bannerbannerbanner
Жизнь Тузика Озейло. Переполох в городе

Сергей Трапезников
Жизнь Тузика Озейло. Переполох в городе

Полная версия

«Ада нет,

кроме того,

что творим мы сами»


Пролог

В тюрьму Святого Сириуса я попал совершенно случайно. Каким образом, я толком даже не помню. Из моей памяти стёрлось практически всё, что случилось со мной сразу после того, как я вошёл в тот самый подвал многоэтажного дома на Морском проспекте. Не знаю, что именно там произошло, но в реальность я вернулся лишь тогда, когда обнаружил себя сидящим в грязном и душном полицейском участке напротив жирного английского бульдога, читающего мне мораль. Мне влепили обвинение в сообщничестве с запрещённой группировкой «Аль-Зиди», в кровь разбили морду, а затем безо всякого суда и следствия отправили в камеру тюрьмы Святого Сириуса, где я и прогнивал последующие три месяца. Ведь именно столько я ждал, пока эти бездельники наконец разберутся, что я ни в чём не виноват. Однако, судя по всему, они вовсе не собирались ничего расследовать, а, наоборот, только издевались, лишив меня всех прав, которыми обладает любой заключённый в нормальной цивилизованной стране.

Что касается сокамерников, то поначалу всё шло более-менее мирным путём. Правда, когда стало известно про мою якобы связь с «Аль-Зиди», моя жизнь пса-«первоходка» резко изменилась. Меня избивали по нескольку раз в день, отнимали практически всю еду, забирали подарки, присланные мне любимой женой. А однажды двое «голодных» жлобов – туберкулёзник-алабай и сифозный бультерьер – едва не «опустили» меня на глазах у всех остальных. Я смог заставить их «расхотеть». Самого страшного и позорного, чего я больше всего здесь боялся, со мной не случилось ни в тот день, ни в любой последующий. Их персональной «похотливой шлюхой» я не стал.

Я принялся отчаянно выживать в суровой среде, в которую мне пришлось попасть. Дни слились в одну чернейшую жирную полосу, а когда в начале апреля пришло известие о том, что моя любимая жена Альбина была найдена мёртвой со следами насилия в районе телецентра, всё на свете потеряло для меня смысл. Я умер. Нет, я всё ещё продолжал дышать, двигаться, принимать пищу и справлять нужду. Но стал совершенно по-другому смотреть на жизнь. Мне было абсолютно безразлично всё, что будет со мной, с моими сокамерниками, с теми, кто в тот момент находился по ту сторону колючей проволоки. Мне стало плевать, что будет с городом, с миром, со всеми!

Я возненавидел всех и всё, что окружало меня. И поклялся себе, что, когда выйду на свободу, то отомщу всем этим наглым волосатым собачьим мордам, всем этим чопорным чиновникам и продажным прокурорам! Я отомщу за своего брата, погибшего год назад, отомщу за Альбину, отомщу всему миру! И тогда, может быть, он поймёт, каково это – сидеть в тюрьме абсолютно ни за что, быть самым слабым среди сильных! Весь мир поймёт это, испытав подобное на себе! И я верю, что когда-нибудь настанет день, когда справедливость восторжествует, враги будут наказаны, унижены, а я буду тем, кто будет наводить страх на весь Собачий мир и вытирать о него свои лапы.

Мой сегодняшний день вновь начался с того, что мои сокамерники в очередной раз решили попытаться «отыметь» меня. Схватив за все четыре лапы, жлобы скинули меня, в тот момент ещё спящего, прямо на пол. Но у них ничего не вышло и в этот раз. Их детородные органы сдулись, так и не заняв боевой позиции. Осознав своё очередное поражение, бультерьер и алабай принялись ожесточённо наносить мне удары по всем органам, не защищённым костями скелета. Я попытался перевернуться на живот и накрыть лапами голову, но не смог пошевелить ни одной конечностью. В глазах сильно потемнело. Но, несмотря на это, даже с закрытыми глазами я видел хорошо знакомую мне картину – как остальные сокамерники, словно гиены, скакали вокруг, выкрикивая поддерживающие возгласы и хлопая в лапы.

