Станислав Войтицкий
Кто убил Ксению Шумейко?
– Отец для нее значил очень много – классическая папина дочка. Считала его самым достойным, эталонным мужчиной…
– О делах отца. О его работе, – перебивает Александр Юрьевич.
– Ничего.
Он удивленно смотрит на меня, и я повторяю:
– Совсем ничего.
Александр Юрьевич разочарованно вздыхает.
– У меня другие сведения, Игорь Николаевич.
Интересно, откуда у него могут быть хоть какие-то сведения об этом?
– Как она погибла? – спрашивает он.
– Покончила с собой. Я уже к ним и не заходил, был уверен, что она справится. Узнал о ее смерти случайно. Это стало для меня совершенно неожиданным.
Неприятные воспоминания. Первые несколько месяцев после ее самоубийства я ожидал скрипа двери среди ночи и тихого спокойного голоса в темноте: «Вы не справились со своей работой» – прямо перед щелчком выстрела из пистолета с глушителем.
– У меня другие сведения, – снова повторил Александр Юрьевич. – Ваша профессиональная репутация не должна омрачаться этой досадной трагедией. Ее смерть не была случайной или добровольной.
– Но кому могло понадобиться ее убивать?
– Хороший вопрос, – рассуждая, он вращает большими пальцами сцепленных в замок и сложенных на животе ладонях. – Убивают из любви – отвергнутые поклонники имелись. Убивают из зависти, ненависти, мщения – были и такие люди, хотя после ее инвалидности количество завистников резко убавилось. Убивают, чтобы защитить кого-нибудь – как вы убивали и еще убьете.
Еще убью… Нервничаю. Но понимаю, что да, еще придется убивать.
– Но здесь другой случай, – продолжает Александр Юрьевич. – Я считаю, ее убили ради дела. Чтобы не помешала чему-то или не болтала лишнего.
– Почему вас это интересует?
– Через фигуру ее отца. Скажем так, наши интересы находятся в некоторой близости. Возможно, противоречат друг другу. А может, и пересекаются. Пока точно не могу сказать Со мной это редко бывает, но вот так уж есть. К сожалению, есть ограничения моим возможностям.
Он замолкает какое-то время и глядит в потолок, будто что-то обдумывая. Потом удивленно восклицает:
– Невероятно! Игорь Николаевич, есть ли пределы человеческой глупости? Когда ты сперва чудом отскакиваешь, но все равно лезешь на рожон? К сожалению, я должен буду вас скоро покинуть.
Александр Юрьевич достает из кармана пистолет, и это заставляет меня вздрогнуть. Но я быстро беру себя в руки – убивать меня ему явно нелогично. Очевидно, что я ему нужен, иначе он не стал бы так возиться.
– Сдам вам в аренду пока что – для облегчения вашей задачи. Умеете пользоваться?
Я качаю головой. Никогда не держал огнестрельного оружия в руках.
– Все просто. Вот здесь флажок предохранителя. Ставите его в это положение, направляете на цель и жмете на спусковой крючок. Пистолет уже заряжен и патрон в стволе, так что будьте осторожны. Запасных обойм не дам – думаю, восьми патронов вам должно хватить.
Я осторожно ставлю пистолет на предохранитель и кладу его в карман куртки. Александр Юрьевич открывает дипломат, прислонившийся к стенке, достает из него подробную карту местности и раскладывает ее на столе.
Он указывает на строения, нарисованные от руки посреди леса, километрах в ста на север от поселка.
– Моя лаборатория. Я отправил Анатолия Батоевича сюда пару часов назад. С турбазы есть дорога получше, но он не знает о ней. Даже жалко его, в какой-то мере. Мальчик довольно толковый.
– Мальчик? – спрашиваю я.
– О, не переживайте так. Это я с высоты своего возраста говорю. Он уже совершеннолетний, не волнуйтесь. И далеко не ангел – он сам вышел на свой преступный путь, а значит, должен был понимать риски. Нам с ним не по пути.
