Станислав Войтицкий
Кто убил Ксению Шумейко?
Я и не собиралась. Ехать туда нужно около шести-семи часов, если ты в не курсе. Вполне можно обойтись без сна. Но меня очень напрягло само по себе такое требование. Мы выехали в шесть утра.
По дороге он рассказал мне безумную, дикую историю и с каждым пройденным километром мне было все страшней. Не потому, что история была страшная, а потому что я поняла, что я совершенно не знаю, что творится в голове у моего мужа. Поверить в рассказанное было просто невозможно, а та убежденность, с которой он все говорил, лишь убеждала меня в его… ну, в его ненормальности.
Рассказ его был очень путанный, и я не особо слушала, так что прости за некоторый сумбур. Поверь, в оригинале это звучало еще хуже.
С его слов, Максим шесть лет назад поехал в Доброе, чтобы доставить туда врача и медикаменты, так как в поселке подозревался случай сибирской язвы. Тогда там еще жили люди, было что-то вроде туристической базы. Язва подтвердилась, а потом все стали умирать, но не от болезни, а по каким-то неизвестным причинам. Максим привез следователя из Энска, но это не помогло. В конечном счете, они со следователем остались единственными выжившими.
В его рассказе присутствовал пенсионер-комитетчик, который наблюдал за происходящим и, видимо, что-то знал. Знаменитый гипнотизер из Москвы. Таинственный охотник, якут по национальности. Другие люди были тусклее, но все они вели себя неадекватно и агрессивно. Что-то в их поведении было связано со снами, именно поэтому он говорил, что в Добром спать нельзя. Дополнительного безумия добавляло, что он не назвал ни одного имени, потому что подписал обязательство о неразглашении, так как данные события получили статус государственной тайны.
По мне так весьма удобно, для параноидального бреда.
Когда мы прибыли, я уже тряслась от ужаса, хотя всю дорогу делала вид, что внимательно слушаю. Не верила ни единому слову. Я просто не знала, чего мне ждать от мужа дальше. Турбаза была заброшена. Похоже, что несколько лет назад по ней прошел лесной пожар. Что бы Максим не хотел мне показать, оно уже давно сгорело.
Он хотел вести меня дальше, к старым шахтам, говорил о каком-то бункере, но я уже не могла терпеть. Я обняла его нежно, сказала: «Дорогой, успокойся. Это все позади, этого всего не было. Милый, тебе нужна помощь…». Он отстранился и сказал: «Ты мне не веришь?». Но как будто с радостью, беззлобно. С надеждой в глазах.
А потом изменился в лице, как будто заболела голова. Холодно и твердо сказал мне, и эти слова я очень хорошо запомнила: «Вы все очень ограничены, но конкретно этот экземпляр чрезвычайно выделяется своей глупостью. Надеюсь, ты умнее».
Потом он резко и сильно ударил меня в лицо, быстро зашел за спину, обхватил мою шею – вот так – и стал душить.
Проснулась я в машине скорой помощи. Уже мертвая.
Дальше ты знаешь.
IV
Ее чай давно остыл. Во время своего рассказа Печерская практически не пила. Объем новой информации был большой. Новых вопросов было больше, чем ответов.
– У меня язык заплетается, – улыбнувшись, сказала она.
Было видно, что ей тяжело дался этот рассказ. Не только из-за заплетающегося языка.
– Спасибо, Лена. Это очень ценная информация, – поблагодарил я.
С вопросами стоило погодить. В любом случае, она была не в настроении на них отвечать. А мне нужно было все упорядочить.
Оставшиеся часы до утра мы решили потратить на сон. Рваные, резкие, мрачные образы. Я пытался переплыть бушующую реку, но меня сносило течение. Развернулся назад и едва смог вернуться. Промокшим и усталым, но целым. Не стоило и начинать заплыв.
Проснулся через пару часов, опередил будильник. Досыпать совершенно не хотелось. К моему удивлению, Печерская уже встала, позавтракала и смотрела новости по телевизору, сидя на диване перед телевизором. На той стороне можно было использовать электроприборы, только пассивно. Если по телефону звонить, никто не отвечал.
Мы пожелали друг другу доброго утра.