К счастью, этот нещадный ритуал прекратился с подачей завтрака. Все стадом хлынули к окошку, откуда появлялись тарелки с овсянкой. Все, кроме меня. Я всё ещё не мог оправиться от полученных ударов. Моё тело ныло и гудело. Я попытался встать, но тут же упал. Вокруг уже раздавались бряцание ложек и звон тарелок. С дьявольскими усилиями, под издевательский смешок моих соседей я всё-таки поднялся. Однако, подойдя к двери, обнаружил лежавшую кверху дном миску и лепёшкой распластавшуюся порцию персональной пайки. Снова пришлось есть с пола… Ну ладно, не привыкать.

Устроившись у двери, я принялся принимать пищу. Внезапно раздался скрип. Дверь отворилась, и в камеру заглянула самодовольная харя сенбернара. Все притихли.

– Хейл, на выход!

Я поначалу не понял, что это сказали именно мне, и продолжал есть, поскольку был уверен, что следующий приём пищи случится ещё нескоро.

– Командир, погоди! Наш чушок любит раком постоять…, – послышался насмешливый голос одного из «шестёрок».

– На выход! – грузно повторил сенбернар, выпучив свои громадные глаза.

Я медленно поднялся с холодного кафельного пола, протянул вперед обе передние лапы, дождавшись, когда на них щёлкнут налапники, и в сопровождении сенбернара покинул камеру.

Глава 1. Фотоальбом

Тузик сидел в кресле и наблюдал, как невидимая сила разрушает его город в районе S-образной гостиницы. Здания буквально тряслись от искр, которые то и дело бешено метались по улицам, задевая дорожные знаки и рикошетя от рекламных биллбордов. Дома трескались и, словно песочные фигуры, частично рассыпались на мелкие кусочки. Красочные витрины магазинов лопались, оставляя после себя зияющие дыры. Зеваки и просто прохожие в панике бежали по улицам города, пытаясь спастись. Тузик увидел на крыше гостиницы Аниту, Вегетту и ещё одиннадцать собачек, которые отчаянно сражались с тринадцатью вульфхаундами.

Тузейло понял, что впечатляющая разрушительная сила исходит именно оттуда. Бой продолжался, принимая всё более ожесточённые краски. Меткое копьё Вегетты насквозь проткнуло одного из армии вульфхаундов, и тот, плюясь густыми шматками крови, несколькими мгновеньями спустя уже лежал тридцатью этажами ниже, на мокрой траве, остекленело глядя в ночное небо.

Вульфхаунды, проще говоря – волкодавы потеряли одного воина. Собачка породы скай-терьер, которую звали Русланой, несмотря на свои малые габариты, искусно боролась со здоровенным австралийским динго. И хотя её знаменитая магическая сила была очень и очень впечатляющей, динго всё же был сильнее. Поэтому уже через три минуты непрерывной борьбы Руслана иссякла и была отправлена вниз мощным ударом булавой. Количество сражавшихся в битве сравнялось. Вскоре вниз была отправлена Вегетта, за ней – волкодав. После этого крышу окутал густой дым, и гостиница треснула пополам.

Борьба продолжалась. Изредка мелькали отдельные лапы и головы, после того сверкнула молния – и гроза ударила прямо в трещину, из-за чего та сделалась ещё шире. Город содрогался от каждого звука. Везде были разбитые машины, отчаянно кричавшие горожане и испуганные морды собак. Молния продолжала разрушать гостиницу. Опорные колонны здания на четырнадцатом этаже треснули, отчего верхняя половина отеля просела на этаж. Бой, однако, на этом не прекратился. Анита из последних сил пыталась метнуть своё копьё в злорадного волкодава, который поражал её всё новыми и новыми проклятиями, в надежде урвать момент для совершения решающего удара. К сожалению, силы Аниты не оказались бесконечными, и она свалилась на пол. Вегетта, которая к тому времени уже успела прийти в себя, бросилась помогать подруге. Волкодав с оглушительным воплем полетел с крыши гостиницы. Раздался глухой шлепок – и кровь обидчика фонтаном брызнула во все стороны.