Александр Юрьевич проводит пальцем вдоль дороги, пока не упирается в лес.
– Вот здесь, у опушки перед лесом, дорога обрывается, и дальше ему не проехать. Он оставит здесь машину, а сам пойдет за товаром пешком. Здесь я и предлагаю его подождать. Затемно он выйдет из леса. Товар заберете у него.
Он протягивает мне ключи Славика.
– За углом, у ДК стоит «Пассат», ключи от него. Направляйтесь на север, там одна дорога, не промахнетесь. Я проинструктирую Руслана, он будет ждать вас здесь. А я вынужден вас покинуть.
Александр Юрьевич протягивает мне руку, которую я пожимаю. Рукопожатие у него приятное и твердое.
Коробка передач в машине ручная, но, несмотря на то, что я уже привык к автоматической, она не составляет для меня больших трудностей. Выше второй переключаться просто нет смысла: глубокая колея, засохшая трава и местами раскисшая грязь не дают особенно разогнаться.
В этот унылый путь меня провожает уже мрачное серое небо, равномерно затянутое слоем туч. А ещё вчера было солнечно. Медленно раскачиваясь на грунтовке, машина вперевалку тащит мое отрешенное тело через мрачно-зеленую землю, готовящуюся вскоре погрузится в зимнюю спячку.
Я осознаю, что все идет хорошо, что зиму я встречу в Энске, в теплой и просторной квартире. Мой сын будет рядом, найдет себе достойный заработок, и все, что произошло в эти два дня, просто забудется со временем.
Где-то будут выть чьи-то родители, у кого они есть, конечно… Но не я. У меня нет к ним злости или ярости. Здесь невинных нет, это просто назначенная мне цена, которую я готов заплатить. Сделав первый шаг, просто глупо останавливаться и играть в благородство. Надо идти до конца, смирившись с тем, кто ты есть.
Сумерки спускаются очень быстро, и я включаю фары. К моменту, когда вокруг сгущается ночная тьма, их свет выхватывает у опушки желтую «шестерку». Я останавливаю машину неподалеку, но не глушу двигатель и не выключаю фары.
Лес передо мной как на ладони. Вытаскиваю из кармана пистолет и кладу его на колени, снимаю с предохранителя. Испытываю краткий, но очень соблазнительный порыв засунуть ствол в рот и выстрелить. Глупый и безответственный шаг, ничего по сути не меняющий.
Ведь когда я дышу, ем или сплю – я делаю то же самое, только дольше. Искушение ускориться велико, но не настолько – я хочу дать хотя бы сыну второй шанс. Чтобы он не замарался?
Глупо так считать. От того, что он лично не пачкает руки, его роль не умаляется.
Я замечаю фигуру среди деревьев. Молодой парень азиатской внешности приветливо машет мне рукой, пытаясь разглядеть меня сквозь свет фар. Опускаю стекло на боковой двери и тоже машу ему ладонью, жестом, прошу подойти.
– Слав, что случилось? – спрашивает он издалека.
Он очень молод. Его волосы ярко окрашены канареечным желтым, в цвет «шестерке», отчего он делается похож на героя японских мультиков, которые сейчас так популярны среди подростков. В руке он держит небольшой чемоданчик с красным крестом – из тех, в которых носят колбы с анализами или препаратами.
Я рассчитываю, что свет фар мешает ему разглядеть меня и, когда он подходит, наклоняюсь вниз. Слышу шаги за дверью. Удивленный голос откуда-то сверху:
– Слава?
Пора. Я выпрямляюсь, направляю пистолет ему в лицо и жму на спуск. Удивление – это последняя эмоция в его жизни. Не успевает даже испугаться.
Самая милосердная смерть – это неожиданная смерть.
***
Руслан внимательно разглядывал небольшую стеклянную колбочку, закрытую резиновой пробкой, с черной, слегка маслянистой жидкостью внутри.
– Сколько здесь? – спросил он.
