Станислав Анатольевич Фетисов
ПиДЗа
***
Воздух закончился, изнутри выжигая легкие углекислым газом. Таня почти слышала, как лопаются капилляры, заливая красным белки глаз. Кровь, стекающая из сломанного носа в горло, заставляла судорожно дергаться, поддаваясь рвотному рефлексу. Таня вцепилась обломками ногтей в его запястья. Они держали намертво. В темноте его лицо не было похоже на лицо человека, оно скорее напоминало африканскую маску. «Все! Это конец!» – подумала Таня, чувствуя, как слабеет тело». Сознание меркло, таща за собой в вязкую темную топь. Неожиданно его пальцы разжались.
– Ты? – произнес он, смотря куда-то поодаль.
Таня ощутила его испуг. Испуг липкий, холодный, цепенящий. Как дикое животное слышит запах адреналина своей жертвы. «Это шанс!» Таня выплюнула кровь. Глубокий хриплый вдох. Из последних сил собрав остатки воли, она направила точный удар коленкой между его ног.
***
– Хватит, – сказала Аня.
– Ты? – Антон не верил глазам. Перед ним стояла Аня. Его третья. Студентка, с которой он познакомился здесь, на озере, много лет назад. Несмотря на темноту, соленый пот, резавший глаза, пьяное сознание, охваченное запахом крови, он хорошо сумел ее разглядеть. Та же красная куртка, шапка с помпоном и надписью «Эльбрус». То же наивное выражение лица, подернутый острый носик, волосы… Только взгляд другой, твердый, решительный. Взгляд приказывающий, не терпящий возражений. Аня стояла в десяти метрах от них. Тьма отступала от ее фигуры. Ее окружал ореол света. Аня была словно ангел, явившийся освободить его душу.
Антон ощутил удар. Самый больной удар для мужчины. Резкий прострел внизу живота заставил разжать руки. Он завалился на бок. Последнее, что он помнил, это обломок булыжника, брошенного ему в лицо. Первый же джеб оборвал его жизнь, и Антон уже не мог знать, что еще минимум десять таких ударов превратят его голову в месиво из сломанной черепной коробки, гранитной пыли, мозгов и крови.
Таня била до тех пор, пока последние силы не оставили ее. Лежа рядом с трупом Антона, так и не выпустив острый камень из рук, она смотрела в светлеющее небо, на краю которого рокотом двигателей появился первый вертолет.
Осень 2022 года
Отрывок из допроса свидетеля
– Татьяна, вы знаете, кто и почему на вас напал? – продолжил следователь.
– Думаю да, но в момент нападения, я понятия не имела, почему так случилось.
– О чем вы догадываетесь сейчас?
– Взрыв и человек, который…, – Таня запнулась.
– Которого больше нет, – помог ей адвокат, присутствовавший при допросе.
– Да, наверное, между ним и терактом есть связь. Это же теракт?
– Продолжайте.
– Я думаю, мы оказались на его пути, и он решил от нас… – Таня вновь остановилась, ища нужное слово, – решил от нас избавиться, – тяжело выдохнув, закончила она предложение.
– Вы говорили, что Анна убежала вперед, пропав из виду.
– Да, муж шел следом, я сзади.
– Что случилось с Анной?
– Не знаю. Может на нее тоже напали? Я ее больше не видела, – ответила Таня, умолчав про померещившуюся красную куртку.
– Мы нашли Анну.
– Да? – обрадовалась Таня, – С ней все в порядке?
Приэльбрусье, высокогорное озеро Сылтранкель
Лето 2022 года
Аня сидела на том самом выступе, с которого девять лет назад Антон столкнул ее тело в воду. Как и тогда светило солнце. Как и тогда поляна была устлана цветами, а горные пики спокойно и величественно смотрели в синее небо, так непривычно потревоженное вертолетами. Вокруг сновали люди в форме. Суеты не было, и мельтешение несильно отвлекало Аню от любования красотами природы.
Внизу работали криминалисты. После взрыва уровень воды упал на несколько метров, открыв взгляду донную ложбину. Аня видела, как полицейский, присев на корточки, фотографировал останки. Достав зип-пакет, он аккуратно положил в него браслетик, снятый с кости ее руки. В свете солнца блеснувший медальон, словно подмигивая на прощанье, отправился в чемоданчик для передачи на экспертизу. Ане стало хорошо. Впервые за долгое время она почувствовала покой. Ощутила легкость тела и обволакивающее тепло, исходившее изнутри.
