Супруги Веласко прибыли в Байас к полудню. Этот район Озея находился на нижнем склоне горы Сальвафьён и был словно «аргентинским» оазисом среди огромного бетонного мегаполиса. В районе полностью отсутствовали наштампованные высотки, возведённые по всему городу в ускоренном темпе во время тотальной отстройки два года назад. Строения в большинстве своём были одноэтажные, реже – двухэтажные. Район не являлся ни элитным, ни бедным. Самый обычный аргентинский жилмассив, расположившийся на юго-западе столицы Российской Автономии, со своим непохожим ни на один другой городской квартал духом.
Конечно, тотальная русификация Озея постепенно добралась и до Байаса. Открытая здесь полгода назад станция монорельса получила название «Ягодная», что было негативно встречено местным населением, в большинстве своём по-русски даже не говорящим.
Именно в этом районе и находился дом Федерико Торреса, в котором он до недавнего времени проживал со своей супругой Камиллой.
– Надеюсь, она нас действительно ждёт, Вальтер, – говорила Сельвина, выходя из машины.
– Афонсо же сказал, что с ней договорились, – пожал плечами Вальтер.
– А ещё Афонсо добавил, что Камилла Торрес весьма сложная личность, – продолжила Сельвина. – И не особо идёт на контакт…
– А что ты хотела от жены «главного следака» города? – хмыкнул Веласко. – Чтобы она с радостью приглашала в свой дом каждого и накрывала столы?
Сельвина промолчала. Никаких накрытых столов она не желала – она просто пыталась донести до мужа тот факт, что законная супруга Торреса была той ещё штучкой, и разговаривать с ней нужно предельно осторожно.
Вельш-корги позвонили в дверь. Отворять её с той стороны не спешили. Вальтер даже успел повторно нажать на звонок, прежде чем на крыльце показалась собака породы ротвейлер – Камилла Торрес собственной персоной.
– Документы, – не удосужившись поздороваться, потребовала та.
Супруги Веласко, немало опешив, развернули перед сеньорой Торрес свои паспорта.
– Проходите, – сухо сказала Камилла и пропустила пожилых вельш-корги внутрь.
Втроём они прошли в гостиную. Вопреки всем ожиданиям, стол всё же был накрыт.
– Я слушаю. – Сеньора Торрес разлила кофе по чашкам и села напротив Сельвины и Вальтера, поочерёдно награждая то одного, то второго серьёзным взглядом.
– Мы пришли по поводу вашего мужа, сеньора.
Камилла усмехнулась, всем своим видом показывая, что не удивлена.
– И?
– Мы всё ещё в поисках, – продолжила Сельвина, чувствуя, что разговор начался не совсем так, как ей бы хотелось.
– Есть информация, что Федерико Торрес уехал в Ла-Аделу, – вступил в диалог Вальтер. – Нам необходимо выяснить, что могло его заставить туда выехать.
– Не имею понятия, – ответила Камилла и, глядя на вытянувшиеся морды супругов Веласко, добавила: – Правда не имею. Ко мне уже приезжали псы, интересующиеся моим мужем. И с вашей стороны, и из Буэнос-Айреса. И тем, и другим я сказала, что у нас с Федерико есть ещё один дом в Уотсоне. Но там его нет. Если бы был, то он бы уже нашёлся.
– Кто к вам приезжал? – оживилась Сельвина.
– Следственный комитет Озея.
– Фейдж? – уточнил Веласко.
– Нет, – покачала головой Камилла. – Майкл Корнерс, пудель.
Пока всё сходилось. Майкл Корнерс действительно посещал сеньору Торрес в прошлое воскресенье.
– А из Буэнос-Айреса кто? – поинтересовалась Сельвина.
– Отдел Безопасности, – Камилла закатила глаза.
– Когда это было?
– Корнерс был здесь уже на следующий день после исчезновения Федерико. А ОБА заезжали вчера.
– Что вы им сказали? – спросил Вальтер, поставив чашку на стол.
– Ничего, – пожала плечами сеньора Торрес. – Терпеть их не могу! И Федерико их на дух не переносит. Если бы можно было их вообще не пускать сюда, то я бы так и сделала.
– Тут так душно, у меня больные сосуды! – Сельвина подскочила как ошпаренная. – Может, продолжим разговор на уличной веранде?