Мой утренний, растрепанный небритый внешний вид ее совершенно не смущал. Или она делала вид. Зато я с удивлением отметил, что ее одежда никуда не пропала и подготовленные мною вещи не пригодились.
– Как тебе удалось сохранить одежду? Ты не спала?
– Подремала чуть-чуть. Мой эксперимент удался. Я использовала свой мобильный телефон как якорь для вещей с твоей стороны. Ты сказал, что он никуда не денется, раз уж был со мной с самого начала. С другой стороны, пока я взаимодействую с другими вещами, они тоже остаются здесь. Сложив эти два наблюдения, я положила его в чемодан и сохранила все вещи. Он с ними взаимодействовал, так получается.
– Ты молодец. Даже странно, что никто до этого раньше не додумался.
– Спасибо. Естественно, у этого эффекта должен быть какой-то ограниченный радиус действия, так как телефон взаимодействует с вещами в чемодане, чемодан – с полом, пол – с домом, дом – с землей, и в конечном счете, со всем на свете. Но в пределах чемодана все работает хорошо.
Я кивнул и пошел в ванную приводить себя в порядок. Спрашивать ничего не хотелось. Скоро должен был подъехать Поварницын, нужно было инструктировать.
– Лена, скоро я поеду в отделение докладываться начальству. Я хочу, чтобы ты всегда находилась рядом и, если будешь иметь ценные замечания, говори мне их сразу. Ты очень наблюдательна, можешь дать отличный совет и через меня взаимодействовать с окружающими. В некоторых ограниченных пределах.
– Разумеется, я поеду. Это расследование касается меня напрямую, я и сама хочу точно знать, что случилось.
– Старайся говорить громко и четко, потому что я слышу тебя только через зеркала и другие отражающие предметы. Везде следуй за мной, потому что мне иногда нужно будет обратиться к тебе, а сделать это можно, как правило, только наедине.
– Я поняла.
С умными людьми все просто. До какого-то момента. Я ушел пить кофе, а вскоре раздался звонок в дверь.
Поварницын встретил меня плавающим взглядом и с мешками под глазами. Похоже, он не отхватил себе ни часу на сон.
– Ты оказался прав, – сказал он, когда мы сели в машину. – Я вчера заходил в «Нептун», они работают по ночам. Трижды повезло – владелец заведения оказался на месте, вспомнил нашу парочку и любезно предоставил запись с камеры видеонаблюдения, я уже скопировал. Представляешь, еще неделя – и запись бы стерли. Короче, сплошное везение.
– И что ты увидел?
– Я не увидел, как этот человек использует нож по отношению к мясу. Правда, это был шашлык, возможно, это исключение.
– Ага, не то что яичница…
– Это был омлет по-итальянски, – раздраженный голос из зеркала заднего вида.
– …То есть омлет, – поправился я. – Он же не сказал «я иногда, время от времени», он сказал «всегда». Значит, не зря я придолбался к этому ножу. Муж соврал, хотел что-то скрыть. Слушай, я подумал, а чем он занимался в течение дня? Где был?
– О, это интересная часть. Я забыл тебе рассказать вчера, устал, извини. Я Устюгову доложусь и узнаешь. Скажем так, здесь есть что копать. Мы совершенно не знаем, что он делал за сутки перед убийством.
Здание родного восточного УВД милиции Энска располагалось неподалеку от городского парка. Это делало службу здесь уютной и комфортной – пока не приходилось сталкиваться с профессиональной спецификой. Знакомая регистратура, зеленые обшарпанные стены. Здание давно не ремонтировалось, и лишь таблички внутри и снаружи регулярно обновлялись.
– Это Лиза!
Я понял, что Печерская говорит о брюнетке, сидящей на скамейке рядом с дежурным. Напряженные сцепленные руки, отрешенный взгляд в стену. Пришла намного раньше, чем вызвали, что говорит о большом волнении. Неудивительно, с учетом обстоятельств.
– Егор, постой… – только начал говорить дежурный, но Поварницын его оборвал:
– Позже, я к Устюгову.
