SeHi
Умопомрачение
Глава седьмая
С самого утра воспитательница и её помощницы тихо и возбуждённо обсуждали Меморандум, призванный примирить республики страны. Его текст ещё редактировали, но 24 сентября 1986 года произошла утечка информации, и текст был опубликован в белградской газете «Вечерние новости». Лица воспитателей были озабоченными. Ещё бы! В тексте рассматривалось положение Сербии и сербского народа, в том числе и его судьба в Автономном крае Косово и Метохии, где сербы были поставлены в весьма невыгодное положение. К скандальному Меморандуму прилагались и его оценки со стороны журналистов, имевшие определённо провокационный характер. Одним словом, это был скандал на всю страну с далеко идущими последствиями.
Дети, пришедшие в группу, подмечали секретные разговоры взрослых и пытались понять, что же произошло.
– Что случилось? – тихо спросил Рилинд у друзей, стоя у ящика с игрушками.
Бранимир только пожал плечами.
– Они вчерашнюю газету обсуждают, – уверенно заявила Власта.
– Какую газету? – удивился Рилинд. – Почему?
– Не знаю, – вздохнула девочка. – Мои родители тоже прочитали её и стали шептаться, чтобы я ничего не услышала, вот, прямо, как они, – она кивнула головой в сторону воспитательницы и помощниц.
– Может, ещё одна атомная станция взорвалась? – предположил Бранимир, вспомнив об апрельском инциденте в Советском Союзе с Чернобыльской АЭС.
– Только не это! – вырвалось у обеспокоенного Рилинда.
– Да нет! – отмахнулась Власта. – Тут что-то другое.
– Ты можешь дома найти ту газету? – поинтересовался Бранимир.
– Не-а, – Власта вытащила игрушку из ящика. – Родители её куда-то прибрали. Да и читать я ещё не умею.
– Я умею, – гордо произнёс Бранимир. – Попробую найти у себя дома сегодня.
В этот момент в группу вошла заведующая детским садом. Окинув детей взглядом и убедившись, что с подопечными всё в полном порядке, она подошла к подчинённым и тихо, но настойчиво сказала:
– Я прошу вас всех не обсуждать тему Меморандума на рабочем месте, такие темы оставляйте за стенами этого учреждения. Ясно?
Воспитатели закивали, а вид у них стал напуганный. Известное дело: за такие разговоры можно и с работы вылететь со статьёй. Кому этого хотелось?
– Хорошо, – удовлетворённо кивнула начальница. – Займитесь детьми, – кивнула она в сторону ребятни и вышла из группы.
Воспитательница и её помощницы, принялись молча доставать канцелярские принадлежности и разноцветные листы бумаги, намереваясь заняться с детьми аппликацией.
– Ого! – шепнула Власта. – Заведующая приходила, и они замолчали!
Бранимир посмотрел на воспитателей. «Обязательно поищу ту газету!» – подумал он и не забыл своего намерения. Вечером родители Бранимира за ужином обсуждали план покупок на завтра и другие домашние дела. Родители говорили «ни о чём», такое определение дал разговору Бранимир. Это ещё больше подзадорило мальчика, он был полон решимости найти заветную газету и раскрыть тайну взрослых.
Поев и поблагодарив за еду, Бранимир выскользнул из кухни. Родители остались одни и закрыли дверь за ним. Бранимир не сомневался, что они сейчас начнут шептаться о важных делах, пока он их не слышит. Этим временем надо было воспользоваться для поисков. Включив свет в гостиной, мальчик начал обыск. Среди журналов и вещей на журнальном столике газеты не оказалось. На телевизоре тоже было пусто. Бранимир быстро проверил ящики и дверцы стенки. Газеты не было. Высунув голову в коридор, он прислушался, не идут ли родители. Нет, они занимались посудой на кухне и разговаривали: мама мыла, а папа вытирал насухо. Бранимир слышал, как льётся вода, и раздаются неразборчивые голоса.
На цыпочках мальчик пробрался в родительскую спальню, зажёг там свет и стал копаться в ночных тумбочках, стоящих по обе стороны от кровати. С отцовской стороны, среди его вещей, он нашел свёрнутую газету, с очень большой статьёй на переднем плане. Бранимир сразу сообразил, что это и есть та самая статья, которая заставила взрослых волноваться.