Псы из ОБА посещали вчера эту самую гостиную. Наверняка теперь здесь полно их ушей. Не хватало ещё, чтобы Буэнос-Айрес узнал, что семейство пожилых вельш-корги теперь работает на Афонсо!
– Но на улице дождь, – удивлённо протянула в ответ Камилла. – Может, просто не пить кофе? Я могу налить простой воды. И лекарство есть – сама мучаюсь с давлением…
– Нет-нет, – пролепетала Сельвина, хватая мужа под локоть и направляя того в сторону выхода. – Дождь как раз будет к месту. Прохладный свежий воздух – то, что мне сейчас необходимо. Нам, мопсам, это, как правило, очень помогает…
Камилла не была дурочкой. Благо она не один год прожила в браке с Федерико Торресом, поэтому быстро смекнула, что к чему.
– Как скажете, сеньора. – Супруга Торреса медленно поднялась из-за стола и направилась к выходу.
На улице и вправду моросил дождь, но это нисколько не помешало всем троим с комфортом разместиться на уютной летней веранде.
– Я так испугалась, что вы произнесёте наши имена! – призналась Сельвина.
– Хорошо, что я вовремя сообразила вообще, что происходит, – укоризненно покачала головой жена Федерико Торреса. – Вы в таких случаях на бумажках писали бы, что ли…
Вальтер едва не сдержался, чтобы не ответить ей в самом грубом виде. Если эта ротвейлериха много лет прожила в браке с главой Следственного комитета, это не даёт ей право учить сотрудников ОБА, пусть и на пенсии. Всё, что он смог из себя выдавить в тот момент, – это один-единственный вопрос:
– Вы не любите ОБА?
– А кто их любит? – в тон ответила Камилла. – У меня муж, можно сказать, полицейский. Пёс непростой, уж поверьте мне. А ОБА – те же самые полицейские, только в гипертрофированном виде. Вседозволенность, наслаждение властью, слепая уверенность в своей правоте, и не всегда при этом с большой долей ума. Даже самые порядочные псы оттуда хоть раз, но предавали себя. Я уже не говорю про всех остальных, которых в той организации большинство.
Вальтер продолжал отчаянно сдерживать себя, чтобы не высказать этой самоуверенной выскочке всё, что он о ней думает. Сравнить службу в ОБА, элиту страны, с какой-то полицией! Такой наглости Веласко не слышал ни разу за всю свою жизнь.
– Вы не любите Аргентину? – аккуратно спросила Сельвина, внутри которой тоже что-то заскребло. Конечно, не так как её мужа, Вальтера, но всё же ей тоже было немного неприятно.
– А при чём тут Аргентина, простите? – искренне удивилась Камилла. – Я не люблю ОБА и терпеть не могу правительство в Буэнос-Айресе. Но я обожаю Аргентину – я выросла в ней. Я люблю её культуру, ценности, историю, язык. Я Российскую Автономию не люблю…
– Вам не нравится Тузик Озейло, – заключила Сельвина, качая головой.
– Да вы с ума сошли! – воскликнула Камилла. – Вы что, не понимаете, что любить страну и любить её руководство – совершенно разные вещи? Я не люблю Российскую Автономию, я не люблю этот город, наспех и наперекосяк построенный по российским «лекалам» сорокалетней давности, мне не нравится навязывание чуждого мне языка. Я люблю Аргентину, в которой выросла. И буду любить её. При этом мне нравится Тузик Озейло. Я знаю, что это очень порядочный пёс. Настолько порядочный, что нигде во всём собачьем мире вы не найдёте в политике никого, кто был бы хоть на миллиметр был приближён к Озейло. А Буэнос-Айрес и все, кто в «Розовом доме» сидит, – шакалы. Наглые, жадные шакалы, которые никогда не насытятся! Кто бы там в кресле ни сидел. И ОБА я терпеть не могу, потому что для всех, кто там служит, понятие любимой страны, которую нужно сердешно оберегать, априори приравнивается к креслу «императора», какая бы гнида в нём ни сидела.