Устюгов встретил нас в кабинете, деловито пожал руки. По своем обыкновению, повесил на дверь табличку «Не входить. Идет совещание». Доверенные сотрудники знали, что вход допускается, если причина стоящая, а все прочие – не мешали.
– Ну, как тебе работается с Дмитрием? – спросил начальник у Поварницына.
– Интересно. Хотя у нас есть разногласия.
– Жаль тебя расстраивать, Егор, но, как правило, разногласия разрешаются в его пользу. Даже удивительно, учитывая небольшой опыт. Давай кратко по делу, чтобы не отрываться от работы надолго.
– Конечно, Игорь Сергеевич. Восемнадцатого сентября, в 22:40 службой скорой помощи был принят вызов от Логинова Максима Алексеевича, который сообщил о ножевом ранении своей жены, Печерской Елены Ивановны. В течение разговора Логинов подробно рассказал о характере ранения, в том числе и о том, что он сам его нанес. Получив от оператора инструкции по оказанию помощи, попросил вызвать милицию и повесил трубку. Скорая прибыла к месту вызова в 22:57. Во время транспортировки в больницу пострадавшая умерла, время смерти – 23:07. Следственно-оперативная группа прибыла на место преступления в 23:10. Согласно выводам, полученным при первом осмотре места происшествия, ранение было получено в ходе бытового конфликта. Логинов утверждает, что нанес ножевой удар Печерской при самообороне. Был взят под стражу на месте и на настоящий момент находится в следственном изоляторе. Медицинский осмотр подозреваемого выявил черепно-мозговую травму в результате удара тупым предметом – сковородой, что привело к сотрясению мозга. Место удара и его сила практически исключают самостоятельное нанесение. Со следствием сотрудничает, на вопросы отвечает, вину признает. Причиной ссоры называет разногласия в вопросе усыновления приемного ребенка…
– Это неправда. Он был согласен с моими доводами, и уж точно мы не стали бы из-за этого драться.
Я едва заметно кивнул. Ее мнение помогало составить целостную картину.
– …Вскрытие проведено вечером девятнадцатого сентября, то есть вчера. Результаты подтверждают выводы следственно-оперативной группы. Тем не менее, в деле существует несколько деталей, требующих уточнения. Также вчера вечером к работе привлечен внештатный сотрудник Ростовцев Дмитрий Иванович, который провел осмотр места преступления. Его мнение частично расходится с мнением следственной группы. Думаю, он сам лучше скажет.
– По какой статье возбуждаемся? – спросил Устюгов.
– Дело возбуждено по статье 108.
– Убийство при превышении необходимых пределов самообороны… Согласен. Если будут внятные доказательства обратного, переквалифицируем. Дмитрий, что скажешь, почему не согласен?
– Как сказал лейтенант, есть несколько деталей, на первый взгляд незначительных. Первое – удачливость подозреваемого. Подозрительно, что он, имея ограниченное время на ответную реакцию, успел быстро схватиться за нож. Значит, нож был под рукой, хотя оснований этому как будто бы нет. Логинов сказал, что всегда использует нож, когда ест, но он соврал, это мы легко докажем. Мог бы сказать, что его случайно оставили на столе, забыли помыть, убрать и так далее, да просто не помнит. Ложь – это всегда нехорошо. Может прикрывать другую ложь. Второй момент – у него есть психические проблемы, будем подробнее выяснять сегодня. Отношения с женой были трудными, она таскала его к психотерапевту. Это весьма экзотично и нам полезно. Очень надеюсь на разговор со специалистом. Третье – повод для ссоры. Приемный ребенок – это сложный вопрос, требующий серьезного разговора. Трудно представить себе смертельную драку вокруг подобных разногласий. Так что ребенка, скорее всего, тоже выдумал и скрывает… скажем, измену – свою или жены. Егор, ты спрашивал у него, как он провел день до убийства?
– Да. Ответил очень туманно – утром поссорился с женой, после чего бесцельно катался по городу. Где ел, где заправлялся, в какой магазин заезжал – ничего не помнит, говорит, все как в тумане.
– Значит, врет. Знает, что мы тут же проверим.
– Разумеется. Поэтому я и подумал сразу про измену, но надавить на него не получилось. Ссылается на головную боль и говорит, что это к делу не относится, ведь жена умерла вечером. Упирается, как баран. Я тоже надеюсь, что Сафин поможет припереть его к стенке.