Солнце светило все ярче, заставляя Аню жмуриться. Аня улыбалась. Она стала похожа на себя с детской фотографии. Тогда родители подарили ей на день рождение милого щенка. Она светилась. Светилась буквально. Ее сознание уплывало все дальше из этого мира, в котором она оказалась заложником. Ее призрак таял, освобождая душу от бремени свершенной мести. Она прошла свой путь.
Глава 22
Смоленская область
Осень 2022 года
Осеннее солнце еще пригревало. Только закончившееся бабье лето первыми ночными заморозками постепенно окрашивало листья в желтый цвет. Высокие березы стояли по бокам аллеи и шелестели на ветру, уже достаточно промозглом, чтоб заставить кутаться в пальто и куртки собравшихся людей.
Светлана Владимировна и Анатолий Дмитриевич стояли молча. Даже Настька, переживающая гормональный всплеск подросткового возраста, сделавшаяся в последний год ершистой как карась, приобняла маму, уткнувшись носом в ее теплое, мягкое плечо. Двое кряжистых мужиков работали лопатами, аккуратно ссыпая песчаный грунт на бархатную обивку гроба. Не было криков. Не было слез и причитаний. Родные все уже пережили, все выплакали.
Когда позвонили из полиции, Светлана Владимировна сразу догадалась, что пришли вести о старшей дочери. В ту ночь ей снилась Аня. Снилась впервые за долгие девять лет.
Анютка улыбалась, гуляя по цветущему лугу, залитому ярким светом. Она была счастлива и весело махала рукой, будто зная, что мама за ней наблюдает. Сон искрился нестерпимым сиянием, и в какой-то момент Светлана Владимировна открыла глаза, щурясь от утренних лучей, заполнивших золотом всю спальню. С детской фотографии, стоявшей в рамке на комоде, на нее смотрела Анечка, радостно прижимавшая к себе маленького мопса.
Мужики, закончив работу, отошли в сторону, надежно присыпав деревянный крест, так, чтобы он простоял положенный год до момента установки гранитного памятника. Потянулись венки, пусть и не с такими пафосными надписями, какие бывают при скоропостижном горе, но честные и полные скорби. Друзья и близкие густо заложили светлый бугорок насыпи цветами. Кто-то зажег лампадку.
Сначала следователь не хотела отдавать личные вещи Ани. Но, сжалившись над пожилой женщиной, разрешила забрать памятную мелочь, вряд ли имевшую ценность в расследовании.
Светлана Владимировна, нащупав в кармане браслет, крепко сжала его рукой. Эйфелева башенка больно впилась в кожу. Когда близкие начали потихоньку разъезжаться, Светлана вынула бижутерию. Присев на корточки, она положила безделушку в изголовье могилы.
– Доченька, твое сердечко всегда было в дороге. Ты это любила. Так пусть этот путь станет твоим новым путешествием, – прошептала мама.
Жизнь продолжалась.
Глава 23
Смоленская область
2012 год
Валера, по кличке Будулай, бежал к машине быстрее всех, несмотря на отсутствие пальцев на правой ноге. Ему их ампутировали прошлой зимой из-за обморожения. Сказывалась спортивная подготовка в прошлом физически крепкого капитана милиции.
Сегодня не везло. Утренний хабар был скудным. Пары мешков чермета едва хватило на то, чтоб Сонька, кривя недовольной рожей, все-таки выдала бутылку паленки. Алкоголь чуть успокоил дрожащие руки, делая движения не такими скованными.
Под конец лета стояла безветренная жара. Марево, накатившее в полдень, совсем расслабило Будулая, лениво пролежавшего весь день на матрасе подле хибары. Хотелось жрать. Скоро должны потянуться вечерние самосвалы с просроченными сосисками, подтухшими рыночными овощами, объедками из столовых и прочими отходами цивилизации, коя уже виднелась на горизонте новым микрорайоном человейников.