– Ничего себе! – пробормотал Бранимир, разглядывая статью.
Читал Бранимир неплохо для своего возраста. Но текст был такой большой и в нём было так много слов, смысла которых он не понимал, что мальчика охватило уныние, а от мелкого шрифта заслезились глаза. Бранимир кое-как понял из статьи, что речь в ней идёт о каком-то Меморандуме, который был плохим, но что это такое и что с ним не так, он не смог понять из тех отрывков, которые смог осилить прежде, чем отложил газету. Ему стало ясно, что он не в силах проникнуть в мир взрослых и не поймёт прочитанного и просто теряет время и силы впустую. Положив газету обратно и выключив свет, Бранимир тихо вернулся в гостиную, взял свою книгу и удобно уселся под торшером, делая вид, что он тут и сидел. Дверь кухни открылась и оттуда вышли родители. Время тайных разговоров и мытья посуды закончилось.
***
Рилинд, вернувшись из детского сада домой, не предпринимал попыток искать заветную газету, но он надеялся что-то выяснить по телевизору во время выпуска новостей. Но родители, явно сговорившись, не включали телевизионный приёмник, а радио со стены папа снял, вроде, как починить. Вид у папы был неубедительный. Значит, радио убрали специально. Рилинд специально подкрадывался на цыпочках и прислушивался к разговорам родителей, но Ерта и Мерджим обсуждали исключительно семейные дела. Наконец, Рилинду надоела игра в шпиона.
– Мам, мне скучно, – мальчик решил действовать напролом. – Можно телевизор посмотреть?
При этих словах Мерджим бросил быстрый взгляд на жену, а глаза Ерты на секунду скользнули по лицу Рилинда и предательски забегали, Рилинд понял, что она срочно ищет повод отказать. Наконец, она улыбнулась ему явно фальшивой улыбкой. «Не разрешит!» – уверенно заявил голос в голове у Рилинда.
– Да, ну его, этот телевизор! – произнесла лёгким тоном Ерта, – У тебя столько всяких игрушек! Лучше вместе поиграем. Или почитаем.
И тут Рилинд упёрся.
– Не хочу, – решительно заявил он. – Мне надоели игрушки, а книжки я уже сто раз слушал. Мне скучно! Хочу телевизор!
– А вы порисуйте! – предложил Мерджим, спасая положение.
Сын посмотрел поочерёдно на родителей и решил пойти на компромисс. Сейчас он порисует, а потом настоит на телевизоре.
Рилинд кивнул и направился в детскую комнату, Ерта последовала за ним. Усевшись за письменный стол, Рилинд стал доставать из выдвижных ящиков листы бумаги и цветные карандаши, а его мать в это время ставила ещё один стул, для себя, рядом со столом.
– Что будем рисовать? – спросила Ерта.
В детскую комнату вошел отец семейства, желая принять участие в рисовании хотя бы в роли зрителя.
– Не знаю, – задумался мальчик. – Давай рисовать наш дом!
– Отлично! – согласилась с ним мать, и они, каждый на своём листе бумаги, начали рисовать многоквартирный дом.
Мерджим, слегка склонившись над письменным столом, с интересом наблюдал, что у них получается. Рилинд, в силу своей детской бесхитростности, по-настоящему отвлёкся. Итак, на рисунках ребёнка и его матери появились дома. Масштаб и пропорции не были соблюдены, как и количество этажей. Но окна своей квартиры оба обозначили красивыми занавесками и горшками с цветами. Ни одно другое окно не могло похвастаться такой красотой.
– Не хватает деревьев и травы перед домом, – прокомментировал Мерджим, усмехнувшись.
– Сейчас дорисую, – тут же согласился с ним Рилинд и принялся рисовать зелёные, несмотря на осень за окном, траву и деревья.
Молча улыбнувшись и кивнув, Ерта так же дополнила свой рисунок недостающими, по мнению Мерджима, элементами.
– Готово! – воскликнул мальчик.