Устюгов вздохнул.
– Я недоволен. Такое простое дело, и у нас еще остались вопросы. Что в планах сегодня, помимо психотерапии?
– Я позвонил их общей подруге, и вызвал на допрос, – ответил Поварницын. – В десять должна придти, может быть, сообщит что-нибудь важное.
– Она уже здесь, – сказал я. – Я видел ее рядом с дежурным, когда мы вошли.
– Почему ты решил, что это она?
– Вчера ты сказал ее имя и отчество от тебя, а сегодня я увидел женщину, которую, судя по весьма типичной внешности, могут звать Елизавета Лазаревна.
– Стереотипы…
– Стереотипы работают. Это хорошо, что она пришла раньше. Успела помариноваться и сейчас расскажет больше, чем изначально хотела.
– Ладно, все понятно, – Устюгов всем видом показал, что не доволен. – Вечером, в пять, оба ко мне. Вперед, работайте.
Мы вышли из кабинета начальника. Вообще-то обычно он не склонен был так давить, тем более ничего страшного не происходило. Убийца пойман и изолирован, а мотивы его – дело десятое. Как будто для Устюгова это было дело личное.
– Слушай… – я тормознул Поварницына в коридоре. Внезапно пришедшая в голову мысль была удивительно стройной. – Что сложнее – спрятать тело, обеспечить алиби, лгать на допросах, все время думать, чтобы не проколоться, или прямо во всем сознаться? Я это к чему – если бы я был женат и захотел убить свою жену, я бы так же сделал. Наорал бы, оскорблял, спровоцировал бы ее на драку, чтобы получить от нее в голову тарелкой или сковородой и чисто случайно зарезал. А потом срочно вызвал бы скорую и милицию, чтобы сразу сознаться. Степень тяжести 108-ой статьи – небольшая, дадут мне максимум двушку, а там, глядишь, УДО при хорошем поведении после трети срока. И если подумать, кем лучше быть в глазах окружающих: оправданным в умышленном убийстве или осужденным за убийство при самообороне – однозначно и не скажешь.
– Звучит как хорошо продуманный план, – едко заметила Печерская.
– Звучит как хороший план, – эхом подтвердил Поварницын, словно ее услышав.
***
Я решил не участвовать в допросе Ивановой. Предпочел наблюдение через зеркало Геззела. К тому же можно будет быстро что-то спросить у Печерской, когда мы останемся одни. Иванова заметно нервничала, заламывая пальцы и периодически бросая взгляд в нашу сторону. Я попросил Поварницына подержать ее в комнате для допросов минут десять. Сейчас он внимательно наблюдал за ее поведением вместе со мной. Когда она вытерла пот со лба и начала трясти ногой, не выдержал он сам.
– Все, я пошел, клиент явно созрел, можем передержать.
Когда дверь за ним закрылась, Печерская сказала:
– Бедная Лиза… Она чувствует вину.
– У нее есть основания. Это же она вас познакомила.
Поварницын зашел в комнату и сел напротив Ивановой. Та сразу собралась, сконцентрировались.
– Вы Поварницын? Вы ведете это дело?
– Да. Меня зовут Егор Александрович.
– Вы молоды, – как будто с упреком сказала Иванова.
– Вы тоже, – спокойно ответил он, как будто делая комплимент.
– Я могу поговорить с Максимом? Это все большая ошибка. Я уверена, что он не мог этого сделать…
– Подождите. – Егор поднял руку, прося ее замолчать.
– Она всегда такая напористая, если взволнована. Чувствует себя припертой к стенке и потому нападает. К этому нужно привыкнуть.
– Елизавета Лазаревна, я отвечу на ваши вопросы, но и вы мои выслушать должны. Почему вы считаете, что Максим Алексеевич в чем-то обвиняется?
– Потому что я не дура. Я не могу с ним связаться, вы его приняли и не отпускаете.
– Хорошо. Ваша догадка верна, ваш знакомый действительно является подозреваемым в убийстве. В настоящий момент свидания невозможны. Максим Алексеевич должен подать соответствующее заявление для рассмотрения, о чем ему было разъяснено. Пока что он этого не сделал.
