SeHi
Умопомрачение
Глава девятнадцатая
Ерта, как и остальные бухгалтера, 12 апреля 1999 года сидела за своими отчётами, когда вдруг из кабинета главного бухгалтера стал доноситься истошный крик. Они сначала даже не поняли, что происходит, что это кто-то кричит, и только смотрели друг на друга. Потом, как по команде, они побледнели и повскакивали со стульев, и побежали на голос, который доносился из кабинета их начальницы. Зрелище было страшным. Главный бухгалтер выла, царапала себе лицо и рвала волосы, расшвыривая во все стороны попадающиеся вещи. Сослуживцы опешили от увиденного и замерли в дверях кабинета, как по команде. Тут обезумевшая от горя женщина стала кидаться на стены, ударяясь о них, словно хотела себя убить. В этот момент коллеги опомнились и поспешили к начальнице. Одна из бухгалтеров стала звонить в Скорую помощь. Остальные в это время с трудом удерживали женщину. Никто не понимал, что происходит. Наконец, силы оставили беснующуюся женщину, ноги её подкосились, и она повисла на их руках, продолжая вскрикивать не своим голосом. Её кое-как усадили на стул. Она, заваливаясь, по-прежнему кричала. Её стали удерживать на стуле в сидячем положении. Ждать приезда Скорой Помощи пришлось дольше обычного, и бухгалтеры, стоящие вокруг начальницы, уже стали терять терпение. Появившийся врач спешно расспросил коллег о произошедшем, осмотрел главного бухгалтера, и сделал ей успокаивающий укол. Забирать с собой он её категорически отказался: в больницах нет мест.
– Господи, да, что случилось-то?! – воскликнула Ерта, которую трясло от пережитого.
– А вы не знаете? – врач оглядел женщин. – Авиаудары по пассажирскому поезду. Убитые и раненые.
В кабинете повисла тишина. Лишь только руки взметнулись у кого к груди, у кого ко рту. И широко распахнутые в ужасе глаза. Так запомнился этот момент каждому из них.
Безжалостное истребление сербов продолжалось.
Врач прервал тяжёлое молчание, посоветовав отвести несчастную женщину домой и побыть с ней. Как выяснилось позже, главному бухгалтеру позвонили и сообщили страшную новость: её дочь и внучка ехали в атакованном поезде и погибли. Их смогли опознать по оторванным, но не обгоревшим головам. Так страшно и разом потерявшая единственных дочь и внучку, женщина истошно закричала в своём кабинете.
***
Шел девятнадцатый день бомбардировок Югославии, которые президент США Билл Клинтон отдал распоряжение усилить.
В вагонах пассажирского поезда маршрута Белград – Скопье в основном были женщины и дети. Стоял пасмурный день, предупреждений о воздушной тревоги не было. На пути между городами люди могли себя почувствовать почти в безопасности, так как здесь не было никаких целей для авиации НАТО. Мирный перестук движущегося состава убаюкивал сидящих. Кто-то спал, кто-то сморкался, чихал, раздавались детские голоса, иногда возвышались голоса подростков.
В небе, никем не замеченный, маленькой точкой летел военный самолёт. За штурвалом самолёта сидел пилот, которому был дан приказ уничтожить несколько мостов, нарушая логистику Югославии. Впереди, прямо по курсу следования самолёта, был мост через узкую, но глубокую реку. Лётчик был готов нанести авиаудар по своей последней цели, но тут в поле зрения пилота появился подъезжающий к мосту пассажирский поезд. Пилот немедленно передал сведения командованию. Высшие чины приказали не медлить и нанести удар. Пилот тут же подчинился приказу и произвёл запуск ракет. Первая ракета угодила точно в поезд, словно пилот в него и целился. Прогремел взрыв, поднимая клубы чёрного дыма. Вторая ракета тоже попала в поезд, повредив при этом ещё и мост, чего и добивался пилот самолёта. Он отчитался об успехе операции, свернул с курса и направил самолёт на базу.
Два последних вагона были разворочены взрывом. У пассажиров, ехавших в них, не было ни единого шанса на выживание. Третий вагон уцелел, но пожар, начавшийся из-за американского авианалёта, грозил перекинуться на уцелевший состав. Спешно открыв аварийный выход, пассажиров стали эвакуировать из вагона и уводить подальше от состава, переводя по мосту на противоположный берег реки. Дети в страхе кричали, а их матери в шоковом молчании уносили своих дочерей и сыновей подальше от разверзшегося ада, распахнув глаза, полные ужаса. Пламя пожара пожирало искалеченные тела женщин и детей. Пожарные старались сосредоточиться на пламени, чтобы не смотреть на оторванные головы и конечности, вид которых заставлял их сердца холодеть, а к горлу подкатывала тошнота: такого не увидишь на обычном пожаре!
***
Атака на пассажирский поезд не могла пройти мимо ушей Рилинда. Он и Бранимир слушали выпуск новостей по радио, когда объявили о трагедии. Рилинд резко побледнел, а взгляд его остановился.
– Рили, ты чего? – озабоченно поинтересовался Бранимир. – Рили! Ну, же?! – он взял друга за плечи и встряхнул, но тот не реагировал, уставившись в одну точку.
Истерзанное происходящим сознание парня, громко хлопнув дверью, отгородилось от внешнего мира. Бранимир понял, что это шок и нужно действовать быстро. Он тут же вспомнил, что где-то в аптечке у них хранится нашатырный спирт. Оставив оцепеневшего Рилинда на кухне, Бранимир бегом побежал в спальню родителей, нашел заветный пузырёк и торопливо вернулся на кухню, где намочил спиртом свой носовой платок и сунул его другу под нос. Рилинд тут же дёрнулся, скривился и отшатнулся. Взгляд его стал осмысленным.
– Слава богу! – воскликнул Бранимир. – Ты чего это вздумал? Из-за новостей?
– Что это было? – скривился Рилинд и потёр лицо руками.
– Нашатырный спирт. Рили, ты вырубился прямо с открытыми глазами!
– Да?.. Я… я не знаю… внутри стало как-то холодно, пусто и…– тут он замолчал, и вид у него был неважнецкий.
– Так! – Бранимир бросил носовой платок на кухонный стол. – Вот, выпей воды и пошли проветримся! – скомандовал он другу, наливая воду в стакан из-под крана.
Рилинд покорно выпил воду, потом обулся и вышел на улицу вместе с другом. Бранимир, задав достаточно быстрый темп ходьбы, погнал Рилинда по улицам города, стараясь выбирать малолюдные места. Через час беспрерывной ходьбы на свежем воздухе Рилинд, наконец, снова почувствовал себя человеком. И, на его счастье, он не знал, какие мысли посетили его отца, когда он был наедине с матерью Рилинда.
– Рилинд дома? – с порога спросила Ерта.
Мерджим уже отработал свою утреннюю смену, был дома и знал о случившемся с пассажирским поездом.
– Нет. Где-то ходит.
– Это хорошо, – она опустошённо опустилась на стул у кухонного стола.
Родители старались оградить сына от лишних плохих новостей, щадя его психику. Но Рилинд давно понял, что родители от него скрывают часть информации, а потому частенько тихо подслушивал их, оставаясь незамеченным. Однако сейчас Рилинда дома не было, и разговор прошёл мимо его ушей.
– Что произошло? Если ты о поезде, то я уже знаю, – Мерджим тоже сел.
Ерта рассказала ему о случившемся на работе. Они помолчали.
– Ты так и не дозвонился до родителей? – тихо спросила она мужа, на что тот опустил глаза и покачал головой. – Не переживай, – погладила Ерта Мерджима по руке, – скорее всего просто телефонные провода обрезаны где-то.
– Как я могу не переживать? – вскинул Мерджим глаза на жену. – Сейчас в Приштине творится… чёрт знает, что! И, разве, ты не переживаешь за своих? Они же тоже там живут!
– Успокойся, пожалуйста, – Ерта встала, подошла к мужу и обняла его. – Мы ничего не можем для них сделать. Это было их решение: остаться там. Мы можем здесь и сейчас только выжить. Они просили нас об этом. Они страдают, но не переживут, если с нами что-то случится!
При этих словах Мерджим ушел в себя, потом поднял голову и посмотрел на жену. «Это произойдёт очень быстро. Она ничего не поймёт. Никто из них больше не будет страдать», – убедительно сказал сам себе Мерджим и ласково произнёс вслух:
– Не волнуйся, я позабочусь о вас, – он немного отстранился от жены, не выпуская её из своих объятий, положил свою ладонь на её голую шею и, приготовившись сделать это, в последний раз взглянул на свою живую жену.
Полная любви улыбка Ерты заставила его опомниться и быстро убрать свою ладонь с её шеи. «Господи, что это я задумал?! – ошалело подумал Мерджим. – Я только что хотел убить свою жену! Из сострадания! Я рехнулся!?» Мерджим сам себя испугался, он снова посмотрел на свою жену, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Лицо её выражало озабоченность, значит, его испуг отразился у него на лице. Надо держать себя в руках!
– Мерджим? – она заглядывала ему в глаза, стараясь угадать, что с ним происходит.
– Всё хорошо, – он улыбнулся ей в ответ. – Запоздалая шоковая реакция на происходящее. Со мной всё в порядке.
И она ему поверила. Как всегда. Мерджим почувствовал себя мерзавцем, но усилием воли смог переключить свои мысли на другое, более приземлённое. Например, на обед.
После того, как они поели без Рилинда, Мерджиму захотелось остаться одному и подумать над тем, что с ним происходило. Он проводил жену отдыхать, вызвавшись убрать на кухне после обеда. Убрав всё со стола, Мерджим вытер его начисто и занялся мытьём посуды. Это занятие настраивало на философский лад и успокаивало нервы: как раз то, что нужно.
«Как могло случиться, что я захотел убить мою семью, чтобы избавить её от страданий?! Свою семью! Как мне могло такое в голову прийти?! Но и это ещё не всё… Как я собирался это сделать? Почему я был так уверен в своих действиях? И ведь я не собирался ломать ей шею, вовсе нет! Должно было произойти что-то другое… Но что именно? Уж не то ли самое, что когда-то случилось в больнице, когда мой пациент упал со стула замертво? А, что именно тогда случилось? Да, я понятия не имею! Я просто дотронулся до него и… и что дальше? Я что-то пожелал, что-то нехорошее? Я был ужасно зол на него, это я помню. Но, ведь, недостаточно просто прикоснуться к человеку и пожелать ему смерти, чтобы он, и правда, умер?! Так, что же тогда случилось? И почему я сразу так хорошо себя после смерти парня почувствовал, словно вампир, который выпил его энергию вместе с жизнью? – Мерджим замер с тарелкой в руках, всем своим существом почувствовав, что он только что постиг правду, как бы дико это не звучало. – Вампир! Я?! Нет, такого быть не может! Бред! Или… может? Мне надо проверить… убедиться… Я, что, обдумываю сейчас ещё одно убийство ради эксперимента?! Нет, я и правда чокнулся! Такое в голову лезет! – тут он в сердцах бросил мокрую тряпку в раковину, отчего брызги воды полетели во все стороны, попав в том числе и Мерджиму в лицо. – Я – мерзавец, который готов пойти на убийство, лишь бы проверить свои бредовые идеи! Но как же мне жить дальше, когда такое лезет в голову?! Я точно с ума сойду! Но, ведь, можно попробовать и не на людях, а… на собаках или кошках!» Мерджим почувствовал воодушевление. Итак, одна проблема решена. Теперь надо было подумать о своей семье.
«Давай, выкладывай всю правду, – обратился он мысленно сам к себе. – Готов ли я умереть? Нет, не готов. Я вовсе не хочу умирать! Но и жить в страданиях я не хочу, мне было бы гораздо проще, если бы я был один, потому что тогда я бы страдал только за себя. И в этом вся правда! Поэтому я хотел смерти для своей жены и сына! Поэтому, а не для того, чтобы избавить их от страданий в этом мире! Я – чокнутый эгоист! Мерзавец! С такими-то мыслями! И теперь вопрос на миллион: насколько я опасен для своей семьи? Стоп!.. Сначала кошки и собаки, а потом я подумаю и об этом».
Мерджим домыл посуду и под благовидным предлогом ушёл из дома. Отсутствовал он долго, вернулся мрачным, а на вопросы жены и сына, сказал, что очень устал. Мерджим специально ушёл на окраину города, где подкормил пару бездомных собак. Подкармливая, клал им руку на голову и… умерщвлял их одним только пожеланием, при этом он отчётливо ощущал оба раза, что их жизненная энергия, которая каким-то странным образом переходила к нему через прикосновение, залечивала его душевные раны. Трудно описать состояние Мерджима после этого открытия. Итак, он – вампир, пьющий энергию вместе с жизнью или наоборот, это не столь уж важно. Он убивает, и ему от этого хорошо. Он – монстр! Потрясённый Мерджим долго бродил по городу, ничего и никого не замечая вокруг, окружающее казалось ему нереальным, словно приглушённым. И, наконец, он вернулся к вопросу о своей семье. Опасен ли он для жены и сына? Сможет ли он контролировать себя, чтобы не причинить им вред?
«Нет, свою семью я не трону! Это – святое! Я должен защищать их! И для этого мне придётся убивать тех, кто попытается сделать им плохо. Да, убивать! А, ведь я – врач, – с горечью подумал Мерджим. – Я клялся спасать жизни. Это… просто чудовищно!»
Да, это было именно чудовищным. Но он такой, какой он есть. Покончить с собой? А смысл? Он убьёт этим свою семью, причинит им страдания, вред. А он не смеет этого делать. Значит, только и остаётся, что с этим жить. И он будет себя держать в руках с женой и сыном, чего бы ему это не стоило!
От таких мыслей Мерджиму стало легче, и он почувствовал, что теперь может вернуться домой к своей семье.
Глава двадцатая
Рилинд вместе с несколькими своими новыми друзьями, в основном из семей беженцев, попросился добровольцем в больницу, где работал его отец. Лишние руки были как раз кстати. По городу били ракетами, периодически отключалось электричество из-за бомбёжек, и работники клиники физически не справлялись. Добровольцам досталась вся работа, за исключением той, где требовался специалист медицины: уборка помещений, вынос мусора на улицу, мытьё палат и коридоров, транспортировка раненых или тел погибших, уход за электрическими генераторами больницы и ещё многое другое. С отцом Рилинд виделся лишь мельком в коридорах больницы. Они устало улыбались друг другу и тут же спешили по своим делам, которых у обоих было много.
Автомашины организованной югославскими властями колонны беженцев ехали 14 апреля 1999 одна за другой. В машинах были в основном старики, женщины и дети, мужчин почти не было: кто погиб, кто остался сдерживать отряды националистов и террористов. Для соблюдения порядка во время пути вместе с беженцами следовало несколько сербских полицейских.
В небе, ещё не замеченная колонной беженцев, показалась американская ударная авиация. Заметив движущуюся на земле технику, военные самолёты легли на боевой курс. Когда рёв реактивных двигателей был замечен, что-то предпринимать было уже поздно. Люди успели лишь испугаться, внутри каждого словно что-то оборвалось от рёва летящей в небе смерти. Предварительного разведывательного пролёта над колонной беженцев не было, атака была целенаправленной, без тени сомнения со стороны пилотов. Самолёты НАТО совершили сброс бомб прямо над колонной беженцев. Бомбы упали, поразив сразу несколько автомобилей. Начался хаос. Машины остановились, некоторые при этом врезались друг в друга. Женщины и дети стали в панике выскакивать из машин и разбегаться в разные стороны, подальше от дороги, где их могла принять в свои объятья смерть. Уничтоженные машины горели, поднимая чёрные столбы дыма. Пахло горелым мясом – это поджаривались люди внутри горящих машин. Полицейские помогали покинуть машины тем, кто не мог этого сделать самостоятельно. Военные самолёты улетели прочь, но это был не конец, так как они полетели в сторону второй колонны беженцев, более многочисленной. Настигнув следующую жертву, американские самолёты произвели пуск ракет по второй колонне, поразив несколько автомобилей и остановив движение беженцев. Как и в первом случае, люди бросились прочь от дороги, спасая свои жизни.
Пилоты не стали делать повторный заход, чтобы уничтожить всех. Всё выглядело так, словно НАТО решило немного поразвлечься. В итоге несколько десятков человек погибло, несколько человек получил ранения, в том числе и тяжелые. Сербская полиция сообщила по рации о произошедшем и запросила помощь, а весть об этом ужасном происшествии стала распространяться по Югославии несмотря на то, что войска НАТО практически уничтожили телекоммуникационные вышки в стране.
Известие о расстреле колонн с беженцами восприняли в больнице внешне спокойно. На известия о смерти перестали реагировать остро: смерть была повсюду. Люди были измотаны, как физически, так и морально, чувства притупились, по крайней мере, так всем казалось. И было не до переживаний: людей надо оперировать, перевязывать, одним словом, спасать.
Под вечер, когда больница жужжала, словно переполненный улей, в соседнее с ней здание угодила очередная ракета. Оглушительный грохот и последовавшая за ним взрывная волна, разбивающая стёкла окон, заставила всех упасть на пол. Всех, кроме врачей ведущих операцию. Одним из таких врачей был Мерджим. Он был так сосредоточен, что не сразу почувствовал жжение в области ноги. Но, даже почувствовав его, он не позволил себе отвлечься, а продолжил операцию.
– Доктор, – аккуратно обратилась к нему медицинская сестра, – у вас кровь на ноге.
Мерджим оторвал свой взгляд от пациента и взглянул на свою ногу. Ниже колена из ноги торчал небольшой осколок стекла, кровь окрашивала белые штаны.
– Проклятье! – ругнулся Мерджим, вынужденный прервать своё участие в операции. – Закончи за меня, – попросил он ассистента, а сам вышел из операционной.
Ему извлекли осколок из ноги, обработали и перевязали рану. Теперь, когда Мерджим не был занят, боль в ноге стала гораздо ощутимее. Обезболивающее Мерджим пить отказался наотрез – медикаменты нужны пациентам, а он обойдётся. С поставками медикаментов были серьёзные проблемы из-за того, что авиация НАТО не щадила никого и передышку Югославии не давала.
– Сволочи! Что творят! – бросил проходящий мимо отца Рилинд, имея в виду ракетный удар в здание возле больницы. – Сейчас ещё раненых привезут.
Мерджим взглянул на сына, молча кивнул, испытывая неприятную жгучую боль в ноге.
– Что с тобой? – остановился Рилинд, подметив страдальческий вид отца.
Он оглядел отца и заметил пятно крови на штанине.
– Ты ранен?!
– Ерунда, – отмахнулся Мерджим. – Стеклом царапнуло.
Чтобы не выдать, что ему больно, он сцепил зубы. Сын заметил желваки на лице отца.
– Никакая это не ерунда! – серьёзно возразил Рилинд. – Тебе надо домой!
– Нет, сынок, – Мерджим положил свою руку на плечо сына. – Я не могу уйти. Им кто помогать будет? – он кивнул в сторону коридора, где уже слышался нарастающий шум.
Стали поступать пострадавшие, извлечённые из-под завалов разрушенного здания. Рилинд побежал вперёд на случай, если понадобится его помощь. Среди пострадавших он обратил внимание на стонущую девушку. Она была вся в крови, половины одной ноги не было, вторая распухла ниже колена. Но не её ужасные раны заставили Рилинда подбежать к ней, а её мерцающее, словно затухающее, сияние.
– Дайте помогу! – тут же предложил он людям, доставившим девушку в больницу. – Я доставлю её к доктору! Ну, же!
Ему уступили, и молодой человек покатил каталку дальше по коридору, туда, где всё ещё оставался его отец.
– Вот! – запыхавшись, указал на пострадавшую Рилинд. – Посмотри, что можно сделать!
– Сюда её вкатывай! – тут же скомандовал Мерджим и посторонился, давая сыну возможность вкатить пациентку в одну из операционных. – Всё! Теперь иди! – деловым тоном попросил он Рилинда и тут же жестом подозвал к себе медиков.
Рилинд ушел, оглянувшись напоследок на два так по-разному сияющих тела: отца и девушки.
Мерджим тут же стал осматривать пострадавшую. Дела её были безнадёжны. Из-за оторванной ноги и внутреннего кровотечения в брюшине, ей требовалась донорская кровь и срочно, при этом раны были очень серьёзные, и шансов на стабилизацию положения не было. Значит, больница не могла пойти на бесполезное расходование донорской крови, которой на всех не хватало. И тратить на обречённую обезболивающее врач тоже не мог себе позволить. Мерджим снял перчатки и бросил их в мусорку. Ему кого-то снова придётся цинично оставить в муках умирать. Что за жизнь настала?! Заглянув в мутные глаза девушки, которая периодически стонала от боли, у Мерджима словно что-то в голове взорвалось. И он решился. Дав задание каждому в команде, Мерджим положил свою руку на руку пациентки. Та лишь слегка выгнула шею и тут же затихла, синюшностью выдавая смерть. А Мерджиму тут же стало легче. Боль в ноге исчезла, словно и не было никакого ранения.
Он деловито констатировал смерть пациентки, и её накрыли простынёй. В это время к нему уже везли следующего пациента.
***
Оказавшись дома, Мерджим решил снять повязку и посмотреть, что там у него с ногой. Он не был удивлён, обнаружив под пропитанной его собственной кровью повязкой небольшой шрам. «Всё срослось, как на собаке», – подумал Мерджим и тут же вздрогнул, вспомнив трупы бродячих псов, которых он убил. И сегодня он убил не собаку, а человека. Снова человека. Но если первый раз он убил в неконтролируемом гневе, то сегодня он убил из милосердия. И это, естественно, как-то обеляло его поступок. Как не тяжело иметь секреты, но о своей особенности надо помалкивать. Ему никто не поверит, а если поверят, то он станет изгоем, его будут бояться и сразу же осудят.
Быстро соорудив свежую перевязку на здоровой уже ноге для вида, Мерджим пошёл ужинать хлебом и холодным чаем при свечах – света не было из-за ракетного удара по электрической подстанции. Стол они поставили как можно дальше от окна, плотные шторы были всегда предусмотрительно задёрнуты. На всякий случай.
После ужина, Мерджим помог жене с уборкой. Они ещё немного посидели в тёмной гостиной и тихо поговорили, а затем, дождавшись прихода сына, пошли спать, а Рилинд отправился на кухню за оставленным ему ужином.
Мерджим лежал в постели с открытыми глазами и думал о том, сможет ли он уснуть сегодня, после убийства, но уснуть удалось, и даже быстро. Обняв жену, он пригрелся возле неё и погрузился в сон.
Когда на часах было около двух часов ночи, слуха Мерджима коснулся странный звук, очень напоминающий кряхтение и хныканье новорождённого ребёнка. Это заставило его поморщиться, но не открыть глаза. Он лишь перевернулся на правый бок и устроился поудобнее, намереваясь вновь провалиться в сон. Кряхтение и хныканье повторилось. Мерджим обеспокоенно распахнул глаза. Он приподнял голову, силясь понять, откуда исходит этот необычный звук в темноте комнаты. Хныканье повторилось, и мужчина готов был поклясться, что источник звука находится у него в ногах на кровати. Если судить по звуку, то можно было подумать, что там лежал младенец и ворочался. Но, этого не могло быть, их единственный ребёнок, Рилинд, уже давно вырос и спал в своей комнате. Других детей здесь быть не могло. «Мне это приснилось!» – решил про себя Мерджим и взглянул на спокойно спящую жену. – Ну, так и есть!» Он собрался снова лечь, как звук повторился. Мерджима обдало сначала холодом, потом жаром, а затем прошиб пот. Он резко сел на кровати и внимательнее присмотрелся к тому месту, откуда доносился звук. Ему показалось, что там что-то шевелилось. «Сумасшествие!» – подумал Мерджим. Он встал, зажёг свечу и осветил ею кровать. На кровати лежал малыш, которому и года не было, и бестолково молотил ручками в воздухе. «Господи! Ребёнок! Но… откуда он взялся?!» – Мерджим ошалело смотрел на малыша. Прошло несколько секунд прежде, чем врач взял верх над человеком. Встав на колени перед ребёнком, Мерджим склонился над ним, чтобы лучше того рассмотреть. Он дал палец малышу и тот тут же крепко схватил его. В свете свечи блеснули маленькие глазёнки, пытающиеся сфокусироваться на Мерджиме и свече. Тот взял его на руки, и малыша вдруг словно током ударило, он дёрнулся, после чего обмяк с остановившимся взглядом. Ручонка отпустила пальцы Мерджима и безвольно упала.
– Нет! – воскликнул Мерджим. – Что я наделал!? – после этого он почувствовал, как что-то незримое неуклюже ударило его по лицу и весь мир визуально погрузился во тьму.
Мерджим резко дёрнулся и ощутил, что лежит на спине, головой на подушке и накрытый одеялом. Лицо чувствовало последствия удара – это Ерта во сне его задела рукой, тоже резко проснувшаяся от приснившегося ей кошмара. Она подскочила на кровати и прижалась к её изголовью, испуганно глядя куда-то в ноги.
– Что такое? – хриплым от приснившегося кошмара голосом, спросил муж жену. – Ты чего вскочила?
– Фух! – выдохнула та. – Кошмар приснился!
Её немного трясло.
Осторожно она проверила одеяло в их ногах и ничего не найдя, уселась у изголовья, положив руку на сердце и давая тому успокоиться.
– Кошмар? – переспросил Мерджим. – Что за кошмар?
– Приснилось, будто у нас на кровати, – при этом она пальцем указала в район ног, – лежит мёртвый младенец.
– Что?! – от услышанного мужчина подскочил.
– Жуть, – кивнула Ерта, неправильно истолковав поведение мужа. – Ох, ну и сон! А ты? Почему ты не спишь?
Мерджим открыл рот и чуть не рассказал правду. В последнюю секунду он передумал.
– Ты меня задела рукой по лицу, вот я и проснулся.
Ерта тут же его пожалела. Они обменялись нежными прозвищами, успокаивая друг друга, и снова улеглись. Им обоим потребовалось время на то, чтобы успокоиться и вновь уснуть. Ерта провалилась в сон достаточно быстро, а вот Мерджим ещё около часа обдумывал, как такое вообще может быть, чтобы двум разным людям одновременно приснился один и тот же кошмар.