– По его словам, десять миллилитров. Пробная партия, на десять доз, – ответил Толик.
– Десять доз неизвестно чего… Так, давай по новой. – Руслан поставил колбочку на стол. – Что конкретно сказал тебе это человек? Как подошел? Почему обратил внимание?
– Хорошо, – Толик и сам настроился на допрос, потому что ситуация была необычная. – Я барыжил в «Бочке». Нашел закладку в тайнике, где ты и сказал. Брал по чуть-чуть, чтобы не запалиться с большим количеством.
– Кого-нибудь отфутболивал?
– Да, была пара подозрительных, им не продал.
– Кроме «ешек» что-нибудь толкал?
Толик замялся, но решил сказать правду – все равно Руслан узнал бы, он всегда узнавал.
– Еще травку, кто просил.
Руслан тяжело вздохнул.
– Бля, Толик, травку в клубе – на фига? Салмановскую, что ли?
– Да, – опустил взгляд Толик.
– Мы же закрыли вопрос с Салманом, все выкупили, он без претензий! Эту страницу мы уже перелистнули.
– Ну а что ей, просто лежать?
– Не знаю. Сам ее кури, ребятам раздай. Товар хороший, я понимаю, но много денег не поднимешь. Завтра-послезавтра вообще легализуют. Ладно, проехали, – Руслан махнул рукой, показав, что не сердится. – Как он к тебе подошел?
Толик напрягся, припоминая. Мужчина средних лет, выглядевший чуждо на фоне тусующейся молодежи.
– Серый, обычный мужик. Представился Александром Юрьевичем. Я его сразу послал, а он мне в ответ эту бутылочку показал, и что-то дернуло меня кивнуть и отойти в сторонку. Сразу стал рекламировать свою бодягу. Сказал, что это новый препарат, по свойствам напоминающий психоделик, при этом обладающий некоторыми свойствами амфетамина.
– Ну-ну. И здесь дешевый вирусный маркетинг. Как думаешь, может он быть ментом и копать под меня?
– Руслан, клянусь, я о тебе вообще ничего не сказал!
– Толик, тебе не надо говорить. Дерзкий пацан, толкающий «ешки» пополам с дурью направо и налево – и не имеет крыши?
– Ну, он догадался. Сказал, чтобы я все подробно рассказал руководителю. Дурацкое слово какое-то.
– Потому что это лох, который смог пустить тебе пыль в глаза. Слава был рядом?
– Да, он меня четко прикрывал.
– Почему не попросил его подойти и разобраться?
– Веришь, брат, сам не знаю, – Толик развел руками. – Мужик выглядел как-то очень серьезно. Излучал возможности. Я подумал, может, тебе будет интересно. Мужик намекал на дальнейшее сотрудничество, когда первая партия взлетит. Может, это просто везение.
– Взлетит, если товар стоящий… – задумчиво сказал Руслан, глядя на препарат. – Хоть как называется?
Толик попытался вспомнить название, но не смог.
– Я думаю назвать его «черным».
– Негром? – усмехнулся Руслан.
– Нет, просто «черным». Название – тьма, неизвестность, загадка.
– Не мрачновато?
– Поверь, в самый раз. Если это нормальная тема, то легенды пойдут.
– И за сколько ты это купил? – спросил Руслан, напрягшись. Он уже приготовился как следует наорать, потому что подозревал, что Толик мог отдать за кота в мешке приличную сумму.
– А это самое интересное… Ни за сколько.
Руслан усмехнулся. Ну да, на халяву и уксус сладкий. Впрочем, что здесь удивительного, они тоже так делали.
– Правда, есть условие. Он сказал мне, что будет вести с тобой бизнес, если ты принимать не будешь.
– Да я и не собирался! Но вообще, конечно, ни разу не подозрительно. Никто это принимать не будет.
Толик замялся еще больше, и Руслан весело расхохотался.
– Анатолий! Да ладно!
– Мне было любопытно.