Сельвина отчаянно пыталась нащупать реплику, с которой можно было бы превратить гневный монолог Камиллы в конструктивный диалог. Нелюбовь к Аргентине была отвергнута, критика Тузика была встречена совсем в штыки. Сельвина попробовала другой путь:
– Я тоже люблю Аргентину, сеньора Торрес, – мягко прокомментировала вельш-корги. – Я когда попала сюда, в Байас, сразу же обратила внимание, что он как будто заповедник аргентинской жизни. Никаких многоэтажек, кучи магазинов. Тихо и, главное уютно…
– Да, поэтому мы с Федерико и купили жильё именно здесь, – кивнула Камилла. – Когда ему, как далеко не самому последнему сотруднику Следственного комитета, выдали квартиру в Клюшникове, мы тут же поменяли её на этот дом. Я никогда не смогла бы жить в панельном муравейнике. Да и Федерико тоже. Он же тоже аргентинец, и не привык к такому.
«Ещё бы он захотел! – подумал Веласко. – Ты наверняка загрызла бы его за одну только мысль о том, чтобы жить не так, как нужно тебе».
Вальтер с ужасом смотрел на супругу Торреса и думал о том, что жизнь с ней наверняка была для Федерико сущим адом. И наверняка ротвейлер обзавёлся любовницей. Любой нормальный пёс за невозможностью развестись с подобным деспотом ищет нормальную спутницу на стороне.
– Вы не получали от него никаких вестей, сеньора Торрес? – спросила Сельвина.
– Каких ещё вестей? – рыкнула Камилла. – Вы всерьёз думаете, что, получив от мужа хоть какой-то знак, я стану держать это в тайне? Я хочу вернуть его. Мне плохо без него…
– Я верю, сеньора, – кивнула Веласко, – но порой пропавшие псы шлют своим родственникам такие сообщения, что в итоге эти родственники начинают водить следствие за нос. Бестактно, признаю. Но я обязана.
– Вы считаете, что Федерико уже вышел со мной на связь, но я это по каким-то причинам скрываю, – заключила сеньора Торрес, едва не смеясь.
– Дело в том, что он уже выходил на связь. – Сельвина выкинула заранее припасённый козырь. – Как минимум двое псов в этом городе минувшей ночью получили от вашего мужа сообщения. Я могу предполагать, что есть и третий пёс. Вернее, собака. И эта собака – вы, сеньора Торрес.
– Не хочу вас расстраивать, дорогие гости, но получается, что тех двоих псов по каким-то причинам мой муж ценит выше, чем свою жену, – развела лапами Камилла. – Я ничего не получала. Думаю, вы успели заметить, что я сейчас очень злая. И я нахожусь в таком состоянии уже неделю. Поверьте: если бы мне пришла от Федерико хоть какая-то весточка, я была бы куда мягче…
Вальтер снова задумался о возможной любовнице. В голове защекотала недавняя мысль, которую ему пришлось отбросить в прошлый раз. Проблемами не делятся с жёнами. Жёны будут только осуждать и припоминать об этом до конца жизни. А уж такая жена, как Камилла Торрес, – точно, Вальтер был в этом уверен. Проблемами делятся с любовницами. Именно с ними обсуждают самое сокровенное, самое запрещённое и самое постыдное. Любовница всегда обогреет и поймёт…
– У вашего мужа есть любовница? – не выдержал он, наконец, и задал свой вопрос.
– Она, что ли, получила? – ехидно спросила Камилла. – Вот какой у меня муж! К жене ничего, а к Руфине любимой объявился…
– Вы её даже знаете? – удивилась Сельвина, посчитав пока ненужным говорить о том, что новости от Федерико Торреса минувшей ночью получили другие псы. И оба мужского пола.
Сеньора Торрес тяжело вздохнула.
– Знаю, – ответила она. – Наш брак с Федерико был по большей части только из-за породы.
Она потянулась за пепельницей, не забыв предложить сигарету пожилым вельш-корги. Те отказались.
– Федерико никогда не хотел «смешанных» щенков. Да и я не хотела. Об этом как-то не принято говорить, но «смешанные» щенки довольно тяжёлые и в воспитании, и в плане здоровья, да и во всём остальном тоже. У пород есть всё-таки свои стандарты, и по этим стандартам куда проще растить детей. Большой любви у нас никогда не было. Федерико всегда любил свою таксу – Руфину.