– Я не верю, что это он. Я знаю их обоих, они очень друг друга любили.
– Елизавета Лазаревна, Логинов дал признательные показания.
– Значит… – она на мгновение задумалась, а потом выпалила. – Он кого-то выгораживает, покрывает! Дайте мне с ним поговорить, я все выясню! Он мне доверяет!
– О, Лиза…
– Обычно выгораживают тех, кого любят – супругов, детей, родителей. С кем был близок Максим?
– Ну, если честно, с Леной… и мной. Он был очень тихим и замкнутым человеком, мало друзей.
– Хорошо. Простите за бестактный вопрос, а где вы были в течение минувшего воскресенья, 18 сентября?
– Это что, такая шутка?
– А похоже, что я шучу?
Иванова задумалась, вспоминая. В еврейской игре «вопросом на вопрос» она проиграла.
– Я провела весь день с семьей. После обеда мы сходили в кино. Поужинали и легли спать.
– В какой кинотеатр, на какой фильм?
– В «Родину», на «Ходячий замок». Мы любим Миядзаки.
Интересно, кто это?
Иванова успокоилась и откинулась на стуле, смотрела с вызовом.
– Она очень разозлилась.
Очевидно.
– Не надо нервничать. Я тоже его люблю, – Поварницын был спокоен и доброжелателен. – Время сеанса?
– Два часа дня.
– Скажите точнее, что вы делали вечером, после ужина.
– Поиграла в шахматы с детьми. Потом в лото, всей семьей. Показала детям мультфильмы и почитала им на ночь. Затем провела время с мужем, как – вас не касается. Спать легли приблизительно в одиннадцать.
– Как я понимаю, никто, кроме близких, не может подтвердить ваши слова?
– Это имеет значение?
– А если я попрошу с вас подписку о невыезде, подпишете?
– А вы разве не знаете, что это мера пресечения, и она применяется только к подозреваемым или обвиняемым лицам? Я в чем-то обвиняюсь?
– Молодчина!
Этот раунд остался за Ивановой. Как бы.
– Не обольщайся. На самом деле Поварницын прекрасно знает, что у нее юридическое образование, – сказал я – Эта игра называется «умеешь считать до ста – считай до трех». Некоторые следователи любят в нее играть. Тем более она сама дала повод, когда упомянула о его молодости. Он ей сказал: «я молодой, неопытный дурак, глупый мальчишка», чтобы она почувствовала свое превосходство. Испытывая к нему снисхождение, она будет менее внимательна к своим словам в дальнейшем. Сейчас пойдут по-настоящему важные вопросы.
– Прошу прощения, разумеется, вы правы, – засмущался Поварницын. Даже покраснел. Ну актер. – Давайте вернемся к делу. Расскажите, как вы познакомились с подозреваемым и жертвой.
– Я с ними училась. С Максимом в школе, а с Леной в институте. Собственно, я их и познакомила.
– У них большая разница в возрасте, – Егор быстро перевел тему, отвлекая собеседницу от лишних мыслей. – Как вы считаете, это не мешало их браку?
– Уверена, что нет. Я понимаю, что со стороны это может казаться странным. Но я часто с ними общалась.
– Когда вы виделись в последний раз?
– С кем из них? По отдельности или вместе?
– Вместе.
– Ну, это было где-то месяц назад. Они любят мою шакшуку и цимес, весело провели время.
– Шакшука это такая яичница, да? Елена Лазаревна, когда я расследовал, меня впечатлило, насколько они разные. По образованию, по заработку. Это бросалось в глаза?
– Конечно. Не буду отрицать.
– Поразительно разные люди. Я даже могу себе представить, как они у вас ели – жена с с прямой спиной, аккуратно нарезая блюдо ножом, а Максим – по простому, склонясь над тарелкой.
– А зачем ему нож, для шакшуки-то?…
– Красиво, – оценила Печерская работу Поварницына.
– …Но Лену это никогда не беспокоило – мы что, из института благородных девиц? Не чавкает – и на том спасибо.
