bannerbannerbanner
полная версияКому на МФ жить хорошо

Сергей Николаевич Борисенко
Кому на МФ жить хорошо

невеста, жених и сопровождающие их лица, торжественно вступили в зал, где наше появление ожидали, совсем, с другой стороны.

Момент торжественной встречи превратился в неуместный фарс, выходя из которого, жених вместо того, чтобы поблагодарить всех присутствующих и пригласить всех к столу, выдавил из себя:

– Ну, что стоите? Пора бы уже выпить за это дело!

Это был второй момент, пускавший торжество под откос. Дальше надо было произнести торжественно первый тост, заблаговременно мною приготовленный, а жених, вроде бы всех уже настроил на то, чтобы уже выпили и закусили.

Ситуацию ещё можно было спасти, так как рассаживанием за столы и сдвиганием стульев, все выпустили слова жениха. Банкет успокоился и все посмотрели на меня.

Я поднялся, извинился, что волнуюсь, поэтому зачитаю поздравление по написанному. Никто против не был. Я полез в карман. Бумажка, сложенная была на месте. Я достал её, развернул и начал читать…

После первой строчки, которую, я надеюсь, никто на разобрал из – за гула, стоящего над столом, я онемел, поскольку там было написано буквально следующее:

«Секс – как сервис!» – крикнул он. Ну, а крик его, как лай! Сексуальный он мужик – Глинкин Николай! Сексуальная станина, Сексуальная машина, Сексуальная доска, В сексе даже и тоска…

Откуда это взялось? Кто мне это подсунул? Подменили бумажку, чтобы приколоться надо мной!? Так они свадьбу срывают! Да и какие могут быть вопросы: «кто подменил?» И так понятно! Стиль сложения Миколын, написано его рукой! Да я его порву на кусочки, на тряпочки за это! А сейчас – то, что делать?

– Что делать, что делать? Тоже мне Чернышевский нашелся! Спасать положение надо…

Кое – как промямлив какую – то отсебятину вместо поздравления, я присел на стул, потеряв и аппетит, и желание выпить за молодых. В голове стучала только одна мысль: «Скорее бы танцы начались, я устрою Миколе «козью рожу на вертолёте!»                    Вот и танцы! Девочки покушали и скорее стали увлекать своих кавалеров в танцевальный круг.

Самое время идти с разборками.

Зажав ничего на подозревающего Миколу в дальнем углу, я достал из кармана бумажку и подсунул её к носу виновного.

– Что это такое? – Это бумажка. – Ты дураком не прикидывайся! Ты что, приколоться решил? Нашёл время и место…

Свадьбу друга чуть не сорвал! Ты понимаешь, что над своей мазнёй мы можем только сами в своём кругу поржать. А тут толпа народу, половина незнакомых и тут твои стишки идиотские!

– Какие стишки?

Он берёт из моих рук бумажку и начинает читать:

Поднимем бокалы за Колю и Люду…

Я, вообще ничего не понимая, беру бумажку, а она оказалась исписанной с обеих сторон: с одной моё поздравление молодым, с другой эпиграмма на нашего одногруппника, у которого последнее время появилась странность всё сверять на сексуальность.

Я «прокололся» за сегодня в очередной раз. Пришлось извиняться перед Миколой, но он из человеколюбия меня тут же простил, тем более, что теперь у нас в арсенале оказалось неплохое поздравление, которого ни у кого не было и его можно будет не раз использовать в безвыходных ситуациях, и отличная, смешная эпиграмма, которая, кстати, очень понравилась самому её герою.

Глава 5

Посылка – лучший подарок натощак.

Вам, когда – либо доводилось получать по почте посылки от своих родных?

Если да, то для вас в этом нет ничего удивительного и необычного, а вот если нет, то, оказывается, бывают моменты, когда такое послание от близких очень хочется получить.

Я бы сам так никогда не думал, поскольку за свою жизнь, особенно студенческую, посылки получал и отправлял, и это не доставило лично мне особого удовольствия.