Супруги Веласко смотрели на собеседницу, едва не раскрыв рты.
– Такое часто встречается. – Камилла выпустила густое облако дыма. – Размножаемся по породе, а любим других. И не за породу. Странно вы на меня смотрите как-то. Сколько вам лет?
– Одиннадцать, – призналась Сельвина.
– Действительно, странно, – протянула в ответ сеньора Торрес. – Хоть об этом обычно и не говорят в открытую, но годам к пяти-шести к этой истине приходит каждый пёс. Или я какая-то ненормальная?
Сельвина не нашлась, что ответить. Подобные мысли, несомненно, возникали и у неё в голове, но чтобы так открыто и без каких-либо стеснений говорить об этом вслух? Да ещё и с малознакомыми псами?
Она внимательно посмотрела на Камиллу Торрес и всё поняла. Сеньора Торрес просто устала. И от мужа, и от любви, которой не было и никогда не будет. И от его дурацкой работы, несомненно отравлявшей им весь брак. И от осознания того, что она никогда не будет вместе с псом, которого по-настоящему любит, поскольку уже находится в браке и воспитывает детей…
– Как нам найти эту Руфину? – спросил Вальтер.
Десятью минутами позже супруги Веласко сели обратно в свой автомобиль. Моросящий дождь уже прекратился, а сквозь изрядно побелевшие тучи начали пробиваться полуденные лучи солнца.
– Не понимаю: зачем нужен брак, если тебе в нём настолько тяжело? – недоумевал Вальтер, пристёгивая ремень безопасности.
– Затем, что брак существует не только ради двух: мужа и жены, – ответила Сельвина, прикидывая, как быстрее проехать в Эндертаун, в котором, со слов Камиллы, проживала Руфина Сантана, любовница Федерико. – Есть ещё дети, есть родители, есть общество, которое без конца обсуждает и осуждает любые отклонения от общепринятых норм. Иногда проще терпеть до костей надоевший брак, чем мириться с тем, что тебя без конца будут обсуждать за спиной, что за твою «разведённость» тебя постоянно будут пилить родители, а твои щенки в итоге вырастут в неполной семье.
Вальтер завёл автомобиль.
– Я не понимаю другого. Зачем так открыто демонстрировать жене наличие любовницы? – продолжила Сельвина. – Мне кажется, это перебор. У всех они есть или были когда-то. Даже у тебя. Только ты мне об этом хотя бы не говорил. Верно?
Сельвина резко повернулась и посмотрела в глаза Вальтеру.
Вместо ответа тот только сдвинул рычаг коробки передач, и несколько мгновений спустя автомобиль стремительно поспешил в сторону Эндертауна.
– Тузейло Фридрихович! – В гостиную вернулся Армон Афонсо. – Я достал.
Четверть часа назад бигль отлучился, для того чтобы сделать несколько звонков, как и просил Тузик. В гостиную он вошёл со свёрнутой в трубочку бумагой. По всей видимости, это была лента из факса.
– Длинные у неё паспортные данные, – заметил Тузик не без иронии.
– Паспортные данные вот здесь. – Афонсо достал из кармана небольшой лист, на котором карандашом были нацарапаны девятизначный номер, а также все остальные записи с главной страницы паспорта, и передал в лапы Тузейло.
– Ну ничего себе, она уже «бритиш ситизен»! – заметил он, вчитываясь в бумажку. – Place of birth – Cockersk, Russian Federation. Не знал, что она не в Рояльске родилась.
– Россия большая, – пожал плечами бигль. Это было почти всё, что он знал про Россию.
– Вы не поймёте, – махнул лапой Тузик. – Слишком у неё «столичные понты» были, чтобы родиться в Кокерске.
– Анхелика тоже Армона мне не в Буэнос-Айресе родила. Хотя тогда мы жили именно там, – хмыкнул Афонсо. – Мало ли какие причины могли быть. Мы вот в Домингос рожать уехали – там у меня были знакомые врачи в роддоме.
– Тоже верно, – согласился Тузик.
– Не там вы странности ищете, Тузейло Фридрихович, – сказал сеньор Афонсо, развернув факсовую распечатку. – Полюбуйтесь: детализация звонков Александры Беррингтон.