Кузов самосвала начал подниматься. На утрамбованный многометровый слой мусора, посыпались вновь прибывшие полиэтиленовые мешки. «О, ссаться ночью буду», – подумал Валерка, доставая из надорванного черного пакета четверть большого арбуза и укладывая добычу в квадратный портфель, какие носят школьники начальных классов. Яркий принт Гуффи глянцевой поверхности ткани нелепо смотрелся на плечах взрослого мужчины. Но Будулая это не смущало. Рюкзак идеально подходил для сбора продуктов: в отличие от модных тряпочных сумок в нем подмякшие помидоры не размазывались соплями по стенкам.
Машка Тонконожка, копавшаяся чуть правее, радостно крякнула, держа в руке минимум пол бутылки портвейна. «Хотя бы моча», – позавидовал Будулай, чувствуя, как усиливается вечерняя тряска.
Машина свалила мусор, взревела старым мотором и удалилась в город за новой партией отходов. Сегодня воронье куда-то подевалось, оставив кричащих чаек без конкуренции, и, если закрыть глаза, можно было представить море, променад и… Валерка одернул себя, пока мысли не забрели слишком далеко. «Хорош!» Тут на свалке жизнь простая. Однодневная. Много думать не нужно. Поработал, выпил, пожрал, прожил еще один день, и на том спасибо. Набив портфель припасами, Будулай собрался уходить, прихватив с собой хороший моток медной проволоки, кем-то неосмотрительно выброшенной, к его счастью. Завтра на чекушку хватит. А там новый день, что Бог пошлет.
Любопытством Валерка не отличался. Его теперь мало что заботило, но наметанный ментовской глаз уцепился за сбившихся в кучу Тонконожку, Ирку и Пирата. Они что-то нашли и теперь рассматривали лежавшее у их ног. К пятнадцатому году жизни на свалке удивить Будулая было нечем. Чего он только не повидал. Трупы: горевшие, застреленные, с отрубленными конечностями, вздутые до безобразия, сжираемые опарышами. Свалка стояла на костях. На костях тех, кому даже после смерти не нашлось места среди умиротворенного покоя кладбищ.
– Че столпились? – прохрипел Валера.
– Да тут это, ментов надо вызывать, – ответил Пашка Пират, прозванный так за отсутствие левого глаза. Пустую же глазницу Пират всегда прикрывал повязкой.
– Будулай сам мент, – гоготнула Ирка, быстро заткнувшись пойманным взглядом Валерки.
Обычно если находили труп, от греха подальше никаких ментов не вызывали. Человека уже не спасешь, а себе проблем можно поиметь. Иногда сами хоронили в овраге на окраине свалки. Иногда оставляли как есть. Птицы и крысы, быстро умеют заметать следы.
«Нахуй им менты?» – про себя удивился Будулай. Он подошел к троице и оттолкнул в сторону Тонконожку. То, что он увидел, непривычно кольнуло его сердце. Защемило в груди давно забытым чувством, старательно, до отупения заглушенным водкой. Теперь «это» неприятно встало комом в горле Будулая. В картонной коробке, которая была набита тряпьем, лежала крохотная, не больше ладони девочка. Малышка сосала палец и смотрела большущими голубыми глазами, еще подернутыми младенческой пеленой, прямо в душу стареющего бомжа Валеры.
– Че делать-то? – вырвала Будулая из оцепенения Ирка.
– Накормить надо, – машинально ответил Валера. Он укутал малышку в тряпки, стараясь не дотрагиваться до нее черными от грязи руками. – У меня молоко есть.
Глава 24
Смоленская область
2022 год
Юлька выросла красавицей, но в свои десять лет сама того еще не понимала. Короткие светлые волосы, подобно вздорной Юлькиной натуре, торчали во все стороны по-пацански задиристой и неусидчивой девчонки.
Будулай так и работал на свалке, каждое утро, до рассвета отправляясь вместе с дворнягой Бимом на привычный труд. Бим был псом преклонных лет и видел, как росла Юлька. Помнил, как Будулай договорился со старостой села, чтоб им дали под восстановление косую лачугу на окраине, как хозяин перестал много пить и даже стал иногда улыбаться наполовину беззубым ртом. Бим ничего не смыслил в людских делах и не понимал, каким чудом Будулаю удалось оформить опеку, сделать документы и пристроить Юльку сначала в сад, а потом в школу. Бим не знал, что у Валерки еще оставались старые связи, и лишь рычал из-под стола, когда к ним в дом приезжали незнакомые, воняющие городом люди и шуршали какими-то бумажками. Биму было наплевать на все их правила и порядки. Он чувствовал только то, что ему безошибочно подсказывал собственный нос: от хозяина стало пахнуть иначе. И когда он треплет его за ухом или теребит лохматую голову Юльки, этот запах усиливается, заполняя собой пространство и суля возможность выпросить что-нибудь вкусненькое.