– Когда я допрашивал Логинова, у меня сложилось впечатление о нем, как о достаточно замкнутом, мрачном человеке. Как вы считаете, это верное впечатление или последствия общего шока от произошедшего?
– Уверена, он был шокирован. Он очень любил Лену. Мне кажется, что он не часто проявлял свои чувства в браке, а зря. Мне в личных разговоре он неоднократно говорил, что умер бы без нее, что она его спасла.
– Да, мне хотелось бы это от него услышать, хоть раз, – задумчиво сказала Печерская.
– Но он не мрачный и не замкнутый?
– Ну, может, чуть-чуть. Это история из детства, рассказывать долго. Несчастливая первая любовь.
– Интересно… – оживился Поварницын. – Это большой вопрос, бывает ли любовь по-настоящему бывшей. Я знал мужей, которые убивают любовниц, чтобы не разводится с женами. И даже убивают жен, чтобы с ними не разводится.
Иванова отмахнулась.
– Мимо. Не тот случай – та девушка давно умерла. Но это, конечно, сильно сказалось на Максиме.
– Он поэтому… как бы сказать, несколько заторможенный? У меня сложилось впечатление, что ему трудно порой формулировать свои мысли.
– Ах, это… Наверно, в эти моменты ему нужно было что-то посчитать. Видите ли, это последствия детской травмы. Максиму трудно оперировать понятиями чисел, это называется дискалькулией. Больше никаких последствий.
Поварницын посмотрел в мою сторону. С некоторой досадой, что я оказался прав, но и уважением к моей интуиции. Откуда ему было знать, что интуиция здесь ни при чем.
– Почему он не сказал мне об этом?
– Потому что вы не спрашивали. Он неплохо адаптировался к своему состоянию и не любит бегать и всем кричать о своих проблемах.
– Он когда-нибудь проявлял агрессию?
– Нет. Никогда не слышала ни о чем подобном. Видите ли, Максим очень мягкий, порою даже слишком. Неконфликтный. Ему трудно отказать другому человеку в чем-то, каждому стремится помогать, даже в ущерб себе. Он правда очень хороший человек. Вот почему я просто не могу во все это поверить.
Поварницын кивнул и встал из-за стола.
– Елизавета Лазаревна, спасибо вам большое, что пришли и честно ответили на все вопросы. Пока что это все. Поверьте, никто не собирается вашего друга специально обвинять в том, что он не делал, как-то давить. Я ко всем отношусь доброжелательно. Мы все нуждаемся только в одном – установлении истины. Обещаю, что обязательно передам ему вашу просьбу о свидании, и мы оформим нужные бумаги.
– Большое вам спасибо, – Иванова с жаром пожала протянутую ей руку. Растаяла.
– Не узнаю Лизу, – сказала Печерская. – Она обычно колючая, как ежик. Твой лейтенант молодец.
– Он не мой. Я не люблю таких людей. Кто считает только до трех, – хмуро ответил я.
Поварницын проводил ее до выхода и вернулся к нам.
– Вроде прошло неплохо, – довольно сказал он. – Ты был прав. Наш подозреваемый в детстве здорово бахнулся головой. Никогда не поверю, что разучился считать и только. С ножом он всегда ест, сука, два года он хочет… А двадцать лет дурки он не хочет? Во второй половине дня оформляю психиатрическую экспертизу.
Лейтенант с трудом сдерживал возбуждение. Выглядел, как гончая, взявшая свежий след. С удовлетворением приземлил кулак на стол, словно точку поставил.
– Чувствую, психотерапевт Сафин поведает нам много интересного, – с жаром сказал он и направился к выходу. В дверном проеме развернулся и быстро сказал мне с улыбкой: – Андрюха, у нас труп, возможно, криминал, по коням.
– Не поняла, – сказала Печерская.
А я не понял, почему она не поняла.
***
Частный психолог Игорь Сафин снимал небольшой, но оформленный со вкусом офис в центре города. Расслабляющая комната для ожидания с небольшим аквариумом, удобный диван. Стильный столик с глянцевыми журналами о здоровье и моде. Пустое чтиво, которое никогда не купишь, но здесь, от нечего делать, руки сами тянутся. Красивая молодая секретарша, но скромно и деловито одетая. Разумно – не стоит излишне возбуждать здешних посетителей, мало ли какие у них тараканы в голове.
– Молодые люди, вы записываться?
– Нет, девушка, мы бы хотели разделить обед с вашим работодателем, – Поварницын бегло продемонстрировал ей удостоверение.
– Я не рассмотрела, повторите, пожалуйста, – деловито попросила девушка.
Егор снова показал ей документ в открытом виде. Секретарша внимательно его изучила.
– Представьтесь, – сухо потребовал Поварницын.
– Белова Мария Семеновна.
– Мы хотели бы поговорить с Сафиным Игорем Николаевичем. Он сейчас у себя, принимает пациента?
– К сожалению, на этой неделе Игорь Николаевич не принимает, его даже нет в городе.
Мы с Поварницыным переглянулись. Интересно…
– Вы не знаете, какова причина его отъезда?
– Он не сказал точно. Это по личным, семейным обстоятельствам.
Хорошо, что у меня есть некоторые неуставные возможности.
– А вы не могли бы открыть нам кабинет? – громко и четко сказал я. – Мы могли бы аккуратно поискать информацию по интересующему нас делу. У вас же наверняка есть ключи?
– Есть. Но я не открою без ордера на обыск, – ответила Мария Семеновна. Но я обращался не к ней.
– Я поняла, – голос из зеркальца в кармане. Умница, Лена. Но надо было дать ей время на поиски. Я продолжил:
– Мария Семеновна, речь идет о расследовании убийства «по горячим следам». В этом случае ордер не требуется. Суд мы уведомим, не беспокойтесь.
На слове «убийство» она несколько растерялась, но быстро собралась.
– Когда произошло убийство?
– Вчера вечером, – быстро ответил я. Но не успел опередить своего коллегу.
– Восемнадцатого, – сквозь зубы процедил Поварницын. Это было понятно, ему, как штатному сотруднику, не стоило лгать. Жаль, что не смолчал, но, конечно, он был прав. Впоследствии обман все равно скрылся бы, нежелательные последствия ему были ни к чему.
– Восемнадцатого – это позавчера, все горячие следы уже остыли. Я жду постановления суда.
Какие все грамотные стали с этим телевизором. Что же нам принесет интернет? К счастью, в отражении идеально чистых полов я уже видел, как Лена обыскивает бездыханное тело секретарши.
– Вы не подскажете его домашний адрес? – спросил лейтенант.
Пока Белова диктовала, связка ключей оказалась в руках у Печерской. Она быстро прошла к отражающейся двери в кабинет Сафина и отперла ее. Показала мне большой палец и громко спросила:
– Где тебя искать потом?
– Егор, – я вслух обратился к Поварницыну, – нам здесь пока делать нечего, а я хотел перекусить в хинкальной напротив.
– Сейчас? – он удивленно посмотрел на часы.
Да, в одиннадцать.
– Проголодался… – извиняющимся тоном сказал я.
– Должна обернуться за час, – сказала Печерская.
– …Давай созвонимся через час, – бросил я Поварницыну. – Подожди… – я полез за телефоном, делая вид, что мне звонят.
Лейтенант недоуменно пожал плечами, очевидно, потому что я договаривался с ним при постороннем человеке. Но я говорил не для него. Да и посторонних на самом деле было двое.
– Да, слушаю, – я бесцеремонно крикнул в трубку.
– Это ты мне?
– Да. Удачи.
– Я так понимаю, что можно быть не очень аккуратной?
– Разумеется! Круши там все к чертовой матери, ничего не жалей!
– Принято, – ответила Лена и вошла в кабинет.
Я «выключил» телефон и виновато окинул взглядом окружающих:
– Прошу прощения, у подруги ремонт, рабочий процесс.
Когда мы спускались на улицу, Поварницын спросил:
– У тебя подруга? Но не женат?
– Да, пока не нашел подходящую. Ту самую, единственную. Когда-нибудь остепенюсь. Ты-то давно женат?
Я еще вчера заметил кольцо.
– С двадцати. Женился по залету, но, знаешь, ни разу не жалел. Жена подарила мне уже трех мелких, может, еще подарит.
