Стася Андриевская
«Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность
Какой кайф – подрагивающая, горячая плоть во рту, совершенно особый вкус и запах – и вот уже язык, словно сам по себе играет с уздечкой, то щекоча кончиком, то, пропуская член к самой глотке, притирает его основанием к гортани… И этот особый ритм – скользить губами, посасывать, улавливая под пальцами упругость набухших венок…
– Стой… – Денис с трудом оторвал меня от безумного, похожего на медитацию, действа. Полез во внутренний кармашек на поясе кальсон, вынул то, что припас из ящика комода —серебристый квадратик перезрватива. – Наденешь?
Я испуганно мотнула головой. Тогда он, так же лёжа, окончательно стянул с себя штаны и, надорвав фольгу зубами, раскатал латекс по члену. Сердце моё пропустило пару ударов, потом отчаянно забилось в пять, десять раз быстрее… Денис потянул меня на себя.
– Давай, ты сверху.
Я заторможено кивнула и принялась, было, снимать трусы, но он только рассмеялся:
– Оставь, это заводит.
Я, неловко перебирая ватными ногами, переползла вперёд. Денис тут же схватил меня за сиськи, сжал, выжидающе глянул вниз – что там происходит? А там ничего! Сам же не разрешил снять трусы!
– Слушай, мне даже нравится, как ты выделываешься! – он прерывисто рассмеялся и сам сдвинул кружево в сторону. Скользнул членом по сочным, набухшим губкам, вымазывая влагу. – Ну давай, давай, детка… Теперь сама! – снова схватил за сиськи. – Покажи класс!
Я взялась за член дрожащей рукой, направила и…
– Я не понял, а что с лицом-то у тебя?
А я, судя по всему, как дура зажмурилась, а может, даже, скривилась… Не знаю, короче! Помню только, что губы тоже дрожали от напряжения. Мотнула головой, мол, всё нормально, постаралась сделать рожу попроще и, задержав дыхание, опустилась на член.
Да только не тут-то было! Он упёрся во что-то и отказывался проходить дальше, а если давить – то больно. Я испуганно открыла глаза и поймала совершенно обалделый взгляд Дениса. Пара секунд, и он вдруг ловко перекувыркнул меня, уложил навзничь. Скользнул поцелуем по шее, груди, животу… Аккуратно стянул трусики… Провёл жадными, шершавыми ладонями от щиколоток по голеням, по внутренним сторонам бёдер и выше – по животу и грудям… И снова вниз, слегка царапая капрон чулок, будто случайно задевая большими пальцами бесстыдно раскрытые мокрые губки и сладко пульсирующий холмик клитора, заставляя вздрагивать от желания, вынуждая несмело подаваться ему навстречу… И я покорилась, застонала, раскидывая колени шире… и тогда Денис медленно скатал с члена презик, швырнул его в сторону. Опираясь на одну руку, склонился надо мной:
– Не бойся, малыш. Старый конь борозды не портит…
Навалился, скользнул руками мне под спину, крепко зажав плечи ладонями. Я интуитивно отвернулсь, зажмурилась… Решительно подался вперёд, и я почувствовала, как рвётся под его напором моя плоть.
– Ум-м…
Застонала от боли, забилась и, кажется, даже пыталась отпихнуть его, но он держал меня крепко, вошёл до упора и тут же остановился. Приник к уху:
– Чш-ш-ш… девочка моя, сладкая… Чш-ш-ш… потерпи…
Его шёпот обжигал висок, успокаивал и расслаблял… и от этой непонятной заботы у меня вдруг побежали слёзы. А Денис чуть вышел и снова осторожно скользнул в меня.
– Ты как?
– Нормально, – практически беззвучно отозвалась я.
Он двигался плавно, наращивая темп постепенно. Теперь мне было не то, чтобы больно – просто саднило в месте разрыва. Где-то внутри паха, там, где хозяйничал теперь мужчина, что-то непривычно раздвигалось, сладко побаливало от напора и пульсировало.
– Подними ноги, будет легче.
Я послушалась, закинула их ему на спину.