– Может, чего-нибудь ещё не хватает? – приподняв бровь, иронично поинтересовалась Ерта.
– Да, – задумался на пару секунд Мерджим, – кое-что я бы добавил.
Он не стал ничего говорить, а просто взял у жены её рисунок и чёрным, синим, красным и желтым карандашами дорисовывал на крыше дома флагшток, на котором развивался сине-бело-красный флаг, в центре которого красовалась красная звезда в золотой окантовке. Это был государственный флаг Югославии. Мужчина знал, жене такое добавление понравится. Ерта, улыбнувшись, подняла голову вверх и её губы поманили Мерджима к себе. Они поцеловались, а Рилинд, слегка поморщившись от этого зрелища, принялся перерисовывать флаг на свой рисунок.
Они так долго просидели за рисованием, что, когда мальчик попытался настоять на включении телевизора, оказалось, что ему уже давно пора спать. Рилинд понял, что его провели вокруг пальца, но не обиделся. Время они, всё-таки, провели здорово. К тому же он, рано или поздно, всё равно всё узнает. Ему и в голову не приходило, что напрасно он хочет вникнуть в дела взрослых.
Родители, как могли, охраняли его покой и душевное здоровье.
Глава восьмая
Ни Ерта, ни её муж утром ещё ничего не знали, поэтому их утро началось обыкновенно. Семилетний Рилинд ещё лежал в кровати, но уже не спал. Он слышал, как родители загремели на кухне чайником и посудой. Он закрыл глаза. Ещё есть минут десять, чтобы вздремнуть.
Чтобы прогнать остатки сна, родители включили радио и сразу же услышали о случившемся. Мерджим тут же резко уменьшил звук. Они замерли и стали слушать. Ночную тишину, царившую в казармах 3 сентября 1987 года, разорвали резкие звуки выстрелов. Четверо спящих солдат Югославской народной армии были вмиг убиты, ещё несколько человек получили тяжёлые ранения. Стрелявшим был солдат-срочник, албанец по фамилии Кельменди, который скрылся из части с оружием в руках. По радио передали, что преступник придерживался дружбы только с албанцами, с остальными вёл себя агрессивно, что ещё учеником средней школы он участвовал в группах, отмеченных националистическим поведением, что в 1984 году предстал перед судом за попытку нелегально перейти границу. Накануне к нему приезжали его родители, а ночью он открыл огонь по спящим. Сообщили, что вооруженного преступника нашли недалеко от города мёртвым, он покончил с собой.
Мерджим и Ерта переглянулись. У их сына в школе сегодня может быть неприятный день. Они решили ему рассказать о случившемся, но только вкратце. И научить, что отвечать на возможные нападки, чтобы не стало хуже.
Спустя неделю после случившегося в обществе всё ещё ощущалось сильное напряжение. Расследование показало, что у преступника были сообщники из числа албанской сепаратисткой группы, которая не гнушалась использовать любые методы. Похороны убитых солдат прошли неспокойно. Тысячи людей вышли проводить их в последний путь. Разгневанная толпа начала скандировать лозунги националистического толка, начались погромы албанских киосков и магазинов. Милиции пришлось вмешаться и остановить разгневанных граждан.
Мерджим и Ерта, каждый день отводившие своего сына-первоклассника в школу, очень переживали за него. Иногда мать Рилинда ловила на себе и сыне косые взгляды других родителей возле школы, но учителя во главе с директором школы были на страже порядка и внимательно следили за всеми, тут же пресекая любые попытки разжечь скандал на фоне недавних событий.
– Тебя не обижают в школе? – тихо спросила мать, присев перед Рилиндом и поправив ворот его рубашки.
– Вроде, нет.
– Вроде?
– Не обижают.
– Хорошо, – улыбнулась мать с некоторым облегчением. – Если тебя кто обидит, ты сразу же говори учителю, а дома – нам, – она помолчала секунду. – И директору. Именно в таком порядке: учителю, директору и нам. Договорились?
– Хорошо, – пообещал Рилинд. – Всё, я пошёл!
Чувствовалось, что мальчик стесняется присутствия матери, как ему не терпелось поскорее отправиться в свой класс и встретиться там со своими друзьями, с которыми он дружит ещё с детского сада.
