом вырубить врага, однако Субхути, хоть и большую часть своей службы занимался мирными делами внутри империи, но втайне от всех он тренировал тело, чтобы давать отпор в сражениях, где решает сила и скорость реакции!
Дзин Пан промахнулся, нет – это Субхути Бхат уклонился! Когда это заметил Дзин, то отпрыгнул назад и сбросил с себя одежды визиря и обнажил свой настоящий облик, встав в боевую стойку войдеров ветра, ибо он настроен сражаться серьёзно:
Дзин полностью сконцентрировался на хилом противнике, которого собирался быстрее одолеть парой мощных техник, однако, пока Субхути снимал кандуру, чтобы сделать из неё юбку, кардинал сказал своему врагу: "Иноземец, тебе чужды учения о злом роке и чуде. И раз ты направил своё оружие против кардинала, значит, выступаю тебе преградой к Малике, я прав? Когда-то мне уже наносил поражение такой же, как и ты, человек, я был молод и слаб, и тогда я поклялся себе – во что бы то ни стало победить в следующей битве и не дать гнусным врагам народа сбежать!"
Дзин обомлел, увидев мускулатуру священника, что скрывала широкая зелёная кандура. Тогда он понял, что противник куда сильнее, чем казался на первый взгляд, после чего Субхути величественной походкой двигался к нему и громким повелительным тоном говорил: "Готовься, иноземец, ибо твоим судьёй стану я, Субхути Бхат, Чтец Счастья и сила Покровителя, данная мною благословением самого Чуда! Явись же мне!.. Гляди на врагов своих, сотри в порошок еретиков и врагов Госпожи моей! Явись, Священное Писание!"
Глава 22 "Здесь был твой дом. часть 2"
Для Мариам и Дзина настал момент направиться в лагерь преступников у реки Бутанши, однако по прибытию шандийки в убежище, она обнаружила, что тёугана нет с Базилем.
– Дзин? Дзин?.. Дзин, где же ты?! – совершенно забыв о маскировке, взволнованно и громко звала Мариам, оглядываясь из стороны в сторону, в надежде услышать глас своего друга – звонкий отзвук тёугана, что махнёт рукой из-за угла улицы и отзовётся, но этого не происходило. – Дзин! Отзовись, Дзин! – от волнения мурашки встали дыбом, ибо в голову прокрались мысли о том, что молодой тёуган мог случайно встретиться с одним из придворных, самых близких Малике людей, – Мариам не могла допустить, чтобы товарищ сражался с этими монстрами в одиночку.
– Меруэм… – Базиль пытался заставить Мариам опомниться, но та не реагировала. – Меруэм! Эй! Мари, остановись! – лишь схватившись за её руку, Базиль смог привести в её голову чуточку здравомыслия – но лишь чуточку. – Нам пора отправляться, некогда думать о тёугане!
– Я не могу его оставить, мы должны найти его! – заявила Мариам, однако сразу же, словами Базиля, она была сокрушена.
– Если не отправимся сейчас, мы можем распрощаться с сильным союзником, а может и с победой над Маликой, понимаешь?! У нас просто не будет другого шанса, так что решай: идёшь со мной или нет? – чётко и ясно Базиль дал понять, что не намерен идти на такие риски, а Мариам встала перед выбором.
Всё-таки, скрипя зубами, Мариам согласилась отправиться с братом, но мысли о Дзине не могли не стучаться в голову, заставляя вновь ощутить беспокойство. Но дело не могло ждать долго, посему Мариам замаскировалась под раба, которого нужно отправить в лагерь с повстанцами, чтобы вершить над ней суд, а Базиль выступал рабовладельцем, что отыскал преступницу.
По прибытию в лагерь, Базиля встретили стражники, что крайне подозрительно отнеслись к новоприбывшей преступнице, якобы сбежавшей во время массовых арестов повстанцев. Но внезапно появившаяся тихая и успокаивающая мелодия заставила настороженных стражников расслабиться и подумать о том, как было бы хорошо поскорее отпраздновать на фестивале24, вместо того, чтобы волноваться о новоприбывшей пленнице. Агентов Летучего Фрегата пустили в лагерь, где в десяти метров от палаток находились клетки с преступниками, куда Базилю приказали как можно скорее запереть Меруэм и по возможности всем отчитаться – Мариам использовала войдерум звука, чтобы усыпить бдительность. И пока они направлялись к нужной клетке, Базиль заметил внутри главной палатки знакомое лицо и забеспокоился, после чего приподнял уголок повязки, закрыв ею большую часть носа. И хоть Мариам заметила это беспокойство, она не стала ничего говорить, чтобы не вызвать подозрений, и смиренно села в клетку, пока Базиль старался незаметно подслушать диалог того самого знакомого человека.