Юлька росла упертой, с характером. По выходным и на каникулах, несмотря на ругань Будулая, все равно плелась за ним на свалку. Там было ее детство, ее друзья и игрушки. Ее жизнь.
Свалка научила многому, плохому тоже. Юлька рано начала курить, оттого звонкий детский голос, окрасился обертонами хрипотцы. Особенно смешно выходило, когда Юлька материлась. Маленькая девочка с чуть смуглым обветренным лицом, с большими голубыми глазами ставила всякого в ступор, когда начинала браниться «по-мусорному». Может, потому и прилип к ней робкий одноклассник Генка (говорят же, противоположности притягиваются), втюрившийся в Юльку по уши.
На свалке кормилось немало детей. У всех похожее прошлое и всегда одни и те же причины: живо-мертвые папы-мамы, водка и героин. В какой-то момент квартиры родителями пропивались или превращались в притоны, что-то отнимали риэлторы, состоящие в сговоре с участковым. Для детей это значило одно – улица. А дальше по-разному: везунчики, к бабушкам, тетушкам и другим родственникам, не побоявшимся опеки. Но большинство детей попадали в детские дома. Многие оттуда сбегали, слоняясь по теплотрассам города. В конце концов, не выдержав давления холодного железобетона, уходили подальше от облав ментов и бандитов, заставлявших клянчить деньги на вокзалах, площадях и в подземных переходах.
Юльке было неинтересно общаться с одноклассниками, выращенными в тепличной атмосфере домашнего уюта. Оттого ее и тянуло к «мусорным» друзьям. Друзьям, за свою короткую жизнь повидавшим достаточно, чтоб уметь пережить холодную зиму на улице, или дать отпор стае бродячих собак, или устроить веселую попойку, раздавив на толпу пару бутылок водки, под шум ливня, бьющего крупными каплями брезентовую крышу хибары.
***
На свалке у каждого была своя история. Одни умалчивали прошлое, не желая вспоминать тяжелые события, другие, наоборот, охотно делились рассказами о том, как вместе с бытовыми отходами попали на задворки судьбы, выброшенные за пределы современного общества.
Пират, тот после Чечни. Ранение, инвалидность. Не смог найти себя на гражданке. Запил. Так и скатился до бомжевания.
Тонконожка, отсидев за воровство, стала торговать собой и однажды на заказе одному извращенцу воткнула нож между ребер. Подалась в бега. Скитаясь где-то по квартирам, села на иглу. После очередного укола случилась передозировка. Товарищи приняли ее за труп и недолго думая выкинули помирающую Машку в мусорный контейнер. Только Тонконожка живучей оказалась. Выкарабкалась.
Ирка – обычная алкашка из деревни. Нагуляла живот, родила. Спихнула ребенка на престарелых родителей и пустилась гулять дальше. Вот и выгнал отец ее из дому. Пока молодая была, по мужикам ходила, но быстро растеряв женскую привлекательность, докатилась до бродяжничества и свалки.
Про Валеру мало что было известно. Знали, что бывший мент. Да и то не сам он рассказал, а водитель мусоровоза, злорадно улыбаясь, определил в Будулае старого опера, принявшего его однажды по малолетству.
Конечно, Юлька задавала вопросы, но Будулай либо отговаривался, ворча что-то невнятное себе в бороду, либо просто молчал. А молчать было о чем.
Бардак девяностых не поменял Валеркиных планов на жизнь. Толян, друг Валерки по секции бокса, звал его с собой в Штаты. «Там бабки, свобода, жизнь, – говорил Толик, – брат у меня там при деле, нормально все сделает, поможет, устроишься. Че тебя здесь держит? Стране пиздец! В братки или коммерсы пойдешь? Или за копейки в ментовку, как твой батя, дела строчить?» Только Валерка не слушал друга. Не так отец воспитывал Валерку. Окончив институт, он выпустился молодым лейтенантом, пресекать расплодившуюся преступность.