– Только не сцепляй… а то не успею…
Он сам задрал мои колени как надо – почти до подмышек и, опершись на вытянутые руки, взял быстрый темп… и вдруг вышел и с долгим стоном кончил мне на живот.
Глава 16
Макияжа минимум – только тушь, небольшие стрелочки и перламутровая помада. Даже губы обвела не чёрным, а коричневым. Джинсы, лифчик – обязательно! Туника с махрами. Шапка. Ну куда ещё более «по-человечески», да? И всё равно было волнительно.
Накануне, когда после секса я вернулась из душа в предбанник, где, как и в тот проклятом октябре, был накрыт стол, Денис сказал, что вот теперь я похожа на человека.
– А до этого на лошадь? – угрюмо буркнула я. Смущалась. Не знала как себя теперь вести, не могла поднять на него взгляд. Щёки до сих пор пылали. В промежности саднило.
Он рассмеялся:
– Ну, в принципе верно. Шалавы же тоже люди.
Замечательно. Мне сейчас только нотаций не хватало, ага! Но Денис всё же отчитал меня по поводу внешнего вида и поведения. Как ребёнка какого-то – строго и требуя отвечать на риторические вопросы, убеждаясь, что я не просто киваю, а внимательно слушаю. И я отвечала, куда деваться, добавляя про себя: «Да, папа! Хорошо, папа…» И ужасно хотела побыть в одиночестве. Желательно дома.
Перед отъездом он прямо-таки заставил меня надеть тёплые штаны Денчика. Я вроде заупрямилась, сказав, что выгляжу теперь как дурочка, а он взял меня за подбородок, заглянул в глаза:
– Ты выглядишь сейчас по-человечески. Вот чтобы всегда так, ясно?
И вот теперь я, одетая по требованиям строгой комиссии, стояла на остановке и ждала с моря погоды. Уже час ждала, а его всё не было. В голове – рой мыслей. Что это, блин? Ведь вчера, отправляя меня домой с водителем, он сказал полушутливо: «Завтра. На том же месте, в тот же час» И на прощание даже придержал под локоть:
– Обещай, что придёшь.
Я и пообещала. А в результате…
…Через два часа ожидания я вернулась домой. Настроение на нуле. Что это? Отомстил? Я ему всё-таки не понравилась? Просто использовал? А ведь вчера, когда после секса он даже не заикнулся про обещанные деньги, обрадовалась. Показалось, что это верный признак того, что всё у нас серьёзно. Ну не дура?
И что теперь делать – совершенно не понятно.
***
Во вторник с больничного вышла Ленка. После учёбы мы сидели с ней в заброшенной общаге, и она всё пытала меня о подробностях, но я только и отвечала, что всё хорошо, всё понравилось.
– Ну-ну… – пытливо разглядывала она меня сквозь сигаретный дым. – Счастливой ты, если честно, не выглядишь. Ты его вообще предупредила его, что целка ещё?
– Нет.
– Почему?
– Зачем? Он однажды уже не поверил, сказал даже, чтобы больше так не говорила. Типа, засмеют. Не очень-то приятно, знаешь ли!
– Ну а что тогда, грубым был что ли? Да давай, уже, колись!
Но я упрямо молчала, и она психанула. Соскочила с подоконника.
– Короче, или говори или иди на хер… – И вдруг замерла: – Слу-у-ушай… А не изнасиловал ли тебя этот твой Батя? С такого станется…
– Нет, что ты! Наоборот, он, когда понял что…
Я запнулась. Машкова смотрела, хитро улыбаясь, и одобряюще кивала:
– Ну, ну?
И я всё-таки рассказала. Не в деталях, конечно, да и не всё, а только самое важное для меня – то, что Денис был очень осторожен и нежен. Как шептал мне на ушко, чтобы я потерпела, как отнес, потом, на руках в баню, предварительно укутав в плед. Ленка смотрела недоверчиво, часто отворачиваясь к окну, будто скучая. Дежурно улыбалась.
– Ну допустим… – зябко обхватила себя руками. – Хотя верится с трудом, если честно. Особенно глядя на твою кислую рожу.
– Да просто… Он назначил свиданье на следующий день, а сам не пришёл.