– Любопытной Варваре нос оторвали. А если б ты помер?
Толик лишь махнул рукой.
– С чего вдруг? Это ж микродоза, вообще водяной раствор. Там действующего вещества микрограмм тридцать.
– Ты что, анализ провел?
– Нет, Александр Юрьевич сказал.
Руслан закрыл лицо рукой. Толик был хватким и бойким парнем, который сам пришел в бизнес и активно работал. Но иногда проявлял просто поразительную глупость. Полезен, но ненадежен. Пока полезен. Так решил Руслан, и Толик его не подводил. Использовать его в качестве мелкого дилера было довольно удобно – он продавал маленькими партиями («это для себя! это для себя!»), а при потенциальном задержании не шел по уголовной статье как несовершеннолетний. Конечно, на этом их сотрудничество, скорее всего, завершилось бы, но Толик, несмотря на активность, каким-то чудом не попадался.
– И как ощущения? – спросил Руслан.
Толик наклонился к Руслану и сказал:
– Поверь – это раскупят за любые деньги. Я даже описать толком не могу.
– Сильный кайф? Поди, еще хочешь?
– В том-то и дело, что нет. Александр Юрьевич сказал, что эффекта от одной дозы хватает очень надолго. Принимать надо на ночь, перед сном. Я так и сделал… Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я могу свой вчерашний сон рассказать от и до.
– Интересно…
Руслан считал себя неплохо образованным по части наркотиков, в том числе и по личному опыту, и ни с чем подобным не сталкивался. Но ставить на себе эксперименты больше не хотел, проблем с зависимостью ему хватало и так.
– Как будешь распространять? В таком виде непрезентабельно.
– Знаю. Куплю в аптеке «Нестудин форте», у него крупные желатиновые капсулы, растворяющиеся в желудке. Знаешь, такие, из двух половинок. Заменю содержимое на наш раствор. Две капсулы – одна доза.
– Разумно, – коротко сказал Руслан. – Добро. Посмотрим, что из этого выйдет. Только постоянным клиентам не давай, не хочу рисковать.
– Постоянным клиентам надо бы дать в первую очередь. Но я сделаю, как ты скажешь.
Они пожали друг другу руки, и Толик ушел, забрав ампулу.
Руслан почувствовал медленное и тоскливое приближение героиновой ломки.
Стиснул кулаки. Надо просто продержаться. Хотя бы какое-то время.
VII
Лето.
Солнце, приятный легкий ветерок, городской парк. Я обожаю гулять в этом парке со своим маленьким сыном. А когда-то часто бывал здесь и со своей молодой женой. Раньше. Что-то неуловимо оборвалось в наших отношениях после рождения Руслана. Я даже сам не понял, как и когда ее смех стал грубым и раздражающим. Слова и мысли – глупыми и бессмысленными. Перестали привлекать прекрасные и объемные формы ее тела. Последние годы мы все больше заняты своими делами и скорее сожительствуем, чем являемся настоящими супругами.
Это все из-за ребенка? Я не хочу винить мальчика, не может он быть ни в чем виноват.
Мы же так хотели детей, мечтали о них. Тогда почему так вышло? Я не мог ответить на этот вопрос, несмотря на все свои познания в психологии. Вот бы оказаться на кушетке, чтобы добрый психотерапевт нашел ответ за меня. Но самый квалифицированный из доступных – это я. Ответы все равно хранятся в моей голове. Сейчас, в данный период жизни, самоанализ занимает все свободные мысли.
Впрочем, сейчас – это вообще. А конкретно в данный момент, когда пятилетний Руслан держит меня за руку, доедая свой пломбир в стаканчике, освещая мой мир своей простодушной детской улыбкой, я счастлив. Не хочу думать и сосредотачиваться, но мой аналитичный разум просто не может принять все как есть.
Я понимаю, что вокруг что-то не так. Нестыковка по времени. Руслану пять лет, значит, на дворе восемьдесят седьмой, но при этом я – состоявшийся специалист с частной психотерапевтической практикой.