Влюбился, женился. Родили девчонку. Денег не хватало, но как-то умудрялись сводить концы с концами: все-таки корочка и пистолет могут дополнить маленькую милицейскую зарплату бонусами. И вот, присмотрев хорошую возможность, решил Валерка, на тот момент дослужившийся до капитана, отжать у азеров небольшой рыночек. Работа не пыльная, ходи, собирай дань с торгашей. Только нерусских сначала надо подвинуть. Но нерусские отказались уходить по-хорошему. Мансур, глава этнической группировки, устроил настоящую бойню, положив подосланных Валеркой пацанов. А через неделю, утром обычного вторника, когда Валеркина жена и дочка, направляясь на прием к врачу, шли по темному коридору сталинки, сработала растяжка, и взрыв гранаты мгновенно унес их жизни. Что было дальше, представить нетрудно: увольнение, неудачная попытка суицида, психушка, улица, свалка. Так и просуществовал он пятнадцать лет, топя воспоминания однодневной жизнью мусорного полигона, пока не нашел ее, Юльку.
Тогда что-то екнуло внутри. Давно забытое, теплое. Валерка сумел взять себя в руки и вырастил брошенного младенца, поклявшись, во что бы то ни стало поставить ее на ноги. Даже косматую бороду, за которую получил киношное прозвище, привел в порядок.
А девчонку он назвал Юлькой в честь дочери.
Глава 25
Смоленская область
Осень 2022 года
– Пошли уже! – торопил Юльку Гена, – сегодня смена дяди Саши, он ждать не будет.
– Хочешь, иди, – огрызнулась Юля, кроя даму козырной девяткой.
На кону стояла последняя сигарета, и, если Юлька сейчас не отыграется, придется позорно стрелять сижки у старшаков.
Генка замолчал. В глубине души он даже хотел опоздать на школьный автобус. Дорога к родному селу неблизкая. Перспектива пары часов прогулки вдвоем с Юлей заставили Генку покорно дожидаться, пока та вконец продует старшеклассникам, рубящимся на заднем дворе школы в подкидного.
– А это тебе на погоны, – ловко щелкнул двумя валетами Макс.
– Слышь, Седой, ну дай хоть докурить, – обреченно проныла Юлька.
– Рано тебе еще курить, – складывая выигрыш в неполную пачку, огрызнулся семиклассник Макс.
– Шухер! Военрук! – крикнул Димон, поставленный на углу кочегарки, смотреть за палевом.
Школьники кинулись кто куда. Юлька нырнула в ближайшие кусты. Генка поспешил за ней. Уходя от воображаемого преследования, перепрыгнув невысокий сетчатый забор, ребята выбежали на центральную аллею. Ловко слившись с школотой второй смены, беглецы направились к остановке. Но перед самым их носом, школьный пазик, виляя перекошенным желтым задом, скрылся за углом здания администрации.
– Опоздали, – вздохнул Генка.
– Деньги есть? – спросила Юлька.
– Нету.
– Ясно. Может предкам позвонишь, чтоб забрали?
– Не заберут, батя на смене.
– Слыш, Генка, от тебя вообще есть какая-нибудь польза?!
– А кто коннтрошу тебе сегодня дал скатать?
– Ладно-ладно, это я так, не парься. Пошли.
Юлька бодро шагала по улице, заставляя низкорослого Генку поспевать за ней. Погода стояла отличная. Почти летняя. Если б не ветер, можно было бы вообще раздеться до майки.
Последний день первой четверти за спиной. Завтра каникулы. Оттого автобус, показавший хвост, не испортил Юлькино настроение. Она знала, что всю следующую неделю будет с дедом Валерой ходить на свалку. Там друзья, а это тебе не «А» класс отличничков. Там Лерка, Надька, Ерш и Тим.
Тим. От этого имени у Юли мурашки бежали по спине. Он старше ее на четыре года. «Сильный, смелый, дерзкий, не то что этот маменькин сынок Генка. – думала Юлька. – Конечно, шансов нет! Тим с Надюхой. И у них уже вроде было…» Юлька, несмотря на свою хамоватость, стеснялась запретной темы, даже когда просто размышляла. Но сейчас Юлькины мысли были не о том. Впереди маячили веселые деньки, и шестикилометровая прогулка омрачалась только отсутствием сигарет.
Поселок городского типа, в котором находилась школа, закончился железнодорожным переездом. Дальше по проселочной дороге к стрельбищу. «Если полигон открыт, можно срезать напрямик. – думала Юлька. – Если стоит оцепление, хоть сижку стрельну у солдат». Но деревянная беседка, в которой обычно ютились срочники, оказалась пустой. Поднявшись в горку, дети зашагали по узкой тропинке, вилявшей между мишенями, окопами и смотровыми вышками военных.
– Геныч, а ты че, никогда даже не пробовал курить?
– Пробовал, – соврал Генка.
– Понравилось?
– Ну… так.
– Со мной покуришь? – лукаво посмотрела на него Юлька.
– Так у тебя ж нету.
– Это у тебя мозгов нету, а я знаю где достать.
– И где?
– На кладбище.
– Чего? – выпучил глаза Геныч, – какое еще кладбище?!
– Да самое обычное. Наше кладбище. По пути заскочим. Там всегда покойничкам сигареты на могиле оставляют. Возьмем по одной. Мертвые не обеднеют.
– Я не пойду, – замотал головой Генка.
– Ссыкло, – улыбнулась Юлька, зная, что никуда он не денется.
Какое-то время ребята шли молча. Юлька шагала весело и энергично. Генка же еле поспевал за Юлькой. Он семенил, шаркая ногами и поднимая в воздух желтую пыль, оседающую на его брюках.
– Блин! – дернулся Генка, зацепившись ногой за кусок выпирающей арматуры, – трындец походу мне, – выругался он, рассматривая рваную дырку в ботинке из кожзама, – мамка их перед школой новые купила.
– Да ладно, не скули. Любит тебя твоя мамка. Ну поругает малясь, а вечером по головке погладит, – ехидно подбодрила Юлька.
– Ага, только б батя ремнем не погладил бы, – насупился расстроенный Геныч, – тебе-то все можно. Вон, дед Валера все разрешает. А вот мне сегодня влетит.
– Хотела бы я, Геныч, чтоб и мне влетало, но нет у меня мамки с папкой. Так что цени своих родаков, – сказала Юлька и сама удивилась своей серьезности.
– Юль, – через пару минут молчания, позвал Гена.
– Че?
– А где твои родители?
– В Караганде.
– Где?
– Геныч, иди ты в жопу! Не знаю я! Понял?!
Глава 26
Смоленская область
2012 год
Повитуха, перерезав пуповину, впилась взглядом в ребенка.
– Дай мне ребенка, – попросила Аза.
– Да что там давать-то? Пустотел у тебя родился. Полудохлая. До утра не доживет, – старуха сплюнула на пол, протягивая новорожденного матери. – Нагуляла не с нашим, теперь вот думай. Хочешь остаться – избавься от него, либо бери в охапку свой приплод и вон из дома.
– У тебя не спросила! – огрызнулась Азька. – Как барон скажет, так и сделаю.
Старая оказалась права. Когда взошло солнце, барон, Азькин папка, явился в женскую часть дома. Он долго смотрел на дитя. Жалко ему было свою младшую. Азька была его любимой дочерью, но от рук отбилась, загуляв с городским. Да и понесла от городского нездоровое чадо. Не нужен в семье такой.
– Пустой твой ребенок. – непривычно тихо сказал барон. – Нет в нем души. Не место ему в нашем доме.
Азька еще долго рыдала в подол матери, пытавшейся утешить дочку.
– Такое случается, доча. Ангелок зевнул, когда души-то дарил младенцам, и проглядел твою девочку. Не сталось в ней жизненной искры. Не грех то. Полно тебе. Будут у тебя еще сорванцы. Порадуешь ты еще нас, старых, – гладя черные как смоль волосы Азьки, успокаивала мама. А рядом, на кровати, в тряпье цветастого платка лежала светленькая девочка с голубыми глазами, унаследовавшая от Азьки, разве что вздернутый прямой носик, говоривший о дерзости и напористости характера.
Так появилась на свет Юлька.
Будулай ни черта не смыслил в том, как ухаживать за ребенком. Откуда было взяться такому умению? В прошлом, пропадая на службе, некогда было Валерке возиться со своей дочерью. Домой тогда он возвращался поздно ночью, а уходил рано утром, пока жена и малышка еще спали. Так что Будулая не смутило странное, слишком спокойное поведение подкидыша. Юлька не плакала и не капризничала, почти все время спала. Его такой расклад устраивал: он мог привычно заниматься хозяйскими делами. Но спустя год после того, как Будулай подобрал девчонку, малышка словно расцвела, сделавшись той самой непоседой Юлькой, от младенческого покоя которой и след простыл. Будулай впервые за долгое время испытал счастье, когда однажды вечером, маленький розовый комок мило загукал, улыбаясь лохматому лицу Валерки.
И как Будулаю было догадаться о связи его Юльки с пропавшей где-то в горах студенткой Савельевой Анной, о которой он читал в газетной статье? Не один, даже самый проницательный опер, того бы не понял, не то что бывший мент Валерка, пятнадцать лет топивший свой разум в водке. Будулай просто радовался такой перемене в Юльке. Юльке, в которую в одночасье, словно вдохнули жизнь, наполнив душой.
Глава 27
Смоленская область
Осень 2022 года
Деревенское кладбище никем не охранялось. Ребята без проблем прошлись между рядами памятников. Расписные гранитные постаменты соседствовали с заброшенными, поросшими бурьяном, старыми могилками. Одни стояли по-советски огороженные металлическим забором с непременным столиком и лавочкой; другие же были по-современному лаконичны, обложены керамической плиткой и красовались ухоженностью и дизайном.
Юлька и вправду нашла несколько сигарет. Даже золотая Мальборо попалась.
– Савельева Анна, – Прочитала Юля надпись на металлической табличке, прибитой к деревянному кресту.
Свежая насыпь была густо уставлена венками. Тонкая бечевка, натянутая по периметру могилы, ограждала покойника. Две корявые березки, которые уютно высились в проходе меж надгробий, бросали тень на сосновый крест с фотографией усопшей.
– Пойдем уже! – ныл Генка. – Нельзя на кладбище-то после обеда. Мамка говорит, живым тут только поутру рады.
Юлька сунула в рот сигарету:
– Да идем, идем, – сказала она, не понимая, отчего задержалась возле свежей насыпи.
Подул ветер. Отброшенная в сторону ветка березы освободила дорогу уже по-осеннему тусклым солнечным лучам. Что-то блеснуло. Юлька наклонилась к земле:
– Какой красивый!
– Дура что ли! – опешил Генка. – Нельзя ничего брать с кладбища!
Но было поздно. Юлька любовалась браслетом, весело переливающимся и бряцающим на ее запястье. Эйфелева башенка и несколько других фигурок, соседствовали с серебряным медальоном. Юлька видела такие в учебнике географии. Названия некоторых она даже знала.
– Пошли, – кивнула Юля Генке в сторону выхода, одернув рукав.
***
Тим развалился в большом мягком кресле, Надька – у него на коленях. Ерш жарил сосиски, ворочая по металлической решетке шкворчащую закуску. На дно жестяной бочки, в огонь падали капли жира, шипя на раскаленных углях. Юля прижалась к Лерке. Продавленный диван был влажным от вчерашнего дождя, оттого мокрый Юлькин зад требовал дополнительного обогрева.
– Наливай, – сказала она Ершу.
– Слышь, малая, – окликнула Надька, – притормози, а то нажрешься, потом Будулай и тебе и нам пиз..лей навешает.
– Да нормальная я. Холодно просто.
Ерш разлил оставшуюся водку по стаканам. Паленка непривычно обожгла Юлькино горло. Юлька и раньше пробовала водку, но чтобы вот так сидеть и пить, по-настоящему, это было впервые. Поморщившись, она выхватила у Лерки пакет с соком и жадно запила алкоголь, кисло-сладким слегка забродившим напитком.
Тим наблюдал за ней исподлобья. Он знал, что нравится Юльке. «Накрасилась дура, – думал Тим, глядя на неумело размалеванное Юлькино лицо». Она сидела скрючившись, закрывая от холода голый живот. Джинсовая юбка не дотягивала и до средины бедра. Колготки в сетку, надетые поверх обычных, больно впивались капроном в кожу. Не хватало только каблуков.
Юлька весь вечер стреляла глазами в Тима, пытаясь привлечь его внимание.
– Слышь, малая, тебе сетка жопу не режет? – гоготнул Тим, попав прямо в цель.
Юлька покраснела, но ответила:
– Смотри, чтоб твои узкие штанишки тебе ничего там не порезали.
Тим засмеялся первым, остальные подхватили.
Тим махом выпил стакан и, взяв из рук Надюхи сосиску, закусил.
– Пойду отолью, – закуривая, сказал он.
Тим смотрел на огни города. Высотки нового микрорайона под стать своей многоэтажности высокомерно смотрели на Тима. Вообще-то высотки никаких чувств к Тиму не питали. Из своих окон они видели только горы мусора с кружащими над свалкой птицами. Но Тим думал иначе. Совсем рядом шла другая жизнь. Жизнь в тепле и уюте. Тим сплюнул. Когда-нибудь он убьет отчима, и они с мамкой заживут. Тим нормально зарабатывал и мог бы прокормить семью, но этот ублюдок мешал всем его планам. Он уже однажды отсидел за домогательства к малолетке и имел все шансы загреметь за решетку снова.
Тим застегнул ширинку. От земли поднимался пар. «Холодно, – потирая руки, подумал Тим, шагая обратно к бочке с огнем».
– Тима, у тебя там че, запор случился? – усмехнулась Лерка.
– Пасть закрой! – отрезал Тим.
– Да пошел ты, – тихо отозвалась Лера. Она побаивалась Тима: когда-то он хладнокровно зарядил ей в лицо кулаком.
– Ерш, пойло еще осталось? – зло спросил Тим.
– Не, – потряхивая пустой бутылкой, ответил Ерш, – а контора уже закрыта. Сонька только утром ларец отворит.
– Если будем еще мутить, надо в город ехать, – сказала Надька.
Друзья закурили, соображая, как быть дальше. Сиделось хорошо, и заканчивать не хотелось.
– Короче, – сказал Тим, – мамка сегодня на сутках в больничке, можем у меня посидеть. В ночнике у Светки затаримся и на хату.
– А отчим? – спросила Надька, почувствовавшая, чем пахнет ночевка у Тима.
– Он уже неделю где-то пропадает. Да и по хер на него. Если вернется, отпизжу! В этот раз точно! – процедил сквозь зубы Артем.
– Че по бабкам? – деловито спросил Ерш.
Тим достал из кармана несколько смятых банкнот.
– Сегодня поработал, – улыбнулся он.
– О-о-о-о, – дружно загудела компания.
– Надюха, звони бомбиле. Поедем на колесах, чтоб жопы не морозить, – окончательно разошелся щедростью Тим.
***
– Слышь, Надька, у него кровать тоже скрипучая? – пьяно засмеялась Лерка, пружиня на деревянной ступеньке покосившегося крыльца Тиминого дома.
Тим щелкнул выключателем.
– Пойдем, – позвал он друзей.
Ерш, протискиваясь вперед, споткнулся, обтерев плечом черную плесень на стене прихожей.
– Синьку разобьешь, пойдешь за новой, – сказал Тим Ершу.
Ерш что-то невнятно ответил. Он поставил пакет с водкой на печку, которая служила в кухне подставкой для всякого хлама, и не разуваясь прошел дальше в комнату.
Тим взял два табурета, липкие от соседства с газовой плитой, кивнул Надьке на посудный шкаф, чтоб та захватила тарелку под закуску, и пошел за Ершом.
В комнате стоял диван, два кресла, неработающий телевизор и Тимкин учебный стол-раскладушка, за которым и уселись друзья, поставив в центре две бутылки водки, купленные из-под полы у Светки.
Лерка, заделавшись диджеем вечеринки, демонстрировала музыкальный вкус трек-листа из своего смартфона. Ерш жался к ней, но, когда понял, что ничего не светит, решил подождать пока Лерка захмелеет посильнее. Тим щупал хохочущую Надюху, а Юлька ревниво косилась на него и нервно теребила браслет на запястье.