– А-а-а! Тогда понятно. Но это, правда жизни, Кобыркова! Если он, как ты говоришь, крутой, то не удивлюсь, если у него таких как ты – на полрайона наберётся. Забудь. Подумай лучше о том, что и тебе теперь ничего не мешает! – Засмеялась. – Долой целку, преграду к свободному сексу! – Но увидев, что я не очень-то воспряла, отбросила дурачество. – Ну вспомни, ты же сама говорила, что не будешь на нём зацикливаться… Ты что, плачешь? Да ладно тебе, Люд… Ну… Ну может у него случилось что-то? Он же не слесарем в ЖЭКе с девяти до пяти работает, в конце-то концов? Ну просто не смог, человек, бывает же?
– Он бы предупредил. Прислал же за мной водителя в этот раз!
– Ну, не знаю… – она задумалась. – А может, это ты перепутала на радостях? Может, он не на следующий день назначил? На фига бы ты ему на следующий день, сама-то подумай… – Хихикнула.
В этом вся Ленка. Я подтёрла скупые слёзы. А и правда… Ведь изначально речь шла о неделе. Опять же – и про справку он говорил… В груди потеплело. И сразу же отпало всякое желание мусолить эту тему.
– А ты сама как? Как тебя предки-то не убили? Когда Чернов сказал, что ты на аборте – даже я испугалась!
– Чернов значит… Хорошо, шепну на него маманьке, чтоб язык прищемил, а то не дай бог ещё папане ляпнет.
– То есть отец не в курсе?
– Смеёшься? Да он бы нас с матерью урыл! Я когда прошлой весной аборт делала, он заподозрил что-то – такое устроил! Благо, что тогда я одним днём управилась. А в этот раз ей пришлось сбрехать, что я в санатории. Поорал, конечно, мол, конец семестра – не время прохлаждаться… А потом свалил в очередную загранку. – Вздохнула: – Кобыркова, мой тебе совет, будешь выходить замуж, бери командировочного, только такого, чтоб нормально зарабатывал. А для любви можно и под боком найти. Уж насколько мать у меня ханжа, а тут всё правильно делает.
– В смысле, у неё что, есть любовник? В жизни бы не подумала… Такая приличная с виду… Стоп! Что значит, прошлой весной?
– В прямом, Кобыркова! От секса дети родятся, не знала? Ну так имей в виду, а то недолго протянешь.
– Охренеть… Ты так просто об этом говоришь.
– Сложно было первый раз, на второй уже привычно. А после третьего – как к зубному сходить. Тем более у матери связи в гинекологии.
– Я в шоке, Лен. Так сколько всего-то?
– Пять. Не все мужики, понимаешь ли, признают гандоны, да и мне приятнее без них. Твой как к этому?
– Нормально, – соврала я, и поспешила распрощаться.
А вот правда, как на счёт этого? Не любит он, видишь ли, с резиной…
Вечером в новостях говорили о том, что сегодня были нанесены бомбовые удары по Грозному. Фамилии командиров, названия воинских частей, количество погибших террористов… Чечня какая-то, нудятина – вот кому оно надо? Хотела переключить, но мать вскинулась:
– Оставь!
Она вообще восприняла всё это как-то слишком уж болезненно. Начала пересказывать мне сплетни о каких-то женщинах, у которых сыновей меньше чем через полгода службы из Чечни в цинковых гробах привезли. О том, как пленных там пытают, и всякие другие страсти из жёлтой прессы. И, главное, ловко так сыпала фактами! С доводами и прогнозами! И ведь понятно было, что не своими словами говорит… Я не особо всему этому верила, но настроение, если честно, испортилось окончательно.
***
Велено было следующий раз явиться со справкой! Поэтому, чтобы в очередной раз не лохануться, в среду я пошла в женскую консультацию. Припозорилась там немного. На вопрос «Жалобы есть?» я честно так ответила, мол: «нет, просто три дня назад начала жить половой жизнью» Благо врачиха молодая попалась. Оторвавшись от заполнения карты, посмотрела на меня как на чудо расчудесное, и даже не стала сдерживать улыбку:
– Ну, поздравляю. А чего явилась-то, что-то пошло не так?