– Да вы что! – оживлённо воскликнул Тузик и тут же принялся за изучение свитка.
Если верить этой распечатке, то колли не обманула его и действительно появилась в городе после событий в «Виктории». Во всяком случае, первый звонок с этого телефона был совершён только 16 апреля.
– К сожалению, я имею возможность сделать детализацию только её аргентинской sim-карты, – уточнил бигль, глядя на азарт, проснувшийся в глазах Тузика. – Её лондонский номер пробить невозможно. Я не имею таких возможностей. МИ-20 – это всё-таки не сервер школьного сайта взломать, сами понимаете.
– Понимаю, понимаю, – кивал Тузейло, продолжая пробегаться глазами по распечатке.
– Может, запросить в электронном виде? – предложил Армон.
– Мне хватит и этого, – решил Тузик, не желая выдавать своё неважное умение работать в программе с обработкой электронных таблиц.
Когда-то, ещё в Рояльском Институте Управления, он едва ли не лучше всех справлялся с подобными заданиями на семинарах по информатике. Но с тех пор прошло столько лет и вышло столько операционных систем и обновлений, что он боялся с этим не разобраться и в итоге сесть в лужу. С годами эта боязнь только нарастала.
– Лэптоп можно? – попросил Тузик. – Он же с выходом в интернет, верно?
– Обижаете, Тузейло Фридрихович! – Бигль взял со стола ноутбук, ввёл пароль входа и передал Тузику. – Есть какие-то идеи?
– Она совершала очень много звонков, – задумчиво ответил он. – Причём на городские номера. Их нетрудно будет пробить через поиск.
– Допустим, – коротко произнёс Афонсо и сел на диван рядом с Тузиком.
Тузик поочерёдно вбивал номера в поисковик. Результаты его не сильно удивили.
– Она будто и вправду прилетела в Озей в качестве журналистки, – проговорил Афонсо, глядя в экран.
– Да, – кивнул Тузик. – Тут и «Собачья правда», и «Эхо Озея», и телеканал TeFeDe. Куча контактов с администрацией республики…
Всё это указывало на то, что Касаткина либо слишком усердно вживалась в роль британской журналистки, либо действительно ею являлась. Хотя это тоже не исключало возможности её работы на МИ-20. Кто сказал, что штатная служительница пера в редакции всемирно известной лондонской газеты не может по совместительству работать ещё и на разведку?
Судя по контактам, Касаткина и в самом деле готовила какой-то материал. Она вполне могла брать интервью, ездить на разные встречи, контактировать со многими сотрудниками администрации Российской Автономии, главами республиканских министерств и прочими, просто пользуясь аккредитацией издания, в котором работала.
Однако помимо «городских» номеров, в списке всё же находились и «мобильные». Тузик на всякий случай проверил наличие в распечатке сегодняшнего утреннего звонка, про который ему рассказала Марта. Если Тузику не изменяла память, сел завтракать он в пятнадцать минут восьмого. Разумеется, в списке не было ни одного звонка, сделанного в это время. Для этого контакта Касаткина наверняка использовала свою британскую sim-карту.
– Знакомый номер, – выдал вдруг Афонсо, ткнув когтем в один из мобильных номеров.
– Вы уверены? – спросил Тузик. Времена, когда он запоминал номера, давно прошли. Раньше, в Рояльске, это было его любимым занятием. Теперь же он полностью надеялся на раздел «Контакты» в телефоне.
– Не совсем, но я с ним сталкивался недавно… – Афонсо забегал глазами по комнате, словно пытаясь зацепиться за что-то.
Тузик старался не мешать, поэтому молчал.
– Наберите этот номер, пожалуйста, – попросил бигль.
Тузейло, немного сомневаясь, набрал номер и нажал на вызов. Результат его удивил.
– Педро Андреас, – прочитал Тузик на экране своего телефона. – Она связывалась с Андреасом…
– И судя по этому списку, довольно часто, – заключил бигль. – А я думаю: почему номер знакомый. Вы же меня просили пробить его. Вчера, кажется?
– Вчера, – Тузейло кивнул. – Андреас сидел у меня в кабинете, и ему кто-то навязчиво звонил. Тот весь аж краской зашёлся – даже сквозь шерсть видно было.
– Время не то, – покачал головой Афонсо, продолжая изучать детализацию. – Тогда ему звонил кто-то другой…
– Сотрудница МИ-20 постоянно связывается с нашим мэром. – Тузейло начал медленно рождать логическую цепочку. – Мэр Андреас получает странные звонки у меня в кабинете и очень из-за этого психует. Также мэр Андреас постоянно где-то пропадает и вместо себя присылает добермана Брайана Кортеса, которого мы ему поставили в помощники. Брайан Кортес его пытается выгораживать, но не всегда получается… Что сказал Торрес в записи?
– Могу включить ещё раз, если нужно. – Сеньор Афонсо подорвался в сторону музыкального центра.
– Он сказал, что не доверяет Ортеге и вам. А что, если он имел в виду, что не доверяет в принципе всей «озейской» верхушке? – предположил Тузик. – Мне, например. Или тому же Андреасу. Исчезновение Торреса примерно совпадает с официальным вступлением Педро Андреаса в должность мэра Озея.
– Не вижу я в Андреасе злодея мирового масштаба, правда, – вздохнул бигль. – Хоть убейте, Тузейло Фридрихович. Не тот он.
– Вы в итоге пробили, кто ему звонил тогда, у меня в кабинете? – поинтересовался Тузик.
– Пробил, – кивнул сеньор Афонсо. – Пёс из Цвергшнаузера. Скорее всего, тот, кто будет нам улицы к Олимпиаде в порядок приводить.
Тузик задумался. Он допускал, что это было так. Но почему тогда Андреас так нервничал от его звонка? Не из-за того же, что цвергшнаузерский пёс своим звонком поставил ретривера в неловкое положение на приёме у начальства? Бред…
– А у Саппи что в письме было написано?
– Про документы, которые нашли при взрыве в метро в прошлом году. Альфредо Мульгар, если мне память не изменяет…
– Мельгар, – поправил Тузейло. – Фальшивые?
– Получается, что да. И есть даже прозрачный намёк на одну мадам, которая в своё время выписала заключение экспертизы о подлинности. Её сейчас активно проверяют…
Крот, про которого прямым текстом сказал Торрес на записи, действительно существовал. В голове всплыл недавний разговор с Диего де Суосом и Рикардо Феррером. «Сидели где-то в уголке», «полегче на поворотах»…
Крот в Озее был давно. Причём очень давно. Ещё до появления здесь сеньора Афонсо и до смерти Ортеги. И даже ещё до убийства Березина в больнице…
Прокурор Самора вчера что-то говорил про Штейнберга Уолта из экономического отдела. Того самого, которого нашли замурованным в бетонную стену через некоторое время после убийства Березина.
А ведь в то время Педро Андреас уже работал в мэрии. Да, он не занимал высокую должность, как, например, Березин, Дримбидж Дон, Алекс Шульц или Эдуардо Хороббадо. Зато он как раз «обитал» тогда примерно на том же уровне, что и убитый в итоге Штейнберг Уолт. И между ними вполне могла быть какая-то связь…
– Мне нужно в Тюрьму Святого Сириуса, – заключил Тузейло.
– Цель? – быстро спросил Армон. Он был немало удивлён подобным заявлением.
– Хороббадо, – ответил Тузик и посмотрел на бигля.
– Скотч-терьера за последнюю неделю довольно часто допрашивали. И прокуратура, и Комитет, и даже мои псы, – заметил Афонсо. – Что именно нужно вам? Может, мои ребята уже спрашивали у него об этом. Зачем тратить время?
– Эдуардо в основном допрашивали по поводу Шульца. Ну и, конечно же, по поводу Девирфоля, который оказался Шульцу родным братом. А мне нужно от него кое-что другое.
Лукас Самора заявил вчера, что все концы ведут к Штейнбергу Уолту, и поэтому сейчас идёт активная разработка всех старожилов администрации. Тузик же решил переговорить со старожилом высшего руководства администрации Озея образца двухлетней давности лично. Тем более что на данный момент это был единственный такого рода экземпляр, пока ещё числившийся в живых.
Руфина Сантана, огненно-рыжая такса, проживающая в районе Эндертаун, к большому изумлению Сельвины, оказалась собакой средних лет. Всю дорогу, пока они с Вальтером ехали сюда из Байаса, сеньора Веласко рисовала себе весьма далёкий от реальности образ любовницы Федерико Торреса. Она почему-то была уверена, что Руфина Сантана окажется воздушной собачкой, с тонной косметики на молоденькой мордашке и кокетливым разрезом глаз. На деле же оказалось, что такса была ровесницей сеньоры Торрес, если вообще не старше её. Худая, без единого седого волоса, немолодая и при этом очень красивая.
– Добрый день, – сдержанно поздоровалась Руфина, открыв дверь и увидев на лестничной площадке незнакомых пожилых вельш-корги. – Чем могу помочь?
– Сеньора Сантана! – Вальтер включил свой фирменный министерский тон. – Мы приехали по поводу Федерико Торреса…
– Документы, – тут же потребовала такса.
– Мы не из следственных органов…
– Тогда ничем не могу вам помочь. – Сеньора тут же потянула дверь обратно на себя.
– Прошу вас, сеньора! Только вы нам можете помочь! – в отчаянии взмолилась Сельвина, думая над тем, что к таксе стоило поехать не им, а Фейджу. Он, как госслужащий, наверняка вызвал бы у Руфины Сантаны куда больше доверия. – Нас к вам направила Камилла Торрес. Мы частный сыск…
– Документы, – повторила такса, притормозив с закрытием двери.
– Можете позвонить в Следственный комитет прямо Саппи Фейджу – он сейчас занимает пост Федерико, – и назвать ему наши фамилии, – министерским тоном предложил Вальтер, разворачивая перед Руфиной свой паспорт.
Такса внимательно посмотрела на них, потом на документы, потом снова на них, затем неохотно подвинулась, пропуская их внутрь.
– Можете позвонить, правда. Так будет спокойней. И вам, и нам…
– Проходите, – махнула она лапой, доставая мобильный телефон и набирая чей-то номер. – Алло, Камилла? Ко мне тут пришли двое… Вы послали? Вальтер и Сельвина, верно. Ну хорошо. Было бы неплохо предупреждать в таких случаях…
На том конце провода, судя по громким шипящим звукам, доносящимся из динамика, Камилла начала свой очередной гневный монолог, и такса, не дожидаясь его окончания, брезгливо сбросила.
– Вы общаетесь с Камиллой? – удивилась Сельвина.
– Пришлось, – покачала головой такса. – Не каждый день у нас с ней пропадают любимые псы, сами понимаете. А знакомы мы давно. Федерико не скрывал меня от неё…
Сельвина была, мягко говоря, шокирована такими «высокими отношениями» главного следака Озея.
– Вы рисуете, – заметила сеньора Веласко, войдя в гостиную-студию, посреди которой стоял мольберт с нанесённым чёрно-белым эскизом.
– Пишу. Всю свою жизнь. – Такса дежурно улыбнулась и вопросительно воззрилась на гостей, словно подталкивая их побыстрее закончить все прелюдии и перейти к наиболее интересующей их теме.
– У нас есть сведения, что Федерико Торрес уехал в Ла-Аделу, – озвучил Веласко, понимая взгляд хозяйки квартиры. – Скажите, как собака, которая занимает далеко не последнее место в жизни Торреса: что его может связывать с этим городом?
– Ничего. – Такса удивлённо округлила глаза. Очевидно, меньше всего она была готова услышать вопрос про этот город. – Мы никогда с ним туда не летали.
– А куда вы летали? – решил уточнить Вальтер. – Поверьте, мы не можем найти Федерико уже больше недели. Нам очень важно знать даже такие, казалось бы, неважные детали…
– Раз в год летали на море, – задумчиво произнесла Руфина.
«Идиотизм! – думал Вальтер, – Жить в Озее, где и так есть и выход в океан, и пляжи, чтобы летать на моря? Денег девать некуда – вот с жиру и бесится, художница…»
– Один раз летали в Пермякию. – Руфина кивнула на одну из картин над диваном. – В горы. Моя работа, кстати.
– Красиво, – признала Сельвина, вглядываясь в полотно, написанное маслом и обрамлённое знатным позолоченным багетом. Такса решила никак не комментировать этот комплимент. Супруги Веласко были не в курсе, что сеньора Сантана являлась известной в Озее, да и во всей Аргентине, художницей, а её работы раскупались как горячие пирожки отнюдь не за малые деньги.