Ситуация обострилась. Со стороны валькирий были огромные потери. Только что вниз была отправлена валькирия Феросидас, хранительница свирепствующего копья – основного талисмана их команды. В итоге напротив пяти вульфхаундов в данный момент в игре оставались только Анита с Вегеттой. Войско валькирий было под угрозой разгрома. Пока ещё существовала слабая надежда на подкрепление из Центра, но в данном положении помощь эта, скорее всего, подоспеть не успеет. Ведь не могут же две хрупкие собаки породы спаниель бесконечно противостоять пятерым огромным псам бойцовых пород.

Всё оборвало внезапное обрушение гостиницы. Поэтому смертельные искры, посылаемые противниками в сторону Вегетты и Аниты, поменяли направление. Анита и Вегетта кружились в непонятном вихре, который с виду был готов растянуть их в длинную лапшу. Ещё полминуты они кружились и наконец исчезли. Вульфхаунды, ничего не понимая, принялись судорожно оглядываться по сторонам и принюхиваться. Уже через мгновение они увидели, как на них летят два исполинских дракона. К тому моменту гостиница с жутким рёвом окончательно разрушилась. Один из двух огнедышащих змеев выдохнул струю пламени, тем самым подпалив шерсть волкодавам. Те бросились врассыпную. Однако далеко им убежать не удалось. Вокруг были одни лишь развалины, передвигаться по которым возможно было только ползком. Вульфхаунды взяли курс в сторону набережной, до которой оставалось каких-то полсотни метров. Исполинские ящерицы вновь выдохнули пламя – и четверо волкодавов, обессилев, свалились на обломки. После того, как драконы исчезли, на их месте вновь стояли целые и невредимые Анита и Вегетта.

– Мертвы? – робко спросила Вегетта.

– Не думаю. Скоро восстановят силы…, – глухо отозвалась Анита

– Мы поступили нечестно, – проговорила Вегетта, отрешённо глядя в пустоту, – это не по правилам. Они ни во что не трансформировались, хоть и имели возможность…

– На войне не бывает правил, – хриплым женским басом отрезала Анита. – Не вини себя. Мы воевали за добро.

– Воевать за добро? – Вегетта горько усмехнулась, после чего вытерла рукавом струйку вытекающей изо рта крови. – Не думала, что такое возможно.

– Нам нужно к шефу, – резко отозвалась Анита. – Придётся объясняться за тот разгром, что мы учинили здесь. Возьми меня за лапу…

 
***

Когда пошли финальные титры, в зале раздались громкие аплодисменты. Весь озейский бомонд, собравшийся в помещении самого крупного кинотеатра города на Авенида де ла Пас, буквально стоял на ушах. Солидные псы в смокингах и их сногсшибательные спутницы в дорогих вечерних нарядах вставали со своих мест и, лучезарно улыбаясь, аплодировали.

– На сцену приглашается исполнительница главной роли, а также голос финальных титров в фильме «Валькирии» Анита Озейло!

Анита встала с кресла переднего ряда и направилась к сцене. Продюсер картины, а по совместительству ещё и директор главного телеканала Озея Констант Мшерст широко улыбнулся и передал ей микрофон.

– Я очень благодарна вам, дорогие зрители, что моя дебютная работа в кино пришлась вам по душе! Я хочу поблагодарить всех, кто поверил в меня и дал мне такой замечательный шанс попробовать себя в той индустрии, работать в которой я мечтала всю свою сознательную жизнь. Не могу не сказать спасибо всем создателям этого фильма: нашему замечательному режиссёру, продюсеру, моим коллегам, костюмерам, сценаристам и, конечно же, нашему композитору Анри Девирфолю. Это гениальнейший пёс! Я просто уверена в том, что подавляющее большинство собравшихся в этом зале меня поддержат. Хочу заметить, что он, как и я, начал работать в этой области совсем недавно, но у него есть неоспоримый талант и просто титаническое стремление к карьере успешного композитора. Уж поверьте мне на слово! А теперь я передаю микрофон нашему генеральному продюсеру Лоренсу Адамсу.