– Да вроде нормально всё…
– Ну и гуляй тогда до следующих месячных, сейчас рано ещё для осмотра. Партнёр постоянный, надеюсь?
– Да.
– Чем предохраняться думаете?
Я пожала плечами.
– Муж?
– Нет.
– Тогда знаешь, она понизила голос и склонилась ко мне, без презерватива не давай. Вот это всё: успею вынуть, держу под контролем и прочая ерунда – тебе же и аукнется, в случае беременности. Поняла? А ещё лучше, сразу таблетки пить начинай. Слышала о них?
– Ну… немного.
– Вот, – она вынула из ящика стола голубую коробочку, – препарат нового поколения. В аптеках таких пока нет, и судя по маразму членов Минздрава, будут не скоро.
– А это не вредно? В смысле… – я вдруг смутилась. – Просто читала как-то, что от них усы могут начать расти.
Врачиха рассмеялась.
– Ну да, и член тоже. То-то в Европе все усатые и с яйцами! Где читала-то? У мамы журнал «Работница» за семидесятый год нашла? Весь цивилизованный мир уже предохраняется новейшими препаратами, а у нас некоторые до сих пор лимон засовывают. Так вот, запомни – не вредно! И даже от угревой сыпи помогает. Только брать лучше не в аптеке, а у врачей, нам их напрямую от производителя везут, поэтому намного дешевле. – Слегка двинула ко мне пачку: – Препарат гарантированно хороший. Будешь брать – сделаю скидку.
– А сколько?
– Эту отдам за двадцать пять, видишь, срок выходит через два месяца, но ты как раз успеешь первый курс пропить. Лучшего средства предохранения от беременности не придумаешь. – Откинулась на спинку стула, постучала ручкой по столу. – Ну? Берёшь?
–А можно я к вам завтра приду? А то у меня денег с собой нету.
– Как хочешь, – она смахнула пачку в ящик. – Но тогда хоть резину импортную берите, не наши галоши.
На следующий день я, конечно, не пришла. Денег оставалось – всего лишь что-то около семнадцати тысяч.
***
В следующие выходные я снова два дня подряд ходила на остановку. В субботу – так, на всякий случай, потому, что не была уверена на счёт того, что Денис имел в виду воскресенье. Ну а в воскресенье – в полной уверенности, что уж сегодня-то точно… Да только без толку. Он так и не приехал.
Глава 17
Семестр практически подошёл к концу, и я вытянула его, честно сказать, исключительно на своём на авторитете. Только потому, что сначала года показалась преподам как ответственная и смышлённая студентка. На самом же деле – последние пару месяцев, я, хотя и старалась не запускать, а всё равно – как-то не до учёбы было, а потому, если объективно, сползла.
В понедельник однокурсницы только и говорили, что о предстоящей вечером дискотеке. И судя по тому, что Наташка от меня отстала – Савченко согласился пойти. А может, и нет. Меня так и подмывало тоже заявиться… Но настроение было хреновое, и я весь день провалялась в постели. Мать даже поинтересовалась, не заболела ли я.
Она, кстати, всю неделю почти не пила, но не факт, что это из-за решения бросить. Возможно, копила деньги на подарок своему ненаглядному. Я-то точно от неё ничего не ждала, да и сама не готовила – как-то у нас это не было принято. Никогда.
***
Во вторник, 27 декабря, возле технаря меня подкараулил Лёшка. Румяный, взбудораженный какой-то, слегка запыхавшийся. Бежал что ли за мной?
– Люд, привет! Как дела? Ты не была вчера на дискотеке…
– Я в курсе! – огрызнулась я, чтобы скорее закончить разговор. Чёрт его знает почему, вроде, ведь, ни разу не любовь, но находиться рядом с ним мне было больно. – Что-то ещё?
Сработало. Он будто лбом в стену врезался, сразу поджал губы, закрылся.
– Нет.
– Тогда адьёс, мучачос!
– Погоди! – окликнул он меня уже в спину. – Тебя тётка-то та нашла?
– Какая ещё тётка?
– Не знаю, мать одна дома была. Говорит, спрашивали Люду.
– Ну и? Мало Люд что ли? Причём тут я, тем более у вас дома?