Но вот прошло много лет и моя дочь выросла и стала студенткой университета, часто бывала у своих подружек, проживающих в общежитии. Там не однократно при ней девчонки получали посылки от своих родителей.

Всем, в том числе и моей дочери, было очень интересно вскрывать посылку и извлекать из неё на свет Божий неожиданные предметы.

Это было до такой степени интересно, что она однажды даже пожалела, что в отличие от нас, своих родителей и своих девчонок – подруг она местная жительница, проживает дома с родителями, а не в общаге и ей никто не присылает посылок с массой всяческих нужных и не очень нужных предметов.

– Это так интересно! Получаешь посылку, которую тебе прислали, а ты не знаешь, что там внутри. Вскрываешь её и достаешь оттуда всякие «шарушки», рассматриваешь их, прикидываешь: зачем это тебе может пригодиться?

– Потом достаёшь какую – ни будь новую одежду, примеряешь её на себя, потом все девчонки примеряют, решают, что с чем носить и кому это больше пошло.

– Потом из посылки вынимается какая – ни будь сладость, не важно. И тут же решают все, что просто необходимо с этой вкуснятиной попить чаю. А это, считай, только самое начало настоящего веселья.

Выход, конечно, я придумал, и, сговорившись с женой, мы стали прикупать всякую мелочь: оригинальный шампунь, фигурное мыло, водолазку, джинсы и прочее, и прочее.

Не забыли взять любимых конфет, новую книжку по психологии и ещё чего – то много мелкого, но что можно долго рассматривать. Упаковали в виде посылки, подписали наш почтовый адрес, только получателем посылки значилась дочь.

Взрослый человек, студентка третьего курса радовалась, как пятилетний ребёнок!

А мы, все, будучи студентами приезжими, проживающие в общаге, вовсе не ждали посылок, уже давно приспособившись жить на средства в объёме стипендии, а когда не хватает этих средств, то идти на «калым», то есть на ближайших прирельсовых складах предприятий разгружать в выходной день полученный предприятием груз.

Почему – то железная дорога имела такую манеру: поставлять вагоны с грузом предприятиям в выходные дни, когда собственные грузчики отдыхают, а вагоны необходимо освободить от груза и вернуть железной дороге, иначе неминуем солидный штраф предприятию за простой собственности железной дороги – вагонов. Это, конечно, для начальников материально – технического обеспечения предприятия был бич, но зато для

студентов – благодать! Всегда можно было подзаработать.

Но вернёмся к посылкам.

Вдруг в общежитском ящике для писем обнаруживаешь извещение о посылке. Причём эта бумажка никогда не бывала первой.

На ней всегда красовалась надпись: «Повторно», а это означало, что уже не менее недели твоя посылка лежит на почте, и, когда ты её будешь получать, то имеешь перспективу заплатить ещё за хранение. Сумма не велика, но скудный студенческий кошелёк щипала, а если ещё дольше не получать, то эту посылку могли отправить назад отправителю. Представляете какой был бы переполох в родительском доме: их чадо не получило посылку, значит с ним что – то случилось!!!

И тут же организуется проверочная поездка в Томск, в общежитие с выяснением причин неполучения.

А получить посылку в почтовом отделении №34 было просто героическим поступком!

Я не видел больше ни одного почтового отделения в стране, которое было бы загружено работой как это в семидесятые годы двадцатого века.

Кроме большого жилого массива «нормальных» людей оно ещё обслуживало почти весь студгородок политехнического института.

У дверей отделения собиралась громадная толпа народа ещё задолго до открытия почты. Все эти ожидающие плотно забивали рабочее пространство до такой степени, что разобраться было невозможно, кто к какому оператору стоит.

А сами операторы занимались тем, что принимали корреспонденцию: газеты, журналы письма своих абонентов и распределяли их по адресам, принимали и отправляли переводы, посылки, телеграммы.

Тут же находился телефонный переговорный пункт. Только

одних посылок было столько, что ими было забито под потолок специально выделенное под это помещение и посылки там не вмещались, а вылезали на всеобщее обозрение как дрожжевое тесто из кастрюли и расползались по всей территории за стойкой работниц. Работницы там, за стойкой бегали, суетились, постоянно спотыкаясь о посылочные ящики и громко при этом чертыхаясь!

Как они ориентировались в куче посылок и что – то там находили – для меня до сих пор огромная загадка.

Глядя на всё это столпотворение людей, я всегда искренне жалел местных, ни в чём не повинных жителей, которым на этой же почте было необходимо получать пенсии, получать или отправлять те же самые посылки или переводы, подписываться на периодику, оплачивать коммунальные услуги.

Каждый из студентов попадал на почту не часто, от случая к случаю. Просто нас было огромное множество и придя хоть раз в год, уже создавал там топу. Зато местным жителям посещение было обязательным ежемесячно из – за необходимости, о которой я сказал. Вообще, мы, жители комнаты 314, посылки получали не часто.

Как – то сложилось, что мы всё привозили с собой, возвращаясь с каникул: после летних каникул Виталий с юга Узбекистана вез с собой фрукты и дыни, мы его даже встречали, потому что одному донести этот груз было не реально. Я с Центрального Казахстана вез овощи, в основном помидоры и огурцы, Дудин, как правило варенье.

После зимних каникул Николай из Кемеровской области вез домашнее сало, а Юрка, с востока Томской области полные рюкзаки домашних пельменей.

О! Пельмени домашние, изготовленные по сибирскому рецепту из трёх сортов мяса, включая мясо дичи! Не на продажу, а для «внутреннего употребления»! Вкуса просто изумительного! Но самое поразительное в их было – это размер: все как один хоть в длину, хоть в ширину, хоть в высоту! И даже в варёном виде их величина не превышала размера ногтя на большом пальце руки!

Нас мучил естественный вопрос.

– Юрка! Ты что там, в деревне, все каникулы не понимался из – за стола, чтобы столько пельменей налепить?

– Нет! – говорил он. У нас вся деревня постоянно, как устанавливаются холода так по вечерам лепят дома для себя пельмени.

 

Один тесто заводит, раскатывает, нарезает формочкой одинаковые кругляшки, а все остальные лепят.

За вечер налепим два – три поддона и в стайку на мороз выносим. А по утру ссыпаем в мешок. Так за начало зимы несколько мешков пельменей заготавливаем на зиму.

В такой период у нас в комнате бывал «праздник желудка», но, к сожалению, как и все праздники, быстро заканчивался, особенно «праздник пельменного желудка». И наступали повседневные будни со столовской едой.

А тут неожиданность! Посылка! Пришла Виноградову Борису от мамы. Его родители давно не жили вместе и когда – то дети, уже будучи не малышами, сами решили, что с мамой будет жить дочка, а с папой сын. Но родители были вполне интеллигентными людьми, поддерживали нормальные человеческие отношения между собой, и брат с сестрой ездили в гости друг к другу, то к отцу, то к матери.

Борис пошел за посылкой.

А мы все в ожидании.

Ну, даже просто интересно, что прислали? Ведь до этого нам давно посылок не было!

Принёс, открывает…

И сразу по комнате распространился знакомый запах копчёного сала!

Достал, развернул. Точно оно!

– Мужики, живём! Есть чем подкрепиться! Хотя постойте, что – то тут ещё имеется!

Он достаёт пакет, в котором лежат рубашка, свитер, носки, но для всего этого пакет слишком тяжёлый!

Оба на!

И на свет появляется литровая банка, наполненная чем – то красным, похоже томатом.

Открывает капроновую крышку и у всех тут же стал выделяться желудочный сок от чесночного аромата.

– Парни! Это же «хреновина», тертый хрен с чесноком и помидорами.

Тут же слетали за хлебом, взяли две буханки, и, порезав их на крупные куски, с этой хреновиной в считанные минуты умяли всё яство. Съели как хлеб с повидлом, даже ещё вкуснее было! Вечер прожили не напрасно! Сытые мы неплохо посидели за заданиями и не голодными улеглись спать.

Прошло ещё пару дней. Тот же Борис получает письмо. Пришел в комнату и стал его читать. Вдруг, во время чтения он разразился диким истерическим смехом.

Мы даже напугались: в себе ли он?

Насмеявшись и несколько успокоившись, Борис говорит:

– От мамы письмо получил. Она мне пишет, что отправила

посылку, в которой положила новые носки, рубашку, свитер и очень переживает, в каком виде всё это дошло, потому что во всё это она упаковала банку с хреновиной.

Главное, чтобы банка не разбилась, а то всё перепачкает и надо будет всё выбрасывать, но если банка дошла целой и не разбилась, то имейте в виду, что хреновина очень острая. В ней хрен, перец красный и чеснок.

Если будете готовить себе супчик, то на кастрюлю кладите не больше одной ложки, а то кушать не сможете.

После этих слов нас тоже разобрал искренний, неудержимый смех.

Бедная мама!

Что бы с ней было, если бы она увидела своими глазами, за сколько минут банка её хреновины исчезла в наших желудках!

Надо сказать, что Борис у нас был самым посещаемым своими родителями человек. Однажды его мама приехала к нам в гости, проведать, как поживает сынок, какие у него друзья – сожители.

Посещение это было не только для нас, но и для него, совер -шенно неожиданным.

Мы ушли на занятия, и ничего не предвещало, ни каких гостей. А возвращаемся после третьей пары и обнаруживаем, что в нашей комнате дверь открыта и в ней кто – то хозяйничает.

Войдя внутрь, мы увидели достаточно молодую, интересную женщину в комнате с нашим номером, но не в нашей комнате!

Дело в том, что мы жили относительно многих других комнат в санитарном порядке, как нам казалось!

Полы мыли регулярно, каждый день, так же регулярно вытирали пыль и убирали со стола. Посуду грязной не держали и не разбрасывали её где попало. Да и туалетные принадлежности хранились на своих местах.

У каждого был свой небольшой ящик, разделённый пополам на верх и низ (их всего было четыре, поэтому студенты их называли «октантчиками», как деление пространства в математике на четыре

октанта).

У каждого в своём октантчике хранились туалетные принадлеж -ности и тетради с конспектами.

Так же четыре щели, называемыми шкафами для одежды, завер -шали убранство комнаты.

Для увеличения полезной площади хозяйственной части комнаты, между двух шкафов по верху в пространство для хранения чемоданов были уложены доски. Они создавали целую хозяйствен- ную площадку, которая, как и всё выше перечисленное, были завалены вещами, тетрадями, книгами и чертежами.

Из – за такой заваленности, не хочется говорить «захламлён -ности», потому что мы так не считали, да небольшой площади для проживания одновременно пяти не маленьких парней, комната казалась малюсенькой, тесной, но так жили все.

Так вот комната, привычная для нас, вдруг оказалась неправдоподобно большой: огромное окно во всю стену сияло такой чистотой, что стёкла в раме не замечались.

Шторы, всегда висевшие скрученными в трубочки, и не знавшие стирального порошка, выглядели, как только что из магазина: чистые, отглаженные и даже всегда висевшие нанизан -ными на проволоку и провисавшие посередине, оказались натянутыми как на гитаре струна!

Полы блестели своей вызывающей чистотой, кровати, которые мы, всегда уходя на занятия, заправляем раз и навсегда установившимся порядком, выглядели тоже необычно.

Над кроватями не висело ни одной чертёжной доски с начатыми чертежами (это нас совершенно не обрадовало), а на кристально чистом столе стояла огромная кастрюля с чем – то удивительно вкусным, и большая чугунная сковородка, накрытая крышкой… А запах от них шёл такой, что мы заметили его ещё на первом этаже общежития.

Нас встретила у порога «хозяйка» этого удивительного царства чистоты и уюта.

– Проходите, детки, раздевайтесь и садитесь за стол. Сейчас будете кушать!

Мы в нерешительности мялись у дверей собственной комнаты, не осмеливаясь пройти дальше, чтобы не нарушить этого видения, пока на передний план не протиснулся Борис.

– Мамка! Ты откуда взялась?

– Вот! К тебе приехала, проведать!

– А как в комнату вошла?

– Да как вошла?! Тут, оказывается, каждый знает, что замок вашей двери открывается вилкой, а сама вилка лежит за опанелкой двери.

– Пока вы были на занятиях, я у вас прибралась немного и постирала ваше пастельное бельё. Оно скоро высохнет. Я стирала и сушила в прачечной на первом этаже.

– А теперь за стол и потом можете учиться!

Когда эта женщина всё успела сделать и из чего сготовить такую прорву еды, чтобы накормить пять молодых, здоровых мужских организмов, для меня, наверное, останется загадкой навсегда!

Наварила она для нас большую кастрюлю борща с мясом, такого же размера сковородку котлет и картофельное пюре на гарнир. Всё было умащено вкуснейшей подливой, а запито компотом, которого тоже оказалось ведерная кастрюля!

Пришло время учёбы!

И тут дело дошло до чертёжных досок, а с ними и чертежей – плода труда ни одной бессонной ночи!

Неуверенно развернули свои чертёжные доски, подвешенные на верёвках над кроватями и стали поглядывать по сторонам, где же

все чертежи могут быть?

Не видно!

– Валентина Витальевна! А Вы не знаете, где мои чертежи, обратился Виталик.

– А что у тебя там было нарисовано?

Интересно! Как можно женщине рассказать, что там «нарисовано», когда на лист нанесена развёртка коробки металлорежущего станка?

– Ну, там вот так расположены валы. А на них восемь шестерён. Тут такая стенка станка и в ней конический подшипник…

На половину техническими терминами, на половину на пальцах попытался он объяснить Борькиной маме содержание своего чертежа. Внимательно, без тени смущения или улыбки, выслушав Виталия, она взяла табурет и скрылась за шторками, отделяющими жилое пространство от «октанчиков». Появилась она оттуда очень быстро и уверенно протянула Виталию рулон его чертежей.

После того каждому по очереди она выдала его чертежи в целостности и сохранности, полностью ориентируясь на описание конструкции коробки станка! Несмотря на то, что мы все были в сильном напряжении от присутствия мамы, но жили мы просто барской жизнью!

Через два дня наша лафа закончилась, и она уехала домой к себе.

Трижды приезжал к нам в гости отец Бориса Леонид Дмитриевич.

При знакомстве с нами он сказал, что обращаться к нему полным именем не стоит, слишком длинно и официально, а главное, непривычно ему, потому как его уже много лет зову просто «Митрич».

Мужчина уже очень солидных лет, прошедший всю войну, то

есть он был старше всех наших родителей, но очень крепкий физически.

Охотник и рыболов. Постоянно добывал мясо диких животных, заготавливал его: солил, вялил по рецептам таёжных народов и привозил нам на съедение. Точно так же он поступал с рыбой, угощая нас форелью, хариусом, омулем, тайменем, осетром, стерлядью.

До этого мы даже не знали названий таких рыб, а уж покушать тем более. Один единственный, для кого такая рыба не в новинку это Батя, выросший в тайге на таких же таёжных реках, где только и сохранилась такая рыба.

Рыба, доложу я вам, царского стола!

Приезжал Митрич к нам из небольшого городка Назарово, Красноярского края, ранним поездом, который прибывал в Томск около шести утра.

Не дожидаясь транспорта, он взваливал на плечи рюкзак со съестными припасами и шел пешком. Благо от вокзала идти было не более получаса.

Так, примерно, в половине седьмого, когда мы мирно досматривали свои последние утренние сны, раздавался ужасный грохот кулаками в дверь, от которого мы повыскакивали с постелей в холодном поту и ничего не соображающие.

А в это время зычный голос раскатывался по длинному коридору сонной общаги:

– Эй, вы, поплавки, поднимайтесь! Митрич приехал!

Первым приходил в себя от этого утреннего моциона Борька:

– Мужики, батя приехал!

Мы спешно заталкиваем вчерашние опустошенные бутылки под кровати, а за дверями продолжает неистовствовать Митрич:

– Эй! Хорош тару прятать, открывайте! Или у вас девки

раздетые спят, ну тогда я подожду в столовой! Конечно, никто посторонний у нас не ночевал, и, мы, как только смогли, быстро открыли дверь.

– Ну, даже не интересно! Ни одной девчонки на целую комнату. Имейте в виду! Если следующий раз не застану у вас девчонок, то я заподозрю недоброе!

Мы пребываем ещё в растерянности, а он доволен произведённым эффектом, покатывается со смеху над нами и говорит:

– Так! Найдите мне раскладушку. Сегодня я ночую у вас.

– А теперь быстренько мыться, чистить зубы и в столовую!

– И я с вами. Нужно покушать чего – ни будь жиденького и горяченького после дороги.

– В столовую идём вместе, а то знаю я вас, поплавков. Утром вместо завтрака одной «курятиной» питаетесь под названием «Прима».

– Как хоть у вас готовят? Есть можно?

– Да у нас со вчерашнего дня новая смена поварих на кухне. Ещё не знаем ни самих, ни как они готовят.

– А сами по себе они как? Из их рук еду принимать не противно, аппетит не пропадает?

– Нет! Вполне приятная женщина лет, пожалуй, сорока – сорока пяти.

Заходим в столовую. Там ещё никого нет, мы первые.

Во главе Митрич.

Сразу, только зайдя в столовую, он уставился оценивающим взглядом в новую повариху и, не снижая громкости голоса, наверное, специально, объявил нам:

– Так! Раскладушку мне не ищите. У вас я сегодня ночевать не буду!

– А где же ты будешь ночевать, Митрич?

– У неё, сказал он, и ткнул указательным пальцем в стоящую за стойкой, миловидную женщину.

После завтрака Митрич с нами не поднялся, оставшись в столовой.

Мы ушли на занятия, а когда вернулись, то большая часть привезенных продуктов лежала на столе, часть их исчезла вместе с Митричем.

Ночевали мы в самом деле без него.

Но мы знали, что он собирается пробыть в Томске три дня.

Всё это время мы его не видели, а вечером третьего дня он пришёл и сказал:

– Три дня прошло, для вас я уехал. Меня не искать.

А потом сыну:

– Я недельку поживу у неё, перед отъездом зайду к тебе и оставлю её адрес. Надя приглашает тебя к себе как постояльца.

Придешь, посмотришь, если понравится, то можешь у неё пожить. Платить не надо, я всё отработаю за оставшиеся дни.

Жить, конечно, Борис там никогда не жил, но в гости ходил часто, подружился с её взрослыми детьми, участвовал в семейных праздниках, и, даже иногда ночевал там.

Вдруг, совершенно неожиданно, так как осенний семестр только ещё начался, то есть из дому мы приехали совсем недавно, приходит посылка Серёже Дудину.

Он, как и Борис родом из Назарово.

Но у Бориса отец был энергетиком и работал на местной ТЭС, а родители Сергея оба работали на молококонсервном заводе. В то время это был крупнейший в Западной Сибири подобный завод. Некоторое время и сам Сергей там работал, токарем, что стало предметом приколов со стороны Калдырова в адрес Дудина.

 

– Серёга! А ты до института где работал?

– На молокозаводе, дома.

– А кем?

– Токарем.

– А ты что точил, банки консервные?

После такой дежурной шутки в комнате начиналась возня.

Дудин ловил Кадырова, тот высоченный и очень худой прыгал через спинки кроватей, ища защиту у Шкилёва, который по комплекции был даже больше Дудина.

Иногда, когда Шкилёву хотелось размяться физически, он прикрывал собою Николая и ввязывался в борьбу с Серёгой. В это время две огромные туши мужиков, один из которых занимался классической борьбой и входил в абсолютную категорию, то есть свыше ста килограммов, а второй был штангистом, разминался всегда гирями двадцать четыре и тридцать два килограммов и был сильнейшим тяжелоатлетом в институте на этот период в такой же абсолютной категории, тасовались по комнате, периодически заваливаясь то на одну, то на другую кровать.

Остановить их удавалось только заявлением, что они снова погнули очередную кровать, и надо идти к кастелянше и выклянчивать замену.

Но это бывало далеко не всегда.

Порой Юрка вставал на сторону «обиженного» и они вместе ловили Калдырова, заваливали на кровать, придавив собою его хрупкое тело и, находясь под прессом двух стокилограммовых махин, зачинщику оставалось только визжать, умоляя о пощаде. А эти слоны были совершенно не настроены идти на встречу его увещеваниям, и вытворяли такую процедуру: они закатывали Николая в матрац как рулет и заталкивали под кровать, а потом долго любовались, как тот без посторонней помощи разматывается

и выбирался на свободу.

Серёжа Дудин был борец – классик, как я уже сказал. И вся его массивная фигура выдавала в нём борца такого стиля: высокий рост, длинные и очень ловкие руки, и особенно ноги. Ноги были накаченные до такой степени, что брюки он протирал не на заднем месте отполированными лавки старинных парт, а бедрами между ног. Для тренировки ловкости ног он порою вязал узлы на верёвках ногами и развязывал ими же.

А ещё он ногами, лёжа на своей кровати, стоящей у окна под подоконником, менял пластинки в стоящей на подоконнике радиоле. Вес у Сергея был более ста килограммов, которые даже при его не маленьком росте выглядели лишними. Юра Шкилёв, наш Батя, занимавшейся тяжелой атлетикой, постоянно, во время разминки гирями, приставал к Сергею, чаще всего лежащего в это время на кровати:

– Всё лежишь! Только притворяешься сильным, а сам гирю поднять не сможешь!

– Смогу, позёвывая отвечает Сергей.

– А вот спорим, не сможешь!

– Да могу я, что пристал? Что там поднимать – то тридцать два килограмма. Это ты двумя руками тянешь, а я одной левой…

– Ты не понимаешь!

– Это такое упражнение, кстати, очень сложное: двумя руками из – за головы от лопаток над головой поднять гирю.

– Вот смотри как!

И Батя, легко подняв с пола двухпудовую гирю взял её над головой двумя руками, медленно опустил за голову низко, ниже лопаток, а потом, напрягшись, стал вытягивать её в обратную сторону.

Все мышцы, лицо, руки его налились кровью, вены вспучились как реки в разлив.

Пыхтя и прерывая дыхание, Юрка вытянул эту гирю над головой и вновь стал опускать за плечи.

В этот момент, мирно лежащий в своей постели Дудин, подскочил, перехватил свисающую на руках Шкилёва гирю, и, даже не принимая позы тяжелоатлета, лихо зашвырнул железяку себе за голову, опустил её до лопаток и быстро поднял её у себя над головой, тут же вновь опустил гирю и снова поднял над головой, повторил это упражнение ещё раз. Затем миролюбиво положил в руки изумлённого Бати тяжёлый снаряд.

– Так, что – ли надо? -Так! Только, знаешь. Серёга… У меня – то гиря висит верти – кально вниз, а ты её держал в горизонтальном положении. Я думаю, что так вообще никто не сумеет сделать!

– Да ладно! Я же сумел. Значит, ещё кто – ни будь так же сумеет. Ты – то доволен?

– Да!

– Тогда ещё смотри…

Тут под его горячую руку попался Виноградов Борька.

Дудин сцапал его своими хваталками за ноги чуть выше щиколоток, тут же на вытянутых руках поднял стоящего вертикально и истошно орущего, как потом выяснилось от боли, Виноградова.

Подержав некоторое время, он бережно поставил свой демонстрационный снаряд на пол, а сам прилёг.

– Видел?

– Да!

– Успокоился?

– Да!

– Ну, так больше ко мне не приставай. Я не люблю железом уродоваться, понял?

Батя и в самом деле больше никогда не приставал к Дудину со своим железом, но постоянного выражал огромное уважение к его силище, подаренной природой. А у Виноградова, ощутившего на себе всю эту силищу, ещё долго не сходили синяки у щиколоток в виде Дудинских пальцев.

Вот, вечно лежащего в кровати Дудина, вынудило подняться извещение на посылку.

Не могу сказать. Что он пошел за посылкой нехотя.

Серёжа сразу сказал, что, наверное, ему прислали молоко, а он его очень любил.

Принесённую посылку открывал при всех, ведь это МЫ получили посылку!

Да и, вообще, нам было интересно: как это можно переслать по почте молоко. Мы, по своей наивности, даже забыли, что бывает молоко сгущенным.

Увидев банки, тут же встрял Микола со своей дежурной шуткой:

– Серёга! Так они прислали ещё в банках, которые ты вытачивал?

Его прикол остался без внимания, потому что из посылки на белый свет хозяин извлёк полиэтиленовый пакет, битком набитый солидолом, чем нас немало озадачил.

– Серёга! А зачем тебе солидол?

Тот даже не понял вопрос это или шутка, только повторил как заклинание:

– Сгущёнка!

– Что это такое, Серёга?

– Да вы что, в самом деле не знаете? Это же сгущёнка варёная!

А мы на самом деле не знали.

– А как её кушать, да и, вообще, можно ли?

– Как!? А вот как, сказал Дуди. Взял большую ложку и запустил её в пакет с коричневой жирной массой. Потом эту ложку, с высокой расползающейся горкой сверху, целиком отправил себе в рот и сощурился от полученного удовольствия, как кот на яркое солнышко.

Проглотив, он сказал: можно так, вприкуску с чаем, можно на хлеб мазать. Как кому нравится. Понятно, что каждый из нас по такой полной ложке варёнки отправлять себе в рот не станет. Ни вкуса, ни впечатления, ни сытости не останется.

Побежали за водой, наполнили чайник и поставили его кипятиться, хлеб в тумбочке оказался, а сами стали разбирать дальнейшее содержимое посылки.

Из коробки на стол стали появляться маленькие металлические баночки.

– Ну, ни чего себе, сколько сгущёнки прислали. Я столько лишь в магазине видел.

– Это уже не сгущёнка!

– А что тогда?

– Это варенье домашнее.

– А что же оно как сгущёнка упаковано?

– Это у нас на предприятии тем, кто давно и хорошо работает, в выходные дни разрешается делать свои заготовки в тару завода. Там кто что хочет то и делает: и огурцы, и помидоры, и икру кабачковую. А мои родители всегда варенье на заводе делали, и у нас в погребе оно хранится в таких баночках.

– Так они все одинаковые. Разное варенье упакуешь, а потом не разберёшься.

– Я разберусь. Вот тут стоит маркировка. Под номером «Один» у родителей варенье из малины… И далее он нам сдал все семейные шифры: под каким номером, из каких ягод упаковано варенье, а с другой стороны маркируется год, месяц и число приготовления.

То есть всё, как в заводской продукции.

Последнее, что Сергей извлёк из посылочной коробки, были несколько палок жирной, хорошо копчёной колбасы. На вид она была очень аппетитная: отлично прокопчённая, её жиром пропиталась полностью пергаментная бумага, в которую она была завёрнута, по – видимому, для лучшего хранения. Испорченного запаха она не источала.

Такой подарок судьбы мы никогда просто так не пропускали.

Колбасу было решено съесть под водку.

Сбросились на парочку бутылочек, выделили гонца, а остальные стали соображать, что ещё можно под это приготовить.

Гонец вернулся быстро и не с пустыми руками. В комнате, не найдя больше ни чего, кроме парочки килограммов репчатого лука и пачки маргарина, мы почистили и порезали лук, положили его на сковороду с маргарином и обжарили. Ужин готов! Тем более, что у нас имеется копчёная колбаса.

К жареному луку нарезали колбаски, разлили водку по стаканам, выпили и закусили колбасой…

По лицам поползло недоумение.

– Колбаса всё – таки испортилась!?

– Нет! Не испортилась! Запаха порченного продукта нет! Наоборот, она очень неплохо пахнет, только не мясом, а, скорее, конфетами.

– Какими конфетами, удивился хозяин посылки. Дайте – ко я сам понюхаю…

Рейтинг@Mail.ru