– Спасибо, Аниточка! – Пёс породы водолаз взял микрофон. – Я соглашусь с теми словами, что сказала вам наша Анита Озейло, но и кое-что дополню. Мы сняли картину в рекордные сроки, однако никто из нас ни разу не дал слабину. Все работали не покладая лап, полностью погрузившись в этот грандиозный проект: начиная с гримёров и заканчивая нашими актёрами. Я могу бесконечно перечислять имена и фамилии. Но не буду этого делать, потому что обязательно кого-нибудь забуду и тем самым обижу. В общем, надеюсь, что нам удалось создать качественный и динамичный фантастический боевик, действие которого происходит в хорошо узнаваемых каждому из вас озейских каменных джунглях. Думаю, вы сможете оценить наш кинопродукт вновь, купив лицензионный диск, релиз которого состоится в конце декабря. В каждом футляре для вас будет приготовлен специальный приз от нашей команды, который будет для всех разный. Пока что мы всей нашей дружной компанией ещё думаем над тем, что бы это могло быть. Но даю слово, что придумаем уже в ближайшем будущем. Надеюсь, наша работа по праву займёт на ваших полках почётное место и вы ещё не раз будете наслаждаться ею! Теперь я передаю микрофон нашему композитору, которому не терпится сказать вам пару слов. Анри, тебе слово.

– Благодарю, сеньор Адамс! – Эрдельтерьер Анри Девирфоль принял эстафету передачи микрофона. – Это были несколько сложных и одновременно с этим прекрасных месяцев. Признаюсь: бывали моменты, когда работа совершенно не шла и хотелось всё бросить, однако колоссальный груз ответственности, который я принял на свои плечи, согласившись на работу в этом проекте, перевешивал. Отдельное спасибо хочу сказать Аните Озейло, которая не только проявила себя как великолепная актриса, но ещё и предстала перед нами как талантливая певица. Для нас обоих эта картина стала неким дебютом. Спасибо тебе – ты очень сильно поддерживала меня во всех трудных моментах! Также хочу поблагодарить весь продюсерский состав картины – вы просто Псы с большой буквы! Ну и, конечно же, всех артистов, сыгравших в фильме как главные роли, так и второстепенные. Для меня, как композитора, не существует ненужных ролей. Каждый персонаж для меня – это как звук или нота, сложив которые воедино, в итоге получаешь прекрасную композицию…

Зал разразился аплодисментами. Защёлкали вспышки фотокамер. Тузик признал, что этот эрдельтерьер был хоть и начинающим композитором, но уже знал, что и как нужно говорить, чтобы тебя не забыли уже на следующий день.

– …и эта композиция действительно получилась! – продолжал Девирфоль. – Неделю назад я написал музыку, которая ассоциируется у меня с этим прекрасным коллективом. В свою очередь, сценарист картины написал великолепные слова, в итоге получилась песня. И сейчас, в исполнении всех звёзд нашего фильма, она прозвучит впервые, здесь, на этой сцене!

Свет в зале снова погас, и на сцену вышли все, кого Тузик до этого видел на экране. Тринадцать собачек и их тринадцать соперников по фильму разбились по парам, улыбаясь друг другу. Каких-то полчаса назад на экране их персонажи жестоко сражались друг с другом. Теперь же, без шлемов и боевой амуниции, в обычных вечерних нарядах они выглядели чуть ли не лучшими друзьями.

Конечно же, это была ложь. Тузик был наслышан о далеко не простых отношениях между актёрами во время изнурительных съёмок, поэтому не верил ни одной улыбке, ослепительным блеском озарявшей зрительный зал. Разве что улыбки Аниты и Вегетты, адресованные друг другу, были пусть и не такими алмазными и лучезарными, но всё же больше походили на настоящие.