Ерта смотрела вслед удаляющейся маленькой фигурке, а у самой сердце болело о том, не обидят ли его сегодня из-за того, что он албанец. Она проследила, как Рилинд входит в здание школы и за ним закрывается дверь, и только после этого развернулась и направилась к выходу со школьной территории.
– Одну минуту! – послышалось с боку и к Ерте быстро подошла крупная женщина в годах с очень серьёзным выражением лица.
Это была директриса школы, Ерта её сразу узнала. Её внешнего вида боялись даже старшеклассники, а уж разговаривать с ней порой побаивались и некоторые родители, так как манера говорить у неё, как у любого чиновника Югославии, была очень властной, бескомпромиссной, а порой и возмутительной. Редкий родитель решался с ней спорить, а решившись, очень быстро начинал сожалеть об этом. У директрисы был большой опыт за плечами, она всегда знала, чем припереть собеседника к стенке.
– Да? – внутренне Ерта сжалась. – Что-то случилось?
– С вашим Рилиндом? Надеюсь, что – нет. Но! – это «но» прозвучало так многозначительно, что у Ерты заледенело сердце. – Если возникнут проблемы – немедленно сообщайте мне или классному руководителю. Любые проблемы! Вы меня поняли?
– Да, – сдавленно ответила Ерта. – Обязательно.
Даже если бы она по какой-то неведомой причине захотела дать директрисе отрицательный ответ, мать Рилинда не решилась бы его озвучить, столь сильное влияние оказывала эта женщина. Ерта почувствовала, как у неё начинает болеть голова.
– Хорошего дня, – пожелала директриса и отвернулась, позволяя Ерте идти по своим делам.
Оказавшись недалеко от организации, где работала Ерта, ей на глаза попались следы очередного погрома. У пешеходного тротуара лежал перевёрнутый вверх колёсами легковой автомобиль. Все его стёкла были разбиты, крыша смята. На самом пешеходном тротуаре валялось в изобилии битое стекло витрины магазина, внутри повсюду разбросаны товары, некоторые стеллажи опрокинуты. Ерта подумала, что магазин и автомобиль скорее всего принадлежали одному и тому же человеку. В его национальной принадлежности сомневаться не приходилось. Ерта поёжилась в кофте. Как долго ещё к их семье не пристанут какие-нибудь националисты, которые умело натравят на них толпу? Повод всегда можно найти. Ерта невольно ускорила шаги, проходя мимо разгромленного магазина. Вход и витрина были огорожены, милиция работала внутри на месте преступления.
Ерта открыла дверь в отдел бухгалтерии, и не успела сделать и шага, как все разговоры в комнате стихли. Это происходило последние дня три, и Ерта чувствовала себя не в своей тарелке. Она старалась не обращать на это внимание, но было обидно, что за её спиной шушукаются, обсуждая недавние события и заодно, наверняка, осуждая всех албанцев. Ерта вдруг перестала ощущать себя югославкой в глазах других людей. Для них она была только албанка. И хотя в бухгалтерии работники держались с ней дружелюбно и вежливо, тонкий лёд отчуждения всё же чувствовался. Он проявлялся в том, что с Ертой были чересчур вежливы. Ерта изо всех сил делала вид, что ничего не замечает, боясь распалиться и наговорить лишнего, подтвердив тем самым отрицательное мнение коллег об албанцах. «Я – югославка, понятно?!» – кричал её внутренний голос, когда она ловила на себе чей-нибудь взгляд и следующую за ним вежливую улыбку. И тут же в подсознании слышался зловредный шёпоток: «Албанка!»
Если бы Ерта знала подноготную вежливости коллег, то она бы почувствовала себя нехорошо. За порядком в коллективе внимательно следила главный бухгалтер. Ерта была единственной албанкой, поэтому в день убийства солдат начальница под благовидным предлогом отослала Ерту поработать в архиве на нижнем этаже и, заперев дверь в бухгалтерию, чтобы никто им не мешал, провела разъяснительную беседу со своими подчинёнными. Говорила она жёстко и очень доходчиво. Она объяснила всем присутствующим, что уволит по статье каждого, кто внесёт межнациональный разлад в их коллектив из-за произошедшего ночью. Имён главбух не называла, но все и так поняли, что речь шла о Ерте. Главбух очень внимательно посмотрела в глаза каждому. Все присутствующие пообещали никаких разговоров не заводить, быть вежливыми и дружелюбными. Начальница отперла дверь и вернулась в свой кабинет. Когда в бухгалтерии появилась Ерта, она отметила про себя, что её коллеги как-то слишком прилежно уткнулись в отчёты, и все словно язык проглотили, а если и заговаривали, то только о том, какой сегодня приготовить дома ужин.
У Мерджима на работе из-за последних событий работы прибавилось. В больницу регулярно поступали пострадавшие. То драки, то демонстрации и их разгон. «Господи, куда мы катимся?!» – с тоской думал иногда врач, видя очередного пострадавшего.
Предвосхищая развитие событий, главный врач собрал собрание и предупредил всех о том же самом, что и главбух у Ерты на работе. Правда, действовал он деликатнее. Никаких обсуждений, никаких ссор среди персонала больницы, иначе он примет жёсткие карательные меры. Правда, ни у кого и в мыслях не было что-то сказать или подумать в адрес Мерджима или других албанцев, работавших в больнице. Персонал в лечебном заведении был адекватный, в чём была заслуга начальника, старавшегося сразу либо перевоспитать, либо выставить за дверь всех ретивых.
В больницу поступило два человека с побоями, которых привели под конвоем милиции. Мерджим и ещё один врач стояли у регистратуры, куда они принесли карточки больных.
– Ну, кого себе возьмёшь? – спросил коллега.
Он спрашивал Мерджима не просто так. Один из пострадавших был албанцем, второй, судя по всему – сербом. И подрались они, вероятнее всего, на почве национальной ненависти друг к другу.
– Первого возьму, – вздохнув, ответил Мерджим, имея в виду албанца.
– Хорошо, – коллега по-дружески хлопнул его по плечу. – Его сюда, – указал он на ближайший кабинет, давая понять милиции, куда вести албанца, – а этого – сюда, пожалуйста, – указал коллега на свой кабинет и проследовал туда.
Пострадавших развели по врачам, по-прежнему держа под конвоем. Мерджим зашел вслед за милицией и закрыл за собой дверь.
– Что произошло? – поинтересовался он у работников правоохранительных органов.
– Группа лиц напала на гражданина, – указал он на пострадавшего, сидящего уже на кушетке. – Мы успели вовремя, а то лежал бы сейчас в морге.
– Понятно, – врач поставил стул перед пострадавшим и начал его осмотр.
– Второй пострадавший – один из напавших, – продолжил рассказывать милиционер. – Еле оторвали!
Мерджим обернулся и непонимающе посмотрел на милиционера.
– Да, этот, вот, – кивнул тот на албанца. – Видимо, решил, что раз со всеми не справится, то хоть одного загрызёт, – милиционер снял фуражку и пригладил волосы на голове. – Сидящий здесь гражданин вцепился мёртвой хваткой и наносил удары, пока мы не растащили их. Остальные разбежались при виде нас.
– То есть, мой пациент ни в чём не виноват? – поинтересовался врач и встал, чтобы взять всё необходимое для обработки ран.
– Судья разберётся, – пожал плечами милиционер.
Мерджим вздохнул и продолжил заниматься пострадавшим, попутно расспрашивая его о самочувствии. Ему вспомнился тот молодой и агрессивный албанец, которого привели к нему несколько лет назад, когда он ещё жил в Приштине. Тот, который угрожал Мерджиму, и этот человек, сидящий сейчас перед ним, были разными. Врачу стало интересно, как там дела у его коллеги? Как себя ведёт второй пациент? Не возникло ли у коллеги желание придушить его? Или пострадавший будет себя вести тихо в присутствии милиции? Тот парень присутствия солдат не испугался…
Позже Мерджим поинтересовался у коллеги, как всё прошло с арестованным.
– Зашибись! – коллега фыркнул.
– Что так?
Коллега осмотрелся, увидел, что они могут говорить спокойно и, нагнувшись к Мерджиму, тихо пояснил:
– Представляешь, этот хам начал мне и милиции лекцию читать о том, что его не должны были задерживать, а наоборот, ему должны были помочь в избиении албанца. Мне самому захотелось дать ему хорошего пинка вместо того, чтобы обрабатывать его раны.
Мерджим потрепал по плечу коллегу:
– Ты от него уже избавился, слава богу.
– Ага, как же! Одного заберут, другого такого же привезут. Кстати, этот гад в отдельной палате сейчас наслаждается тишиной и покоем, пока у двери дежурит милиционер.
– А мой пациент лежит в общей плате, – усмехнулся Мерджим.
– Почему дуракам всегда везёт? – задал коллега риторический вопрос, подняв глаза кверху.
– Потому что, закон подлости работает безотказно, – усмехнулся Мерджим, и врачи разошлись в разные стороны, чтобы продолжить работу.
Глава девятая
В субботний вечер последнего дня уходящего 1988 года семейство Ругова сидело за столом, работал телевизор. Стол не ломился от яств, но и не был пустым. Родители Рилинда сумели даже в такие сложные времена, когда правительство ушло в отставку, инфляция зашкаливала, а в воздухе витало ощущение беспомощности и безнадёжности, накрыть скромный праздничный стол на троих. У стены стояла украшенная высокая ёлка. Мерджим не поскупился и купил большое и пушистое дерево, желая увидеть радость в глазах сына и жены. Ерта, вместе с Рилиндом пришли в восторг и сразу же начали наряжать ёлку. Сейчас под ней, среди ёлочной мишуры, стояла фигура Деда Мороза в белой шубе и с волшебным посохом. Недалеко от него, глубже, буквально под самым стволом ёлки, лежало три завёрнутых в обёрточную бумагу подарка. Два из них были небольшого размера, третий был гораздо больше. Это был подарок для Рилинда. Так уж случилось, что он знал, что ему подарят. Родители понятия не имели, что Рилинд хранит секрет ещё с минувшей осени. Оставаясь дома один, когда он болел и не мог посещать школу, Рилинд частенько не знал, чем себя занять. И тогда он просто аккуратно доставал вещи из разных мест, рассматривал их, и клал на место так же, как они лежали. Это были старые альбомы с фотографиями, письма бабушек и дедушек, книжки, мамины украшения, папины блокноты и даже банки с вареньем. И однажды он наткнулся на коробку. Рассмотрев, что нарисовано и написано на коробке, он понял, что внутри спрятан управляемый самосвал. Рилинд догадался – это подарок ему. А поскольку его День рождения уже прошел, оставался только Новый Год. Мальчик прекрасно понимал, что нельзя сообщать родителям о находке, это их непременно расстроит. Он хранил молчание, даже своим друзьям не стал ничего рассказывать. Он с нетерпением дожидался начала Нового Года, чтобы распаковать грузовик и поиграться с ним.
С утра мать с сыном ходили на праздничный рынок, где многочисленные торговцы предлагали, помимо разнообразных подарков, и всевозможные угощения и напитки. Рилинда также сводили и в парк аттракционов, работавший несмотря на то, что стояла зима, впрочем, не снежная и не холодная, по крайней мере в Белграде. Многие ходили без шапок. Там же, в парке аттракционов, Рилинду посчастливилось встретить Бранимира и Власту с их родителями. Обменявшись поздравлениями, родители отпустили всех троих восьмилетних детей в тир, где те дружно изрешетили несколько бумажных целей.
– Придёшь ко мне сегодня? – поинтересовался Бранимир у Рилинда, намекая на то, что не против отметить Новый год вместе с другом.
– К тебе? – воодушевился Рилинд. – А, когда?
– Вечером, часов в шесть.
– Не получится, – ответил Рилинд. – Я бы с удовольствием пришёл, но меня родители не отпустят.
– Почему? – удивился Бранимир.
– Родители говорят, что это семейный праздник, и незачем ходить по чужим домам, – пожал плечами Рилинд.
– А мои родители вовсе не против гостей, я их уже спрашивал. Говорят, что можно до полуночи посидеть, а потом заночевать.
– Нет, – покачал головой Рилинд. – Мои родители захотят со мной встречать Новый год. Они и подарок уже под ёлку положили.
– А, может, всё-таки разрешат? Спроси! Родители положат всех у меня в комнате, будет весело! – настаивал Бранимир.
– Кого это «всех»? – не поняла его Власта. – Ещё кто-то придёт?
– Ну, да, – уверенно заявил Бранимир. – Ты.
– Ты и меня приглашаешь? – вскинулась девочка.
– Ну, конечно! Мы же – друзья! Спросите родителей?
Рилинд и Власта переглянулись.
– И? Чего молчите? – нетерпеливо переспросил Бранимир друзей.
– Не пустят меня, – покачал головой Рилинд. – Но, я спрошу.
– Спроси обязательно! – попросил Бранимир, а потом повернулся к Власте. – А ты? Придёшь?
– Если пустят, – кивнула Власта. – Сейчас узнаю.
Все трое разбежались к своим родителям, которые стояли не вместе, но в пределах видимости детей. Рилинду, конечно же, не разрешили, вновь напомнив мальчику, что Новый год – семейный праздник. Власте же ответили, что их семья сама ожидает прихода гостей. И не просто гостей, а родственников, которых давно не видели, и которые хотят лично вручить Власте подарки.
– Меня не пустили, – грустно произнёс Рилинд, вернувшись к Бранимиру.
– Меня тоже, – добавила Власта.
Бранимир уже хотел предложить Власте использовать на её родителях её способность отдавать приказы, которые невозможно не выполнить, но его рассудительность одержала верх над детской непосредственностью, чем он разительно отличался от своих друзей.
– Ну, ладно, – вздохнул он. – Тогда, давайте встретимся на улице на следующий день. Кто первый выйдет – заходит за остальными. Да?
Власта и Рилинд одновременно кивнули.
Вернувшись домой, Ерта накормила сына и мужа, и занялась приготовлением праздничных блюд на вечер. Рилинд уселся за чтение книги, ему очень хотелось так же хорошо читать, как Бранимир. А Мерджим, видя, что Рилинд увлечён чтением и нисколько не обращает внимание на то, чем заняты его родители, отправился на кухню, и откуда вскоре стали доноситься сдержанное хихиканье и шёпот. Рилинд поднял глаза от книги и прислушался. Слов было не разобрать, но было совершенно понятно, что папа и мама счастливы друг с другом. Рилинд улыбнулся и снова уткнулся в книгу. Между тем Ерта шутливо-возмущённо тихо говорила мужу о том, что сын может войти на кухню в любой момент, и тогда Мерджиму придётся лично объяснять, почему он пристаёт к маме. Кое-как, смеясь, они вернулись к подготовке к вечернему застолью.
В шесть часов вечера стали дозваниваться до дедушек и бабушек в Приштину, чтобы обменяться поздравлениями. Рилинд радостно делился впечатлениями о ёлке, друзьях и парке аттракционов. Проговорили все по очереди часа полтора.
Гостей в этой вечер семья Ругова не ждала. Как-то так само собой сложилось, что Новый год они встречали только своей семьёй. Дверной звонок выключался заранее, чтобы семье не докучали праздничные ходоки, иногда гуляющие в подвыпившем состоянии от одних знакомых к другим и навязчиво рассыпающиеся поздравлениями, требуя поднять бокал за удачу в будущем году. Когда пробило полночь и наступил Новый год, были распечатаны подарки, потом объятия и поцелуи с пожеланиями хорошего нового года.
«Что-то он принесёт?» – озабоченно подумал Мерджим, обнимая сына и глядя на жену. В её глазах он прочитал тот же немой вопрос.
Новый 1989 год ничего хорошего не принёс. Для Рилинда оказался даже непростым. То и дело вспыхивали драки в школе на межнациональной почве, школьники сколачивали группы и враждовали. Учителя, директор больше не могли полностью контролировать ситуацию. То и дело в школе появлялись милиционеры. Югославию сотрясали новые многолюдные митинги. В республиках Югославии основывались новые политические партии, публиковались и озвучивались политические программы новых партий для привлечения сторонников на будущих первых многопартийных выборах. Проводились забастовки. В Автономном крае Косово и Метохии пришлось объявить чрезвычайное положение. Проводились аресты общественных и политических деятелей, сеющих раздор внутри страны, подначивая людей совершать акты неподчинения органам власти. В конце марта, согласно новой конституции, была отменена автономия югославских краёв Косово и Метохии и Воеводина. Всё больше слышалось сепаратистских призывов в республиках, провозглашались собственные конституции, не согласованные с федеральными властями. В ответ на запрет сербам проводить протестную демонстрацию в Словении, а также в Хорватии, Сербия начала экономическую блокаду Словении. А в самом конце года было принято решение прекратить поставки электроэнергии жителям Хорватии. Министр иностранных дел Италии назвал хорватов и словенцев экстремистами, которых не примут в Единую Европу вне Югославии. Привычный мир полетел ко всем чертям, люди совершенно потеряли уверенность в завтрашнем дне. «Да, предыдущий год был гораздо лучше!» – часто думал девятилетний Рилинд с сожалением. Он уже многое понимал и подмечал, в такой обстановке дети взрослеют быстро. Ему, как и другим албанцам, тоже иногда доставалось в школе от ребят постарше, поэтому он хоть и учился хорошо, но в школу ходил с опаской. Родителям он говорил о произошедшем только тогда, когда скрыть было невозможно, понимая безысходность ситуации. Ерта и Мерджим ходили в школу, требуя разобраться и наказать виновных. Им обещали это сделать, но ситуация в корне не менялась, и через какое-то время Рилинд нарывался либо на другую группу хулиганов, либо на ту, с которой уже имел дело. Школьные годы Рилинда стремительно отравлялись злостью и страхом.
И, вот, снова Новогодний праздник, короткая передышка перед новым витком осложнений. С утра Рилинд долго упрашивал родителей выйти на рынок, хотя у них настроение было совсем не предпраздничное. Тем не менее, Мерджим, Ерта и Рилинд оделись и отправились на праздничный рынок, после чего традиционно посетили парк аттракционов. Но на этот раз Рилинд не встретил там своих друзей.
Вернувшись домой несколько позже, чем было запланировано, они поели, после чего Рилинда попросили чем-нибудь заняться, а папа и мама принялись готовиться к вечеру. Немного погоняв машинки по полу, мальчик убрал их в сторону, и подошёл к окну и выглянул на улицу. Темнело рано и быстро. На город навалились сумерки, слегка занавешенные дождём со снегом. Рилинду надоело торчать у окна, и он достал себе с полки книгу, включил торшер и устроился поудобнее в кресле. Настроение было так себе, и хотелось отвлечься, оторваться от реального мира с его проблемами. Книги всегда помогали в критические моменты. Рилинд через какое-то время с головой окунулся в чтение. Время шло, а мальчик не отрывался от книги, проглатывая страницу за страницей. Глаза мальчика устали, но он не бросал книжку, уж очень было интересно читать. В какой-то момент глаза заслезились, и Рилинду пришлось сильно зажмуриться, после чего он принялся тереть глаза руками. Рилинд отложил книгу в сторону и выключил торшер, запуская в комнату темноту. Захотелось свернуться калачиком и не шевелиться. Так Рилинд и поступил, и очень скоро им овладел сон.
Во сне он вдруг воспарил с кресла, взмахнул руками и отлетел в сторону. Он зачем-то обернулся и увидел себя, спящего на прежнем месте. «Я сплю! А летаю потому, что расту, мне папа это объяснял уже, – Рилинд сделал ещё пару взмахов руками, чтобы подняться повыше. – А что делают папа и мама?» Мальчик по воздуху направился к кухне, откуда и во сне доносились звуки подготовки праздничного ужина. Стоило Рилинду влететь на кухню, как ему в глаза ударил свет, испускаемый отцом. Мальчик резко затормозил и подумал, зависнув в дверях: «Во сне папа светится ярче!» Он завис над полом и ждал, что же будет дальше. Родители, нисколько не обращая на него внимания, продолжали хлопотать.