У него сразу поднялось настроение, когда он заговорил о своей семье. Да уж, тут есть чему завидовать – этот мечтательный взгляд дорогого стоит.
– Уважаю, – искренне сказал я.
– Ладно, это все лирика. Ты мне скажи, как тебе понравилось это совпадение? Не ко времени пропал наш врач.
– Лишний повод обыскать его кабинет.
– Да, буду оформлять. Еще заскочу к Сафину домой, посмотрим, дома ли жена и что она скажет.
– Есть еще одна просьба… – я сделал вид, что мне неловко просить, но это же для дела. – Можешь посадить какого-нибудь стажера на просмотр записей с северного выезда из города? Восемнадцатого числа… скажем, с шести до восьми утра. Я знаю, что у нас не Москва, и нет распознавания номеров, а серая «буханка» – машина нередкая… Но, может быть, у нее есть какие-нибудь особые приметы?
Я знал, что есть.
– Да. Наружная реклама перевозок фирмы, где он работает. А почему именно северная сторона?
Я подготовил формальный ответ заранее.
– Судя по рабочему ежедневнику, туда он ездит достаточно часто.
– Хорошо… – он устало вздохнул. – Не забыть бы ничего. Все, пока, давай до вечера. Если что, на связи.
Мы вышли на улицу. Лейтенант побежал работать, а я – есть.
V
Я любил редкие минуты отдыха, выпадающие в ходе рабочего дня. Когда сидишь и просто наслаждаешься спокойствием посреди происходящего хаоса.
Мой молодой товарищ оформляет сейчас проведение психиатрической экспертизы подозреваемого, запрашивает ордер на обыск, организует просмотр записей с камер наблюдения, потом поедет разговаривать с женой свидетеля и в конце дня – совещание у начальства, скорее всего, без прорывов. Вечером ему будет нечего сказать. Со всей этой суетой ему будет некогда даже подумать.
Я спокойно ем хинкали в уютном теплом кафе, посматриваю в окно на улицу, которая освежается приятно накрапывающим осенним дождем и жду, когда моя мертвая напарница принесет мне записи психотерапевта подозреваемого. Вечером у начальства я расскажу много интересного о подноготной нашего убийцы. Подгоню под заранее известный ответ несколько натянутых логических выводов. Которые подтвердятся через какое-то время.
Раскрыв это дело, я красиво уйду в закат, а Поварницыну останется только оформлять бумажки.
Жизнь несправедлива, я знаю.
Печерская вошла в хинкальную к исходу часа. В руке у нее была небольшая тетрадка очевидно, из кабинета Сафина.. Я настолько устал ее ждать, что даже махнул ей рукой.
– Все прошло хорошо, – запыхавшись, радостно сказала она.
Я попросил счет и сказал вполголоса:
– Здесь рядом есть сквер, там поговорим.
– Думаю, ты зря так конспирируешься. Здесь никто не обратит на твое бормотание никакого внимания.
Я промолчал. Может и так, но это хорошая привычка. Если постоянно разговаривать с мертвыми людьми, это рано или поздно заметят. И сделают соответствующие выводы.
В парке мы присели на свободную скамейку. Посреди рабочего дня людей было совсем мало.
– Ты довольно долго провозилась.
– Тетрадку почти сразу нашла. Она была в запертом ящике стола, я его разломала. Здесь его заметки, личные наблюдения. Вместо имен буквы, но я все равно нас узнала. Я – это И., муж – К. Да в тетрадке, кроме нас, почти ничего и нет. А провозилась я с сейфом за картиной. Клише, как в фильме. Только, в отличие от фильмов, мне не удалось его открыть.
– Ты молодец, Лена. Прочитай мне, что он пишет.
Я услышал шелест страниц.
– К сожалению, здесь не врачебные диагнозы, скорее общие наблюдения. Это очень похоже на дневник. Удивительно, что у мужчины есть дневник. Ага, вот. Я начну по порядку, и буду зачитывать только то, что нас интересует.
Я бы с удовольствием прочел все целиком. Опасался, что Печерская что-нибудь от меня скроет или добавит своего. Но пока приходилось довольствоваться тем, что она читает.