Песня оказалась нудной, торжественной и не лишённой пафоса. Пелось про небесные высоты, звёзды на небе и про то, как эти звёзды озаряют путь простым смертным. Тузейло не любил такое творчество, но тот факт, что в этом действии принимали участие его любимая жена и супруга его лучшего друга Саппи Фейджа, сделал своё дело – Тузик внимательно слушал произведение и дежурно улыбался. Помимо «светских» журналистов, в зале наверняка присутствуют и другие представители этой профессии, а именно те, которые в последнее время полюбили писать всякие гадости про политиков молодой Российской Автономии, а заодно и поливать жену президента республики всякой дрянью. Что бы там ни говорили завистники, но пела Анита на порядок лучше других, соседствовавших с ней в этот момент на сцене. Немудрено, что именно её голос прозвучал практически во всех композициях звукового сопровождения «Валькирий».

Тузик невольно улыбнулся чуть шире. На прошлой неделе его жена, вся воздушная и счастливая, вернулась домой и с радостью сообщила, что сеньор Девирфоль – молодой композитор, написавший музыку к фильму, – в случае успешной продажи саундтрека намерен всерьёз заняться её музыкальной карьерой. Анита была так счастлива, ей так хотелось петь, быть популярной и принятой зрителями! Тузик же, в свою очередь, понимал, что она пока толком даже и не представляет, что её ждёт. Какой именно стороной в случае её успеха повернутся к ней все те псы, которые сейчас мило улыбаются и дежурно чмокают её в щёчку при встрече. Сейчас она для них – всего лишь амбициозная жена президента Российской Автономии, возжелавшая сыграть в громком фильме главную роль. А вот уже потом, когда она запустит собственный музыкальный проект, и если этот проект по-настоящему станет успешным, её сделают врагом номер один. Анита не была глупой собакой. В конце концов, она сама какое-то время проработала в журналистике и таких законов просто не могла не знать. Просто сейчас находилась в такой эйфории от предвкушения чего-то важного в жизни, что всё это вскружило ей голову.

Тузейло знал, что в какой-то момент, в своём забвении, она всё-таки ударится затылком о суровую действительность, в которую попала. Но не ограждал её от этого. Каждый публичный пёс или собака должен пережить «звёздную» болезнь самостоятельно. Безо всяких психологов и назойливых советчиков, как лучше жить и поступать. Он был уверен в том, что Анита – собака довольно сильная, которую просто так, не уколовшись, невозможно взять голыми лапами. Что касается неминуемого эмоционального перепада, который ожидает её месяца через два-три, то пережить это в любом случае будет проще, чем все те беды, которые навалились на их семейство раньше. Ведь не сравнишь же потерю Луны Картер, погибшей полгода назад в поезде метро, с каким-то очередным жалким скандальчиком, раздутым безмозглой корреспонденткой проходной жёлтой газетёнки по поводу неудачного наряда Аниты Озейло на красной дорожке! Это же просто смешно!

В общем, Тузейло Фридрихович вполне сносно и спокойно относился к новой деятельности своей жены, несмотря на то что эта её деятельность заполонила собой всё пространство их личной жизни, включая утренние беседы за завтраком, разговоры по телефону и вечерние посиделки. Тузейло почему-то был уверен, что это рано или поздно прекратится. Не может же его жена постоянно говорить только о себе и о своих творческих планах! Пройдёт время, и всё уляжется. Тузик вспомнил себя несколько лет назад, когда все разговоры со сверстниками вертелись исключительно вокруг него, а также его маниакального желания основать собственный город. В какой-то момент это всё прекратилось – вот и у Аниты обязательно пройдёт.

Песня подошла к концу. Артисты, взявшись за лапы, подошли к краю сцены и отвесили низкий поклон. В зале вновь стоял шквал визга и аплодисментов. Кажется, премьера удалась. Или же гости всего лишь радовались окончанию представления, в экстазе рисуя у себя в голове картины, как уже совсем скоро будут веселиться и безвкусно «дрыгаться» на after-party этого светского мероприятия, куда их, разумеется, не забыли пригласить. На этом моменте Тузик Озейло едва заметно фыркнул, встал со своего кресла и направился к жене, чтобы галантно протянуть ей свою лапу и помочь спуститься со сцены.