– А ваш муж? – уточнил Вальтер, – Он знал, с кем вы ездите в отпуск?
– Конечно же нет, – отмахнулась Руфина. – Ему я всегда говорила, что еду за вдохновением.
– И он верил?
– Наверное. – Такса улыбнулась. – Для него это было удобно. Он у меня ведь не любит никуда ездить. А я дарю ему такую прекрасную возможность не оправдываться передо мной, что ему хочется остаться в свой отпуск здесь, в Озее. Так что у нас все довольны.
Вальтер про себя согласился, что для супруга Руфины такое положение вещей было действительно удобным. Только, скорее, по другой причине. Наверняка и у него была любовница, возможно, даже и не одна, так что отсутствие таксы в доме было для него самой настоящей отдушиной.
Сельвина же думала немного иначе. Скорее всего, сеньора Сантана прекрасно знала, что у мужа есть кто-то на стороне, и не мешала. Вероятно, чувствуя свою вину за многолетние отношения с Торресом.
– Получается, ваш муж не в курсе Федерико Торреса? – заключила Веласко.
– Нет, – спокойно ответила такса. – Я ещё давным-давно решила, что это будет лишним. Это Федерико решил избавить себя от тайн и секретов хотя бы у себя дома, поэтому в своё время честно всё рассказал Камилле. Я бы так не смогла.
Сельвина медленно двигалась по студии, рассматривая картины. Судя по их количеству, в отпуск с Федерико они ездили далеко не один раз, и даже не десять.
– Мар-дель-Плата, – тихо и с теплом произнесла Сельвина, узнав на очередном холсте солнечную набережную города, в котором они с Вальтером в молодости как-то отдыхали. Перед глазами вновь всплыл тот прекрасный отель, в котором им вдвоём тогда было так хорошо вместе. На какой-то момент Сельвина даже подумала о том, что когда всё это закончится и они вернут Торреса в Озей целым и невредимым, она попробует договориться с Руфиной, чтобы приобрести эту картину. Уж очень понравилась Сельвине эта работа. Она будто была создана для того, чтобы висеть в их уютной гостиной в Виррей-дель-Пино…
– Верно. – Такса снова улыбнулась. – Там мы тоже были.
– А это опять Пермякия? – поинтересовалась Сельвина, зацепившись взглядом за картину, на которой были изображены заснеженные горы и припорошённые конусы елей.
– Согласна, похоже, – довольно кивнула Руфина. – Но это у нас, в Аргентине. Барилоче.
– Красота какая! – восторженно отозвалась Сельвина, вглядываясь в конусы елей и их отражения в тихой глади крупного горного озера.
– Туда мы ездили кататься на лыжах, – сообщила такса. – Удобно. Горный воздух. Утром катания, а вечером вдохновение. Как итог – картина.
Вальтер понял, что его осенило. Барилоче. Горнолыжный курорт. Обычно туда добираются на самолёте. А если туда ехать на машине, или даже на перекладных пригородных поездах, то путь обязательно будет проходить через Ла-Аделу! Торрес уехал в Барилоче. Вернее, в Сан-Карлос-де-Барилоче.
А он всё думал, почему букет с письмом для Фейджа шёл столько дней. Если для Афонсо Торрес отправил посылку с отстроченной доставкой, то с цветами такая история была невозможна. Нет в Аргентине таких услуг – этой ночью Вальтер лично перерыл весь интернет в поисках. Да и содержание посланий Фейджу отличалось от тех, что были высланы Афонсо. Если Афонсо было прямо сказано, что ему не сильно доверяют, то Фейджу уже были предложены варианты зацепок. Всё это говорило о том, что с момента аудиозаписи для Афонсо до написания письма Фейджу прошло время. Время, за которое Торрес успел кое-что обдумать и даже решить.
А это значит, что Торрес заказал этот букет удалённо. Потому и письмо было написано не от лапы, а напечатано на принтере. И заказ он этот сделал именно тогда, когда добрался до своего укрытия. Если ехать в Барилоче на перекладных поездах, то на это как раз и уйдёт почти неделя. Букет был доставлен Фейджу спустя девять дней после побега. Почти всё сходилось.