Мороженое в руках моего сына – советское, сделанное по ГОСТу, такое вкусное и ностальгическое. Но аттракционы в парке – уже современные, везде шарики, которые можно надуть гелием, попкорн.
Это все сон. Сон, в котором я хочу остаться навсегда.
Мои карманы полны наличности и я могу дать ребенку все, что он хочет. Это так легко – порадовать малыша, вот бы и со взрослыми так.
Наконец Руслан доедает стаканчик, я сажусь на корточках напротив и вытираю салфеткой его маленькие липкие ладошки.
– Я люблю тебя, папочка, – говорит он и обнимает меня, от чего мое сердце беспокойно трепещет.
– Я тоже люблю тебя, зайка, – отвечаю я ему. – А хочешь, мы с тобой полетим?
– А как это? – с восторженным шепотом спрашивает Руслан.
– Садись ко мне на плечи.
Ребенок с радостным возбуждением забирается мне на плечи, и я встаю в полный рост. Руслан ожидает, что я побегу, изображаю полет, но мои ноги отрываются от земли сантиметров на двадцать и я, наклонившись чуть вперед, удерживая ребенка на своей шее руками, лечу над парковой дорожкой.
– Еще, – кричит ребенок. – Выше!
– Точно?
Я опасаюсь его поднимать, страшно боюсь уронить сына, навредить ему.
– ДА! – кричит он, и я все же поднимаюсь выше.
Солнце, стоящее прямо над деревьями, резко бьет мне в глаза.
Тишина. Восход солнца над темно-зелеными елями. Мне холодно – таежная осенняя ночь пробрала всю машину насквозь.
Завожу мотор и включаю обогреватель.
Все еще ощущаю прикосновения маленьких детских пальчиков к своей голове. Как он схватил меня за волосы… В голове все еще звучит заливистый детский смех, детский и непосредственный.
Слезы текут по щеками сами собой, постыдным, бабским потоком. И почему я не сдох в этот прекрасный момент, зачем я только проснулся в этом дерьме?!
Я безумно хочу снова пережить этот сон. Но кто знает, может, уже следующей ночью. Это стоит того, чтобы еще немного пожить.
Согревшись и успокоившись, открываю дверь машины. Парень… да мальчик почти, так и лежит с простреленной головой. Я обыскиваю его и нахожу ключи от «шестерки», хочу ее сохранить. Поднимаю чемоданчик, проверяю содержимое. Внутри около полусотни ампул с «черным», зафиксированных в маленьких встроенных в чемоданчик полочках.
Еще немного, говорю я себе. Мой старый «жигуленок» с первого раза отзывается послушным урчанием, и настроение сразу поднимается. Осталось уже недолго.
Я возвращаюсь в Доброе без каких-либо приключений и проблем. У меня ощущение, что все идет как по маслу, и само собой разрешится.
Руслан и Александром Юрьевич встречают меня на площади. Они спокойно беседуют, обсуждают какие-то свои дела. Теперь уже наши дела, так получается.
Я протягиваю руку для рукопожатия своему… старшему партнеру и говорю:
– Я думал, вы куда-то уходите.
– Жизнь не всегда поддается планам, даже продуманным. Неожиданности всегда имеют место быть, а у меня пока что довольно ограниченные возможности. А у вас как прошло? Не было проблем? – пожимая мне руку, в свою очередь спрашивает Александр Юрьевич.
– Нет, – качаю головой.
– В таком случае я хотел бы получить назад свой пистолет.
Я отдаю ему оружие и спрашиваю с надеждой:
– Значит, вы уже здесь закончили?
– Нет, – отвечает Александр Юрьевич. – Закончите вы. Просто вам для этого пистолет не нужен. Это же все-таки слабая девушка…
Нелогично. Я хочу возразить и получить пистолет обратно, но останавливаюсь.
Логично. Не доверяет, перестраховывается. Боится неожиданностей.
Руслан протягивает мне небольшой ключ.
– Я запер ее в подсобке магазина, – говорит он и показывает рукой. Затем протягивает мне небольшой фонарь. – Возьми, там темно.
Ну что же, ребенка я уже убивал. Почему бы не убить женщину? Глупо и поздно останавливаться на полпути, когда уже столько всего позади.
Я иду в указанном мной направлении и вижу магазин с выцветшими, но еще целыми буквами над входом. «Гастроном».
Прохожу мимо прилавков, за дверью с табличкой «посторонним вход запрещен» находится длинный коридор. В конце располагается склад, дверь которого заперта огромным висячим замком. Я подхожу и примеряю ключ. Похоже, что я по адресу. Включаю фонарь и отпираю замок.
Я ожидаю нападения и отступаю назад, но ничего не происходит. Я открываю дверь и свечу фонариком внутрь.
Катя сидит у дальней стены, обняв колени руками. Я вхожу в помещение с пустыми стеллажами. Когда свет фонаря падает на ее лицо, она закрывается от него ладонью и спрашивает:
– Руслан, это ты?
Вместо ответа я свечу фонариком на свое лицо и слышу короткий испуганный возглас. Узнала.
– Пожалуйста, не надо… – просит она, встает и нервно сцепляет напряженные пальцы в замок. – Прошу вас.
Я молчу. Неужели она не понимает?
Да все она понимает. Катя в отчаянном прыжке бросается на меня, чтобы оттолкнуть и прорваться к открытой двери. Загнанный в угол человек становится сильнее и смелее… но силы все равно не равны.
Я с размахом бью фонарем ей по лицу. Подозреваю, что распухший, не заживший еще нос отзывается сильной болью и она инстинктивно прикрывает его ладонями, сквозь пальцы течет кровь.
Катя молча смотрит на меня своими синими глазами.
Синими, как вечернее или утреннее небо.
Насыщенно синими, как открытое море.
Я тону в этой безумной васильковой бесконечной синеве.
Не могу выдержать этот взгляд, он будит во мне какие-то отжившие, умершие давно – не вчера, а много лет назад – чувства.
Я бросаюсь на Катю и валю ее на пол. С неизвестно откуда взявшейся яростью, жестокостью, ненавистью, с силой погружаю свои большие пальцы в ее глазницы, преодолевая сопротивление инстинктивно закрывшихся век.
Катя по-настоящему страшно и громко кричит, хватается за мои руки, сильно сжимает их… но мои руки сильнее. Наконец, болевой шок милосердно лишает ее сознания, и она замолкает и расслабляется, руки безвольно падают на пол.
Я отнимаю окровавленные ладони от ее лица и замечаю, что ее грудь продолжает размеренно и медленно подниматься и опускаться. Девушка еще жива. Будет крайне немилосердно и бессердечно оставлять ее здесь в таком состоянии. Трудно себе представить степень ее экзистенциального ужаса в тот момент, когда она очнется.
Проще всего ее задушить, но я не могу заставить себя прикоснуться к ней.
Я осматриваю фонариком помещение и замечаю в уголке небрежно брошенную гирю на десять килограмм. Подойдет. Я возвращаюсь с гирей к Кате и с размаху швыряю ей в голову. Треснув и расколовшись как спелый арбуз, ее голова подпрыгивает и забрызгивает кровью пол. Теперь она похожа на сдувшийся футбольный мяч.
Вот и все.
Я возвращаюсь к Руслану на площадь, по дороге забрав ключи от своего «Ленд крузера» из тайника. Сын уже ждет меня у машины, один. Когда я подхожу, он протягивает мне загодя подготовленное ведро с водой и полотенце.
Похоже, что мой Руслан учится планировать. Я мою руки, и вода окрашивается в красный цвет. Замечаю, что у него не только чемоданчик с наркотиком, но и рюкзак с деньгами. Похоже, деньги действительно не волнуют Александра Юрьевича, загадочного человека…
– Ты поедешь на «шестерке»? – спрашиваю я.
– Нет, мы поедем вместе на «крузаке». Когда доберемся до Энска, отправишься в милицию и заявишь об угоне и нападении. Тогда про твое лицо не будет лишних вопросов.
– А что делать с «жигулями»?
– Да бросим их здесь. На хер они нужны? Я все равно хотел машину получше.
***
Вернувшись домой и взглянув в зеркало в прихожей, Катя здорово удивилась платку на своей голове. Получается, как одела в церкви, так и забыла снять, ходила везде с покрытой головой. Хотя бы теперь сняла, освобождённые волосы привычно легли на плечи. Катя закрыла дверь за Денисом и пропустила его вперед – он явно торопился в свою комнату, чтобы уединиться.
По своему опыту, она уже знала, что естественное желание утешить его, обнять, сказать ласковое слово, сейчас надо подавить. Денису было гораздо легче сперва пережить тяжелые эмоции в одиночку. А вот потом нужно будет обязательно помочь ему выплеснуть подавленные чувства. Так что сегодня еще удастся поплакать, а пока лучше чуть-чуть продержаться.
Катя сняла туфли на каблуке. Не совсем подходящая обувь для похорон, но у нее просто не нашлось чего-то более подходящего. Она не готовилась, потому что надеялась, что этот день никогда не наступит. А если готовиться – он обязательно придет.
Катя знала, что это глупая мысль. Смерть в любом случае придет, это естественный ход вещей. Тем более естественный, когда уходит старый и больной человек. Вот только почему ей сейчас хочет обнять стенку и громко завыть?
Она тихо прошла в свою комнату, чтобы переодеться. Черные колготки, черная юбка чуть ниже колен, строгая и слегка приталенная. Черная блуза, черное нижнее белье. Руслану нравилось все черное. Забавно, учитывая, как он теперь зарабатывал.
В такой одежде можно в театр, в кино, в ресторан. Но если не краситься, без украшений, застегнув на блузке все пуговицы, покрыть голову платком – отлично подойдет и для похорон. Практично.
Катя с облегчением завернулась в домашний халат. Все было почти нормально, почти как обычно. Прошла на кухню, проинспектировала холодильник.
Не густо… Надо будет привыкать самой ходить по магазинам и готовить. Это ее женская обязанность, как никак. Денис любил пельмени, к счастью, они были в морозильной камере.
– Денис, пельмени будешь? – крикнула она, надеясь обрадовать брата.
Но от его ответа только защемило сердце:
– Хочу борщ.
Последний бабушкин борщ они доели вчера.
– Нет борща, – сердито буркнула Катя себе под нос. – Пельмени будешь, без вопросов.
Она поставила кастрюлю на плиту, руки потянулись к мобильному телефону. Хотела набрать Руслана, сказать, что она дома, что все закончилось. Чтобы он не волновался.
Но слишком сердилась и обижалась, что не пришел. Бабушку он, конечно, не любил, но ее-то любил… Слава бы пришел, если бы она позвала. Но Катя просто не могла его попросить.
Она до последнего колебалась, брать ли с собой Дениса. Чтобы он увидел, как бабушку закапывают, пережил это. Но ведь он ребенок по сути, вдруг не справится со своими чувствами? В конце концов, она решила, что правильней будет взять его с собой. И все прошло нормально, значит, решение было правильным.
Только оно было эгоистичным. Катя просто не хотела быть в одиночестве. Она никогда толком не осознавала того, что у бабушки вообще не было близких. И кроме отпевающего в церкви священника и молодых ребят из ритуальной конторы, копающих могилу и опускающих в нее гроб, в последний пусть бабушку проводили лишь двое ее внуков.
Сколько людей будет на моих похоронах? Такой вопрос задавала себе Катя весь этот пасмурный день.
Дети? Внуки?
Очень вряд ли, криво усмехнулась она.
Но не все ли равно мне будет?
В конце концов, она решила, что все равно.