***

Темнело уже заметно раньше. Верхние этажи небоскрёбов, как и прежде, всё ещё освещались холодным октябрьским солнцем, в то время как нижние уровни уже купались в ночном уличном освещении и неоновой рекламе. Автострады, словно по команде, разделились на две равные половины – одна сияла ярким белым светом, а вторая, благодаря задним фарам автомобильного потока, слабо мерцала красными оттенками.

Тузик с грустью подумал, что не далее как два месяца назад город за окном погружался в темноту тогда, когда он уже успевал приехать домой, отужинать с Анитой и блаженно расплыться в кресле перед экраном нового телевизора. Теперь картина за окном успевала проделать свои режимные перемены ещё до того, как его рабочий день подходил к концу.

С улицы доносился такой сильный шум, что даже трёхкамерный стеклопакет не защищал Тузика. Администрация Российской Автономии, где сейчас восседал Тузейло Фридрихович в качестве президента, расположилась прямо в здании мэрии, которой после провозглашения республики было решено пристроить сверху дополнительные этажи. Вокруг этого возникало множество споров, однако в итоге было решено остаться в том же здании. Во всяком случае, переезд важнейших документов и архивов прошёл в штатном режиме и практически без потерь. Уже в июне, буквально через две недели после провозглашения Республики Русь, здание мэрии прошло проверку. Полученное разрешение на строительство дало возможность достроить сверху дополнительные тридцать этажей. Строительство велось настолько в ускоренных темпах, что плохо установленные окна, пропускавшие шум снаружи, казались чуть ли не самыми малыми недоработками, с которыми столкнулись слуги народа после сдачи объекта в эксплуатацию. Лифты часто застревали, штукатурка в коридорах потрескалась уже через неделю, а стены были настолько кривыми, что порой было невозможно ровно повесить портрет президента Аргентины над столом. В бешенстве Тузик тогда рвал и метал. В результате подрядчик поклялся исправить все «косяки» до конца года и в первую очередь привёл в порядок зал заседаний, в который имели доступ журналисты. Уж они-то, завидев кривые стены, точно бы не сдержались от язвительных замечаний, объявив виновным во всём, разумеется, как и всегда, непосредственно правительство.

Празднование Дня города в этом году перенесли с конца июня на конец августа, приурочив его ко дню официального открытия здания правительства республики и запуску долгожданной второй ветки метрополитена. Долгожданной, вероятно, потому, что она позволяла добраться в центр города из кварталов, которые находились по ту сторону реки, минуя ужасные пробки на мостах. Что же касается самой реки, разделявшей город на две части, то ей ещё в мае, сразу же после выхода Декрета о Российской Автономии, сменили название. Неблагозвучное для русскоязычного пса «Гафния» заменили на «Ирга». А для закрепления нового наименования в головах горожан перед гостиницей «Виктория», прямо по центру русла, выстроили искусственный остров в форме стрелы, указывающей направление течения, и прямо на этом острове разбили парк «Иргинская Стрела». Новый символ столицы Российской Автономии в комплексе с S-образной гостиницей «Виктория» помпезно открыли также в День города.

С того момента прошло уже полтора месяца. Атмосфера праздника давно развеялась, а суровые будни дали о себе знать уже на следующий день. Колоссальный объём работы, навалившийся на Тузика с того момента, как его в феврале восстановили в должности, казалось, не закончится никогда, а наоборот, будет только разрастаться в геометрической прогрессии. Как бы там ни было, но когда-нибудь станет чуть легче, Тузейло был в этом уверен, поэтому, невзирая на усталость, разгребал постоянно растущие кучи неотложных дел, в надежде на то, что это хоть как-то приближает его к тому счастливому дню.

 

В полвосьмого, когда почти все работники администрации уже разъехались по домам, Тузейло наконец привёл свои дела в тот вид, в котором завтрашним утром они бы не вызвали у него беспредельный ужас, и двинулся в сторону дома.