– Я тоже так думаю, но мама дала ей твой адрес.
– Клёво. Просто зашибись! Паспортные данные вам свои не оставить, чтобы тоже можно было разбазаривать кому ни…
– Ты не слышишь меня? – зло зашипел Лёшка. – Мать одна дома была! Она сейчас как ребёнок, больше одной мысли удержать не может. Для неё Люда – это ты! Без вариантов. А это дорогого стоит, чтобы ты понимала!
– Извини, Лёш, я… – мне стало неловко. – А что… что за тётка-то хоть? Не из милиции, надеюсь?
Но вымученная шутка не сработала. Лёшка смерил меня раздражённым взглядом и, уходя, буркнул:
– Понятия не имею. То ли Барская, то ли Боярская… Ещё в позапрошлое воскресенье.
А на следующий день, часов около десяти утра, Боярская заявилась в общагу.
Обхватив себя руками, она в нерешительности замерла на распутье коридора, как раз напротив кухни, словно там, на покосившейся двери, было написано что-то вроде: «В левое крыло пойдёшь – навеки провоняешь. В правое пойдёшь – наступишь в ссаки»
Я в это время дежурила по сортиру и как раз бежала к себе в комнату за бутылкой белизны и дополнительной тряпкой.
Встали как вкопанные, смотрим друг на друга, и хрен его знает, что делать – то ли глушить её сходу, то ли удирать со всех ног. Я ведь всю эту ночь не спала, гадая, насколько сильно Денис ненавидит, когда ему брешут, и что делает с теми, кто всё-таки посмел…
– Ты не против, если мы поговорим на улице? Здесь… – Боярская пошевелила пальчиками, подбирая нужные слова, – воздух спёртый. – И, не дожидаясь ответа, ринулась к выходу.
Она ждала меня возле ауди цвета шампанского, периодически понюхивая воротник шубы.
– Ты… – окинула меня удивлённым взглядом, растерянно оглянулась на общагу, снова на меня. – Ладно, садись! – кивнула на машину.
И только тут я вспомнила, что на улице зима вообще-то, а я с коротким рукавом…
Сначала молчали. Она теребила перстень и всё ныряла носом в мех, а я просто боялась шевелиться, потому, что от меня явно несло хлоркой и жареным минтаем.
– Нет, вообще я тебя понимаю, конечно. Признаться любовнику что живёшь в этом гадюшнике, наверное сложно, но… – Ольга побарабанила пальцами по рулю, оплетённому золотистой кожей. – Мозги у тебя есть? А что если бы он сам поехал за тобой на Ленина?
– С какой стати? Мы с ним договорились встретиться на нейтральной территории. А он не пришёл, между прочим!
Ольга пожала плечами:
– Не смог – не пришёл. Привыкай. Он иногда с утра не знает, где будет в обед, а уж назавтра – и подавно! Но он же послал меня, чтобы я предупредила, какие проблемы? Я уже в десять утра была у тебя. Ну, в смысле там, на Ленина. Кто тебе виноват, что ты шифруешься? И кстати, строгий отец – это тоже брехня или, все-таки, правда?
– Он знает?
– Да что же я, изверг? – она рассмеялась. – Сама когда-то жила на окраине. Не в такой заднице, конечно, но… На Тимирязевской, знаешь где это?
Я кивнула. Она тоже.
– Ну вот. Понятно же, что Денис, это твой шанс. Просто, теперь я, получается, с тобой в сговоре, а вот это уже хреново. Придётся врать до последнего. – Повернулась ко мне в пол оборота. – Ну, не врать, конечно, а, скажем так – напускать туману, да?
Я тоже уселась в пол оборота.
– Ольга, а давайте начистоту? Вы же от меня, наверное, чего-то хотите за своё молчание?
Теребя перстень, она смерила меня долгим, изучающим взглядом.
– А ты мне нравишься. Предыдущие были туповаты, поэтому, видно, и не задерживались надолго. Зато внешне… – шевельнула кистью, указывая на меня сверху вниз и скептически дёрнула щекой. – Хотя… если причесать и переодеть… Дениса, как ни странно, в бабах возбуждает уникальность. А ещё мозги и какие-то фактические достижения. Образование, там, востребованность в обществе. Ну, то есть, понятно, что по настроению он не откажется и случайную красотку трахнуть, но держать при себе будет только ту, что с головой дружит, имей это в виду.