Мариам из клетки глядела на берег реки, где когда-то играла с братом. Зелёные листья пальм закрывали много пространства от палящего Сэн, однако не защищал от них металлические клетки с преступниками, полными беспомощности и ярости из-за того, что попались и лишились надежды дать отпор Лакшата. Однако среди них, в другой клетке, сидел чрезвычайно буйный шандиец, не желающий мириться со своей участью: он всеми силами старался разломать клетку в самых разных местах, только бы выбраться, и во время этого действа умудрялся кидаться оскорблениями в сторону Малики. И когда Мариам обратила на него внимание, тотчас узнала в его лице няньку по имени Алмади, что при дворе заботился о принцессе и принце, как о родных детях, вместе с Евой и Майрой, что остались сейчас наедине с тревожными мыслями о смерти этого шандийца. Мариам еле сдерживала эмоции и уже намеревалась разрушить клетку силой войдерума, однако, когда она встала, за руку внезапно схватила мягкая рука с потрёпанными когтями. И когда она взглянула вниз, увидела изнеможённого кота-зверолюда, что с затухшим блеском глаз смотрел на решительную Мариам, а потом сказал: "Брось, шандийка. Если ты не вмешаешься, тебя ещё смогут пощадить."
Слабый вид этого зверолюда и пораженческий настрой бесил Мариам, но в самом деле атаковать прямо сейчас было бы слишком опасно, и маскировка Базиля была бы нарушена. Тогда Мариам решила взглянуть на брата и ждать от него указаний, но тот лишь быстро дал сигнал, показав вперёд выставленную ладонь – "жди".
Но на удивление наших агентов ни один стражник не подошёл утихомирить преступника, однако из палатки вышла высокая женщина с увесистым шейным ожерельем и медленно направлялась к буйному Алмади, после чего Базиль обомлел и встал как вкопанный, наблюдая за каждым её действием, словно мышь, загнанная в угол, чья ошибка может стоить жизни. Эта женщина кинула на преступника кошачий взгляд и сказала: "Хоть ты и преступник, право брыкаться ты имеешь. Но закон есть закон, а моё право и обязанность – по этому самому закону буйных устранять." Тогда она протянула к нему руку, а зверолюд в камере с Мариам тихо сказал: "Ему конец." Но слова те разбились о странный мелодичный свист, будто призывающий бороться – Базиль подал сигнал к атаке!
Мариам в миг мощной звуковой волной выбила дверь клетки, после чего часть преступников оказалась на свободе, а высокая шандийка остановилась и с отвращением глядела на это действие, после чего приказала усмирить бунтарей: "Эти люди должны быть казнены во время празднования. Если кто-нибудь из них умрёт раньше, ваши головы окажутся на плахе!" Тогда Мариам взглянула на ошарашенного зверолюда и велела сражаться:
– Чего ты сидишь? У вас ещё есть надежда, вперёд! – приказала Мариам.
– Н-но кто ты? – не мог отойти от шока зверолюд.
– Тебе это знать необязательно, лучше сам назовись! – спросила, не отводя глаз от лидера-шандийки.
– Пэйт. Пэйт Кно!
– Вставай и дерись, Пэйт Кно, живо!
Когда повстанцы начали яростно давать бой стражникам, высокая шандийка обратила свой взгляд на Мариам и Базиля, после чего узнала пропавшую без вести принцессу и "мёртвого" принца и медленно ступала к ним, излучая странный войдерум, заставляющий считать свои действия неправильными. Каждый её шаг будто был громче всего на свете, а Базиль и Мариам к её прибытию были обязаны искупить свою вину, но за что? Что-то в этой женщине было явно не так, но только Базиль успел её узнать, как она сама представилась:
"Принц и принцесса явились на родину, чтобы нарушить покой и законы этих земель? Вам нужен трон моей Госпожи? Её золото? Могущество? Слава? Ничтожные глупцы! Справедливость воздаст вашим тёмным деяниям и обрушит свой молот на головы узурпаторов. Падите ниц и просите прощения у руки закона, ибо я – генпрокурор великой Империи Лакшата и верная подданная Госпожи, и имя мне Рур Хафез, Судия! Сломи, сломи же их! Сломи и дай им по заслугам, Преступление и Наказание!
Глава 23 "Однажды мы скрестим мечи вновь. Часть 2"
Палящий Сэн нашёптывал тихо гимн войны, что отражался на горячих песках вдоль баррикад и укреплений и заглядывал на поле будущей брани блеском на стволах артиллерийских орудий и медалях бравых солдат.
Войско Эксодия сняло осаду Калбусахры и двинулось в сторону столицы, чтобы встретить заклятого врага, что даже после войны не давал покоя и то и дело появлялся в мыслях, но в этот день всё должно окончиться раз и навсегда. Однако в пути им не повстречались ни тысячи воинов, ни сотни слонов, ни даже десятки наездников на скорпионах, к которым Эксодий привык со второй клановой войны. Вместо всего этого на горизонте появилась маленькая тёмная фигура одного лишь человека с голыми руками, что уверенно шёл в сторону огромной армии, движущейся на него, словно волна бушующего моря. И когда Эксодий ощутил знакомый войдерум, то невольно приказал своим людям остановиться и отступить, однако большинство из них уже в ужасе бросали оружие и убегали прочь, а те, кто осмелился идти дальше, вскоре присоединились к дезертирам. Королю Айтилла было ясно одно – источник ужасающей силы, заставляющей бежать прочь, был никто иной, как сам Вахоц Бадави, что в одиночку пошёл на защиту Калбусахры, будучи полностью уверенным в своей победе. Тогда Эксодий ощутил на себе словно прикосновение демонического голоса, холодного и безликого, будто он скользкими губами проговаривал слова самой смерти под ухом: "Пади ниц, как это сделали твои щенки, ничтожество. Склонись, пока ты не испустил последний дух!" – услышал Эксодий, после чего бросился кричать оставшимся солдатам, чтобы те не отступали и сумели дать отпор ужасающей силе, пока голову одолевали мысли о том, чей это был голос.
Все попытки Эксодия восстановить боевой дух солдат были тщетны перед лицом первобытного страха, который внушал Вахоц просто своим присутствием. Но не это больше всего пугало короля, ибо по-настоящему вводил его в страх факт того, что план Летучего Фрегата не сработал, и основная армия Лакшата всё ещё находится в столице – победа над Вахоцом мало что изменит в предстоящей битве в Лакшата. И когда генерал-фельдмаршал оказался достаточно близко к королю, вокруг, кроме них двоих, не осталось ни души, желающей принять участие в смертельной битве. Страх проникал в душу Эксодия, но та многокольцевая боль и пережитый опыт в его жизни заставляли стоять несмотря ни на что.
Окружённые одним лишь песком да брошенным оружием, Эксодий Айтилла и Вахоц Бадави встретились взглядом и ждали друг от друга слов, однако глаза сами говорили всё, словно нашёптывали речи злобы и соперничества, что заложились ещё с их первой встречи: "Столько колец прошло, сменилась эра25, а ты ещё на ногах? Я столько отдал ради своей страны, и теперь последнее препятствие – ты." – именно так думали оба, пока Эксодий не начал говорить словами, а не нутром:
– Вахоц Бадави, смелым шагом было пойти против меня в одиночку, хотя, велика вероятность, что ты затеял засаду. – спокойно проговорил, спрятав свою настороженность за холодным отношением к происходящему.
– Эксодий Айтилла, неужели ты считаешь меня таким слабаком? Не я ли заставил твою многотысячную армию бежать? – надавил шандиец грубым и в то же время разочарованным тоном. – Разве стал бы я натравлять своих псов, чтобы исподтишка перегрызть твою глотку?! – не мог скрывать ярости Вахоц. – Неужели седина проела твою голову, Эксодий?!
– Хоть я и стар, но и ты давно не молод, Вахоц. Теперь я понимаю, почему ты сбежал тогда, в последней нашей битве. – положил ладонь на рукоять шпаги, вспоминая тот день. – Ты не хотел побеждать в таком быстром бою единственного равного тебе противника, а я-то всё думал, что дело в маске… – не успел договорить Эксодий, как Вахоц перебил и начал хлопать.
– Да, король, верно! Разбей ты тогда маску – не видать было хорошей битвы. Но что ты думаешь сам, Эксодий?.. Как таким людям, как мы, должно погибать? – внезапно успокоился Вахоц, задав вопрос, который действительно волновал его, будто сейчас этот жуткий воитель находится не на поле брани, а дома, принимая званого гостя.
– Мне нет никакого дела до битв. Жизнь слишком хороша, чтобы бросаться ею в пламя. Мы должны сохранять покой и не жить войной, Вахоц.
– Видимо, здесь наши мнения не сходятся… – хотел, как обычно, грозящим тоном сказать эти слова, но в речи пробралась нотка печали, ибо Вахоц вспомнил отца, чья жизнь оказалась ничтожной из-за перемирия. – Но за что ты воюешь сейчас? Что тобой движет поднять шпагу? – всерьёз спросил Вахоц.
– Чтобы нашим детям не пришлось пережить то, что пережили мы. Но если по правде… – остановился на полуслове Эксодий, пока Вахоц предвкушал достойный ответ. – …я сражаюсь, чтобы ты задавал все эти тупые вопросы, понимаешь ли, жить без них не могу! – улыбнулся Эксодий и пустил шутку, глядя прямо в глаза Вахоцу, что начал в ответ издавать какой-то грохот, отдалённо похожий на смех – жуткий, но всё-таки искренний.
После того как Вахоц стал заливаться смехом, Эксодий заразился им и стал потихоньку выдавать хохот всё громче и громче, пока оба врага не начали ржать как кони на всю пустыню, но эта радость моментально прервалась стремительными выпадами, во время которых гуатти молниеносно достал из ножен шпагу, а шандиец – скимитар, и с лязгом лезвий враги обрушивали друг на друга мощный удар за ударом, выказывая желание во что бы то ни стало победить и наступить проигравшему на череп. Эксодий Айтилла, Прах Пустыни, и Вахоц Бадави, Человек-зверь, схлестнулись в смертельной битве!
Закалённые в множестве боёв воители четвёртой эры обменивались идеально точными ударами и блокировали их достаточно быстро, чтобы совершить рипост26и заставить врага сменить стойку с атакующей на защитную. Ни один выпад и взмах не мог поразить врага, ибо оба воина были слишком опытны и идеально подготовлены к сражениям – однако всё могла решить случайная ошибка, но её всё не было, или же кто-то должен был решиться на подлость, но эта битва была священна для обеих сторон, и любое вмешательство было бы пятном в чести господина. Так продолжалось больше пяти минут, и у обоих противников ослабла хватка, из-за которой любой сильный выпад мог бы нанести фатальный урон – об этом хорошо знали Эксодий и Вахоц, отчего с опаской отступали друг от друга и набирались сил, ожидая от своего врага мощного удара. В этот момент Эксодий призадумался и с улыбкой на лице сунул шпагу в ножны, после чего сказал: "Мы можем так биться вечно – что толку?" На что Вахоц со смехом ответил: "Да, долой оружие, король!" После чего оба набросились друг на друга с кулаками, совершенно не используя войдерум, будто игнорируя его возможность применения, но оба были счастливы в этом вихре ударов, пинков и уклонений: почти каждая атака доходила до цели, разгоняя сердце под одеждами высокопоставленных людей, ибо под ними был лишь человек, жаждущий сражения.
Старики боролись так, словно им было не больше двадцати колец, с прытью уклоняясь от ударов по голове и яростно нанося апперкоты в ответ. И так продолжалось около десяти минут, пока оба не выдохлись. Тогда Вахоц с разворота решил нанести хай-кик27 и одним пинком повалить Эксодия, однако король сумел в последний момент уклониться, после чего он лоу-киком28 по голени заставил единственную ногу, на которую опирался Бадави, потерять равновесие – опора была устранена! Тогда Вахоц упал навзничь, и Эксодий уже собирался добить врага одним мощным ударом в челюсть, но войдерум, чьи силы игнорировали, в организме обоих противников стал бить ключом, желая всеми силами вырваться и поучаствовать в битве. Тогда Эксодий остановился, почувствовав резкое изменение войдерума в себе и Бадави. Вахоц почувствовал то же самое, после чего встал, снял маску и, показав своё жуткое лицо, почти полностью покрытое шрамами, сказал:
– Ты достойный!.. Самый достойный из достойных, Эксодий! Родись я в Айтилла – без сомнений присягнул бы тебе на верность! – в боевом безумии проговорил Вахоц, каждой фиброй души упиваясь битвой, но теперь он хотел заставить Эксодия выложиться на максимум своих сил. – А теперь дивись на меня, Демон! Дивись на меня и страшись, Демон Сидящий!
– Что ты такое говоришь? Прекрати свои кривляния и сражайся! – взбесился Эксодий, думая, что Вахоц намеренно тянет время, однако вскоре он ощутил огромную чудовищную силу в противнике.
Тот странный войдерум будто вырвался из глубин сознания Вахоца и держал своими холодными руками сердце Эксодия: ему казалось, будто аура позади противника заимела тёмный силуэт человека, в чьих светящихся глазах отражалось само время. Король чуть не упал от сильной дрожи в ногах, но успел вытащить шпагу и опереться на неё, пока Вахоц стоял на месте и в жутком смехе упивался своей чудовищной силой и в очередной раз доказывал себе, что Эксодий – достойный, и оттого заклятый враг: "Любой другой на твоём месте умер от леденящего страха, но ты можешь даже смотреть мне в глаза без маски! О нашей битве будут слагать песни, Эксодий! Сражайся, покажи мне вновь свою непоколебимую волю и войдерум плазмы, Прах Пустыни!"
Стоило Эксодию напомнить этот титул, как в голову вернулись воспоминания молодости: когда он с жаром боролся против Лакшата, желая освободить гуатти и вашаков. Вторая клановая война оставила неизгладимый отпечаток в его личности, чьей тенью стал этот самый титул – Прах Пустыни. Прах, развеянный по ветру. Прах, оставшийся после смерти Фиоры. Тот самый прах – остаток пламени, мощного и гордого, жгучего и голодного. Эксодий вспомнил всю свою жизнь, в которой личность выстроили Гидеон, Рьяна, Фиора и Дахий, чьи невидимые руки теперь будто помогали держать клинок, чтобы дать отпор Человеку-зверю. Именно тогда Эксодий сумел уверенно стоять на ногах и сконцентрировать войдерум плазмы на кончике шпаги – Прах Пустыни готов дать бой!
Сражение двух войдеров началось, но, когда Эксодий ринулся в сторону врага, Вахоц схватился одной рукой за голову и будто сдерживал кого-то позади другой, проговаривая: "Это наш бой, не вмешивайся, закрой свой рот!" – в этот момент в голове Вахоца звучал голос Покровителя, которого Бадави называл Демоном Сидящим, и он посмел вмешаться в сражение своими советами о том, как можно быстро убить Эксодия, однако шандиец не жаловал такого вероломства и гнал прочь его слова.
Эксодий не придал особого значения этому жесту и не останавливался, стремясь нанести удар Вахоцу. Как только он сблизил дистанцию, сумел без проблем вонзить в грудь шпагу, и, надеясь разить его сердце и нанести поражение, он пустил молнию по всему телу шандийца, заставив того кричать от боли и закатить глаза – однако Вахоц всё ещё твёрдо стоял на ногах и продолжал источать ужасающий войдерум. Эксодий уже думал, что победил, однако зрачки алых глаз Вахоца вернулись в исходное положение и хищным взглядом глядели на короля, что слишком рано расслабился, ибо шандиец сказал: "Браво, Прах Пустыни, но теперь ты не увернёшься!" – и нанёс глубокую рану в плечо, заставив синюю форму Эксодия обагриться кровью, и только тогда гуатти вынул из груди Бадави шпагу и отпрыгнул назад, пока из раны обильно текла кровь.
Эксодий перекинул шпагу с раненой правой руки на здоровую, сделав левую "коронной", после чего принял защитную стойку, спрятав правую ладонь за спину. И когда окровавленный Вахоц с лопающейся кожей на груди вложил всю силу в один замах, Эксодий щелкнул пальцами, и тогда перед врагом появилась стена дикого пламени. Король был защищён на некоторое время от атаки Вахоца, и тогда он решил прижечь рану на плече, однако прямо из стены пламени вылетел горящий Бадави и отсёк правую руку Эксодию, заставив его закричать от ужасной боли. Неволей король уронил шпагу и схватился левой рукой за плечо, пока отсечённая конечность дёргалась на песке и пыталась щёлкнуть пальцами, но Вахоц подошёл к ней и проткнул ладонь скимитаром, заставив гуатти вновь ощутить огромную боль и стиснуть зубы. Королю, что выходил из сотен боёв практически целым и невредимым, нанесли критический удар – рука, кормящая и держащая шпагу, отделилась от тела после удара заклятого врага. Теперь Эксодий безоружен, словно дерево без веток и корней – лишь бревно, готовящееся отправиться в топку унижения и жестоких слов: "Ты ослаб, а значит – проиграл!" Неужели Эксодию конец?
Вахоц медленно подходил к павшему ниц королю и разочарованно глядел на жалкое состояние, после чего проговорил: "Я умру от кровотечения, и всё, что ты можешь мне дать перед смертью, – стенания?! Ты проиграл, когда испугался собственной смерти, Прах Пустыни!" Когда Вахоц подошёл достаточно близко к измученному болью Эксодию, то вспомнил всю свою мрачную жизнь: от страха быть избитым отцом-ветераном до поиска достойной смерти под золотым знаменем Малики. Всё это оказалось слишком сильным, чтобы даже сам Король Айтилла сумел раз и навсегда избавить бренное тело от страданий. И пока в голове Эксодия не могло от сильной боли нормально составиться ни единой мысли, Вахоц вспоминал все битвы с этим гуатти. Только этот проигравший человек смог дать Вахоцу маленькую крупицу надежды и стать… другом? Впрочем, теперь это совершенно не важно, ибо его ждёт смерть.
Вахоц поднял скимитар, на лезвии которого отражался свет Сэн – последнее, что увидит этот человек, так долго державшийся в этой битве. "Сражение. Сражайся как они. Бейся до последней капли крови, рви и кромсай!" – говорил голос, но чей? Ответ на этот вопрос пришёл, когда в глазах Эксодия загорелось хищное пламя, и Прах Пустыни с оглушающим криком взорвался мощным пламенем, как Фиора Халливель в последние секунды своей жизни, однако король намеревался этим огнём пожрать жизнь врага и не оставить даже праха. Вахоц впервые за долгое время ощутил настоящий ужас, едва взглянув в глаза Эксодия, что через секунду закрылись стеной пламени, окружающей войдера плазмы. Прах Пустыни твёрдо встал на ноги, после чего сквозь мощный крик обрушил сотни выпадов шпагой, прокалывая горящим оружием тело напуганного Вахоца, словно подушку для иголок. Яростное пламя поглотило Человека-зверя целиком, заставляя чувствовать настоящую боль и поражение. За столько колец нашёлся человек, способный одолеть силу всеобъемлющего ужаса Демона Сидящего, что напрямую контролировал чувство страха живых существ, и нанести Вахоцу Бадави фатальное поражение.
Протяжный крик и яростные пламенные выпады закончились, когда Вахоц уронил своё оружие и упал на колени, полностью обугленный и проколотый шпагой. Адреналин спал, и Эксодий понял, что слышал свой собственный голос, не желающий умереть жалкой смертью, ибо за него отдали жизнь Гидеон, Рьяна и Фиора, что сражались до конца. Но эти воспоминания прервал голос умирающего Вахоца Бадави: шандийца, что носил на указательном пальце правой руки серебряное кольцо – символ человека, чья жизнь и судьба связана с войной29. И рукой, сметающей сотни людей и обрывающей человеческие жизни, под конец своего бытия он тянулся к Сэн, после чего издал предсмертный хрип:
– Эксодий… Я не смог защитить свою мать… – пустил слезу, что прокатилась по изуродованному, но спокойному лицу, после чего поднял голову, глядя в чистое небо. – Как думаешь… я смогу её увидеть… там? – дрожащим и умирающим голосом проговорил Вахоц, видя перед собой радостную мать и отца, когда у них только появился маленький сын.
– Ты сможешь, Вахоц… – упал без сил Эксодий на колени, с печалью глядя на врага, для которого под конец стал единственным другом, а его жуткий войдерум всё больше и больше пропадал. – Покойся с миром, Вахоц Бадави, прощай… – само вырвалось из уст Эксодия, но эти слова не успел услышать Вахоц, что умер со слезами на закрытых глазах.
Эксодий вышел победителем, после чего сумел остановить кровотечение и отыскать остатки своей армии. Ожидая сигнала Базиля, он думал о жизни Вахоца, надеясь, что Бог земли прибрал его к рукам и дал душе желанный покой. "Я буду помнить тебя, Вахоц. Надеюсь, ты встретишь свою мать…" Вахоц Бадави абен-ам Амон окончательно повержен.