– Ты что так долго-то? – спросила Анита, когда Тузик, не чувствуя задних лап, переступил порог их квартиры на Таймс-Сквер.

– Работы много было, – спокойно ответил Тузейло и повесил пальто на вешалку.

– С этими назначениями, я смотрю, с ума можно сойти! – недовольно прокудахтала его жена. – Кого ещё не назначили?

– Министра культуры ещё нет, а также министерство образования пока не сформировано полностью.

– Министра обороны нам не хватает, – проговорила Анита.

– Мы автономия – нам не положено, – отрезал Тузейло. – Хотя ты, конечно, права. Доверие к аргентинскому правительству у нас падает с каждым днём. Не удивлюсь, если наступит день, и мы разойдёмся по разные стороны баррикад. А этого мирным путём никак не достигнешь… Завтра в Озей прилетает министр обороны Пермякии.

– Что он забыл у нас? – спросила Анита. – Летел бы в Буэнос-Айрес, в столицу.

– Я так полагаю, они устали от того, что их территорию превратили в кладбище отработанных ракет. И Буэнос-Айрес любезно предложил им нашу кандидатуру, как их преемника в этом деле…

– Что? – воскликнула Анита. – Вот уроды! И что ты собираешься делать?

– Откажу, естественно, – невозмутимо ответил Тузейло. – Не хватало мне ещё захоронения ракет тут! Буэнос-Айрес, судя по всему, предпочёл забыть, что у нас здесь сейсмоопасная зона. Надо будет напомнить им. А вот с Пермякией ругаться не хочется совсем. Всё-таки бывшая российская колония. Их поддержка в современном мире была бы нам очень полезна. Думаю, скину всё на Буэнос-Айрес – пусть он с ними и ругается.

Анита ничего не ответила и молча поставила перед Тузиком тарелку с ужином.

– Пап, привет! – В коридоре показалась мордочка Ани.

– Привет, моя хорошая! – Тузик поцеловал дочь. – Как дела в школе?

– Пап, опять ты про учёбу! Сегодня же суббота…

– Именно, – подтвердил Тузейло. – В конце недели ты показываешь дневник.

– Наша с тобой дочь не только отметки в школе зарабатывает, Тузик! – отозвалась Анита. – Да, Аня?

– Да, мам, – кивнула Аня и села напротив отца. – Наша танцевальная школа сегодня устроила флешмоб в торговом центре. Под твою песню, кстати…

– Что устроили? – не понял Тузик.

– Флешмоб, Тузик, – сказала Анита. – Это когда группа собак собирается вместе и совершает какое-то заранее оговорённое действие. Обычно синхронное…

– И зачем это? – спросил он. На его взгляд, это попахивало несанкционированной акцией в общественном месте, участие в которой его собственной дочери Тузика совершенно не радовало.

– Это весело, – пожала плечами Аня. – Кто-то ради веселья, как я. Кому-то нужна эмоциональная подзарядка. Кто-то это делает из-за стремления побороть сложившиеся стереотипы поведения в обществе…

Тузик внимательно слушал свою дочь и не без интереса смотрел на неё. Хоть она и родилась меньше года назад, выглядела уже годика так на полтора. Внешностью она пошла в маму, характером, судя по всему, тоже. От отца Анна Тузиковна унаследовала лишь цвет шерсти и излишнюю придирчивость к мелочам. Благодаря такому вот стремительному росту своего чада родители пришли к выводу, что дочку пора отводить в школу. И хотя разница между ней и её одноклассниками была весьма значительной, это никак не повлияло на её учёбу. Шёл уже второй месяц обучения, а Аня приносила домой только хорошие отметки. Что же касается школьных учителей, то и они были крайне довольны её успеваемостью, хотя до этого и относились к столь раннему началу обучения весьма недоверчиво.

– …ты бы видела, мам, как они под твою песню расшевелились все! Пара собак даже вместе с нами плясать начали.