– Такую, как вы?
Боярская усмехнулась:
– Не выкай мне, ладно? Не такая уж я старая. – Выпрямилась, оправила шубку, огладила баранку руля. – В общем, так. Если ты думаешь, что я собираюсь тебя шантажировать, то сильно ошибаешься. Мне важно другое – чтобы ты стала ему близка. Очень близка. Настолько, что он захочет проводить с тобой много времени: ездить на курорты, в санатории, в путешествия по миру. Отдыхать, понимаешь?
– И в чём подвох?
– Подвох? Не смеши меня! Денис – курица, несущая золотые яйца, какой, на хрен, подвох? Просто иначе его не хватит надолго, я прям вижу, как он сдаёт с каждым годом, а время сейчас такое, сама понимаешь… Нельзя терять форму. – Посмотрела на меня. – А сдаст он, тогда и мне станет жить гора-а-аздо труднее, это ясно?
– Хм… Откровенно.
– Да, предельно. Но и твоя задача, согласись, не из тяжких. Просто слушайся меня и всё будет супер класс! Завтра с утра, пожалуй, часов с десяти, у тебя сауна и салон красоты… Запиши, чтобы не забыть. И ещё шмоток прикупим тебе нормальных, потому что, знаешь, когда я увидела тебя на базе, то… – она покачала головой. – Не одевайся так больше, ладно?
Кольнуло.
– Между прочим, та юбка итальянская, а водолазка польская…
– Да хоть французская! Вопрос в том, как сочетать. А то можно и в бутиках одеваться, а выглядеть, так, словно из задрипанного секонда выползла… Короче, после того, как почистишь пёрышки, я отвезу тебя к Денису. В семь вечера. А что уж у вас там дальше, от тебя зависит. Тут уж я не советчик, хотя могу сказать, что когда он трахал меня – любил чтобы я сначала была сверху, и только потом уже сам. И смотри, голову не потеряй. – Нервно, невесело усмехнулась. – С ним это запросто…
Глава 18
Часов около шести вечера принесли телеграмму: «Мама инсульт зпт рай больнице тчк Поповы» Из Разгуляевки. От бабушкиных соседей.
Я сразу же ноги в руки, и бегом в «Сельхозпродукты». До закрытия магазина оставался ещё час, мать надраивала дверь, ведущую в подсобку, дядя Толя вился рядом. Как узнала новость – растерялась, раскудахталась.
– Мам, хорош панику разводить! Давай я домою, а ты иди, не знаю, там, позвони! В больницу, соседям… Куда, там, ещё…
– А… Да, да…
Она заметалась, едва не забыла снять рабочий халат. Когда уже выбежала на улицу, я её догнала, протянула пятнадцать тысяч.
– Мам, это на телеграфные расходы. Слышишь? Посмотри на меня! Только. На. Звонки. Ясно? У меня денег больше нет, имей в виду!
А она, кажется, даже и не поняла, что я ей только что сунула. Кивнула и посеменила прочь.
В общагу мы вернулись практически одновременно – около восьми. Я только начала переодеваться в домашнее, когда мать залетела в комнату, суетливо сдёрнула шапку, скинула сапоги.
– Завтра, в девять сорок, автобус, поедешь к бабушке. Она в реанимации пока. Там… – и вдруг рухнула на стул и, закрыв лицо руками, запричитала: – Надо кому-то быть с ней… ухаживать, покупать… Ой, господи-и-и, и так все в долгах… Да что же это, как не вовремя-то, а!
Я осела на диван, понимая, что жизнь опять летит к чёрту. Да, это бабушка. Любимая, любящая, добрая, ласковая. Лучик света в моём общажном детстве. Но… Девять сорок – это значит, что я даже не сумею предупредить Боярскую. А кроме того, ну почему я? Кто тут дочь, в конце-то концов?
– Почему я?
Мать вскинула голову.
– А кто ещё? У тебя же каникулы, а у меня работа… – Помолчала, всхлипывая. – И Толя. Как я его оставлю?
– Толя?! – я вскочила. – Толя у тебя? А то, что у матери инсульт, это что, херня? Переживёт твой Толя, не маленький! Я не поеду!
Мать растерялась, но тут же пришла в себя. Лицо пошло багровыми пятнами, в глазах вспыхнула знакомая ярость.
– Поедешь!
– Нет, мам, извини. Поедешь ты, а я буду за тебя мыть.
– А я сказала – ты поедешь…
– Нет!
Едва не пропустила момент, когда в меня полетела кружка. Чудом увернулась. Кружка врезалась в стекло книжной полки за моей головой, и оно брызнуло во все стороны, осыпая диван осколками. Мать вскочила. Морда пунцовая, глаза безумные.
– А я сказала – поедешь! Дрянь такая… Она с тобой возилась, жопу тебе вытирала, сопли лечила, а как ей помощь нужна, так вот значит как? Ах ты… – её взгляд забегал в поисках того, что бы ещё швырнуть и наткнулся на швабру у двери. – Ах ты сучка! Шалава!
Сорвалась с места, но и я не собиралась ждать избиения. Мы обе вцепились в несчастную палку и закружили по комнате. Падали стулья, какая-то посуда, с грохотом рухнул с подпорки диван…
– А-а-а… мать избиваешь, да? – истошно заорала она на всю общагу. – Я жизнь на тебя положила, здоровье угробила, молодость просрала из-за тебя, а ты избиваешь? А-а-а… люди добрые, посмотрите на неё, на блядину эту-у-у! На мать с палкой! Шалава! Не дочка ты мне больше! Отрекаюсь! А-а-а…. Люди, посмотрите только, вырастила я су-у-уку-у!.. Проваливай, к чёрту! На порог больше не пущу! А-а-а…
Чтобы выиграть время и не получить по спине шваброй, я толкнула мать на диван, схватила пуховик и выскочила в коридор. По нему тут же пробежала волна закрывающихся дверей. Вот твари! Ненавижу вас всех, всю эту клоаку ненавижу!
Как была в тапках, вылетела на улицу. Густо сыпал снег. Возле шестнадцатого дома пари́ло – видно, снова отопление прорвало… Оббежав общагу по покрытым слоем помоев и снега отмосткам, я бросилась к заброшке, и там, на промозглой лестничной клетке между первым и вторым этажами, столкнулась с наркоманами.
Они сидели у чахлого костерка и балдели, словно на дворе лето, а вокруг – не сраная ссань, а сказочный лес. И уж не знаю, к счастью или нет, но в их молчаливую компанию затесались два моих бывших одноклассника.
– Спокуха, свои! – испуганно отпрянула я от вскочившего на ноги молодчика, предупреждающе выставила перед собой руки. – Спокуха…
– Да это Людок… – невнятно протянул Витька Калмыков. – Отпадная чикса, пацаны! Своя… – и тут же блеванул себе под ноги. Вытер рукавом рот и, удовлетворённо прокряхтевшись, пихнул Игната Жилкина: – Это Людка… Помнишь её?
– Заткнись… – прошептал Игнат, не открывая глаз, – они уже летят…
–Тебе чего? – настороженно приглядываясь, спросил молодчик, тот, что подскочил, когда я вошла. В руке тускло поблёскивала гнутая ложка.
Я опустила взгляд: возле его ног – кирпич, на нём свечка, блюдце, два шприца, куски ваты.
– Копоть, с-сука, ломает! – прорычало тело, что притулилось спиной к перилам, и я с ужасом поняла, что это девчонка. – Ста-а-авь…
–Чего тебе? – В голосе этого Копоти, сквознула угроза. Он, сдвинув ногой чью-то руку, сделал шаг ко мне. Я попятилась. – Стоять!
Замерла.
– С кем ты?
– Одна.
– Сюда иди… Сюда иди, сказал!
– Да это Людка, Копоть… Нормальная чикса, отвечаю!
Парень кивнул на Витьку:
– Знакомы?
– Да, да! В школе вместе учились! Я… Калмык говорил, здесь закинуться можно будет… Я местная, ненадолго… Видишь – в тапках даже…
Копоть скользнул мимо меня вниз, осмотрелся. На улице тихо и пустынно. Валит снег. Вернулся.
– Бывалая?
– В смысле?
– Пробовала раньше?
– Н… нет…
Ноги замёрзли так, что казалось – кто-то медленно скручивает кости в спираль. А сапоги там, на втором этаже…
– У меня вот, – идя ва-банк, я вынула из кармана последние две тысячи. – Этого хватит?
Копоть заметно оживился.
– И чё, сразу ставить хочешь?
– Что?
– Я говорю, ширнуться решила или нюхнуть?
– А как лучше?
– А-а-а… с-су-у-ука… Копоть! Ставь! – взвыло тело у перил.
– Для первого раза можно полегче. Хотя Жила, вон, герыч сразу с иглы начинал, а до этого только траву курил.
– Ништяк, пусть будет полегче, куда мне спешить, правда? – вымученно улыбнулась я. – Сколько?
– Пять кусков за чек и полторы штуки за вход.
Ох, твою мать, мои но-о-оги…
– Чек? Вход? Ничего не поняла… Две штуки хватит?
– За вход в клуб космонавтики, – хихикнул Калмыков.
– Заткнись, – тут же отозвался Жилкин. – Они жёлтые и всё слышат…
Копоть протянул руку:
– Как раз. – Сунул деньги во внутренний карман. – С собой?
– В смысле?
– С собой заберёшь или тут?
– А… да тут у вас нормально, уютненько так!
– Тогда кидай кости. Сейчас с Лялькой закончу…
– Ой, да не торопись. Я пока поссать сбегаю. Ээ… можно я наверх проскачу? А то неохота на улице жопу морозить.
Копоть даже не ответил – деньги-то уплачены! Присел перед кирпичом, и завозился с пакетиком. На непослушных ногах я проскочила мимо. Едва добежала до своего тайника – сразу же с грохотом, потеряв всякое терпение, обрушила на пол кусок гипсолитовой плиты, закрывающей щель в стене. Сунула руку – вот они!
Сапоги, что притащила мне тогда Наташкина мама, были хотя и на размер меньше, но всё же зимние. Я стянула мокрые носки, по очереди растёрла каждую ногу полой халата и сунула в узкое, меховое нутро. Щиколотки ломило так, что хоть вой, но теперь уже можно было тешить себя тем, что скоро всё пройдёт. Благо, придя из магазина, так и не успела снять джинсы.
Посидела, чувствуя, как отходят ноги, но одновременно с этим сквозь пуховик вкрадчиво проникает холод. Хоть бы мать бухнула, что ли, и заснула поскорее?
Рискуя навернуться через какой-нибудь кирпич или доску, практически наощупь добрела до противоположного конца коридора. Здесь лестница вниз была наполовину обрушена, не хватало целого пролёта, но другого способа уйти незамеченной не оставалось.
Деревянные ступени жутко скрипели и качались, грозясь рухнуть под моим весом. «Господи… твою мать, помоги…» – и я прыгнула вниз с высоты полутора этажей. Замёрзшие ноги подвели, и я завалилась спиной в пыльное крошево дерева и кирпича. Но ничего. Нормально. Жить буду.
На всякий случай вышла не через подъезд, а сквозь пролом в торце здания, там, где когда-то было сортирное окно.
Продрогшая, но умиротворённая шатанием по укутанной снегом тишине ночных улиц, я вернулась домой около полуночи. Удивительно, но мать была трезвая. Заскрипев диваном, приподнялась на локте:
– Ты звони хоть иногда бабе Шуре Поповой, узнавай как дела-то. Ну а если лекарства какие нужны будут из города – телеграммой сообщу. На тётю Зину, тогда слать буду, она всегда дома… – Легла, закуталась в одеяло, но тут же снова подняла голову: – В магазине с нового года график другой. Два через два теперь, но от звонка до звонка. Смотри мне, Людка, просрёшь эту работу – сдохнем к весне от голода. – Легла. – Завтра с утра сама схожу помою. И там это, макароны на подоконнике остались, ешь.