– Главное, чтобы эти твои танцы не мешали занятиям в школе, – заключил Тузейло.

– Ну хватит, Тузик! В самом деле, – вмешалась Анита, – дай ты ребёнку поесть спокойно! Я сегодня смотрела её дневник. Оценки нормальные. Пока она идёт в правильном направлении. Правда, дочь?

Анита похлопала Аню по плечу. Её тактика, основанная на том, чтобы быть для дочери не только чуткой и доброй матерью, но и подругой, с которой можно поделиться всем, даже самым сокровенным, пока не давала сбоев.

– Конечно, мам, – невозмутимо ответила Аня и, кивнув, продолжила отрезать от рыбного стейка кусочек.

После ужина Тузик принял душ, затем прилёг отдохнуть в надежде подремать. Этого ему сделать так и не удалось, потому что в соседней комнате Аня включила музыку. Причём такую, от которой не заснёшь, даже если воткнёшь в уши затычки.

Внимание Тузейло привлекло нечто лежавшее на комоде. Он встал с дивана и направился к находке, которая в итоге оказалась фотоальбомом.

Ещё в феврале Анита с Тузиком договорились как можно реже вспоминать о минувших днях, а также обо всех смертях, которые окружали их семью по прошествии предыдущих месяцев. Также они договорились свести к минимуму даже разговоры на эту тему. И Тузейло, и Анита, несомненно, помнили обо всём случившемся, но пришли к обоюдному выводу, что лишнее теребление этой части их прошлого не принесёт им пользы, а напротив, лишь вгонит в депрессию. Анита, которая за свою жизнь побывала в депрессии уже не раз, решила, что ворошить события с Луной Картер – всё равно, что забивать последний гвоздь на крышке гроба своего психического здоровья. Поэтому по возможности она избегала любых разговоров, косвенно задевающих зимние события, причём даже с любимыми Фейджами.

Сейчас, судя по тому, что она достала фотоальбом, Анита всё-таки решилась поковыряться в прошлом. Тузик удостоил своим взглядом красивую кожаную обложку альбома, а затем перевернул её.

На первой странице была вложена фотография Тузика, Аниты и Ани. Не зря же недавно к ним на дом приходил фотограф! Анита всю свою взрослую жизнь хотела семейную фотосессию. В конце концов Тузейло сдался и согласился. Сейчас, глядя на снимки, он признал, что это было не зря. Нехорошо, когда дочь уже пошла в школу, а у их семьи нет ни одного семейного домашнего снимка! Бесконечные фото из газет и журналов были, конечно, не в счёт.

Следующими в альбоме были фотографии Аниты, её детства. Странно, но Тузик никогда о нём её не расспрашивал. Сначала он увидел Аниту ещё щеночком, у которого вот-вот прорезались глазки. Далее шли фотографии школьных лет. Внимание его привлекла чёрно-белая карточка полной спаниельши, а также симпатичной овчарки. Тузик пригляделся и на сердце у него вмиг потеплело: на снимке рядом с бабушкой Аниты сидела его мама. Тузейло вынул фотографию из альбома и перевернул другой стороной:

«Бабушка и её знакомая», – он узнал Анитин почерк. Неужели Анита не узнала собственную свекровь? Конечно, на снимке его мать выглядела несколько моложе, чем сейчас, но всё же была весьма узнаваема.

Тузейло вспомнил о матери. В последний раз они разговаривали в конце июля, когда у него был день рождения. Весь разговор Тузика не покидало ощущение, что для Хильды, его матери, он был в тягость. Тузик пытался поговорить, рассказать ей что-нибудь, однако чувствовалось, как на другом конце провода этот разговор пытаются поскорей завершить. Тузейло это задело, потому что он искренне не понимал причину столь холодного общения.

Какое-то время Тузик ещё продолжал задумчиво смотреть на странный снимок. Затем его внезапно озарило – Анита не узнала его маму на фото, потому что когда подписывала этот снимок, она ещё не знала кто на нём изображён. А это могло означать, что бабушка Аниты и его мать были знакомы ещё до их свадьбы.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru